Глава 15
В Иркутске появился новый грек
Вечером того же дня Лыков встретился в домике Гертруды Казимировны со своим помощником. Тот начал с шутливой укоризны:
— Не дали с мальцом посидеть…
— А ты переведись в акцизное ведомство, там служба спокойная.
— Зато неинтересная.
— Вот и не скули тогда. Здесь знаешь, как интересно будет? Дай бог ноги унести…
Коллежский советник окинул титулярного критическим взглядом. Наружность что надо! Азвестопуло всегда имел несколько жуликоватый вид. Теперь же он создал убедительный образ фартовика, с которым надо держать ухо востро. Голова коротко острижена, глаза бегают туда-сюда, одежонка с чужого плеча.
— Годится. Покажи руки с ногами.
Сергей задрал штанину, и Лыков увидел след от кандалов.
— Сам мастрячил?
— Да, и на руках тоже навел. Снял подкандальники с поджильниками, чтобы быстрее натерло.
— Теперь предъяви документ.
Он повертел путевой вид на имя бывшего ссыльнопоселенца Верхоленской волости Бориса Иванова Раздеришина, получившего право на возвращение в пределы Европейской России. А именно в Курскую губернию. На виде имелась отметка Иркутского губернского жандармского управления.
— Приметы исправил? Я вижу следы подчисток.
— Да, они с моими не совпадали.
— Где документик добыл?
Азвестопуло развязно, сообразно своей роли, ухмыльнулся:
— В картишки выиграл.
— А остановился у кого?
— Пока не успел. С вокзала прямо сюда, за инструкциями.
— Денег при тебе сколько?
— Сорок три рубля с копейками плюс серебряные часы с томпаковой цепочкой.
Лыков полез в мошну:
— На еще два червонца. Больше, наверное, не стоит?
Азвестопуло согласился:
— Да, будет подозрительно. Мне бы только банчок соорудить, там я пополню наличность.
— Теперь слушай, что мне удалось узнать.
Старый сыщик рассказал молодому о своих открытиях. Резюмировал он так:
— Саблин — наш союзник изнутри, это большое везение. Бакрадзе тоже может быть полезен, пусть и в меньшей степени. И люди ротмистра Самохвалова. Это в активе.
Сергей остановил шефа:
— Аулин, как я понял из ваших слов, честный служака.
— И Аулин, и несколько его подчиненных: Франчук, Дурбажев, Журомский. Но другие в сыскном отделении вызывают большое сомнение. А главное, сам полицмейстер ненадежен. Прямых улик, что он продался Ононашвили, нет, но слухи ходят. Поэтому наши союзники в Иркутске — это жандармы.
Теперь что в пассиве. Тот же Бойчевский. От него придется скрывать твое присутствие. Саблин говорит, что в городской полиции есть сообщники бандитов. Те же письмоводители и даже помощники приставов. Они могут послать запрос, на бланке и с подписью, в Александровскую каторжную тюрьму. И твоя легенда сгорит. Поэтому предлагаю ее сменить прямо сейчас. Ты не из централа сбежал, а с этапа. Не доехал до каторги. Так будет вернее.
— Побег лучше актировать, — заявил титулярный советник.
— Обязательно, учитывая вышесказанное. Я завтра же съезжу на один день в Красноярск, договорюсь с конвойной командой и смотрителем тамошней пересылки. Мы вставим тебя в ведомость совершенных побегов. С приметами, как полагается. А ты дня три посиди здесь. На улицу не выходи. С Фанариоти все оговорил?
Спиридон Фанариоти был одесский контрабандист. Сыщики познакомились с ним в начале лета, когда дознавали дело о пропаже плана минных заграждений Одесской гавани. Спиридон подружился с Сергеем, они даже провернули вместе одну операцию. Контрабандисты-греки руками чиновника Департамента полиции наказали конкурентов-евреев. Лыков дал на это разрешение. Фанариоти, хоть и являлся преступником, вызывал у него симпатию. В определенном смысле он был более порядочным человеком, чем многие с виду приличные господа. Когда Алексей Николаевич понял, что Азвестопуло придется внедрять в преступный мир Иркутска, то вспомнил о Спиридоне. Тот должен был подтвердить, что беглый каторжник Серега Сапер хорошо ему знаком. И он надежный, настоящий фартовый. Для этого титулярному советнику пришлось сделать крюк на пути в Сибирь, заехав в родную Одессу. Контрабандист с трудом согласился подыграть полиции. Он выторговал за это привилегию: сыщики должны целый год обходить его промысел стороной. Азвестопуло уломал начальника одесской сыскной полиции Черкасова, сказав, что от слова Спиридона в Иркутске будет зависеть его жизнь. Это было чистой правдой, и Черкасов кивнул тупеем. Так Сергею создали легенду.
До того как метнуться в Красноярск, коллежский советник успел заглянуть в охранку. Было шесть утра, но Самохвалов уже сидел в кабинете и раздавал приказы. Вот человек на своем месте! Алексей Николаевич сообщил ему, как завербовал осведомителя внутри кавказской бандитской организации. И пересказал полученные от Саблина сведения. Александр Ильич был поражен:
— Илимск! Городишко размером с починок, у нас оттуда никогда ничего не приходило.
— А кто отвечает в ГЖУ за Киренский уезд?
— Корнет Архангельский.
— Корнет? — хмыкнул питерец. — А годиков-то ему сколько?
— Двадцать пять. И у него два уезда, а не один. Есть еще Верхоленский. По правде сказать, Михал Михалыч девять месяцев в году проводит здесь, в Иркутске. Под разными предлогами. Туда выезжает, только чтобы поохотиться.
— Вот потому у вас и числится, что в Илимске все тихо, — саркастически прокомментировал Лыков. — А мы с ног сбились, отыскивая санаторию для беглых.
— Киренский уезд — самый малонаселенный во всей губернии, — стал оправдывать коллегу ротмистр. — Численность — ноль целых одиннадцать сотых души на квадратную версту! Я должен был догадаться, что именно туда Ононашвили засунет свой притон.
— Осведомления, судя по всему, у вас там нет?
— Какое от корнета Архангельского может быть осведомление, — в сердцах ответил Самохвалов. — Но его легко понять. Девяносто процентов территории Иркутской губернии до сих пор не обмежевано. Значит, эта земля никому не принадлежит. Там есть места, куда не ступала нога человека. По крайней мере цивилизованного. Спрячь дивизию, и никто о ней не узнает.
— Дивизию надо снабжать, — возразил сыщик. — Тот же Саблин возит в крохотный городишко ружья, макинтоши, дорогое вино. И это ни у кого не вызывает вопросов?
— А я вам поясню почему. Через Илимск ведется снабжение Олекминско-Витимской золотоносной системы. Там тысячи рабочих, их надо кормить, одевать, поить водкой. И возок вашего Саблина теряется в этом потоке, делается незаметным. Тракт идет на Киренск, а оттуда по Лене грузы сплавляют до Витимского. Пароходы сворачивают в речку Витимку и через триста пятьдесят верст разгружаются в Бодайбо, столице золотопромышленности. Я больше скажу: Илимск и живет благодаря приискам. Весь старательский сезон надо туда доставлять массу товаров. А в октябре, когда прииски закрываются до весны, рабочие возвращаются к себе. И в вашем городишке спускают последние деньги. Ведь они получили расчет, а многие и золотишко тащат, что утаили от хозяина. Их начинают спаивать и раздевать еще в Витимском, продолжают в Киренске, а добивают здесь. Почти все приходят в деревню с пустыми карманами. А у других и дома-то никакого нет, им сам бог велит пропить выручку. Прошел этот люд, как войско Мамая, выдул целый Байкал водки, и опять в Илимске тишина. До весны.
Сыщик выслушал спич жандарма и сделал неожиданный, но правдоподобный вывод:
— Значит, грузинская дружина готовит экс на сентябрь или начало октября.
— Почему вы так решили?
— Ну, когда через город пойдут тысячи людей, боевиков уже не спрячешь. Надо убрать их с чужих глаз загодя.
Самохвалов задумался, потом согласно тряхнул головой:
— Так и есть. Похоже, мы знаем время. Осталось выяснить место.
— А что в Иркутске самое ценное? Где можно ожидать осенью большого прихода наличности?
Ротмистр опять задумался и морщил лоб долго.
— М-м-м… На железной дороге каждую неделю копятся крупные суммы, которые надо свозить в казначейство. В таможне с окончанием лета собирается много пошлины. Причем в золотой монете! Чайный склад Высоцкого закрывает сезон весьма солидно. И те же старатели несут в золотоплавильную лабораторию свою добычу. Вот, пожалуй, главные точки скопления денег.
— Придется все их взять под наблюдение. Согласны, Александр Ильич?
Ротмистр развел руками и запел знакомую песню, что людей не хватает. Лыков пропустил ее мимо ушей и завершил разговор еще одной новостью.
— Я попробую вам помочь с объектом, — сказал он Самохвалову. — В город прибыл мой помощник титулярный советник Азвестопуло. Под видом беглого арестанта.
— «Демон»? — ахнул жандарм. — Я думал, их совсем не осталось.
— Сергей Манолович, возможно, последний. Уж очень опасно: начальство запретило внедрение сыщиков в уголовную среду. Я весьма надеюсь на Сергея. Его задача — проникнуть в Илимск и стать номерантом притона.
— Однако вы, Алексей Николаевич, мастак. Ну, мастак! Сразу с двух сторон заходите. И осведомителя завербовали, и своего человека хотите внутрь запустить.
— Александр Ильич, мне пора. Я поехал в Красноярск, на день-два. А вы пока ориентируйте негласную агентуру на Илимск. Только очень осторожно. Преступники не должны догадываться, что нам известен их бивуак.
Улица Кругобайкальская спускается с Кайской горы к железнодорожному вокзалу. Она вся уставлена винными лавками, портерными и меблирашками. Из них номера Ононашвили самые престижные и предоставляют более всего удобств.
В кофейню при них в полдень явился незнакомец. Смуглый, серьезный, одет без претензий, но что-то в его лице настораживало. Поэтому, когда человек попросил позвать Лазаря Константиновича, официант сразу отправился за хозяином.
Вышел толстый, с одышкой, мужчина, посмотрел на гостя и спросил:
— Ну и кто вы?
Тот ответил по-гречески, и весь дальнейший разговор шел на этом языке.
— Мне бы пожить где-нибудь в спокойном месте. Я заплачу.
— Но я так и не дождался ответа на свой вопрос.
— В документе написано, что меня зовут Раздеришин. На самом деле я Серега Сапер. Слышали?
Толстяк равнодушно пожал плечами:
— Что-то говорили люди, да не помню подробностей…
— Понимаю, чужому верить глупо. Вы наведите справки. Например, у Спиридона Фанариоти.
— У Фанариоти? Из Одессы?
— Да. Вы ведь у него кофе покупаете?
— Ну, и у него, и у других…
Гость насупился:
— У каких таких других? Может, и у Абрама Немого?
Попандопулос с вызовом ответил:
— А хоть бы и у него. Нельзя, что ли?
— Ай-ай-ай. Грек должен покупать у грека, а не у еврея. Вы же знаете, что в Одессе между ними идет война. Спиридон говорил мне о ваших отношениях. Вы берете три пуда в месяц, а могли бы брать десять. Лазарь Попандопулос снабжает кофейным зерном всю Восточную Сибирь. Но предпочитает кормить жидов, а не своих соотечественников.
— А он говорил вам, что у Немого кофе на пятнадцать процентов дешевле? — рассердился хозяин. — Пусть сбавит цену, и я буду покупать у него.
— Он готов сбавить. Телеграфируйте ему и убедитесь. Еще попросите для меня денег, Фанариоти должен Сергею Маноловичу Азвестопуло триста рублей. Могу я получить их через вас? Самому мне идти на почту неудобно. Я, видите ли, с этапа утек.
Попандопулос, когда услышал последнюю фразу, взял гостя за руку и отвел в задние комнаты.
— Здесь нас никто не слышит. Как уж вас зовут?
Тот повторил.
— А кличка Серега Сапер? Да, был про вас разговор, но давно. Откуда вы взялись?
— На поезде приехал из Красноярска. Плейтовал из тамошней пересылки. Неохота сидеть четыре года, сами понимаете.
— А чего же сюда, к нам? Почему не на запад?
Азвестопуло усмехнулся:
— Они тоже так думают и будут искать меня в тех поездах. Про Иркутск им и в голову не придет. Ну так что? Будет время сходить на телеграф?
Хозяин кофейни недовольно пробурчал:
— Сколько дней ваши три сотни будут идти до Иркутска?
— А вы, Лазарь Константинович, из своих отдайте. Сразу. А с Фанариоти сделаете взаимозачет за поставки.
— А он согласится?
— Согласится. Вы телеграфируйте и узнаете. Адрес у вас есть.
Попандопулос наконец решился:
— Сидите покуда в этой комнате. Я скажу Вахтангу, что вы мой гость до вечера.
— А потом?
— Потом будет видно. Можете покушать, выпить. Есть настоящая метакса.
— А табак?
— Турецкий, высший сорт. Сейчас распоряжусь. Документ свой покажите.
Азвестопуло отдал путевой вид. Толстяк изучил его и хмыкнул:
— Приметы хлоркой вытравливали? Заметно.
— Лучше такой, чем никакого. Поможете достать хорошие бумаги? Чай, где-где, а в столице беглых — это не проблема. Таких, как я, здесь сотни.
— Сначала надо…
Хозяин не договорил, махнул рукой и вышел. Но и без слов было ясно, что он имел в виду: сначала убедимся, что ты Серега Сапер…
Потянулись часы ожидания. Зашел молодой грузин, поставил на стол шашлык с лавашем. Хотел выйти, но грек остановил его:
— А мне метаксы обещали.
— Сейчас принесу.
— Неси, князь, неси. И быстрее — в горле пересохло!
Заполучив коньяк, гость опять пристал к Вахтангу:
— Скажи, князь, а у вас тут в карты играют? Так, чтобы на интерес.
Тот посмотрел на развязного посетителя с осуждением и ответил:
— Ты сначала пропишись, про карты потом спрашивай, да. Мы тебя в первый раз видим.
Ушел и больше не появлялся до вечера. Грек наелся, выпил три рюмки метаксы и заскучал. Вышел в коридор, отыскал уборную, справил нужду. Ему встретились люди, все сплошь кавказцы, и косились они на незнакомца с какими-то ухмылками. Тот принимал их невозмутимо.
Уже в сумерках «князь» втащил в комнату подушку и тонкий засаленный матрац.
— Эй, Лазарь Константинович обо мне не забыл? Долго еще тут торчать? А где одеяло?
Грузин молча вышел. Азвестопуло потянулся и сказал сам себе:
— Ну раз так, надо отдохнуть.
И уснул сном праведника.
Утром его разбудил Попандопулос:
— Сергей Манолович, просыпайтесь! Идем со мной.
Беглый протер глаза и попросил сначала умыться. Вышел из уборной — его уже ждали двое. Один был старый благообразный доктор с медицинским саквояжем, а второй — черноволосый грузин с хищным лицом абрека.
— Айда, — коротко приказал грузин.
Гостя завели в соседнюю комнату, и доктор внимательно осмотрел его руки и ноги.
— Запустили вы свои болячки, — посокрушался он. — Никогда прежде не носили кандалов?
— Носил, да, видать, разучился. Еще подкандальники, дурак, в карты спустил.
Доктор смазал ссадины мазью, оставил склянку на подоконнике. Велел назидательно:
— Утром и вечером! Не забывать!
Эскулап вышел, а вместо него появился содержатель кофейни.
— Ну, ваше дело сделано, — сообщил он соотечественнику, протягивая пачку купюр. — Вот три сотни. Фанариоти подтвердил.
Азвестопуло пересчитал деньги и спросил деловым тоном:
— Сколько запросите за новые бумаги?
— Смотря что вы хотите.
— Дворянский бессрочный паспорт. С иркутскими отметками.
Абрек внимательно смотрел на Сергея, фиксируя каждое слово и каждый жест. Попандопулос повел разговор в снисходительном тоне:
— Ваших трех сотен хватит на что-то одно. Или на документы, или на проживание где-нибудь в тихой окраине. К ноябрю придется уехать, наличность закончится. Что выбираете?
— Если есть руки и голова, деньги можно заработать.
— Это каким образом?
— Серега Сапер с голоду не помрет. Давай так: найди мне адресок, куда фараоны не ходят. И шпалер достань. За все плачу пятьдесят рублей.
— И что потом?
— Через неделю, Лазарь, я буду при деньгах. Приду к тебе в карты перекинуться. Впустишь?
Грузин одобрительно усмехнулся и поддержал:
— Фартовому больше недели и не надо.
Наклонился к греку и спросил:
— Слушай, а почему тебя Серега Сапер зовут?
— Служил в саперном батальоне. Ты для чего интересуешься?
— Несгораемый шкаф можешь взорвать?
— Конечно. Только учти, кацо, не знаю, как звать, что бумаги в том шкафу превратятся в пепел. А вот золото-серебро останутся.
— А так, чтобы и бумаги уцелели?
— Тоже можно, но это сложнее. Надо заряд подбирать, и капсюль не всякий подойдет. Ты кто?
— Исидор Махарадзе. Я в Иркутске при больших делах.
Грек приосанился:
— Я тоже не мальчик-с-пальчик. Спроси в Одессе, спроси в Ростове с Нахичеванью, тебе скажут. А где надо ящик вскрыть?
— В Каинске.
— А, в «сибирском Иерусалиме»! Но ведь там в большом выборе меха. Не они ли будут в том ящике лежать?
— Угу. Соболь, вах, много соболя.
Беглый задумался:
— Надо ехать, медведя смотреть. Как я тебе не глядя скажу?
Абрек обратился к хозяину кофейни:
— Лазарь, сделай ему паспорт по-быстрому. Мы в Каинск махнем. Нико торопит.
Попандопулос возразил:
— Нельзя сейчас Азвестопуле никуда ездить. Он три дня как сбежал, его ищут везде. Говорят, начальника Красноярской конвойной команды в гауптвахту посадили.
— Ай, черт! А мне быстро надо. Скоро соболей в Лейпциг увезут, неделя-две, и тю-тю. На пятьдесят тысяч шкурки.
Сергей остановил грузина:
— Погодь, погодь. Ты сказал, товар лежит в несгораемом шкафе. Соболий мех на пятьдесят тысяч — это большой объем, ни в один шкаф не уберется. Разве в банковское хранилище, но в Каинске таких нет. Темнишь, Исидор.
Его собеседники переглянулись, и Махарадзе ответил с напускной беззаботностью:
— Может, и не в сибирском Иерусалиме тот шкаф. И не меха там, а шлихтовое золото. Когда пойдешь со мной на дело, узнаешь подробно. А скажи, что нам понадобится?
— Динамит, капсюли, шнур Бикфорда. Да этого добра в Иркутске завались. Для нужд горного округа все запасено. Не лопатой же у вас в Бодайбо шурфы роют или в Черемховских копях уголек добывают?
— Да? Может, скажешь, и где лежит взрывчатый материал?
— А вы будто сами не знаете? — бойко ответил Азвестопуло.
Грузин продолжил расспросы:
— А ежели мне надо людей не убить, а напугать, чтобы не противились?
— Тогда лучше бросить им под ноги железнодорожные петарды. Мы так в Ростове сделали, когда ломбард брали. Хорошо получилось. Народ наряхался, все попадали на пол со страху.
— Что за петарды и где их взять?
— Да это хлопушки, но взрываются так, будто бомбу швырнули. Путевые сторожа имеют их в своих будках. Когда путь поврежден, они бегут навстречу поезду и кладут их в таком порядке: одну на правый рельс, через двадцать пять саженей на левый, а еще через столько же — опять на правый.
— И что? — спросили иркутяне.
— Как что? Машинист ведет паровоз и вдруг слышит три хлопка под колесами: справа-слева-справа. Сигнал срочного торможения.
— Хорошая штука, — одобрил Махарадзе. — Говоришь, громко бабахает?
— Если в помещении, то все обделаются. Решат, что фугас взорвали.
— Он мне нравится, — обратился Махарадзе к Попандопулосу. — Нужный человек, именно такого Гоги искал.
— Ты бы сначала присмотрелся, — осторожно ответил тот. — Вдруг у Сергея Маноловича другие планы?
— Планы у меня есть, господа, — подтвердил гость. — Я хотел бы до октября пересидеть в уютном уголке. Говорят, такой имеется, и называют его заимкой.
— И кто тебе насвистел? — сразу насторожился грузин.
— Ты его не знаешь, — хладнокровно ответил грек. — Это было во Владимирском централе, в польском корпусе. Мишка Прыщавый рассказал на всю камеру.
— Прыщавый? Налетчик с Боготяновки?
— Вишь ты, да вы знакомцы? Ну тогда слушай дальше. Он говорил, а может, пулю отливал, что где-то у вас прячутся за деньги беглые. Там можно поселиться и переждать. Лазарь Константинович, правда это или как?
— Не знаю, но могу узнать.
— Узнай, пожалуйста. Деньги у меня есть, пусть спрячут до снегопадов.
— Эх, генацвале, тебе твоих денег до зимы не хватит, — язвительно усмехнулся Махарадзе. — Ты их таксу знаешь, нет? Я тебе скажу. Жить стоит сто рублей в месяц. А ведь еще и паспорт придется купить. Клади еще пятьсот. Билет до Москвы в третьем классе семьдесят пять. Ну, сколько набежало? Чуть не тыща. А у тебя всего три сотни.
— Фанариоти за тебя тысячу отдаст? — подхватил Лазарь.
Азвестопуло покачал головой:
— Спиридон рад бы, да не сумеет. У него осенью большая партия специй придет, он оборотный капитал собирает.
— Какая тебе тогда заимка?
— Вернемся к тому, с чего начали, — хладнокровно ответил Серега Сапер. — Продай мне револьвер, через неделю деньги будут.
— И как ты пойдешь на делопроизводство? Иркутска не знаешь, документ у тебя с подтерками. Скажу тебе как грек греку: лучше держись за Исидора. Он человек влиятельный, с самим Ононашвили знается.
— В Красноярской пересылке что-то говорили про вашего «ивана», да я не слушал.
— А зря. Николай Соломонович не просто «иван», бери выше. Он «иван иваныч», здешний заправила.
— И что мне толку с вашего заправилы? Все просто: я вам — деньги, вы мне — услугу. Пересидеть месяц-другой. И я уеду. Если это стоит тысячу, ну, значит, пойду ее зарабатывать.
— На земле Нико и без его разрешения?
Азвестопуло рассердился не на шутку:
— Я всю жизнь делаю, что хочу и где хочу. И ни у кого разрешений не спрашиваю! Здесь тоже не буду. Что за порядки в Иркутске? Фартовому человеку надо кому-то в ноги кланяться?
Местные только посмеялись:
— Ишь, раздухарился… В чужой монастырь со своим уставом лезешь? Погоди, сперва осмотрись.
Разговор завершился в целом доброжелательно. Махарадзе сказал новичку:
— Ты мне подходишь. Я поговорю насчет тебя с хозяином.
— Это с «иван иванычем»?
— С ним. Без ведома Нико тут ничего не делается, привыкай, раз попал сюда. Но он сильный человек. Под его рукой можно хорошо устроиться. Только сначала мы тебя проверим в деле. А то — я Серега Сапер, я Серега Сапер… Вот и поглядим, чего ты стоишь.
Грузин сказал греку тоном начальника:
— Лазарь, устрой его до завтра у себя. Я все приготовлю и заберу.
— А шпалер дашь? — оскалился беглый.
— Когда придет время. А просто так шуметь в Иркутске нельзя. Ты, Серега, не кисни. Жизнь у тебя будет веселая, и в столицы уедешь к зиме не с пустыми руками. Держись за нас, не прогадаешь.
Когда Махарадзе ушел, хозяин кофейни пояснил:
— Исидор владеет кухмистерской «Заря» на Александровской улице. Вон ее в окошко видать… Переедешь к нему, там есть флигель. Постарайся с Махарадзе договориться. Вроде ты ему понравился. Он серьезное дело готовит.
— А чего он глупые вопросы задавал? Про соболей в шкафу, про петарды.
— Проверял, не болтун ли ты.
— Языком всякий набрешет. Пусть проверит меня на гранде.
— А так и будет. Ну, живи покуда здесь, в кофейню не лезь. Мало ли что? Иногда сыскные заходят. Сюда они не суются, потому как Николай Соломоныч им запретил.
— Запретил? Сыщикам?
— Ну, не прямо так, но… в общем, узнаешь в свое время. Бумаги твои паршивые, мы тебе получше сделаем. Без документов на улицу все равно нельзя. Тут приехал какой-то Лыков, из самого Петербурга. Начальство перед ним тянется, ввели в моду облавы. Не дай бог, попадешься.
Азвестопуло провел еще одну ночь в задних комнатах кофейни Попандопулоса. Наверху скандалили постояльцы номеров, кого-то с руганью выкидывали на улицу. Полиция на шум так и не пришла, и веселье продолжилось.
После сытного завтрака Лазарь Константинович повел гостя на второй этаж. В большой светлой комнате сидел и грыз миндаль мужчина кавказской наружности, седоволосый, с широкими плечами и тяжелыми кулачищами. Он посмотрел на вошедшего исподлобья. Словно в душу хотел залезть без мыла…
— Ну, говори, с чем явился.
— Здравствуйте, господин Ононашвили. Меня зовут Азвестопуло, я фартовый человек. Независимый. Попался тут неудачно в Одессе, пришлось бежать с этапа. Нуждаюсь в укрытии, о чем и прошу. Готов отработать.
— Независимый… Знаешь, я не люблю независимых. От них хлопоты потом случаются.
— Со мной не будет. Закон гостеприимства знаю, в колодец не плюю.
— Посмотрим. Чем занимался, что умеешь делать?
— Моя специальность в Одессе называется скок, а в Ростове — вентерюшник.
«Иван иваныч» с интересом воззрился на гостя:
— Специальность? Умничаешь?
— Так теперь в столицах говорят, — с достоинством ответил тот. — А я гимназию окончил… почти.
— Где хищничал?
— Не хищничал, а трудился в поте лица. Хорошо знаю Ростов, Одессу, Николаев, Мариуполь, немного Киев и Москву. Сам родом с Одессы, начинал, как и полагается порядочному греку, шмуглером.
— Кем-кем?
— Шмуглером, то есть контрабандистом, — пояснил Азвестопуло. — Могу что хочешь достать, связи при мне. Скажите, что вам надо, и через две недели будет здесь.
— У меня таких доставал целый карман без тебя, — отмахнулся Нико. — Еще что умеешь? Почему тебя прозвали Серега Сапер?
— Служил в Тринадцатом саперном батальоне, он в Ялте квартирует.
— И что с того?
— А то, что умею шкаф несгораемый открыть. Любой. Правда, бумажки в нем могут сгореть.
— А чего Исидор говорил про петарды?
— Есть такие хлопушки, удобная вещь при налете. Я уже два раза использовал — очень хорошо выходит.
Беглый рассказал подробно про петарды, где их достают и как применяют. Ононашвили слушал с нарастающим интересом. Когда Сергей закончил, он поковырял в носу и сказал Попандопулосу:
— Исидор прав, он может быть полезным. Наши костоломы могут только крушить. Поляки шкаф подломят и половину себе заберут. А этот… С петардами хорошая мысль. Достань несколько штук и испытай. Помещение выбери похожее по размеру.
— Слушаюсь.
— Теперь ты, — «иван иваныч» опять повернулся к гостю. — Просишь убежища и готов платить. Только платить тебе нечем, а? Ты опять просишь, но уже шпалер. Выйдешь с ним на улицу и попробуешь кого-нибудь раздеть. А по твоему следу сыщики явятся. Зачем мне это?
Азвестопуло хотел возразить, но атаман властно пресек его попытку и продолжил:
— Можно заработать на золотых приисках. Некоторые жильцы заимки так и делают. Но уже август, скоро зима, ты не успеешь. Предлагаю тебе другое. Пойдешь с нами на крупное дело, потом скажу, какое именно. Однако тебе привычное, если ты вентерюшник. Пока что мы тебя проверим в дельце помельче. Есть один человек, который много болтает. Он рассказал полиции про моих парней, что везли оружие. Люди попали в тюрьму, винтовки забрали. А главное, в душу он мне плюнул! Надо его наказать. Махарадзе — смелый человек, но ему нужен помощник.
— Мокрое дело предлагаете?
— А что, дрейфишь? — поддел грека грузин.
— Тут другие соображения.
Серега Сапер неуловимо изменился: стал не лихой, а умный и проницательный.
— Николай Соломонович, что бы вы подумали о человеке, который в чужом городе по первому слову готов кровь лить?
— Да ничего бы не подумал.
— Врете. Вы решили бы, что он дурак. Откуда я знаю, кого вы мне велите пришить? И кто потом мстить за него придет? Вдруг вы меня как агнца на заклание готовите?
— В каком смысле? — возмутился Ононашвили.
— В том, что сдадите меня сыщикам. Когда я дело сделаю. А что? Чужие-пришлые очень для этого годятся. В Иркутске до сих пор военное положение, за убийства вешают. Нет. О мокрухе не может быть и речи.
— Ишь ты, условия ставишь…
— Давайте так, господа, — вздохнул беглый. — Надоело мне воду толочь. Не дадите шпалер? А и черт с ним. Голыми руками заработаю. Документ не выправите? Обойдусь. На вас свет клином не сошелся, на Барахольном базаре все можно купить. Спасибо, Лазарь Константинович, за хлеб, соль и метаксу. Сколько я тебе должен?
Он вынул из кармана пачку купюр:
— Червонец в день, я был два дня. На, держи.
Попандопулос деньги не принял, а молча смотрел на атамана. Тот опять ковырнул в носу, посмотрел в потолок, потом в пол. И наконец вынес вердикт:
— Ладно. Не люблю, когда поперек говорят, но твою осторожность можно понять. Живи у Махарадзе.
— Но меня же ищут!
— Сходишь с ним на знакомое дело. Обычный гранд, я велю, чтобы без крови. Не будем сыщиков злить раньше времени. Из Петербурга приехал полковник по мою душу. Возьмете магазин, заработаешь, будет на что прятаться в заимке. Зимой уедешь. По рукам?
— Спасибо, Николай Соломонович. Я добро помню, отработаю.
Один грек вышел, а второй остался.
— Что сказал доктор? — спросил у него «иван иваныч».
— Мозоли от кандалов такие, будто их нарочно натирали.
— Вон оно что… А сам как думаешь?
Попандопулос тоже стал глядеть в потолок:
— Так бывает, если человек неопытный… Подкандальники съехали, а он не умеет исправить. Не знаю. Бумаги на него в полицию пришли, побег был. И Фанариоти, одесский контрабандист, по телеграфу подтвердил личность. Вроде настоящий фартовый.
— Пусть за ним внимательно смотрят. Так-то парень мне понравился: не кланяется зазря и подрывному делу обучен. Но — глаз да глаз!
