Глава 8
Беседа в охранном отделении
Лыков уже намылился в спальню к Ядвиге, когда в дверь постучали. Иванов крикнул снаружи:
— Ваше высокоблагородие, к вам сыскной.
— Впусти.
Вошел Франчук.
— Алексей Николаич, извините, что так поздно.
— Что случилось, Федор Степанович? Полицмейстер вызывает?
— Да нет, я по другому делу.
Надзиратель помялся и выговорил, смущаясь:
— Вас приглашает на беседу начальник Иркутского охранного отделения ротмистр Самохвалов.
— Вот как? А почему передаете приглашение вы?
— Ну…
Франчук смотрел, ожидая, что питерец сам догадается.
— Вы их человек в полиции?
— Так точно.
— Бойчевский с Аулиным знают?
— Нет, это секрет. Вы уж не выдавайте.
— Хм. И что нужно Самохвалову?
— Он хочет ввести вас в курс дела с кавказскими ребятами. В полиции вам не все рассказали. Там много есть чего добавить.
— Жандарм готов помочь сыщику? — удивился коллежский советник. — Не часто, но случается.
— У вас один начальник, генерал Курлов, — напомнил Франчук. — Полагаю, он дал команду корпусу жандармов оказать содействие. Учитывая, что творится в иркутской полиции, это пойдет вам на пользу.
— А что творится у вас в полиции?
— Вот ротмистр и расскажет.
Лыков быстро оделся, сунул браунинг в кобуру и вышел вместе с надзирателем. На улице стояла пролетка с поднятым верхом. Как только полицейские сели, экипаж сразу тронулся.
Они ехали полчаса. Когда вышли, Алексей Николаевич осмотрелся. Темная улица без единого фонаря, лает собака, неподалеку пьяный голос выводит матерную частушку.
— Мы где?
— На Покровской, позади военного госпиталя. Вот сюда пожалуйте.
Лыков шагнул в приоткрытую дверь и скоро оказался в освещенной комнате с мещанской обстановкой. Навстречу ему поднялся мужчина в штатском, среднего роста, неброской наружности.
— Спасибо, что пришли, господин Лыков. Я ротмистр Самохвалов. Выполняю предписание генерал-майора Курлова помочь в поиске номеров для беглых. Прикажете чаю?
— Не откажусь. Зовите меня Алексей Николаевич. А вас как?
— Александр Ильич.
Два человека сели напротив, внимательно разглядывая друг друга. Франчук пристроился сбоку. Было видно, что он тут свой человек.
— Ваша квартира?
— Одна из трех, — пояснил ротмистр.
— Ну. Начинайте. Федор Степанович сказал, что полиция про кавказское засилье сообщила мне далеко не все. И вы можете многое дополнить.
— Так и есть. Вы интересовались у Аулина господином по фамилии Ононашвили. А знаете, что это за фрукт?
— Атаман иркутских горцев.
Самохвалов вынул из кармана исписанные листки и зашелестел ими.
— Если бы просто атаман. Скорее, он падишах. Не обычный «иван», а то, что у них называется «иван иваныч».
— Даже так? — поразился Лыков. — В столицах эдаких уже давно не осталось. Их вывели еще двадцать лет назад.
— А в Иркутске есть. Вы послушайте…
Начальник охранного отделения нацепил очки и стал похож на гимназического учителя.
— Николай Соломонович Ононашвили, иркутский мещанин тысяча восемьсот пятьдесят пятого года рождения. Родился в семье пастуха в Сигнакском уезде Тифлисской губернии. В тысяча восемьсот восьмидесятом году осужден к ссылке на поселение в Сибирь за покушение на убийство с целью грабежа. Обосновался в Иркутске и начал тут потихоньку разбойничать. Но хитро, так, что полиция долго ничего не подозревала. Орудовал под прикрытием легальной деятельности. Рос постепенно. Сначала Ононашвили открыл пивную, потом трактир в Глазкове, потом номера для приезжих. И стал прибирать к рукам земляков. У него выдающиеся организаторские способности. Деньги Нико ворованные, с грабежей; на них кровь. Однако внешне все шло чин чином. Нико давал средства в долг грузинам, и те открывали по городу пивные, квасные, чаевые и тому подобные заведения. А он в них совладелец. Сейчас Иркутск покрыт целой сетью притонов. Шагу ступить негде, чтобы не попасть на очередной. Аулин вам чуток о них рассказал, и вы даже делали на днях облаву. И никого не поймали. Так?
— Так, — подтвердил Лыков. — А вы? Почему не помогли хотя бы информацией?
— Информацией? — переспросил Самохвалов. — Это теперь в Петербурге так выражаются? Надо будет вставить в рапорт.
— И все же: почему?
— Видите ли, Алексей Николаевич… По закону, что вам хорошо известно, жандармам запрещено заниматься уголовными преступлениями. Только политическими. Мы и не лезем. Нам удалось внедрить своих агентов в окружение Нико. Не в самый близкий круг, но кое-какие сведения мы уже давно получаем. Сначала по приказу начальника ГЖУ полковника Познанского я… информовал?
— Информировал.
— … информировал о них полицмейстера. Тогда еще им был капитан Никольский, не к ночи будь помянут этот человек.
Ротмистр вдруг возмущенно хлопнул себя по коленям:
— Представляете: будучи на такой должности, он лично руководил аферами по реализации поддельных банкнот! А насчет взяток Никольскому просто равных не было… Его сменил Баранов, против которого сейчас возбуждено уголовное преследование. За компанию с ним идут бывший пристав Первой части Арцебашев и бывший пристав Второй части Римский-Корсаков. Тоже аферисты высший сорт. Такая у нас в Иркутске полиция! И вот мы заметили, что наши сообщения становятся известны преступникам. Потом убили лучшего осведомителя, он был поваром холодного буфета в ресторане «Южный Кавказ». Ясно, что его раскрыли из-за нашей откровенности с городским управлением. Повторюсь: полиция в этом городе давно сгнила. Вон хоть у Франчука спросите.
Надзиратель кивнул с кислым видом.
— А Бойчевский с Аулиным? — спросил коллежский советник.
— Что? Честны ли они?
— Да.
— Аулин, на наш взгляд, служит на совесть. Ну, берет кое-что по мелочи. Так все берут! Бернард Яковлевич по крайней мере не дает спуску кавказцам. И не ест с их ладони. Однако его должность не самая видная, все решается наверху. А там…
— Бойчевский куплен джигитами?
— С высокой степенью вероятности. И он сам, и его начальство из губернии.
— Даже так? — поразился питерец. — Кто именно? И еще вопрос: ваши сведения достоверны или это лишь подозрения?
— Ононашвили — человек умный и уже очень богатый, — пояснил ротмистр. — В частности, он еще и дисконтер. И собрал в своих руках векселя на большие суммы, выписанные известными в городе личностями. Среди них вице-губернатор Юган и старший советник губернского правления Корейша. Тот самый, который курирует полицию. Так что ваша идея насчет внезапной облавы была весьма наивна.
— Понятно, — помрачнел Лыков. — Но вы продолжаете вести наблюдение?
— Продолжаем, только теперь уже не делимся с полицией. Так, подшиваем в папку. На всякий случай, до лучших времен. Тут вы вдруг приехали. С важным поручением, чистый-незамаранный. Я получил приказ помочь вам, и поверьте, Алексей Николаевич — как будто камень с души! Все-все расскажу, но с одним условием: не выдавайте Бойчевскому источник. И вообще побольше держите при себе. Аулин хоть и кажется честным, но по долгу службы обязан все докладывать начальству. Даже от него скрывайте то, что услышите от меня. И бейте их наповал!
Самохвалов выговорился, но тут же сам себя поправил:
— Хотя наповал не получится. Сами знаете.
Лыков знал. Сведения, полученные от негласной агентуры, нельзя предъявить в суде. Точнее, можно, но вместе с самим осведомителем. Что значит спалить его навсегда. Какой же сыщик пойдет на это? И получается, что многое полиции известно, а распорядиться информацией нет возможности.
— Так, — вернул разговор в прежнее русло питерец, — продолжим насчет Ононашвили. Вы начали рассказывать, как он рос. Рос-рос и вырос до «иван иваныча». И даже губернское правление и полицмейстера под себя подмял. Сейчас у него что, многочисленная банда?
— Берите выше — организация, — ответил Самохвалов. — Мы в своих документах так ее и называем: грабительская организация сибирских кавказцев. Эта фирма стоит за всеми значительными преступлениями по эту сторону Урала.
— Ну это вы загнули! — усомнился Алексей Николаевич. — Не может один человек контролировать столь обширное пространство. «Ночной губернатор Иркутска» — такое я еще могу понять. Встречал подобных царьков не раз.
Начальник охранного отделения не обиделся:
— Я понимаю: в это трудно поверить. Но послушайте продолжение рассказа и поймете. Николай Соломонович Ононашвили создал настоящую уголовную касту навроде индийских браминов. Говорят, в Италии это называется «мафиа», то есть семья. Если кто в Иркутской губернии и держит номера для беглых, то непременно его люди. Дело подобного масштаба не могло пройти мимо Нико. Чтобы найти санаторию, вам придется так или иначе схватиться с этим человеком.
— Расскажите мне подробнее о касте вашего подопечного.
— О! Там сложная структура, мы сами долго разбирались. Костяк гвардии Ононашвили составляют грузины — уроженцы Кутаисской и Тифлисской губерний. Они боевики, их дело грабить и убивать. По нашей терминологии — активные работники. Их в Иркутске около пятидесяти человек. Есть разъездные отряды, которые катаются по железной дороге и нападают на артельщиков и денежную почту. Над активными работниками стоят организаторы — что-то вроде обер-офицеров. Они планируют нападения: находят объект, подбирают людей, вооружают и снабжают их, готовят пути отхода и способы реализации добычи. Им помогают субсидаторы — пайщики дела, а также наводчики, укрыватели и алибисты…
— Алибисты — это те, кто обеспечивает алиби активным работникам? — уточнил сыщик.
— Именно так. Над организаторами стоят штаб- офицеры, или, как мы их называем, даватели дел. Ваши братья Родонай как раз такие даватели. Они планируют крупные акции и отвечают перед Нико за целые участки преступной деятельности. Ведь помимо грабежей организация кавказских инородцев не брезгует и другими злодействами. Например, скупка оружия у армии или нападения на диких старателей. Еще проституция, финансовые аферы, изготовление фальшивых денег. Недавно, например, в Иркутске появился новый интересный персонаж, некий Нестор Александрович Каландаришвили. Не слыхали про такого?
— Не имею чести.
— Занятный тип. И с большим уголовным будущим! Он из дворян, хотя на этом Кавказе каждый абрек мнит себя дворянином, а то и князем. Каландаришвили, — ротмистр заглянул в записи, — уроженец села Шемокмеди Озургетского уезда все той же Кутаисской губернии. Окончил гимназию, а из учительской семинарии его выгнали. Будто бы за революционную деятельность, но на мой взгляд он просто жулик. Сюда Каландаришвили сослали как эсера. Он поселился в местности Звездочка, это на окраине все того же Глазковского предместья. Живет широко, двух рысаков содержит и катается на них с утра до ночи. Но при этом занимается фабрикацией фальшивых банкнот и подложных документов. Тесно связан со Степаном Котовым, крупным аферистом, содержателем номеров «Эльдорадо». В прошлом году эти два молодца чуть было не нагрели Кругобайкальскую железную дорогу на восемнадцать тысяч. Подослали в казначейство мещанина с незамысловатой фамилией Иванов, и тот по поддельной ассигновке пытался получить сумму. В последний момент кассир распознал фальшивку, и афера не удалась. Иванова судили, но он не назвал сообщников. Так вот, Каландаришвили — один из давателей дел в империи Нико.
Лыков записал ловкача в блокнот и спросил:
— Кто еще числится у вас в штаб-офицерах?
— Князь Николай Цулукидзе. Председатель общества взаимопомощи кавказцев. Отбыл четырнадцатилетнюю ссылку за то, что в запальчивости ранил пристава. Пошел добровольцем на войну с японцами, получил прощение; ему вернули дворянство и титул.
— Благородный человек? — ехидно уточнил сыщик.
— Еще какой! Кличка — «Коля». Карточный шулер и одновременно бандит; время от времени сам выходит на штопорку — это так у нас уличные грабежи называются. Но показаний никто не дает, и князь спокойно понтирует в клубах.
— А другие выдающиеся деятели?
Самохвалов зашелестел бумажками:
— Простите, что не могу дать вам их с собой. Вдруг кто-то подсмотрит? Завалите мне всю агентуру.
— Я буду делать выписки при вас, Александр Ильич. И закодирую их своим личным шифром, который даже в Департаменте полиции знают лишь два человека.
Ротмистр сразу протянул листки сыщику:
— На таких условиях — другое дело. Я вам помогу.
Он стал называть питерцу самых выдающихся помощников «иван иваныча». Среди них Лыкова заинтересовал Лазарь Попандопулос, владелец кофейни в номерах «Крым». По словам охранника, грек в империи Ононашвили специализировался на контрабанде.
— Очень хорошо, — обрадовался коллежский советник. — Я знаю, кого к нему подослать. А другие чем заняты? И что у вас есть на братьев Родонай?
Самохвалов рассказал много интересного. Он особо остановился на личности главаря.
— Вы должны понимать, на кого собираетесь идти войной. Николай Соломонович — чудовище. Говорят, он собственноручно забил до смерти первую жену. Ножкой, которую отломил от стола. А дочь от первого брака также лично удушил, а труп выбросил в Ангару. За взятку полиции супругу похоронили без вскрытия. А про дочку распустили слух, что она сбежала с любовником.
— Полноте! Уж больно похоже на сплетню…
— Сам я при этом не присутствовал, — обиделся шеф охранки. — Но сведения исходят из его ближайшего окружения. Конкретно от Рафаила Эристова. Наш освед записал его реплику дословно. Вот: «Если бы власти знали хотя бы часть того, что совершил наш Нико, не миновать бы ему петли».
— Убил жену и дочь собственноручно… — Лыков был ошарашен. — Зверь какой-то. А вторая жена не боится?
— Она под стать мужу. А ее брат служит смотрителем в Иркутском тюремном замке. И тюрьма находится у Нико под контролем. Все его люди это знают и тем более молчат на допросах. А то в прошлом году один аджарец проболтался, так его нашли повешенным в уборной.
Ротмистр перевел дух, отхлебнул уже остывшего чая и продолжил:
— Самое гнусное Ононашвили проделал во время недавней войны с японцами. Тогда на восток, к театру военных действий, через Иркутск ехало много молодых офицеров.
— И что? — поперхнулся коллежский советник. — Неужели…
— Да, — кивнул жандарм. — Несколько человек пропали без вести. Из числа тех, кто поселился в номерах на Кругобайкальской. У них были при себе деньги и дорогие вещи, и… молодые, полные жизни люди погибли. Их зарезали, ограбили, а тела выбросили в Ангару.
— И полиция опять ничего не сделала?
— Опять. С самим атаманом давно уже нельзя совладать, он неприкасаемый. Разве что пощипать пехоту. И тут у Нико уже трижды возникали серьезные неприятности. Причем терпение кончилось не у власти, возмутились простые обыватели. Рассказать?
— Да, конечно.
Самохвалов оживился:
— Наконец-то на эту тварь нашлась хоть какая- то управа!
Он снова заглянул в свои записи:
— Первый раз полыхнуло в тысяча девятьсот втором году. В январе средь бела дня в портерной грузина Огалова на Вокзальной улице был ограблен и избит солдат. Он обиделся и поднял крик. Сбежалось более двухсот человек окрестных обывателей и обступили заведение. Требовали наказать виновных. В ответ хозяин догадался бросить в толпу несколько бутылок с пивом. Решил, что, как всегда, будет безнаказанно, — и ошибся. Народ окончательно осерчал, люди ворвались в портерную и разнесли там все в щепки. А кавказцев, оборонявших заведение, отлупили. Это была генеральная репетиция.
Спустя пять месяцев, в июле того же второго года, история повторилась. Только уже не в Глазковском предместье, а в торговой части Иркутска, на углу Большой Блиновской и Матрешкинской улиц. Это возле Хлебного базара, где жулик на жулике. И вот в портерной кавказца Багинова случился очередной скандал. Приказчик Рафаил Эристов — я только что упоминал его фамилию, прохвост еще тот, — избил русского посетителя. Палкой. Тот поднял крик и быстро нашел сочувствие у православного люда. Сбежались, как и в январе, заинтересованные лица. И бросили призыв бить «черкесов» — так мужики по простоте называли грузин. Явился помощник пристава с одним-единственным городовым и отобрал у Эристова палку. Но арестовывать наглеца не стал. Толпа возбудилась: Рафаил был известный всем бандит, клейма ставить негде, а тут полиция его покрывает! И начался погром. Пристава забросали камнями, а портерную раскатали к чертям. Сбежалось уже не двести человек, как в Глазкове, а две тысячи. И начали громить все туземные заведения в округе. Винно-бакалейный магазин Шайхарукова вообще сожгли дотла. Русские и еврейские магазины не тронули. Разгул удалось прекратить только вызовом казачьей сотни.
Но и этот урок люди Нико не усвоили. И тогда грянул уже настоящий гром. Шел тысяча девятьсот пятый год, зловещий год. Все были взвинченные. Разгул преступности в тогдашнем Иркутске не передать словами: убивали и грабили каждый день. В течение лета и осени в окрестностях Глазкова было поднято двенадцать трупов, их удушили или зарезали. Молва приписывала эти смерти кавказцам. И вот шестнадцатого декабря в восемь часов поутру местные жители обнаружили под мостом на Малой Александровской улице покойника. Как потом выяснилось, убили ефрейтора Четвертого Заамурского железнодорожного батальона Николая Кузьменко. Сначала выстрелили в грудь, а потом еще и перерезали горло от уха до уха. Причем убийцы совершенно не стеснялись и даже не замели за собой следы. Капли крови вели прямо в чаевую Хахутова, одного из подручных Ононашвили. Совсем страх потеряли туземцы. Ну и… Погиб железнодорожник, а рядом железнодорожные мастерские! Быстро собрались оттуда взъерошенные мужики в большом количестве. Полиция успела тайно вывезти Хахутова, спасая ему жизнь. Хотя я бы ту сволочь спасать не стал. А чаевую разложили на бревна. Рабочие не собирались останавливаться, терпение у людей лопнуло. Решили перебить всех кавказцев. Те начали отстреливаться из своих домов, что еще больше взбесило толпу. Тут явилась полиция: пристав и пять городовых. Что они могли сделать? На них навалились тысячи. Пристав обратился за помощью к воинской команде, которая охраняла здание вокзала. Ее начальник ответил отказом. Там было всего сорок штыков, они так и так не смогли бы противостоять толпе, да еще и оголили бы сам вокзал. Примчался на выручку полицмейстер Никольский и привел целую стрелковую роту. Так его едва не убили! Капитан с трудом вырвался из рук погромщиков и сбежал на тот берег. Чудом спасся… А толпа вошла во вкус. Беспорядки продолжались до семи часов вечера, и унять их удалось, только стянув в Глазково все наличные военные силы. Возмущенные люди сожгли номера и ресторан, принадлежавшие Нико. А утром собрались снова и пошли громить все кавказские заведения подряд. Сожгли собственный дом Ононашвили, чаевые Лоена Агапова и Мурадова, кухмистерские «Америка» и «Железная дорога», ресторан «Ялта», номера «Лондон» и «Байкал», магазины Петроса Погосова и Манука Антонова, лавки Петрушанца, Бабаева, Аялахверды, Абелова, пекарню Люсцерона… Семерых туземцев забили до смерти, еще пятнадцать покалечили. Отвели душу русаки, нечего сказать.
— А что «иван иваныч», съел все это? — спросил сыщик.
— Куда деваться? — развел руками жандарм. — Против силы не попрешь. Власть самоустранилась, и народ решил взять правосудие в свои руки.
— И никого потом не арестовали?
— Нет. Ононашвили срочно сбежал в Грузию и жил там несколько месяцев. А когда вернулся, чуток притих. И все кавказские туземцы после того погрома стали вести себя скромнее. Поняли, что полиция полицией, а можно получить и от коренной нации. Нико отстроил заново номера для приезжих — вокзал-то под боком, и возродил ресторан. Он еще более спрятался за посредниками, теперь к нему на козе не подъедешь. Все внешние дела ведут лица из его ближайшего круга, те самые даватели дел, штаб-офицеры: Платон Дадиани, Николай Цулукидзе, Рафаил Эристов, Владимир Головадзе, братья Родонай, Нестор Каландаришвили. Есть в свите и другие умельцы, там, где требуются особые навыки.
— Какие?
— А помните, я рассказывал про фальшивые деньги и финансовые документы? Тут банкуют наши соотечественники на паях с евреями. Григорий Ющенко, он же Гришка Фартовец, владелец легкового извоза и ресторана «Полярная звезда», — мошенник. Еще ему негласно принадлежат публичные дома на Сарайной улице. Илья Завьялов — гравер и фальшивомонетчик. Валериан Белослюдцев — специалист по подделке ассигновок. Но самый фактурный из них — Евгений Бальтазарович Старжевский. Вот же талантливый человек! Мошенник с большой буквы «мэ». Выдающийся специалист по подкопам. Это именно он совершил подкоп под городской ломбард. Он же потом выкрал из золотоплавильной лаборатории чуть не пять пудов золота. Затем получил по подложным документам из Томской почтовой конторы почти триста тысяч рублей, а из Иркутского отделения государственного банка шестьдесят две тысячи. Правда, на последней афере Старжевский попался…
Ротмистр откинулся на спинку стула и улыбнулся:
— Ну что, Алексей Николаевич, перегрузил я вас нашими уголовными?
— Есть маленько, — признал сыщик. — Скоро из ушей польется. Надо поразмыслить, выстроить вашу информацию в понятую мне схему.
— Ну-ну… Я к чему веду? Николай Соломонович Ононашвили — сильный противник. Мне он не по зубам. Думаю, что и вам тоже.
— Это как поглядеть.
— С какого конца ни гляди, все равно рукой его не ухватить. А вот прижать — давно пора. Вам поручено найти и разорить номера для беглых. Повторюсь: без Нико такое дело в Иркутской губернии поставить невозможно. Так что мимо него вам не пройти. А биться с ним весьма небезопасно. И рассказал я вам об Ононашвили с той целью, чтобы вы поняли: у него есть противники. Которые могут стать вашими союзниками.
— Это кто? — сыщик опять взялся за карандаш. — В таком сложном дознании любая помощь полезна.
— Первый так и называется — «союзник». В том смысле, что он председатель иркутского отделения «Союза русского народа». Зовут Петухин-Кошелев.
— Предлагаете с черносотенцами сдружиться?
— Почему бы нет? Вам какая разница? Тот погром в пятом году, когда перебили в Глазкове всех кавказцев, направлял именно Петухин. Он давно зуб точит на туземцев и борется, как может, с их засильем. Ну, сообщить адресочек?
— Давайте, — согласился коллежский советник. — Тут не до чистоплюйства.
— Вот-вот. Дядя вам и с агентурой поможет, у него свои люди повсюду. Сам Петухин держит пимокатное заведение на Старо-Сенной площади. У него с Соломонычем личные счеты с той поры. Удивляюсь, как он по улицам ходить не боится. Нико очень злопамятный.
Лыков записал адрес и хотел уже убрать книжку, но жандарм его остановил:
— Второй союзник еще хлеще. Это некий Бакрадзе. Грузин и бывший подручный Нико. Первостатейный бандит. Интересно?
— Бывший подручный? Интересно. Там обида?
— Еще какая, — сообщил Самохвалов с довольным видом. — Георгий Бакрадзе был из числа любимцев Ононашвили. Но между ними вышел личный конфликт. Поссорились два джигита. Не знаю уж, на какой почве, но теперь там лютая ненависть. Нико публично избил бывшего подручного, сильно избил. И унизил. Потом распустил слух, что Бакрадзе — доносчик. Прочие грузины от него отвернулись, но не все. Прежде тот был порядочный налетчик, кровь лил как воду. И некоторые усомнились. Теперь конфликт повис в воздухе. Ни одна из сторон не предпринимает никаких действий. Но взаимная неприязнь никуда не делась. Предлагаю вам ее использовать.
— А вы сами почему не попытались?
— Георгий не пошел со мной на контакт. Увы. Видимо, он еще не готов к прямой измене. У вас же руки развязаны: начальство далеко. Придумайте ему какой-нибудь фантик, в который он завернет свое предательство.
— Попробую, — согласился сыщик. — Ну, у вас все? Можно по домам?
— Можно. Для первого раза хватит, а так — обращайтесь! Хе-хе… Франчук вас проводит, а я еще посижу: у меня через полчаса следующая встреча.
Алексей Николаевич простился с очень информированным жандармом и поехал на Шестую Солдатскую. Надзиратель всю дорогу молчал и, только прощаясь, напомнил:
— Вы уж осторожнее там насчет источников.
