Глава 44
При первых проблесках зари, промучившись в беспокойном сне три часа, Демарко снова потянулся за блокнотом Хьюстона. Он хотел найти в нем признаки безумия, которое могло бы все объяснить и решить его уравнение. Сержант прочитывал каждую запись вслух, надеясь различить хоть какие-то, пусть даже смутные намеки и подсказки, которые он упустил при первичном прочтении.
Теперь Демарко сознавал, что жизнь романиста может отражаться в его сочинениях, тонко замаскированная под чью-то чужую жизнь. Некоторые записи в блокноте Хьюстона были полным вымыслом, а другие нет. Но увидеть разницу было нелегко.
Если Аннабел являлась персонажем составным, вобравшим в себя черты Дэнни и Бонни, а может быть, еще и Клэр, тогда и безымянный рассказчик в романе Хьюстона тоже мог быть таким составным персонажем. С большой вероятностью в этом герое нашли отражение особенности самого писателя. Но тогда были ли его желания в действительности желаниями и переживаниями Хьюстона, вынесенными авторской волей на поверхность?
Вскоре в глаза Демарко бросились несколько записей, явно выбивавшихся из общего строя. Эх, если бы он заметил это, когда изучал имена на доске! Увы… Это произошло только теперь, при повторном изучении блокнота писателя. И внимание сержанта привлек не один, а целых три фрагмента.
Раньше Демарко читал записи, полагая, что сделаны они все были от имени протагониста Хьюстона. Но что, если эти утверждения исходили от самого автора и… отражали его темную суть? Волосы на руках Демарко ощетинились, как только он их переосмыслил:
По утверждению Набокова, в произведении всегда разрабатываются два сюжета. Первый – это сюжет истории. Но над ним, как правило, жирной чернобрюхой тучей зловеще нависает сознание писателя, которое и является истинным сюжетом всего, что он пишет. Если книга полна любви, то это потому, что писатель жаждет любви. Если книга брызжет жестокостью, то это потому, что писатель горит желанием добиться справедливости, уничтожить всех своих врагов. Сочинение таких книг для писателя становится способом выживания. Иначе его психика разрушится. И это разрушение, в зависимости от той формы, которую оно примет, может оказаться как плачевным, так и погибельным.
Следующая запись была еще более ужасающей:
Разве не каждый виновный человек скрывает свои поступки за своими словами, а свои мысли – за своей улыбкой? Или за другими поступками? Разве педофил не может скрываться под личиной тренера команды Малой Лиги, водителя школьного автобуса или главы государства, которым он управляет? И разве человек, регулярно избивающий свою жену, не может скрываться под маской добряка, расчищающего улочки перед домом старушки, живущей по соседству, или пунктуального, дисциплинированного и эффективного работника? А распространитель порнографии, насильник или серийный убийца – под личиной хищного биржевого брокера, адвоката-стервятника или врача, обманом выкачивающего деньги из людей на лечение? А конгрессмен, сенатор или президент – разве они не могут скрывать злобные помыслы за своими шелковыми галстуками и костюмами за тысячу долларов?
Так почему же вы ожидаете от меня чего-то другого?
Последняя пугающая запись была сделана в субботу, сразу после аборта Бонни в Кливленде. Два коротких абзаца вдруг приобрели совершенно новый смысл:
Интересно, как много пройдет времени, прежде чем я смогу примириться с тем, что сделал? Да и имелось ли у меня право все это делать? Хоть я и был только помощником, посредником, но разве это снимает с меня вину? То, что мы сделали, противоречит всему, во что я верю. Тогда почему мы это сделали? Потому что она попросила. И, кроме меня, ей больше некому было помочь.
Я воспринимаю теперь нас обоих в совершенно ином свете. Отсутствие у нее всякого сожаления, ее облегчение от того, что все сделано, претит мне до отвращения. Но, может быть, это чувство – результат простого переноса вины на другого человека? И презирать мне нужно не Аннабел, а себя? Я уверен, что другой мужчина согласился бы со мной.
– Другой мужчина? – в голос переспросил Демарко. По спине сержанта пробежала дрожь. Он снова – медленно и вдумчиво – перечитал эту запись.
«Другой мужчина? Что за другой мужчина?»
И тут его осенило: «Господи боже! Она же опять солгала!»
