Глава 18
Шпионы на Ангаре
Алексей Николаевич получил шифрованную телеграмму от директора Департамента полиции. Зотов передавал приказание генерала Курлова: оказать содействие Иркутскому ГЖУ в изобличении шпионов. В город со дня на день должен был прибыть известный путешественник подполковник Козлов. Он возвращался из очередной экспедиции, которую газеты называли Монголо-Сычуаньской. Журналисты восторженно писали, что Козлов раскопал в пустыне Гоби целый город. Это был мертвый тангутский город Хара-Хото, существовавший с XI по XIV век. В его развалинах русский путешественник обнаружил библиотеку из 6000 уникальных свитков. В Иркутске он должен был сделать первый доклад о своих находках.
Лыков знал подполковника с другой, негласной стороны. О ней коллежскому советнику поведал его сын Николай Лыков-Нефедьев. Петр Кузьмич Козлов был опытным сотрудником военной разведки, специалистом по Монголии, Восточному Туркестану и Тибету. Попал он в эти дикие места с легкой руки своего земляка Пржевальского. За участие в экспедиции 1883–1885 годов Козлов был представлен великим путешественником и разведчиком к солдатскому «Георгию», чем весьма гордился. Еще он лично доставил в частный заповедник Фальц-Фейна «Аскания-Нова» несколько лошадей Пржевальского, где те впервые в мире дали приплод в неволе.
Поручик Лыков-Нефедьев участвовал в секретных русско-тибетских переговорах с Далай-ламой XIII, сначала в Лхасе, а потом в Урге. Он был связником, а сами переговоры вел Петр Кузьмич. Англичане, оберегавшие Тибет от российского влияния, имели на подполковника большой зуб, но это его мало беспокоило… Раскапывая руины Хара-Хото, Козлов параллельно решал задачи разведки. Ему опять помогал в этом Николка. После соглашения 1907 года «Большая Игра» — русско-британское противостояние в Восточной Азии — вроде бы пошла на убыль. Но это было внешнее впечатление. Шпионаж никуда не делся, он лишь приобрел более скрытые формы.
Подполковник не просто возвращался из очередной длительной экспедиции. Он вез с собой рапорты о происках вражеских разведок в Восточной Сибири. Курлов приказывал коллежскому советнику изучить эти донесения совместно с начальником Иркутского ГЖУ полковником Познанским. И оказать содействие последнему в изобличении шпионов. Видимо, после совместной с военными операции в Одессе товарищ министра считал Лыкова специалистом контршпионажа.
В конце шифровки Зотов сообщал Алексею Николаевичу, что Козлов везет ему частное письмо от Чунеева — таково было семейное прозвище Николая. Вот это новость! Сыщик не видел сына больше года и считал, что тот скучает в Джаркенте, на границе с Китаем. И вот письмо от него приходит из пустыни Гоби… Интересная служба у поручика!
Путешественник делал свой доклад в актовом зале классической гимназии. Собрался весь цвет Иркутска, включая членов Сибирского отдела Российского Императорского Географического общества. Доклад длился три часа. Козлов показывал уникальные рукописи, найденные в мертвом городе. Среди них были буддистские манускрипты, которые считались давно и безвозвратно утерянными. Публика рукоплескала докладчику. С большим трудом тот сумел вырваться из объятий газетчиков, географов и просто любителей путешествий. Алексей Николаевич поймал его на подъезде и представился.
— Рад с вами познакомиться, — заявил подполковник. — Вы такого замечательного сына вырастили! Мне вот Бог только дочку послал. Можете смело гордиться Николаем Алексеевичем. Из него выйдет выдающийся, не побоюсь этого громкого эпитета, исследователь Восточного Туркестана.
Козлов понизил голос и добавил:
— Ну и офицер великолепный. Я всегда и во всем мог на него положиться. Спасибо вам!
— Это вам спасибо, — ответил растроганный папаша. — Говорят, у вас его письмо для меня?
— Оно осталось в гостинице. А…
— Мы сейчас едем к полковнику Познанскому. Потом я провожу вас до гостиницы и заберу письмо.
— Едем, Алексей Николаевич. Хорошо, что вы усилите жандармов. Поручик Лыков-Нефедьев рассказал мне несколько случаев из вашей службы. Впечатляет!
— Чего там отпрыск наболтал? Вот у вас с ним служба: вдали от родины годами… Я бы так не смог.
Подполковник с коллежским советником прибыли на Зверевскую улицу, 14. Познанский их дожидался.
— Ну, Петр Кузьмич, ваш доклад имел оглушительный успех. Я посылал своего помощника ротмистра Семеко послушать, он в восторге.
Лыков вспомнил, как этот Семеко справлял малую нужду посреди Большой улицы, и мысленно усмехнулся. Что тот мог понять в древних манускриптах? Но полковник быстро перевел разговор в деловое русло:
— Вы привезли кое-что и по нашей части?
— Два дела, — ответил Козлов. — Ниточки к ним вьются из Урги.
Он вынул из принесенной с собой папки несколько бумаг.
— Первое касается японца Сометаро-Инео. Он приехал в Иркутск в начале года. Имеет на руках паспорт, выданный Приамурским военным губернатором. Ведет образ жизни разъездного коммивояжера, продает аптекарские товары.
— А на самом деле? — спросил полковник.
— На самом деле, Михаил Игнатьевич, он капитан ихнего Генерального штаба и шпион. Секретную корреспонденцию лжекупец пересылает в Токио через Монголию. Условный адрес у Сометаро в Урге. Тут господин японец совершил большую ошибку. Поручик Лыков-Нефедьев, сын Алексея Николаевича, создал в столице Монголии сильную агентурную организацию. И теперь мы читаем донесения капитана. Так вот, в последнем из них Сометаро-Инео сообщает, что провел обследование тоннелей Кругобайкальской железной дороги на предмет их подрыва в чрезвычайный период.
Жандарм нахмурился:
— Чрезвычайный период, надо полагать, это война?
— Именно.
— А как японцы смогут доставить сюда взрывчатку? Даже в девятьсот четвертом году у них это не получилось. Ни одной диверсии не провели.
— Вы в этом уверены? — парировал разведчик. — Я бы не был столь категоричен.
— Но… вроде бы по всем данным…
— Второго августа тысяча девятьсот пятого года на разъезде Точильном Сибирской железной дороги произошло крушение воинского эшелона. Убиты двадцать три нижних чина и пятьдесят два ранены. Тогда по результатам расследования власти пришли к выводу, что произошел несчастный случай. А сейчас из переписки Инео следует, что путь повредили диверсанты. Нарочно обошлись без динамита, подделались под аварию.
Козлов показал одно из перехваченных писем.
— А сейчас они готовы взрывать. Резидент нашел в Иркутске сообщника из числа российских подданных. И тот обещает купить взрывчатые вещества на свое имя, будто бы для нужд золотопромышленности. Со склада горного округа динамит отпустят на законном основании.
— И как зовут этого пособника?
— Некий Ононашвили.
Жандарм наморщил лоб:
— Знакомая фамилия, не могу вспомнить…
«А ведь вручил мне рапорт за своей подписью, где про «ивана иваныча» написано много интересного, — подумал про себя Лыков. — Подписать подписал, а прочитать сведения ротмистра Самохвалова забыл».
— Вы имеете в виду Николая Соломоновича Ононашвили, владельца номеров «Крым» на Кругобайкальской улице? — уточнил сыщик.
— Да, — ответил Козлов. — Он давний сотрудник японской разведки. Во время минувшей войны в его номерах пропал войсковой старшина Обрезков. Офицер штаба Куропаткина вез в Петербург ведомость огневых потребностей Маньчжурской армии на ближайшие три месяца. С указанием всех частей, их численности и вооружения. Тогда наша контрразведка не смогла выяснить, куда делся Обрезков. Решили, что он в прифронтовой полосе попался японским дозорам. Сометаро-Инео напоминает начальству об этой заслуге Ононашвили.
— Тварь… — пробормотал коллежский советник. — Он не только король бандитов, но и японский шпион.
— Мы не сумеем предъявить ему обвинение, — быстро сообразил полковник Познанский. — Строчку из перехваченного донесения к делу не подошьешь.
— Вы правы, Михаил Игнатьевич, — вздохнул Козлов. — Иначе японцы поймут, что мы читаем их письма. Но хотя бы возьмите Ононашвили под наблюдение. Он обещает не только купить взрывчатые вещества, но и хранить их у себя, сколько потребуется. Как только негодяй начнет запасать динамит, пресеките сделку. Далее…
Он взял очередную бумажку:
— Сометаро-Инео завербовал крестьянина из ссыльных, проживающего в Иркутске, его зовут Ян-Август Готлибов Зайден. Бывший мещанин города Здунская-Воля Серадского уезда Калишской губернии. Зайден ведет наблюдение за штабом Иркутского военного округа. Имеет там ряд информантов. Срочно установите за Яшкой надзор, выявите болтунов, а может, и изменников.
Другие сообщники резидента — китайцы. Из Харбина в помощь ему высланы в пределы России семь человек. Они должны поселиться в городах Восточной Сибири для производства съемок и сбора сведений о численности и расположении наших войск. К сожалению, имена агентов установить не удалось. Примите меры к их выяснению наблюдением за резидентом и его перепиской.
Козлов прервался и попросил чаю. Когда принесли стаканы, он продолжил:
— Поговорим о другом персонаже. В Иркутске проживает разъездной инспектор страхового общества «Саламандра» Петр Константинович Пахнопуло. Знакома вам эта фамилия?
— Точно так, — обрадованно сообщил жандарм. — Пахнопуло год назад обратился в ГУГШ с предложением своих услуг военным. Я получил об этом извещение от начальника штаба Иркутского округа генерал-лейтенанта Иванова. Инспектор обещал властям содействие в борьбе с иностранным шпионством. Причем совершенно безвозмездно! По роду службы он много ездит по всей Сибири и Дальнему Востоку. Петр Константинович и здесь бывает, в этом кабинете. Приятный господин и большой патриот. Наблюдательный, умеет вести себя в обществе — очень ценный сотрудник. Я лично выдал ему удостоверение, которое обеспечивает содействие гражданских и военных властей.
— Ваш ценный сотрудник еще более ценен для японцев, — саркастически усмехнулся Козлов. — Он их агент. Узнает, что интересует наши секретные службы, и сообщает об этом Сонетаро-Инео.
Полковник был поражен:
— Но я… как мог не исполнить? Генерал Иванов известил, я сейчас покажу его отношение!
— Срочно отберите у инспектора письмо, что вы ему дали. Придумайте какой-нибудь предлог. И возьмите под негласный надзор.
— Э-э… Петр Кузьмич, извините. Вы говорите одно, начальник штаба округа — другое. Прошу дать мне письменное распоряжение за подписью Курлова.
— Я это обеспечу, — предложил свою помощь Лыков.
— Сделайте милость, — охотно согласился подполковник. — Ну, с японскими шпионами закончили, переходим к австро-венгерским.
— Что, в Иркутске и такие есть? — возмутился Познанский. — Чего им тут делать? До нашей с ними границы, как до Луны!
— Ждите гостей. Через неделю к вам прибудут лейтенанты австрийской армии Юлиус Пилавский фон Пилав и Вильгельм Руик. Вроде как поглядеть на Байкал и поохотиться. На самом деле они изучают возможность открыть в Иркутске отделение Русского для внешней торговли банка.
Разведчик посмотрел на жандарма, ожидая нужной реакции. Но тот недоуменно пожал плечами:
— И что? Уважаемый банк, я знаю, он во многих городах есть. Пусть и у нас будет. При чем тут австрийские лейтенанты?
Лыков пояснил:
— Русский для внешней торговли банк на самом деле немецкий. Основан с сильным участием Дойче банка, из пятнадцати членов правления девять проживают в Германии. А его отделения — прикрытие для шпионов.
Козлов одобрительно кивнул:
— Видать опытного человека, видать. Сын ваш так и говорил. А генерал-майор Таубе всю жизнь жалеет, что вы, Алексей Николаевич, пошли в уголовные сыщики, а не в военную разведку.
— Там без меня есть кому гонять шпионов, — усмехнулся сыщик. — В Одессе этим летом я познакомился с вашим учеником Проданом.
— Игорем Алексеевичем? — обрадовался подполковник.
— Да. Продан произведен в капитаны «не в очередь за отличие». Разгромил в городе акаций германскую шпионскую сеть. Растет смена нам, старичкам…
На этом совещание закончили. Познанский забрал у путешественника секретные бумаги и приказал доставить его в гостиницу. Лыков, как и договаривались, поехал с подполковником. Взял письмо от Николки и чуть не бегом помчался к себе.
Чунеев писал иносказательно, но понять его было можно. Он снова там, где был в прошлый раз, — читай, в Монголии. Домой вернется к зиме. На Рождество начальство обещает дать длительный отпуск, и они с молодой женой намерены приехать в Петербург. Анастасия Лыкова-Нефедьева, урожденная Лоевская, очень понравилась сыщику в их первую и пока последнюю встречу. Храбрая барышня, настоящая туркестанка, она на глазах Лыкова застрелила барантача… Еще тогда, год назад, невестка мечтала побывать в столице. Неужели и впрямь приедут? В этом месте Николка сделал оговорку: если позволят обстоятельства, поскольку Настя в положении. Это была главная новость, из-за нее и было сочинено все письмо. Братья-близнецы Лыковы-Нефедьевы шли по жизни и по службе не вровень. Павел (семейное прозвище Брюшкин) сидел напротив Зимнего дворца, занимаясь разведкой против Германии и Австро-Венгрии. И женился он на год раньше брата, выбрав в невесты красавицу Эллу Мордвинову. Элла уже родила двух сыновей, и так удачно — тоже оказались близнецы, как Брюшкин с Чунеевым. Лыков был рад внукам больше всех. В Париже растут две дочки, но ведь они не наследницы. А тут продолжилась мужская линия. Если сейчас еще и туркестанская ветвь разродится мальчиком, вот будет здорово…
Уснул коллежский советник с улыбкой на лице. А когда проснулся утром, взялся за карандаш. Козлов сообщил вчера важные новости. Нико Ононашвили сотрудничает с японской разведкой. И готов приобрести динамит для диверсий. Следовало ликвидировать опасность и не выдать при этом источник информации.
Итак, Ян-Август Зайден. Крестьянин из ссыльных, живет в Иркутске и шпионит за чинами штаба военного округа. Если провалить его, то ниточка потянется к резиденту. И никто не догадается, что началось все с вскрытого письма в далекой Урге. Решено, начинаем трясти Яшку, как назвал предателя подполковник Козлов.
Алексей Николаевич в Иркутске более всего доверял Самохвалову. С него он и начал. Еще вчера сыщик договорился с начальником ГЖУ, что будет ловить шпионов при помощи охранного отделения. Познанский охотно доверил столь щекотливое дело ротмистру.
Лыков явился к Самохвалову и с порога спросил:
— Приказ полковника получили?
— Точно так, — ответил тот. — Это вы меня сунули в кашу? Мало мне своих дел…
— Не сердитесь, Александр Ильич. Сунул вас шталмейстер Курлов. И меня за компанию. Отлынить уже нельзя, поздно. Теперь слушайте новости, которые вчера привез один знаменитый путешественник…
Он пересказал сведения, услышанные от подполковника Козлова.
— Поняли значение? В Иркутске целая шпионская сеть, и наш любимец Нико тоже состоит в ней. Запасает динамит для диверсий. А пропажа войскового старшины Обрезкова с секретными документами? Неужели и это спустим мерзавцу?
— Что требуется от меня? — деловито осведомился ротмистр.
— Я по пути сюда заглянул в адресный стол. Отыскал место проживания Якова Зайдена, агента Сонетаро-Инео. Он прописан в доме Зуева номер одиннадцать дробь пять по Александровской улице. Это Глазково?
— Да. Вся дрянь почему-то именно там проживает.
— Служит Зайден приказчиком склада колониальных, аптекарских и перевязочных товаров Савченко и Ананьева, что на Кузнецкой улице.
— Ага, — сообразил жандарм. — Японский резидент торгует лекарствами. И это объясняет его частые встречи с агентом.
— Верно. Мы должны взять Зайдена под осторожное наблюдение. Выявить, с кем он общается, особенно из числа военных. Например, писари штаба округа — лакомый кусок для любого вербовщика.
— А самого резидента? За ним тоже надо бы присмотреть.
— Опасаюсь, Александр Ильич, — честно сознался сыщик. — Все-таки кадровый разведчик. И вы думаете, он на малолюдных улицах Иркутска не заметит вашего филера? Нет, давайте лучше наблюдать крестьянина из ссыльных. Для начала.
— А что с Нико Ононашвили?
— Есть идея. Я иду к губернатору. Хочу предложить усложнить процедуру получения взрывчатки. Сейчас приисковики выписывают ее сотнями пудов по своему усмотрению. Пусть отныне их заявки визирует горный исправник. Под личную ответственность!
— А это законно? — усомнился ротмистр.
— Да стукну телеграмму Курлову, и будет законно. Александр Ильич, пошли к Грану вместе. Следует навести порядок в продаже динамита. Перекроем воздух и японцам, и экспроприаторам Нико.
Самохвалов смутился:
— В нашем ведомстве так не принято. К губернатору без разрешения начальника ГЖУ? Да он меня за это слопает. А разрешения Познанский не даст. Иначе сами понимаете…
В результате Лыков отправился к Интендантскому саду один. Беседа с Граном заняла пять минут. Алексей Николаевич сообщил, что, по сведениям, полученным агентурным путем, бандиты готовят какой-то экс. И пытаются раздобыть для него взрывчатку. В Иркутской губернии ее покупают со складов Нобеля все кому не лень. Надо положить этому конец.
Гран тоже заговорил о законности. И ловко переложил вопрос на генерал-губернатора.
— Селиванов как раз сегодня вернулся из поездки по округу. Хотите, я ему телефонирую?
— Хочу. Пусть примет меня быстрее. Пока у вас в губернии, Петр Карлович, ничего не взорвали…
В результате сыщик через час оказался в Белом доме. Он знал, что Селиванов в прошлом служил в приграничных западных округах, а в Виленском был даже генерал-квартирмейстером. Значит, он занимался вопросами контрразведки. Алексей Николаевич полагал, что это облегчит объяснение, и не ошибся.
Высокий, лысый, с седыми усами, генерал от инфантерии Селиванов принял чиновника МВД с недоумением. Чего надо во вверенном хозяйстве Департаменту полиции? Лыков выложил открытый лист, затем рассказал об агентурной информации. Где-то кто-то готовит налет с применением динамита. Купить его сейчас слишком легко, и он попадет в руки негодяев без особого труда. Хорошо бы наставить им рогаток. Сыщик изложил свой план: обязать горных исправников визировать абсолютно все заявки, подаваемые с их участков. А на складах ужесточить контроль и учет взрывчатых веществ.
Селиванов заартачился. Пойдут жалобы в столицу, что генерал-губернатор мешает предпринимателям добывать ископаемые. Тут командированный вынул лист со сведениями подполковника Козлова. Сообщение о том, что японский шпион поселился в Иркутске и готовится взорвать уникальные тоннели Кругобайкальской дороги, впечатлили хозяина Восточной Сибири. Он сам воевал с японцами и цену разведчикам микадо знал.
Селиванов немедленно вызвал окружного генерал-квартирмейстера Кузьмина-Караваева и начальника отчетного отделения подполковника Языкова.
Питерец повторил свое сообщение. Когда он закончил, Языков молодецки выпятил грудь и спросил:
— Шпион у нас под носом, а мы тянем кота за хвост?
— В каком смысле?
— В таком, коллежский советник, что взять его — и в кутузку.
— На основании чего?
— На том основании, что он шпион. Письма его поганые предъявить. При обыске, глядишь, и другие улики сыщутся.
Алексей Николаевич был раздосадован. Начальник разведывательного отдела штаба округа. На кителе — знак академии Генерального штаба. И такой ребяческий лепет.
— То есть вы предлагаете взять резидента сейчас же?
— Конечно. Пока он ничего не взорвал.
— Вы, подполковник, видимо, слушали мое сообщение вполуха. Рвать тоннели противник собирался в случае объявления войны. До этого вроде далеко.
— А вдруг?
— Что вдруг? — рассердился сыщик. — Резидент одной из лучших разведок, капитан Генерального штаба ни с того ни с сего отважится на диверсию? В мирное время. Он что, идиот? А как вы предлагаете его прижать? Предъявив в качестве доказательства шпионской деятельности его собственную переписку? Пусть японцы знают, что в Урге русские перехватывают и читают их депеши. Так, что ли? Вы в своем уме, подполковник?
Языков возмущенно посмотрел на начальство:
— Ваше высокопревосходительство, я попросил бы оградить меня…
Генералы переглянулись, и Селиванов кивнул подчиненному на дверь:
— Вы свободны, Сергей Михайлович.
— Но…
Кузьмин-Караваев не дал ему закончить:
— Ступайте. Мы тут поговорим, а потом я сам поставлю вам задачу.
Начальник отделения вышел, а генерал-квартирмейстер обратился к Лыкову:
— Алексей Николаевич, что вы предлагаете?
— У Сонетаро-Инео в Восточной Сибири агентурная сеть. Мы знаем лишь двух его агентов, а их, возможно, много. Китайцы вот на подходе… У нас есть преимущество: мы читаем рапорты резидента. Ни в коем случае японцы не должны это заподозрить.
— Согласны, — вставил от имени военных генерал-губернатор.
Ободренный сыщик продолжил:
— Наблюдение и наблюдение. Причем очень осторожное. Сеть! Вот что главное. Спугнем резидента, он уедет домой, а японцы пришлют нового. Почтовый ящик в Урге закроют. И тогда начинай все сначала.
— У нас нет возможностей для контрразведывательной работы, — пожаловался Кузьмин-Караваев. — Офицеры ей не обучены. Сами видели уровень на примере Языкова. Округ не имеет для этого ни денег, ни кадров. Придется корпусу жандармов идти коренником. Мы готовы помогать. Вопрос: чем?
— Усилить режим секретности, — загнул палец Лыков. — Предупредить всех, кто имеет доступ к секретным документам. Завести внутреннее наблюдение, в первую очередь за писарями важнейших отделов. Случаи порочного поведения, расходы сверх получаемого содержания, дурные привычки вроде карточной игры… Остальное сделаем мы с ротмистром Самохваловым.
— Но как поступить с этим туземцем? — вздохнул генерал-губернатор.
— С Ононашвили?
— Да. Подлое убийство войскового старшины… Пять лет прошло. Только сейчас узнали. Неужели оставим безнаказанным?
— Ваше высокопревосходительство, я сам голову сломал. Ликвидация агентурной сети противника важнее частной мести. Негодяя надо наказать. Но, формально, за его уголовные преступления. Не за шпионаж.
— А как сделать? Чтобы было чисто.
— Я как раз этим занимаюсь.
Лыкову пришлось рассказать генералам о своем задании по линии МВД. Самые важные подробности он раскрывать не стал. Илимск как базис бандитов не назвал, про Саблина и Азвестопуло тем более промолчал. Но в целом сделал подробный доклад.
Селиванов был поражен, что под его рукой преступники открыли санаторию для беглых.
— А я думал, куда они все деваются? Почему полиция их не ловит? А оно вон как…
— В Восточной Сибири, по нашим подсчетам, пятнадцать тысяч поднадзорных, которые находятся в безвестной отлучке. Санатория вмещает лишь несколько десятков человек, элиту ссыльнокаторжного мира. Но зато там вся головка.
— Пятнадцать тысяч? — ахнул генерал-квартирмейстер. — Дивизия!
— Это еще мало, Аглай Дмитриевич, — утешил его сыщик. — До изменения закона о ссылке таких беглых насчитывали сто тысяч. Даже не корпус, а целая армия!
Генералы еще долго кудахтали, и питерцу с трудом удалось вернуть их к деловому разговору. Резюме было следующим. Селиванов дает команду своей канцелярии срочно, за сорок восемь часов, разработать новые правила выдачи в интересах промышленности взрывчатых веществ. Штаб округа ужесточает режим секретности в документообороте. Люди Самохвалова получают доступ в помещения штаба и проверяют его кадр. Иркутское полицейское управление привлекает воинский гарнизон к борьбе с уличной преступностью. Усиливается контроль за оружием в армейских частях. И военные суды разбирают опасные уголовные преступления в приоритетном режиме.
Лыков уходил из Белого дома довольный. Правда, у него осталось впечатление, что он поработал за губернатора… И за полицмейстера.
