Как обычно, когда все собирались в одном кунге, становилось очень тесно, а сегодня особенно, ведь за столами нужно было усадить на четыре человека больше. Поэтому пришлось питаться в две смены, сначала накормили мужчин, а потом, пока мы отдыхали, лёжа на своих спальных местах, к ужину приступили наши дамы. Несмотря на стоящий вокруг шум, многие из нас успели даже подремать за то время, пока продолжался ужин.

Вскоре я предложил на сегодня всё заканчивать, а завтра встать пораньше и с восходом солнца начинать прерванную работу. Но вскочивший вдруг Валера возмущённо воскликнул:

– Какой на завтра! Мы уже почти откопали окно – можно спокойно туда пролезть и уже начинать обследовать здание. Зачем на это терять дневное время, всё равно там придётся ходить с фонарями и протаскивать в помещение линию освещения. К тому же даю руку на отсечение, завтра туда ринутся все – любопытно же посмотреть, что там находится. А из-за этого встанет вся остальная работа.

На это восклицание Флюр, театрально оскалившись, мрачным голосом выдал тираду:

– Конь, а ты уверен, что после такой экскурсии сможешь уснуть? Не будут ли тебя ночью мучить кошмары? Наверняка в этом здании полно разложившихся мертвецов, и они очень колоритно выглядят при метающемся свете фонарика. А ещё представь, как твоя нога, случайно наступившая на зловонное тело, медленно всасывается в эту гниющую и вонючую жижу. Бр-р-р! От аромата, который поднимется при этом, может и крыша съехать. Вот за Малого я совсем не беспокоюсь, у него психика чугунная. Этот орёл может спокойно, стоя по колено в разложившихся трупах, поедать какую-нибудь засохшую булку, подобранную здесь же. Я сам иногда завидую его железобетонному спокойствию. Так что, мальчики и девочки, хорошо подумайте, а стоит ли на ночь глядя спускаться в это адовое место.

После такого колоритного выступления все наши женщины спешно засобирались, чтобы отправиться к себе в кунг, а мы, поспорив ещё минут двадцать, всё-таки решили произвести осмотр здания сегодня, несмотря на усталость после сумасшедшего дня. Особенно этому решению способствовало предположение Николая – он, блаженно откинувшись назад и массируя себе затылок обеими руками, мечтательно заметил:

– А там точно имеется горилка! Не может же такого случиться, что у такого количества хохлов не нашлось хотя бы пары литров спиртного, наверняка и курево имеется. Помните, на том корабле, в карманах почти у всех найденных мертвецов было по пачке сигарет.

Вот этим своим предположением он окончательно сломал меня, и я из рядов сторонников раннего отбоя позорно переметнулся к партии немедленного обследования здания погранзаставы. Тем более, когда Саша заявил:

– Ну что вы всё копья метаете? Это же дело сугубо добровольное. Кто хочет спать, пусть ложится, а кому любопытно, может идти обследовать здание, но при этом пускай знает, что подъём всё равно для всех ранний, и никаких поблажек не будет.

Ложиться спать никто не пожелал. Даже те, кто уже уютно примостился на лежаки, подскочили и начали торопливо одеваться, в глазах у всех горел огонь жажды наживы; каждый про себя представлял, что именно он может найти в этом промёрзшем здании. Например, я даже трясся от возбуждения при мысли о возможности обнаружить там хоть пачку сигарет, ведь последние из выданных мне когда-то уже давно закончились. Время было почти десять часов вечера, и мы договорились, что заниматься изыскательской деятельностью будем до двенадцати часов. Эту договорённость Флюр резюмировал так:

– Точно, нужно к полуночи всё закончить. Потом, сами понимаете, начинается время Вия, место его дислокации – Диканька, находится оно не очень далеко отсюда. Валер, ты бы на всякий случай захватил мел – будешь им рисовать круги.

И он опять мрачно захохотал.

Первыми добрались до вырытой траншеи Саша и Флюр, они топорами выломали оконную раму и скрылись в уже пустом проёме. Мы с Валерой последние забрались в дом через это отверстие, так как запускали генератор и подготавливали всё для проведения электрической линии в здание. Разматывая кабель, первым двигался Валера, за ним я нёс связку дополнительных удлинителей, с вмонтированными в них короткими проводами с лампами. Не отвлекаясь и не заглядывая в комнаты, мы довольно быстро провели освещение по коридору, ведущему наверх, по лестнице вниз и по коридору первого этажа.

После проведения освещения мы тоже занялись осмотром боковых комнат. Валера проверял комнаты по правой стороне коридора, а я по левой. Кстати, на первом этаже мы оказались раньше всех. Остальные застряли, проверяя помещения на втором этаже.

Первая комната, куда я открыл дверь, была не очень большой, она была заставлена столами с радиоаппаратурой и полками с какими-то папками. По-видимому, это был радиоузел заставы.

На стуле перед радиостанцией сидел, так сказать, труп – голова его покоилась прямо на столе. Ещё один труп лежал на диване, стоящем в углу комнаты – голова его свешивалась почти к самому полу, на котором валялась засохшая лепёшка непонятного вида. По-видимому, человека перед самой смертью вырвало. Я сразу же подумал, как всё это похоже на то, что я уже не раз встречал при осмотрах квартир и других мест, которые первоначально послужили убежищем для людей; и здесь всё та же картина отравления после воздействия ядовитого вулканического газа. Только единственный момент вызвал у меня недоумение – все-таки это была военная часть, и у них наверняка имелись противогазы. Тогда почему эти люди ими не воспользовались? Подобные размышления занимали меня не долго, неуёмная тяга к табаку подавила все другие мысли, включая первоначально присутствующую брезгливость. И я, повинуясь наркотическому зову никотина, начал судорожно обшаривать карманы трупов. В брюках лежащего на диване мертвого человека я, к своей радости, нашёл почти полную пачку каких-то украинских сигарет. Не обращая никакого внимания на запах, идущий от этой пачки, я вытащил сигарету и с превеликим кайфом ею задымил.

Перекурив, я, с чувством полностью выполненной миссии по обследованию этого помещения, вышел в коридор. У меня даже не возникла мысль, посмотреть папки с радиограммами, чтобы узнать, какие распоряжения командования должна была выполнять эта погранзастава. Выйдя в коридор, увидел у следующей двери стоящего в нерешительности и мнущегося Валеру. Заметив меня, он, как бы оправдываясь, произнёс:

– Этот чёртов Хан как накаркал – действительно, в комнате полно мертвяков.

Я усмехнулся:

– Но что-то, кроме этого, ты там увидел?

– Да нет там ничего интересного – стоит штук десять двухярусных кроватей, а на них трупы.

– Ну ты и сноб! Надо же, даже в тумбочках и в карманах не пошарил. А вдруг там сигареты или бутылочка где-нибудь припрятана.

– Да успокойся ты, Батя. В тумбочки и шкафы я глянул – кроме всякой белиберды, нет там нужных нам вещей. Единственное, я в карманы не лазил – противно как-то всё это, не по-человечески.

– Ха, по чужим квартирам или складам лазить – это нормально, а карман трупа – взападало обшарить? Ты пойми, мы теперь, по воле провидения, стали полноправными наследниками этих людей. И я думаю, что они там, на небесах, очень даже рады, если чем-то смогут помочь нам выжить и сохранить хоть какой-то оптимизм. Ладно, на вот сигаретку, покури немного. Кстати, эту пачку мне подарил один из мертвецов, он как будто специально лежал так, умирая, чтобы не придавить карман кителя – оставил его открытым, чтобы пачку эту было удобнее вытащить.

Валера взял сигарету и с видимым удовольствием её закурил, а я, открыв дверь, возле которой он стоял, заглянул внутрь помещения. Луч фонаря осветил ряды двухярусных кроватей, на которых действительно лежали трупы. По-видимому, эта большая комната, так же как и первая, осмотренная мной, выполняла роль казармы. Несмотря на предыдущее моё заявление, что-то совсем не хотелось заходить туда и начинать проверять тумбочки и карманы усопших. Поэтому я даже обрадовался, хоть и не без удивления, когда в противоположном конце коридора неожиданно возник луч света, а вслед за ними появилась человеческая фигура. Когда фигура шагнула на освещённое лампами место, мы поняли, что это Коля. Он целеустремлённо направлялся к нам, по пути с видимым удовольствием вдыхая сигаретный дым, распространявшийся чуть ли не на весь коридор. Этот-то запах, видимо, и привёл его к нам.

Коля ещё издали начал выкрикивать:

– Ну как дела? Я носом чую, что вас можно поздравить с добычей. Может, вы и горилку здесь нарыли?

– Какая, к чёрту, добыча, тут везде только одни мертвяки, – ответил я, – единственное, что стоящее нашёл, так это пачку сигарет, да и то – воняют как копна прелого сена. На, вон, сигаретку, траванись за компанию.

Николай охотно взял сигарету, только сразу её не закурил, а, немного отдышавшись, заявил:

– Тогда скорее заканчивайте здесь и пойдёмте со мной, вроде намечается одна интересная тема. Мы с Максимом нашли проход в пристройку, по-видимому – раньше там были столовая и кухня, правда, пролезть к ним будет не очень легко, вся та сторона завалена всякими обломками и снегом. Наверное, этой части здания довольно сильно досталось от цунами. Все-таки хорошо, что близко не океан, а всего лишь Чёрное море, поэтому волна была не очень большой.

После этих слов он наконец закурил полученную сигарету, немного подымил ей и продолжил:

– Фу, чуть не забыл, зачем шёл! Нужно захватить с собой какой-нибудь ломик, а то там мы нашли железную дверь, и монтировками ни фига не получается её вскрыть. Тут возле лестницы я вроде видел пожарный щит и на нём толстый багор, думаю, им и вскроем ту дверь.

– Ну что, тогда докуривай и пойдём ломать эту самую дверь, – согласился я с его предложением, – к тому же Валера как знал, что нужно будет чего-нибудь вскрывать, взял с собой большой гвоздодер, фомку, так сказать.

В этот момент в разговор вступил Валера, он, вытянув вперёд руку, указал на противоположную сторону коридора, где, выделяясь среди других, виднелась мощная железная дверь и спросил:

– Что, там установлена такая же, как этот монстр? Если да, то мы – хрен её вскроем подручными средствами. Может, всё-таки сходить к кунгам и взять болгарку?

Коля, глянув на указанную дверь, помотал головой и заявил:

– Да нет, та гораздо хлипче, просто дверь, обитая оцинковкой. Мы бы её и ногами выбили, но она, сволочь, открывается наружу. Этим багром, думаю, мы её спокойно отожмём. Ладно, пошли, мужики, а то Максим там уже заждался.

Когда мы уже направились к дальней стороне коридора, я всё-таки не удержался и прямо на ходу спросил у Коли:

– Слушай, а как всё-таки вы оказались раньше нас на первом этаже? Вроде бы все, пока мы устанавливали проводку, пошли проверять второй этаж.

– Правильно, мы с Максом сначала и заглянули в одну комнату на втором этаже, но это оказался простой кабинет, кроме уставов и каких-то бумажек, там ничего не было. А так как народу там и без нас полно, мы и пошли на первый этаж, можно сказать, сразу за вами. Только направились мы в другую сторону коридора, а там он поворачивает и ведёт в столовую.

Остановившись около пожарного щита, Николай снял похожий на ломик багор, и мы пошли дальше. При нашем приближении к повороту коридора стали видны следы разрушений – валялись какие-то доски и отвалившаяся штукатурка. После поворота таких следов стало гораздо больше, а вот когда мы вышли из-под защиты каменных стен, тогда увидели настоящую картину разрушений. Мы еле пробрались мимо снежных столбов, образовавшихся в местах обрушения крыши. Наконец, добравшись до новых каменных стен, я увидел Макса, который при свете фонарика пытался обследовать большой зал, уставленный обеденными столами. В этом зале, в двух местах тоже стояли толстые снежные столбы, и кое-где валялись обломки плит перекрытия. По всем этим признакам я вывел, что пристроенная столовая была одноэтажной и по качеству проведения строительных работ и материалов гораздо хуже большого здания.

Следующий впереди Николай уверенно вошёл в примыкавшую к столовой кухню, пробрался между плитой и большим разделочным столом и направился к небольшому коридорчику, в конце которого, собственно, и находилась наша цель – обитая оцинкованным железом дверь. Следом за нами в этот же коридорчик вошёл и Макс. Вот так, вчетвером, мы и начали, попеременно сменяя друг друга, вскрывать эту дверь. Отжать её багром у нас так и не получилось – мешала стена. Помучившись так минут десять, я отошёл в сторону, чтобы теперь другие попытались это сделать. Только решил закурить, как раздался отдалённый хлопок взрыва. Я, засунув сигарету обратно, поспешил в основное здание, откуда и пришёл этот звук. Ребята так и продолжали заниматься дверью; из-за шума, производимого ими самими, никто не услышал этого хлопка.

Добравшись до большого, освещённого электрическими лампами коридора, я увидел, что железная дверь была распахнута, и у входа в эту комнату переминался с ноги на ногу Граната. Увидев меня, он улыбнулся и довольным тоном произнёс:

– Ловко ваш Хан эту дверь вскрыл. Сразу видно – крутой профессионал.

– Других не держим! Так что – учись, студент, как надо мародёрствовать. Наверное, этот пласт жизни прошёл мимо тебя. Но не волнуйся, с нами ты быстро наверстаешь упущенное.

С этими словами я, пройдя мимо него, вошёл в открытый дверной проём. От увиденного богатства у меня даже ёкнуло сердце. Вся эта большая комната была заставлена пирамидами с оружием и стеллажами с боеприпасами. По-видимому, похожие чувства, только в сто раз сильнее, испытывали и Саша с Флюром. Они оба, с очумелыми глазами ходили от одного стеллажа к другому и о чём-то периодически друг с другом перекрикивались.

– Ну и ни хрена же себе, ёжкин кот! – воскликнул я. – Только скажите мне на милость, как мы всё это богатство вывезем.

Этими словами я прервал обоюдный экстаз Саши и Флюра, они остановились и уже осмысленными глазами посмотрели на меня, после чего Саша сказал:

– Вот, вот, Батя, я тоже об этом думаю, только ни одна умная мысля в голову не приходит. Если даже мы наладим ещё одну машину, то где для неё взять шины низкого давления. Поставить обычные камеры – так они через десять километров лопнут. Да и где взять на новую машину двух водителей? Боюсь, что никто из оставшихся дам не выдержит такой темп движения. Тут у мужиков-то зрение летит. Так что придётся оставить всё здесь, захватим только немного боеприпасов, разовых гранатомётов и четыре комплекта ПЗРК.

– Тогда получается, нам не нужен крупнокалиберный пулемёт, – высказал я своё мнение, – тем более это ЗПУ весит килограмм двести, не меньше.

– Да, наверное, ты прав, сейчас самое главное для нас – по максимуму загрузиться топливом. Жалко, конечно, оставлять такую вещь, но, видать, придётся.

Потом, ещё раз оглядев помещение оружейки, он с ноткой горечи в голосе продолжил:

– Ладно, что тут поделаешь! Тогда мы с Ханом подберём тут самое необходимое, а остальные пускай, чтобы не терять время, продолжают обследовать другие помещения. Глядишь, ещё что-нибудь интересное найдут.

Чтобы хоть немного подбодрить этих любителей оружия, я с подчёркнутым энтузиазмом в голосе произнёс:

– А уже, наверное, нашли! Мастер с Максом рядом с местной кухней обнаружили очень интересную, обитую оцинковкой дверь. Скорее всего там находится продуктовый склад заставы. Сейчас они вместе с Валерой пытаются открыть эту дверь.

Услышав мои слова о продуктовом складе, ребята на минуту забыли об оружии. Флюр сразу же повернулся ко мне и завистливо заметил:

– Вот же, Мастер, вот же сукин сын! Не удивлюсь, если его хохляцкий нос приведёт к запасам сала и горилки. Ну ладно, что мы тут стоим, нужно быстрей двигать к кухне, нельзя оставлять такую ненасытную утробу наедине с ценными продуктами.

– Хан, тебе же вера запрещает есть свинину, – саркастически заметил Володя.

Флюр усмехнулся, похлопал себя рукой по животу и заявил:

– Да, Интендант! Придётся мне с тобой провести ознакомительное прочтение Корана. Чтобы ты уяснил, что в боевом походе истинный мусульманин может употреблять в пищу всё что угодно, даже свинину, тем более когда помогает своим друзьям, а я действую точно по канонам, спасая вас от накопления избыточного холестерина. Вдобавок ко всему прочему, если нам повезёт и найдём горячительное, думаю, я возьму на себя и часть алкогольного вреда. К тому же не забывай, солнце уже село, можно немного и погрешить. Так что хватит болтать, пошли спасать ребят от искушения чревоугодием.

Своими словами Флюр всех развеселил, и мы, обмениваясь на ходу шуточками, направились тесной группой в сторону столовой. Я шёл впереди, указывая дорогу. Войдя в кухню, мы услышали треск и громкий удар, как от падающего тяжелого предмета. Войдя в коридорчик, я увидел распахнутую дверь, а рядом стоял с перекошенным лицом Валера, с ожесточением растирал кисть левой руки и при этом громко матерился. Я сразу понял, что вскрытие железной двери произошло только что и, как водится, не без травм. Пропустив вперёд Дохтура, который сразу же занялся рукой Валеры, я вошёл в помещение. За мной туда же ввалились и ребята.

Это была большая комната, её функция как продуктового склада становилась сразу понятной, стоило увидеть стеллажи, забитые ящиками с консервными банками, которые стояли вдоль стен с овощными контейнерами, промышленным холодильником и двумя большими морозильными агрегатами. В углу лежали друг на друге несколько мешков, по маркировке я сразу понял, что это сахар. Обе морозилки были открыты, и там чем-то уже гремели Коля с Максом. Услышав, что кто-то зашёл, они прервали это увлекательное занятие и обернулись к нам.

Физиономии у них были умиротворённые и довольные, как у сытых котов. Мы, уже до этого разгорячённые шутками, которыми обменивались по пути сюда, при виде этих лиц дружно рассмеялись. На лице Николая появилось недоумевающее выражение, и он спросил:

– Вы что это – белены объелись? Или травки где-то накурились?

– Ладно, Мастер, ты как, нашёл сало, о котором мечтал? – спросил его, усмехаясь, Флюр.

– А то, – ответил Коля и, широко улыбаясь, вытащил из морозилки большой бак из нержавейки. Потом как фокусник снял крышку, и все увидели в этой емкости толстые куски сала, они заполняли бак больше чем наполовину. Про себя я прикинул, что этого продукта там не меньше десяти килограммов.

Мы, поражённые, примолкли, потом Флюр не выдержал и хриплым шёпотом спросил:

– Ты что и горилку где-нибудь откопал?

– Ну ты, татарин, совсем не знаешь менталитета украинцев. Разве бывает сало без горилки? – И Коля, сделав несколько шагов к близстоящему стеллажу, открыл стоящий на нём неприметный картонный ящик и начал демонстративно доставать из него бутылки с водкой. Непроизвольно я прочитал надпись на этикетке – «Старокиевская емкость 0,7 л». Выставив двенадцать бутылок, Николай театрально сбросил пустую коробку на пол и сделал реверанс.

После минутного молчания раздался восторженный крик, и народ, толкая друг друга, попытался добраться до Коли, чтобы начать его качать как героя. Такое буйное выражение чувств остановил я:

– Эй, мужики, вы что, сейчас же всю посуду побьёте! Всех, мля, за это в нарядах сгною! Стоять, мля!

От неожиданности, услышав мою ругань, народ остановился, и теперь все вопросительно глядели на меня. Я на минуту приостановил ор и уже совершенно спокойным голосом продолжил:

– Хватит безумствовать, тем более время уже одиннадцать часов. Нужно кое-что отсюда забирать и валить к себе в кунг. Сами же слышали, что сегодня Флюр говорил – после двенадцати ночи начинается время Вия.

По лицам моих друзей я понял, что они не оценили шутки:

– Ладно, шучу! Но заканчивать действительно надо. При виде этих богатств мне что-то зверски захотелось мяса, эта осетрина уже достала. Предлагаю – пока девчонки спят, захватить здесь по банке тушенки, бутылки три горилки, шматок сала, естественно, и пойти в наш кунг – попьянствовать, по-мужски.

– А что же это за пьянство такое, с тремя бутылками? Это же получается – всего двести грамм на нос, – попытался возмутиться Сергей.

Но я, назидательно подняв указательный палец, ему ответил:

– Не пьянства ради, а здоровья для! Потом, повернувшись к Володе, предложил:

– А ты, Интендант, давай, оставшиеся девять бутылок приходуй в свой гроссбух.

Чтобы прекратить начавшееся протестующее бухтение и возгласы, типа «Диктатор!», я подумал и заявил:

– Ещё бутылок шесть используем, когда закончим все дела на этой заставе. Устроим перед дальней дорогой день релаксации.

Против этого возражать, естественно, никто не стал, и мы, захватив нужные продукты, тесной группой направились к выходу из этого здания. Вечерний загул продолжался недолго, всего часа полтора. В два часа ночи все уже лежали на своих спальных местах. Во время нашей посиделки мы полностью распланировали дальнейшие работы. Было решено, что «Урал» останутся доделывать три человека, Саша теперь будет участвовать в работах, проводимых наверху, где нужно было успеть сделать очень много: во-первых – откопать ворота в ангар, во-вторых – поднять краном цистерны и квадроцикл, ну и, наконец, отобрать и вынести из здания погранзаставы оружие и продукты. Кроме всего этого, мы решили – после проведения всех работ устроить большой помывочный день. Нужно было перед дальней дорогой привести себя в порядок – отмыть всю грязь, накопившуюся с последнего банного дня.

На следующий день подъём был в восемь часов, на работу вышли в девять. Погода на улице была прекрасная – температура –11 градусов, снега и ветра не было. И работа закипела. Снегоуборщик перевели на откопку ворот. Саша и Володя занялись отбором и переноской оружия и продуктов на улицу перед зданием заставы. Ну а все остальные, включая женщин, продолжили откапывать верхушку ангара, в том месте, где находились цистерны.

К обеду полностью освободили от снега довольно большой участок металлической поверхности. Отпустив женщин немного отдохнуть, а потом начинать готовить обед, мы приступили к резке оболочки ангара. Пришедшие чуть позже Саша и Володя тоже приняли в этом участие. Самую большую трудность доставила балка перекрытия. Пока Валера и Саша резали её двумя болгарками, пришлось поменять четыре отрезных круга. А резать эту балку было надо, для того чтобы цистерны свободно могли пройти через проделанное отверстие.

Бригада наших автомехаников тоже сделала большое дело – был заведён двигатель «Урала». Машине дали поработать несколько минут, затем заглушили. Потом, при помощи верёвки, по одному вытащили ребят из ангара. После этого позвали Сергея с Максом и направились на обед. Настроение было отличное – дел сделано много, а самое главное – вездеходный «Урал» оказался в полном порядке. Оставалось только заменить на нём шины низкого давления, откопать ворота, за которыми он стоял, загрузить этот грузовик, и можно было двигаться дальше.

Ребята на снегоуборщике уже сняли верхний, рыхлый слой снега на всей трассе будущего въезда в ангар. Обед нас тоже порадовал, мы, не ограничивая себя, наелись осетрины и супа из неё. Несмотря на то, что в последнее время ели рыбу, как говорится, «от пуза» – её количество на складе всё ещё превышало сто килограммов. Во время обеда опять были пересмотрены составы рабочих бригад: вытаскивать цистерны оставили трёх человек – это были я, Саша и Валера; выносить продукты из здания должны были тоже три человека, во главе с Володей; в ангаре оставалась та же бригада, остальные были брошены на откопку въезда. Было решено, несмотря на работающий снегоуборщик, начинать копать вручную вертикальную шахту непосредственно перед воротами. Снег там был уже плотный, ноги не проваливались, и напиленные снежные блоки не рассыпались. Ещё один шурф начали копать на самой верхушке ангара, как раз над КРАЗом с большой цистерной. Там было задумано пробить отверстие в обшивке ангара, чтобы просунуть шланг для откачки дизтоплива.

После обеда наша бригада занялась подъёмом грузов из ангара. Для этого сначала начали перекачивать керосин в большую цистерну с дизтопливом, она была не полная, и туда вошёл весь керосин. Одновременно с перекачкой я подогнал «газон» к вырезанному проёму, а Володя в это время устанавливал грузовой «Урал» так, чтобы можно было вытаскивать груз, не выдвигая полностью стрелу крана. Саша в это время, спустившись в ангар, лопатой освобождал от снега квадроцикл.

Откидав снег, он зацепил тросом этот аппарат, и я «газоном» подтянул его практически к самому отверстию в ангаре. Володя зацепил квадроцикл кошкой крана, потом, подойдя к управляющей консоли крана-манипулятора, приподнял его над проёмом. Я сдал «газон» назад, вышел из кабины, отцепил трос и начал помогать Володе, чтобы отвезти квадроцикл подальше, то есть выполнял работу стропальщика. Таким же образом мы вытащили и цистерны. После того как они оказались наверху, мы с Володей при помощи болгарки освободили цистерны от колёсной базы, и теперь они были полностью готовы для установки в кузов «Урала».

Кстати, таким же образом подняли и три бочки, полные бензина, их обнаружил Флюр в кузове одного из ЗИЛов. Эти бочки помогала перекантовывать из кузова вся бригада автомехаников. На пол ангара их скатили по толстым доскам, приставленным к кузову. После этого Саша не стал подниматься наверх, а остался помогать перебортировать колёса «Урала».

Закончив поднимать бочки, Володя стал помогать ребятам откапывать ворота, а я, вместе с Игорем, направился в наш кунг на процедуры.

После капельницы я остался в кунге и даже уснул, ожидая прихода остальных. Разбудил меня шум, доносящийся с кухни и запах готовящейся рыбы. Я глянул на часы – было уже девять вечера. На кухне суетились Маша и Галя, женщины пожалели меня будить. Чтобы как-то обратить на себя внимание, я кашлянул и спросил:

– Ну как там дела? Много еще снега осталось? Может быть, мне встать и пойти помочь ребятам?

– Да уж лежи, лечи свой глаз. Там и без тебя полно здоровых мужиков, – ответила мне Маша, помешала в большой кастрюле и продолжила: – Въезд в ангар уже откопали больше чем наполовину. Даже успели сделать отверстие для насоса. Игорь уже откачивает солярку в цистерну своего заправщика. Сейчас там остались работать одни ребята. Вот отварим рыбу и пора всех звать на ужин.

Я встал, оделся и только потом спросил:

– Вы-то сами хоть перекусили? Так сначала сами поужинайте, а то, если вся наша гоп-компания заявится в полном составе – ни времени, ни места у вас уже не будет. Я с вами тут пока попью чайку, а потом уж пойду звать мужиков.

Жена со мной согласилась, и я сначала поужинал с нашими дамами, потом, уже в десять часов, хотя и с трудом, но осилил ещё одну порцию рыбы, а потом, мучаясь от переедания, уснул только в одиннадцать часов вечера.

На следующий день подъём был опять в восемь часов. За завтраком договорились, что сегодня работают одни мужчины. Фронт работ сузился, оставалось только откопать въезд. «Урал» был полностью подготовлен, отобранные продукты уже лежали на улице – оставалось их только загрузить в «Урал».

Для наших женщин было решено сегодня устроить банный день. Чтобы помочь им наносить воду, был оставлен Максим. Электричество решили не экономить и запустили все наши бензогенераторы: два больших и два маленьких. Бензина теперь у нас было много, вряд ли мы сможем увезти его весь с собой, поэтому для процесса помывки стало возможным использование санузлов в обоих кунгах.

К вечеру спуск в ангар был закончен, мы распахнули ворота, и Граната выгнал «Урал» наверх. Было решено, что экипажем на этом вездеходе будут Василий и Миша. После этого я с Игорем отправился на процедуры, а ребята остались устанавливать цистерны в кузов и загружать туда приготовленные продукты и оружие. Ещё днём Валера с Сергеем изготовили сани. Конструкция у них была такая же, как и у остальных. Их должен был буксировать наш новый вездеход. В сани загрузили квадроцикл и четыре пустые бочки, в которые потом мы залили дизтопливо. Я, закончив процедуры, ожидал ребят до девяти часов, они пришли уставшие, но довольные проделанной работой. «Урал» было полностью загружен и готов к дальнему путешествию.

Ужин у нас прошёл на удивление спокойно, безо всяких споров и длинных разглагольствований. Единственный вопрос, который обговорили – это о завтрашней бане и отдыхе. Отправляться в дальнейшую дорогу решили послезавтра утром. Вместо меня управлять «газоном» должна была Вика.

На следующий день наша помывочная эпопея началась только в двенадцать часов и закончилась в шестом часу вечера. Немного передохнув, в семь часов вечера, чистые, побритые и благоухающие парфюмом, мы собрались на праздничный ужин. Полностью всех наш кунг вместить не смог, поэтому часть дам, которые отказались пить водку, остались в женском кунге с детьми. Собаки, на всякий случай привязанные за поводки, охраняли наш лагерь.

Как обычно бывало после крупных свершений, стол ломился от элитных, для нашего теперешнего положения, продуктов. Сегодня несомненным хитом было сало, квашеная капуста и солёные огурцы. Как ни странно, за столько лет хранения и после разморозки эти продукты оказались совершенно не испорченными и, по-моему, не сильно потеряли во вкусе.

После первой рюмки Володя начал рассказывать, что всего в «Урал» загружено больше тонны продуктов, включая двести килограммов сахара. Когда он приступил к перечислению всех отобранных продуктов, его чуть не освистали и заставили говорить второй тост. После третьей рюмки Флюр вдруг подскочил к сидевшему напротив Мише и заявил:

– Слушай, Мишань, ты какой-то очень скромный, ничего про себя не рассказываешь. Вон, Граната уже всем доложил о своей прежней жизни, а ты всё мнёшься чего-то. Не бойся, здесь все свои, давай, колись про свои скелеты в шкафу. А, может быть, ты нас не уважаешь? – И Флюр уставился немигающим взглядом на Мишу.

Тот как-то испуганно вздрогнул и, немного заикаясь, ответил:

– Да ты что, Хан! Я не просто всех вас уважаю, а преклоняюсь перед вашим мужеством. Очень жалею, что после катастрофы рядом не оказалось людей, хоть немного похожих на вас. Что же касается рассказа про себя, то мне даже неловко об этом говорить. По сравнению с вашей жизнью, моё существование какое-то жалкое и совсем неинтересное. Но, если хотите, я всё вам расскажу, обещаю ничего не утаивать.

И Михаил начал не очень долгий рассказ о своей жизни.

Фамилия у меня Прозанов, сейчас мне тридцать девять лет. Я закончил Ейское лётное училище и десять лет служил в ВВС. Сначала летал на «сушках», потом меня сбили над Южной Осетией, и я не очень удачно катапультировался. После этого пришлось переквалифицироваться из истребителя в извозчики и летать на транспортных самолётах, для этого целый год переучивался. За пять лет до катастрофы я демобилизовался и устроился в одну известную авиакомпанию. Летал на грузовых АН-178. В основном возили негабаритные грузы и практически по всему миру. Даже несколько раз летал на Шпицберген. Платили совсем неплохо, так, что я смог купить себе новую квартиру в Ростове. Старую оставил бывшей жене и нашему ребёнку. Развёлся с ней еще когда служил в армии. Эта сука, пока я находился в служебных командировках, напропалую мне изменяла.

Так и жил один до самой катастрофы, правда, конечно, была у меня приходящая жена, но это так, просто для утехи плоти – после катастрофы я её и не видел больше. Когда случилось землетрясение, я находился на аэродроме. Мы недавно прибыли из рейса – летали в Африку, доставляли гуманитарный груз. Повсюду были бардак и суета, это помешало мне быстро добраться до дома. Когда всё немного успокоилось, нас задержали из службы МЧС – все думали, что самолёты понадобятся для проведения спасательных работ.

Когда немного прояснилась ситуация и стало понятно, что надвигается облако пепла, и в такой ситуации воздушное сообщение будет невозможным, нас распустили по домам. Держать столько народу на аэродроме было невозможно, все крупные каменные здания рухнули, даже чай приходилось пить в будке у охранников. К тому же объявили, что через пару часов нас может накрыть облако вулканических газов, что возможно отравление ими, поэтому рекомендовали тем, кто живёт выше пятого этажа, переждать эту газовую атаку дома. Нужно было плотно закрыть окна и двери, а вентиляционные отверстия перекрыть несколькими слоями марли, периодически смачивая её водой. Тех же, кто оставался на аэродроме, собирались эвакуировать в город, в уцелевшие от землетрясения здания, туда же предлагалось явиться тем, у кого дома разрушены.

Из этих речей и несогласованных действий я понял одно – спасение утопающего дело рук самого утопающего. У нас не оказалось ни одного авторитетного, харизматичного лидера, который бы взял ответственность за судьбы других людей. Всё начальство думало в первую очередь о спасении своих задниц. Никто не желал заниматься не прописанными в его должностных инструкциях делами. Рядовые пилоты, техники и обслуживающий персонал аэропорта так и не смогли самоорганизоваться. О неспособности руководства к действиям в случае ЧП говорил и тот факт, что народ просто выпихивали в неизвестность, при этом даже не снабдив сухим пайком, дали только несколько марлевых повязок.

Помню, что всё это меня чрезвычайно разозлило. Я не стал стоять в очереди на получение этих повязок, сел в машину и поехал домой. Внутри просто клокотала обида на власть, которая как только стало ясно, что полёты невозможны, отнеслась к нам как к отработанному материалу. Я ехал и мысленно злорадствовал, как эти сволочи-начальнички ошибаются, я всё равно выживу: в квартире моей полно консервов, есть кулер с 30-литровой канистрой воды, плюс ещё одна. К тому же так как я увлекался туризмом, в запасе было много таблеток с сухим топливом, а также плитка и осветительная лампа, работающие от баллончиков со сжиженным газом. Этих баллончиков лежало в кладовке штук двадцать. Сейчас я радовался, что жил один, часто бывал в командировках и, из-за того что не хватало времени ходить по магазинам, закупал обычно очень много консервов и супов быстрого приготовления. Было очень удобно, как только проголодался – открыл консервную банку, съел её – и ты уже сыт.

До дома добирался в три раза дольше, чем обычно – это заняло у меня час двадцать. И это было связано не с пробками, как раз машин на дороге было очень мало, а с возникшими на асфальте трещинами и валяющимися повсюду обломками зданий. Хорошо, что у меня был джип с большими колёсами, и я смог без особых проблем преодолеть все трещины и колдобины. В городе иногда приходилось ехать по парковой зоне, прямо по кустам и цветочным клумбам.

Насмотревшись на разрушения и лежащие повсюду трупы, я, когда увидел, что дом мой цел, даже, несмотря на то что до этого был не особо верующим, превознёс молитву нашему Господу Иисусу Христу и прослезился. Поднявшись пешком на свой седьмой этаж, первым делом, не раздеваясь, начал перекрывать окна. Половина стёкол отсутствовала, и, чтобы изолироваться от внешней атмосферы, пришлось снимать со всех шкафов задние стенки из оргалита и прибивать их на рамы. Сверху всю конструкцию я ещё закрыл нейлоновым полотном – пришлось порезать палатку. Когда всем этим занимался, уже ощутимо пахло какой-то мерзостью, у меня даже разболелась голова, пришлось выпить несколько таблеток анальгина. Я, превозмогая плохое самочувствие, все-таки доделал окна и перекрыл вентиляцию марлевым фильтром, который обильно смочил водой. Состояние было ужасное, я достал бутылку коньяка и, не закусывая, выпил его прямо из горлышка, при этом прикладывался всего-то раза четыре. Потом, не раздеваясь, упал на кровать и отрубился.

Следующие дни помню плохо, только иногда в голове возникают воспоминания о довольно мерзком состоянии, которое лечил алкоголем, иногда заедая это лекарство какой-нибудь банкой консервов. В себя пришёл только дней через восемь и то потому, что буханина в доме кончилась и страшно хотелось пить. Я проверил свои запасы – добрая половина консервов была использована, открытые банки валялись по всей квартире. Воды в баллоне кулера не было, но запасной баллон был не тронут. Я его открыл и налил себе большую кружку воды. Выпив, почувствовал некоторое облегчение. Голова прочистилась, и я начал анализировать обстановку. Из постороннего в квартире ощущался только сильный запах канализации. Я прошёл в туалет и ужаснулся – там было в прямом смысле всё засрано.

Одежда и обувь тоже были все в засохшем говне, меня чуть не вырвало, я вернулся и снова налил себе полную кружку воды.

После этого, отпихивая попадающиеся под ноги пустые бутылки и банки, я направился в кухню. В квартире было довольно прохладно, и у меня возникла мысль – взглянуть на показания термометра, висящего на внешней раме кухонного окна. Как мне помнилось, стёкла там оставались целыми. Зайдя на кухню, я ещё раз ужаснулся – вдобавок к наваленной в углу большой куче говна и луже мочи, возле мойки, на столе, на большом металлическом подносе было устроено импровизированное кострище. По-видимому, я там жёг таблетки сухого топлива, страницы из книг и журналов, разогревая себе консервы. Потолок был весь чёрный, а на стенах остались подтёки от брызг жира. Боком, стараясь не задеть стол и не наступить ещё в какую-нибудь гадость, я протиснулся к окну и посмотрел на градусник.

На улице было пять градусов тепла и довольно сумрачно. К своему удивлению, я заметил в палисаднике перед домом двух человек. Они что-то там собирали, и, что самое главное, на них не было надето ни противогазов, ни марлевых повязок. Из всего увиденного мой воспалённый мозг, хотя и со скрипом, но сделал вывод, что сейчас на улице совершенно безопасно, и если я туда выйду, это мне не нанесёт никакого вреда. С этой мыслью, чуть ли не бегом, я бросился на балкон и уже оттуда внимательно оглядел все доступные взгляду окрестности. Там увидел проезжающую мимо машину и ещё нескольких человек. Все проходящие мимо люди тащили какие-то вещи или были нагружены досками, вперемешку с ветками деревьев. На улице канализацией не пахло, но зато присутствовал, очень уж хорошо знакомый мне по африканским воспоминаниям, запах гниющих трупов.

Вернувшись в комнату, я сел на диван и стал размышлять – выводы были ужасны. Света, воды, тепла и канализации в доме не было. Консервов оставалось дней на семь, надеяться на помощь со стороны властей не приходилось. Кому нужен был пилот, который кроме как летать на самолётах больше ничего не умел. А, судя по облакам с мелкими частичками пепла – это моё умение ещё долго никому не пригодится. От осознания собственной никчёмности и бессилия я даже всплакнул. Ужасно захотелось выжрать стакан какого-нибудь пойла, но, к сожалению, даже после тщательного обыска, я не нашёл ни капли спиртного. Пришлось опять налить себе полную кружку воды.

После этого я ощутил непреодолимое желание сходить в туалет. Гадить в квартире было противно, и я вышел в коридор, намереваясь отлить в мусоропровод. Подойдя к нему и открыв крышку, резко отшатнулся – из зева мусоропровода на меня шибануло таким зловонием, что заслезились глаза, и сразу захотелось блевануть. Сдерживая себя, я всё-таки справил свою нужду и с чувством омерзения захлопнул крышку этой клоаки. По-видимому, подобный путь сброса отходов жизнедеятельности был не в новинку не только мне, только, скорее всего, я был последним, кто догадался использовать его в этом качестве.

Зайдя в квартиру, я в тягостном раздумье уселся на диван. Всё, что было сделано мной в этой жизни, казалось бессмысленным. Все мои потуги заработать как можно больше денег сейчас казались смешными, а амбиции по обладанию самыми модными вещами просто нелепыми. Вот я сейчас сижу в одежде от Версаче, весь обмазанный дерьмом, а моя дорогущая квартира выглядит хуже самого грязного хлева, и не к кому обратиться за помощью и сочувствием, все настоящие друзья остались там, в армии, они живут в облезлых комнатах, в гарнизонном общежитии при аэродроме. В этот момент, если бы у меня был пистолет, я бы точно застрелился, мысль о том, чтобы повеситься, вызвала у меня отвращение.

Потом я подумал о своём джипе, у меня что-то щелкнуло в мозгу, и возникло сильное желание срочно уехать отсюда, к моим настоящим друзьям, и там попытаться выжить. В первую очередь, передо мной возник образ Витьки – моего кореша ещё по училищу. Я знал, что сейчас он живёт у родителей, недалеко от города Шахты. Идея поехать к нему настолько мной завладела, что я, больше уже ни о чём не рассуждая, подскочил и начал действовать: сначала полностью разделся и, ёжась от холода, протёрся полотенцами, смоченными в воде. Потом переоделся в свой обычный наряд для туристических походов в холодное время и только после этого начал собирать нужные вещи и оставшиеся продукты. Всего набралось два рюкзака и три большие сумки. Больше ни минуты не желая задерживаться в этом проклятом месте, я отнёс все собранные вещи в машину и тут же тронулся в путь.

По моим прикидкам, бензина, для того чтобы доехать до Витьки, должно было хватить. До города Шахты было совсем недалеко, а у меня было залито бензина больше половины бака. До катастрофы весь путь занял бы часа два, а тогда я добрался до места аж за тридцать часов, к тому же пришлось ночевать в машине. Но, как говорится – нет худа без добра. За время путешествия я несколько раз останавливался и готовил себе на газовой плитке горячие обеды, так что к концу этого путешествия пришёл в полную норму и не выглядел уже как глубоко несчастный человек или какой-то бомж.

Когда въехал в посёлок, где проживал Витька, был, как обычно в последнее время, сильно разочарован. Посёлка как такового уже не существовало – вместо домов стояли обугленные руины, живых людей не было видно, только в воздухе присутствовал запах гниющего мяса. Дома родителей Виктора тоже не было, на его месте остался стоять только фундамент да торчал остов полуразвалившейся печки.

Я уселся в заглушенную машину и задумался – что мне делать дальше. Ехать в свой бывший гарнизон – не хватит бензина. Возвращаться в Ростов и явиться на аэродром – тоже не хватит бензина, да и, если сказать прямо, меня туда совсем не тянуло. Но, по-любому, нужно было примкнуть к какой-нибудь группе людей, топлива в машине у меня не хватит даже на то, чтобы обогреть себя в течение одной ночи. Греться у костра – тоже не выход, дальше станет ещё холодней, словом, без тёплого убежища и продуктов выжить будет просто невозможно. В голову мне приходила только одна мысль – нужно ехать в ближайший крупный город и там всё-таки обратиться к властям с просьбой о помощи. Мне стало окончательно ясно, что в одиночку я не выживу.

Посидев так полчаса, я завёл машину и поехал в ближайший город – это были Шахты. Только до него я на машине так и не доехал – кончился бензин. Пришлось, захватив остатки продуктов, дальше двигаться пешком.

Центральный эвакуационный пункт нашёл достаточно быстро. Так же быстро меня там зарегистрировали, выдали талон на питание и определили на ночлег в палатку. На следующий день записали в рабочую бригаду, которую направили на шахту Луговая-бис, чтобы готовить её к прибытию эвакуированных людей. Там мы в основном занимались разгрузкой привозимых продуктов и укладкой их в специально оборудованные склады. Через неделю нас бросили на помощь бригадам, уже давно занимающимся переоборудованием шахтной котельной в некоторое подобие ТЭЦ. В этом месте я и работал до наступления сильных морозов. За это время мы хорошо утеплили котельную, сделали тёплый коридор от неё к стволу шахты и проложили там рельсы для вагонеток, которые должны были подвозить уголь к котлам.

Так как Бог здоровьем и выносливостью не обидел, меня оставили при этой ТЭЦ, подвозить уголь. Так я и жил года три, как робот: отбарабанил смену, перекусил и спать, потом встал и снова на работу.

Когда образовался Секретариат, его руководство, наверное, начало задумываться о будущем. Поэтому меня, как бывшего пилота, перевели на шахту Распадская, в шарашку для бывших лётчиков и авиатехников. У кого-то из боссов возникла здравая мысль – поскольку небо потихоньку очищается, пора организовывать авиагруппу. Жизнь в шарашке коренным образом отличалась от нашей прежней жизни: кормили намного лучше, появилось свободное время, к тому же по социальной лестнице мы, хотя и относились к касте работяг, получали продуктов и других жизненных благ гораздо больше.

В этой шарашке я прожил года полтора, и всё бы ничего, но нас, особенно в последнее время, начали кормить котлетами из человечины. Первоначально все до единого от них отказывались, но постепенно наша шарашка разделилась на тех, кто ел человечину, и тех, кто принципиально отказывался это делать. Вскоре таких отказников осталось меньшинство, и их начали постепенно гнобить и элита с быками, и бывшие товарищи.

Наступил день, когда этот гнойник вскрылся, на шахте началось восстание рабов и части работяг против творившегося там произвола. Наша группа примкнула к этому восстанию, а один из лётчиков даже вошёл в тройку его организаторов. Первоначально удача способствовала нам. Восставшие захватили практически всю шахту, кроме первых двух горизонтов. Но на помощь элите и быкам пришли каратели с других шахт, и тут начался форменный ад – стали применять газы, и отравленным им не было числа. На всех горизонтах лежали сотни трупов и, как в каком-то фильме ужасов, между этими валяющимися повсюду телами, в мерцающем свете ходили фигуры, похожие на одноглазых циклопов, с горящими посреди лба фонарями и ломиками пробивали черепа ещё шевелящихся людей, добивая их.

Мне очень повезло, что я остался жив. Нашу группу загнали в штрек, заканчивающийся тупиком, а потом закидали гранатами со слезоточивым газом. Силы были не равные, у нас было всего три автомата на всех и совсем не было противогазов. Пока мы катались по поверхности штрека, быки всех повязали, дубинками погнали к подъёмнику и подняли на первый горизонт. Там, в большом, примыкавшем к подъёмникам зале шахты, под светом прожекторов, нас начали сортировать. Первоначально отобрали вожаков, на которых указали находящиеся здесь же ренегаты. Этих людей начали избивать бейсбольными битами и били так, что слышен был треск ломающихся костей. Кричать и сопротивляться они не могли, у всех рты были забиты кляпами, а руки связаны за спиной железной проволокой. Добивать вожаков не стали – так и оставили корчиться на пыльном угольном полу. Затем быки принялись за остальных, слава богу, битами не били, просто попинали немного и успокоились.

Потом всех начали клеймить раскаленной железной печатью. Клеймо ставили на лоб, это было признаком того, что человек принимал участие в бунте. Обычным рабам клеймо ставили на щёку. Теперь в наших рядах большинство было дважды клеймённое. Выступивший перед нами представитель элиты пообещал, что если раб с клеймом на лбу ещё хоть раз будет замечен в неповиновении, из него бейсбольными битами сразу сделают отбивную.

Когда все эти процедуры были закончены, нас перераспределили между шахтами, принимавшими участие в подавлении этого восстания, а затем разогнали по маленьким каморкам, находящимся неподалёку. На следующий день мне выдали полушубок, лыжи и запрягли как собаку в сани, нагруженные контрибуцией с шахты Распадская. После этого палками нашу упряжку погнали вперёд. Вот так я и попал на шахту Глобуса.

К жизни в качестве раба я привыкал очень тяжело. Всё время жалел, что сразу не погиб во время восстания. Но потом мозг как-то постепенно отключился, и я опять превратился в робота, даже питался, не понимая, что ем. Очнулся и почувствовал себя человеком я только тогда, когда вы появились и дали мне в руки автомат. У-у-у, как я ненавижу эту адскую, сраную элиту и бычьё!

Этими словами Миша закончил своё повествование.