Снова в путь мы отправились в девять часов утра. Уже полностью рассвело, температура была –19 градусов, снега не было. Видимость, если бы не слепящий своей белизной снег, была прекрасная. Первым управлять «газоном» выпало мне. И вот, когда я уже начинал высчитывать минуты до передачи управления Сергею, впереди идущий вездеход начал резко тормозить. А из включенной на приём рации раздался голос Саши:

– Внимание, всем стоп! Батя и Конь, вы подъезжайте прямо к нашему «Уралу». Остальные водители могут тоже подойти сюда.

Сообщение это меня взволновало, внутри ёкнуло, и я подумал: «Ребята увидели впереди что-то экстраординарное», – поэтому, не мешкая, вслед за ТТМом подрулил к машине первого экипажа, остановился, выскочил из «газона» и подбежал к кабине «Урала». Ребята, увидев меня, распахнули дверь, и я влез в кабину, следом за мной попытался втиснуться и Валера, но места уже было явно маловато. Пришлось Вике выбираться из кабины и пересаживаться, чтобы не мёрзнуть, в стоящий рядом «газон». Когда Валера закрыл дверь, я возбуждённо спросил у Саши:

– Рассказывай, что там случилось, почему ты нас сюда так срочно вызвал?

Не отвечая, Саша протянул мне бинокль и рукой указал направление, в котором нужно было смотреть.

Мы стояли на снежном бугре, перспектива открывалась очень широкая, и я, приглядевшись, на границе видимости, километрах в семи разглядел фигурки нескольких человек, они были одеты в тёмную одежду и двигались двумя группками, каждая из которых тащила за собой сани, загруженные какими-то мешками. Передав бинокль Валере, я, повернувшись к Саше и Флюру, озадаченно спросил:

– Да-а-а… ну, что думаете по этому поводу? Как поступим, идём на контакт?

Флюр тут же ответил:

– А что тут думать, мы же вчера уже всё обговорили; нужно отцеплять прицепы у «газона», ТТМа и догонять этих аборигенов. Двигаются они медленно, и, если поспешим, минут через двадцать их догоним, тогда и узнаем, чем живёт здешний народ, стоит ли нам тут задерживаться, или нужно быстро делать ноги. Например, я думаю, что помогать местным жителям нам не надо, нужно о своих задницах подумать, найти хотя бы приличное место для житья, а уж потом можно заняться помощью другим людям, если оно им надо. В конце концов, после того как найдём тёплое местечко, можно будет прислать сюда наши вездеходы и вывезти на юг столько народу, сколько поместится в кунги и в ТТМ.

Пока он говорил, во мне происходила полная переоценка устоявшегося мироощущения. Впервые я почувствовал, что мы не одиноки, что есть и другие выжившие люди. Если раньше это были просто досужие размышления, а после посещения вымершей Москвы даже они погасились реальностью, сменившись ужасной тоской по исчезнувшей цивилизации, то теперь надежда по восстановлению утраченного вновь ярко вспыхнула в сердце.

Мои радужные мечты прервались прозаическими словами Саши:

– Да прав ты, Хан, прав! Но сейчас нужно решить, как мы к ним подъедем. Вдруг они подумают, что мы желаем их грабануть, на их месте я сразу же открыл бы огонь. Едут они не пустые, а у некоторых из них, я разглядел, и оружие имеется. Вот что, Хан, давай дуй в наш кунг, захвати там подзорную трубу, она будет помощнее всех биноклей, может, в неё разглядим все детали. Да, и загляни в женский кунг, возьми у Гали фотоаппарат с телеобъективом. Ну а мы здесь пока отцепим сани с прицепом и начнём, на всякий пожарный, готовить оружие.

К этому времени вокруг «Урала» собрались все наши мужчины и большинство женщин. Валера, открыв дверь кабины, разом пытался отвечать на градом сыпавшиеся вопросы, но в результате получился многоголосый базар, в котором ничего нельзя было понять. Тогда я вылез на подножку «Урала» и как заправский оратор начал проводить импровизированный митинг. Хорошо, что все, перед тем как собраться, заглушили дизеля у вездеходов, поэтому особо кричать не пришлось. Говорил я очень кратко и безапелляционно, напрочь отметая всякую полемику:

– Первый экипаж вновь продемонстрировал нам свой профессионализм. Флюр сумел в бинокль, на этом громадном пространстве, на расстоянии больше пяти километров разглядеть людей, которые на лыжах куда-то бредут и тащат за собою сани. Этот способ передвижения говорит о том, что они здесь явно не процветают среди технического и прочего изобилия, видно положение у них не ахти, если им приходится, как бурлакам, перетаскивать грузы. Или у них совсем нет техники, или закончилось топливо. Саша в бинокль сумел разглядеть, что они вооружены. Отсюда можно сделать вывод, что эта группа здесь не одиночна и опасается нападений, значит, и нам нужно быть тоже очень осторожными, требуется внимательно всё осматривать и быть готовым к засадам и нападениям. Очень уж вкусной добычей мы являемся на фоне только что увиденного, поэтому, в первую очередь, мы должны обеспечить собственную безопасность; совершенно необходимо, чтобы у нас был налажен обзор всего периметра. Хорошо, что захватили с собой из Москвы несколько камер наблюдения, вот Валера и должен сейчас их достать и обеспечить на стоянках круговое наблюдение, а во время движения сделать так, чтобы экипажи первого и последнего вездеходов могли видеть, что творится с боков и сзади. А по поводу тех людей, которых заметили, – сейчас мы внимательно ещё раз изучим в подзорную трубу эту группу и на «газоне» и ТТМе поедем их догонять. Поедут первый и последний экипажи и на всякий случай ещё Дохтур – вдруг этим людям нужна медицинская помощь. Остальные в это время должны вооружиться и быть на стрёме, ожидая наших распоряжений по рации. Комендантом лагеря пока назначается Володя, – я нашёл его глазами, кивнул ему и продолжил: – Ты, Володь, давай, установи парное дежурство, остальные пускай помогают Валере. Да, и не забудь – вездеходы должны быть готовы в любой момент сдёргивать отсюда – хрен знает, что мы там увидим и узнаем. А пока распорядись, чтобы от «газона» и ТТМа отцепляли прицепы, да, и пускай Коля установит пулемёт у люка, на крыше ТТМа.

Потом, уже обращаясь ко всем собравшимся, я закончил:

– Так что базарить у нас времени особо нет, а то вдруг те люди доберутся до своей базы, и может получиться уже совсем другой расклад. Сейчас у нас имеется явное преимущество – они в чистом поле, ну а мы – на гусеницах, вряд ли они рискнут предпринять против нас какие-нибудь враждебные действия.

После этих моих слов народ немного успокоился и начал расходиться выполнять полученные указания. К этому времени появился и Флюр с подзорной трубой, они с Сашей залезли в ТТМ, потом через люк на его крышу и уже оттуда начали изучать обнаруженную группу людей. Мы с Сергеем забрались в кабину «газона» и проверили наши автоматы, ещё я положил в бардачок три гранаты. Через некоторое время увидел, как в ТТМ залез Дохтур, на плече у него висел автомат, а в руках он нёс два знакомых чемоданчика – один с медицинскими инструментами, а второй с лекарствами. Потом из вездехода появился Саша и залез к нам в кабину.

– Ну что там нового, что-нибудь увидел? – спросил я его.

– Да нет, но разглядел, что автоматы только у пятерых, а всего их там четырнадцать человек, – ответил он, – потом прокашлялся и продолжил: – Давай-ка, Батя, разработаем план, как будем действовать. Я думаю, что особо агрессивно подъезжать к ним не стоит, поэтому идею охвата их с двух сторон нужно отставить, вполне возможно, что это совершенно нормальные люди и будущие наши друзья.

– А как же твой принцип, хочешь мира – готовься к войне? – спросил я.

– У меня есть ещё несколько принципов и один из них насчёт бронепоезда, что на запасном пути… поэтому вы поедете первыми, а мы чуть в стороне и позади вас, на ТТМе с пулемётом я буду прикрывать переговоры – это и будет наш бронепоезд. Открою огонь, если только увижу явно враждебные действия. И ещё, мужики, вы слишком близко к ним не подъезжайте, остановитесь метрах в десяти. Батя, тебе ещё мой совет – разговаривая с незнакомцами, не выходи из-под защиты двери «газона» и, в случае чего, сразу бросай гранату, а ты, Серёга, тут же газуй назад. Особо не нервничайте, мы с Ханом прикрываем вас и будем за всем очень внимательно наблюдать, если почувствуем какой-нибудь напряг, то пока они дотянутся до оружия, мы их там всех положим.

– Ладно, Саня, пора выезжать, всё равно всего не предусмотришь, – прервал я его, – но сейчас, я согласен, давай действовать по твоему плану.

Посмотрев в бинокль и не увидев обнаруженный караван (слишком низко, нужно было подниматься на какой-нибудь холм, чтобы расширить горизонт), я повернулся к Саше и сказал:

– Когда подъедем поближе и можно будет уже рассмотреть всё подробно, вот тогда мы с тобой по рации и уточним все детали. А сейчас – по коням и, как только что решили, мы идём первыми, скорость будем держать километров сорок пять. Всё, пока, удачи нам всем.

– Давай, Малой, заводи своего жеребца.

В это время Саша вылез из нашего вездехода, подбежал к ТТМу и забрался в него. Почти что сразу ТТМ завёлся. Дав немного прогреться «газону» (я за это время успел выкурить сигарету), Сергей тронулся и начал набирать скорость. Я посмотрел в зеркало и убедился, что, всего несколькими секундами позже, за нами весьма резво двинулся ТТМ.

Мы проехали уже километров пять, когда в бинокль стали отчетливо видны люди из каравана. Как и сказал Саша, их было четырнадцать человек, все были на лыжах, пятеро из них с автоматами. Двигались они колонной: первыми шли три человека, которые тащили сани, наполовину загруженные мешками; следующей была группа в пять человек, двое из них вооружённые, а следом ещё трое, они тоже тащили сани; замыкали эту колонну три фигуры с автоматами.

По-видимому, услышав рёв вездеходов, все встали и повернулись в нашу сторону. Тогда я смог разобрать, что в центральной группе было три женщины. Обратил я внимание и на разницу в одежде бурлаков и вооружённых людей. Если первые были одеты в обычные, ватные, грязные телогрейки, то вторые ехали в добротных овчинных тулупах. Это зрелище напомнило мне старые фильмы про зоны, где главными героями были охранники и зеки, для полной достоверности не хватало только лающих собак. Правда, те и другие были небритые, с изрядно отросшими бородами. После того как караван остановился, все вооруженные люди собрались в одну кучку. Один из них, поднеся ко рту руку с рацией, начал что-то говорить.

В этот момент меня, тоже по рации, вызвал Саша. Он скороговоркой начал делиться своими ощущениями об увиденном:

– Батя, что-то в этом караване нечисто, мне активно не нравятся эти битюги в тулупах. Ты видел их отношение к тем, кто тащит сани?

– Да нет, ничего особенного не заметил, – ответил я, – хотя они мне тоже особо не понравились, особенно тем, что одежда у них гораздо добротнее, чем у бурлаков.

– А я видел, как один из этих мордоворотов стукнул лыжной палкой по спине работяги, да и женщину он отпихнул с дороги, как какую-то малоценную вещь, – заявил Саша и продолжил: – Ты заметил, что они связались с кем-то по рации? Могут вызвать помощь, поэтому будь настороже и особо переговоры не затягивай. Если заметишь, что они тянут время, прощайся и предложи обменяться рациями, или пускай они скажут волну, на которой можно будет общаться. Пообещай, что попозже договоримся и встретимся с их руководством. Как это сделаешь, сразу же отсюда линяем; встанем где-нибудь в сторонке и постараемся за ними проследить. Без такой подзорной трубы, как у нас – они нас хрен увидят. Сейчас я свяжусь с нашими ребятами и озадачу Валеру, чтобы он начал сканировать все радиодиапазоны, чтобы вычислить их. Через радиоэфир мы о них много что сможем узнать, а потом – глядишь, какого-нибудь «языка» возьмём. У нас пока в запасе время есть, вполне можем дня три-четыре здесь потусоваться. Ну всё, Батя, уже приближаемся, я полез к пулемёту, а тебе – удачи.

Рация замолкла, а я, первоначально собиравшийся взять с собой бинокль, оставил это намерение, ведь догоняемый нами караван приблизился уже метров на пятьсот, и всё было прекрасно видно невооружённым глазом. Вместо бинокля, я взял автомат; снял с предохранителя и передёрнул затвор, а также положил в оба кармана по гранате. На всякий случай опустил стекло двери.

Когда мы подъехали метров на пятьдесят, случилось непонятное – все вооружённые люди отбросили автоматы и подняли вверх руки. Когда подъехали совсем близко, метров на пятнадцать и встали, я вылез на подножку «газона» и уже собирался выкрикнуть какое-нибудь приветствие, но меня опередил один из людей в тулупе. Слегка охрипшим голосом он крикнул:

– Мы, каменоломовские, у нас пахан – Глобус. Товар у нас вполне легальный, вся мзда для секретариата полностью отдана: двух молодых, мясных – передали; тёлок по бартеру у коммунарских выменяли, целых трёх, здоровых, ездовых; одного забойщика и двух мясных – отдали. Можете по рации проверить – всё чисто.

Выслушав эти выкрики, я слегка прибалдел, вроде бы слова русские, а я ничего не понял, поэтому, нагнувшись к Сергею, сказал:

– Выключи-ка свою тарахтелку, что-то я эту тарабарщину не разберу, может звук дизеля мешает.

И в этот момент раздалась автоматная очередь. От неожиданности я чуть не свалился в снег. Присев на подножке, осторожно выглянул, прикрываясь дверью вездехода. Стрельба ещё продолжалась, но в нашу сторону пули не летели. Осмелев, я немного приподнялся и увидел – человек в телогрейке просто в упор расстреливал людей в тулупах. По-видимому, он подобрал отброшенный ими автомат и теперь, стоя в полный рост, бил короткими очередями.

Вдруг лежащий человек в тулупе каким-то змеиным движением пододвинулся метра на полтора, дотянулся до валяющегося в снегу автомата и открыл беспорядочную стрельбу по этому мужику, по стоящей группе бурлаков, серия пуль ушла и в сторону нашего ТТМа. Все эти непонятные действия прекратил Саша, он длинной пулемётной очередью буквально изрешетил стрелка в тулупе, сила удара пуль была такой, что тело пострадавшего перекатилось метра на два назад. После этого заключительного аккорда наступила тишина, нарушаемая только всхлипами и стонами в группе бурлаков да тарахтением дизеля ТТМа. Вся вакханалия продолжалась не больше двух минут.

Неожиданно звук дизеля ТТМа усилился, и он двинулся к нам. Подъехав вплотную к нашему вездеходу, ТТМ остановился и двигатель отключили, потом открылась дверь, и из кабины, настороженно озираясь, выбрался Флюр. Он сразу у меня спросил:

– Вы как тут, не пострадали? Малому памперс не поменять?

– Да иди ты – сам, что ли, недержанием страдаешь после таких дел, – донеслось из нашей кабины.

– Смотри-ка, да ты орёл – моё благотворное влияние, – усмехнулся Флюр, глянул на стоящую группу людей и продолжил: – Ладно, Серый, если не обосрался, бери ствол и пойдём, потрясем клиентов. Батя с Саней нас пока подстрахуют. Когда всё проверим – вызовем Дохтура, видать, у мужиков там имеется трёхсотый. А вообще-то, будь поосторожней с этими психами, сам видел – от них можно ожидать чего угодно.

Продолжая паясничать, думая, что поднимает этим наш боевой настрой, он продолжил:

– Возьмут, отберут у тебя автомат, пока ты ворон считаешь, и начнут пулять во все стороны. Может быть, у них тут традиции такие. Так что, Малой, секи в оба и не лезь поперёд батьки.

В этот момент с крыши ТТМа донёсся голос Саши:

– Хан – время! Не забывай, что эти путешественники могли вызвать помощь, или тебе хочется полномасштабной войнушки?

Услышав эти слова, Флюр мгновенно преобразился, весь подобрался, улыбка мгновенно испарилась, лицо приобрело напряжённое, настороженное выражение, фразы стали короткие, рубленые:

– Серёга, выползай быстрей, надевай лыжи. Я жду.

Сам он, сняв с борта ТТМа закреплённые на приваренных крючках лыжи, быстро их надел и, перехватив автомат, двинулся в сторону чужаков. За ним, отставая метра на два, покатился Сергей.

Сначала они подъехали к неподвижным телам в тулупах. Сергей начал собирать валяющиеся автоматы. Флюр перевернул лежащих лыжной палкой, взятой у одного из убитых – проверил, остался ли кто живой, к телу, по которому стрелял Саша из пулемёта, он даже не приблизился; потом подкатил к группе оставшихся в живых людей. Сергей в это время, собрав автоматы и боеприпасы, подъехал ко мне.

– Мужик, который начал стрелять первым, чисто сработал, все – трупы, ни одного раненого, правда, его самого тоже насмерть срезало, – доложился он.

– А ты что не поехал с Ханом к оставшимся людям? – спросил я.

Серёга в это время укладывал привезённое оружие, открыв дверь ТТМа. Не оборачиваясь, он ответил:

– Так сам Хан распорядился, чтобы я отвёз и уложил трофеи в ТТМ, а также сказал, чтобы вы с Котом ехали к нему. Мне же поручил сменить Сашу у пулемёта и смотреть в оба глаза по сторонам. Главное, сволочь, ещё и поиздевался: «Двух глаз твоих, – говорит, – конечно, маловато, поэтому нужно смотреть в запасные, которые биноклем называются. После этого, – говорит, – я тебя произведу в рыцари зоркого глаза, и ты будешь в одном ряду со мной».

У верхнего люка ТТМа раздался смех, потом что-то загромыхало, и из двери показался Саша. Он хлопнул по плечу Сергея и сказал:

– Ну что, бедствующий рыцарь, лезь тогда на точку, которая приведёт тебя к этому званию. А мы с Батей двинули на помощь Хану.

– Он ещё сказал, что там нужен Дохтур, – добавил Сергей уже из кабины вездехода.

Потом из ТТМа послышался шум разговора, и на белый свет выбрался сам Дохтур. Оставив пока свои чемоданчики на сиденье, он надел оставленные Сергеем лыжи, выпрямился, огляделся и заявил:

– Для успешного лечения других людей нужно подлечиться сначала самим, – и достал из внутреннего кармана знаменитую серебряную фляжечку. – Вы как, по глотку эликсира, не против? – спросил он.

К этому моменту мы с Сашей уже надели лыжи, но, услышав это предложение, вместо того чтобы сразу направиться к Флюру, подъехали к Дохтору и сделали по доброму глотку этого ядерного топлива. Как обычно, организм первоначально перекорёжило, но потом в голове прояснилось, мысли потекли быстрее, а цвета и запахи стали намного ярче. Крякнув и занюхав выпитое рукавицей, Саша произнёс:

– Всё-таки как бы, Дохтур, у тебя выведать секрет этого эликсира? Надо будет организовать твоё похищение и уже тогда или тебя упоить вхлам, или устроить допрос третьей степени. А ты знаешь, что это такое? Во! Никто не знает, потому что после того, как Хан применит этот свой метод, люди говорить уже не могут, только глупо хихикают – и всё.

Этот трёп начал меня уже доставать, поэтому я с силой захлопнул двери ТТМа и почти что прокричал:

– Кот, какого хрена ты тормозишь? Недавно сам напоминал Хану, что нужно торопиться, иначе могут возникнуть нешуточные проблемы, а теперь тебя приходится подстёгивать.

– Всё, Батя, уже идём, – заявил Саша, – сам же знаешь, чтобы прийти в себя от этого пойла, нужно несколько минут отдышаться. – Потом он, плечом пихнув Дохтура, произнёс: – Ну что, Игорёха, двигаем. Только не высовывайся, держись у меня в кильватере.

Саша повернулся и неторопливо поехал к стоявшей группе людей. За ним покатил Игорь со своими чемоданчиками, я замыкал эту колонну. Когда мы наконец приблизились, к двум мужикам и Флюру подтянулись ещё и три женщины, до этого стоявшие отдельно. Одна из них присела около раненого и пыталась помочь ему.

Подъехав к этим незнакомым людям, я ощутил тяжёлый запах немытых тел. Саша сразу же ввязался в разговор с тем мужиком, с которым сейчас беседовал Флюр. Я же взял в оборот человека в грязной телогрейке, стоявшего недалеко от раненого, вернее, он первым обратился ко мне:

– Милостивый господин. Не скажете – с какой вы хаты и кто там у вас пахан?

Меня от этих слов передёрнуло. Изумлённо уставившись на него, я только и смог из себя выдавить:

– Какая, нафиг, хата? Что за пахан? Это ты по фене, что ли, со мной говоришь? Предупреждаю, мы с зонами ничего общего не имеем и блатному языку не обучены. Да и бандюков особо не любим. Не уважаем. Так что давай, мужик, говори нормальным языком, нечего тут мозги компостировать. Если тебя интересует, откуда мы, то могу сказать – издалека, из Подмосковья. Паханов не имеем – у нас полная демократия, а всякое там уголовное дерьмо мы давили и давить будем.

Реакция мужика на мои слова была неожиданной, он заплакал и, всхлипывая, прошептал:

– Господи! Неужели мы дождались!

Я повернулся к Игорю, который уже начал заниматься раненым, и крикнул:

– Дохтур, кинь-ка сюда свою заветную фляжку. Тот привстал, стряхнул с колен прилипший снег, повернулся ко мне и спросил:

– Что, вдогонку ещё глоток требуется?

– Да нет, просто тут народ какой-то нервный, нужно мужика в чувство привести, – ответил я, – смотрю, ты тоже с лица спал, как сюда попал, сдаётся мне, тебе тоже пара капель не помешает.

– Это ты верно говоришь, – ответил Игорь, – обидно, но мой клиент уже не жилец, хорошо, если ещё минут двадцать протянет.

В этот момент раненый захрипел, несколько раз дёрнулся и замер. Игорь опять повернулся и наклонился к нему, но быстро встал и, неловко переступая лыжами, подошёл к нам. В руке у него уже была вожделенная фляжка, но сначала он сам сделал из неё глоток, потом передал мне и произнёс:

– Всё, преставился бедолага.

Я взял флягу, налил этого адского зелья в колпачок и поднёс его ко рту всё ещё всхлипывающего мужика. Тот послушно открыл рот и сделал глоток, при этом бедолага чуть не задохнулся, часто заглатывая порции морозного воздуха, потом физиономия потихоньку разгладилась, глаза сощурились, а рот расплылся в блаженной улыбке. Я налил ещё граммов двадцать эликсира и протянул бородачу. Тот уже сам, взяв эту порцию, мгновенно опрокинул колпачок в свой широко раскрытый рот, утробно ухнул, помахал снятой рукавицей перед раскрытым ртом и уставился на меня преданными собачьими глазами.

Я опять обратился к нему:

– Ну что, мозги прочистились? Теперь-то можешь нормально говорить? Объясни мне, непонятливому, кто это – мясные, ездовые и забойщики? А также мне не ясно, что такое секретариат и почему ему нужно давать мзду. Мзда – это что-то типа налога, я правильно понял?

Мужик усиленно закивал головой, потом немного заплетающимся языком начал отвечать на мои вопросы.

– Это все рабы, мясные – это те, которых специально откармливают, чтобы забить, мясо у них вкусное, его едят только элита и быки. Ездовые, это такие как мы, таскаем по морозу гружёные сани – сюда отбирают самых выносливых. Правда, долго они не живут, очень часто обмораживаются и застужают лёгкие. Таких – сразу на утилизацию. Ну а забойщики это те, кто рубит уголь, их тоже часто отправляют на утилизацию.

– Да тут что, все людоеды? – потрясённо воскликнул я.

– Да нет, рабам мясо не дают, кормят в основном варевом из овощей и пшеницы. Мы привозим всё это со старых элеваторов и овощехранилищ, – ответил бородач, – правда, я слышал, что забойщики в дальних штреках отлавливают крыс, и у них можно иногда раздобыть крысиное мясо, но стоит оно очень дорого.

Все это произносилось совершенно будничным тоном, без всякого надрыва, на лице говорившего не отражалось никаких эмоций. Эта обыденность и смирение потрясли меня больше всего. Я не удержался и прервал мужика новым вопросом:

– И вы всё это терпите? Разве нельзя скрутить всю эту элиту? Вас же наверняка больше.

– Кто терпеть не мог, тех уже утилизировали, – горько усмехнулся бородач, – …на котлеты, – и продолжил свой рассказ: – Что мы можем сделать? Оружия нет, оно только у элиты и быков. Вместе собраться тоже никогда не выходило, расположены все на разных уровнях и живут как бы отдельными ульями. Электричество, вода и запасы продуктов находятся в руках элиты, они контролируют также подъемники и выходы из шахты. Как только начинаются какие-нибудь волнения или убьют кого, сразу же перекрывают входы в лаву, требуют зачинщиков и заложников. Если эти условия не выполняются, то перекрывают воду, выключают электричество и перестают выдавать продукты, а могут даже и газ пустить. Без пропусков проникнуть к выходу из шахты, а также в горизонты элиты, быков и работяг невозможно. Там круглосуточное дежурство, и стоят пулемёты. В каждый улей назначают своего капо и его помощников, которые, как правило – чистые звери, ещё похуже быков. Они требуют сдавать по нормам уголь, выращивать грибы и всё это сдавать на верхний уровень. Если сдаётся меньше, чем нужно, то тогда начинают применять санкции…

– Слушай, не гони, давай по порядку, а то у меня сейчас мозги закипят, – прервал я рассказчика, – теперь расскажи, кто такие элита, быки и работяги?

Бородач замялся, но быстро сориентировался и продолжил:

– Элита это в основном руководящие работники, примкнувшие к ним уголовники и кавказцы. За первые полгода после катастрофы было вроде бы всё по справедливости – у всех паёк, все обязательно работали на закреплённых местах. Но, как всегда у нас бывает, начались склоки – кто-то считал, что он работает больше, чем другие, а ест меньше. Опять же начались драки за женщин. Армяне и примкнувшие к ним кавказцы объединились, начали диктовать свою волю. Они заручились поддержкой бывших уголовников, и начались вообще адские времена – за малейшее слово против или косой взгляд могли зарезать. За время этого бардака население нашего убежища уменьшилось раза в два. В те времена и начал процветать каннибализм. Наверху был дикий холод, всё засыпало толстым слоем снега. Заготовленные продукты, а особенно мясные консервы, заканчивались. Захватившие власть не желали в такой холод заниматься завозом продуктов, даже с находящегося неподалёку элеватора. Они забаррикадировались на уровне с запасами продуктов и выдавали пайки только тем, кто работал наверху, на ТЭЦ и обеспечивал её углём. Народ обозлился до предела, этим и воспользовались бывшие ростовские аппаратчики. Они договорились с паханом уголовников и частью кавказцев и 15 мая перебили всех армян, некоторых кавказцев и всех тех, кто лизал прошлым правителям жопы. Теперь у нас этот день считается праздничной датой – День освобождения называется.

Он горько усмехнулся, на глазах опять появились слёзы. Чтобы его как-то успокоить, мне пришлось еще плеснуть в колпачок эликсира. Он, как и в прошлый раз, молниеносно опрокинул огненный напиток и замахал всё это дело варежкой, после чего отдышался и продолжил своё повествование:

– Главным тогда и стал наш нынешний пахан – Глобус. Он раньше занимал какой-то чин в администрации Ростовской области, а во время эвакуации был при продуктовых запасах, то ли их завозил, то ли учитывал – врать не буду, не знаю.

А Глобусом его прозвали за его любимую присказку. Если осерчает, обычно грозит: «я тебе глаз на жопу натяну и заставлю глобусом работать». Когда он пришёл к власти, сначала нам стало полегче, по крайней мере просто так уже убить не могли. Если нарушал правила строителя будущего мира, то, конечно, могли отправить и на утилизацию, но обычно отправляли сначала на каторжные работы, правда потом всё равно на котлеты. На каторге больше полугода никто не выдерживал. Каторжане обычно возят зерно с элеватора при морозах 50–60 градусов. Через год Глобус ввел разделение на касты, по примеру порядков, установившихся в других шахтах. Он-то и разделил всех на четыре касты: элиту, быков, работяг и рабов. В элиту вошли его приближенные, часть уголовников и кавказцев, а также поддержавшее его, бывшее начальство силовых структур, кроме них там есть инженерный персонал шахты и ТЭЦ. В сословие быков вошли функционеры эвакуированных силовых структур, остальные уголовники и кавказцы, много там людей и из бывших частных охранных предприятий. Работяг раза в два больше, чем быков, если считать с семьями, то человек пятьсот. Большинство – квалифицированные рабочие из Ростова или других городов области, а также работники шахты и ТЭЦ. Считай, всё наше благополучие держится на их работе. Всего, как я подслушал из разговора нашего барыги с коммунарскими, на нашей шахте сейчас находится 3600 человек, это на триста больше, чем у них. Рабов почти что одинаково, по две тысячи человек. Да, чуть не забыл, года два назад ввели ещё одну небольшую подкасту – гейши называется. Они по статусу соответствуют рабам, но ни хрена не работают, а обслуживают элиту и быков. Рабами и гейшами разрешено торговать по всем шахтам секретариата. Кроме этого, есть небольшая группка вольных, ещё их называют стрелками. Они, в принципе, не подчиняются пахану и не получают пайку, а просто арендуют место в нашей шахте и платят за это тем, что найдут наверху, за территорией нашего домена, называют это – хабар. Элита стрелками очень дорожит, ведь только они обеспечивают всех алкоголем, табаком и другими дефицитными вещами, привозят иногда ещё запчасти и бензин. У этих ребят имеется техника и оружие, и они поддерживают радиосвязь с такими же группами на других шахтах, поэтому их боятся обижать даже быки – могут объединиться и накостылять им по первое число. Один раз стрелки так и сделали; заблокировали шахту Распадская и держали блокаду, пока им не выдали головы их обидчиков. Вообще-то стрелки единственные из людей с оружием, у которых осталось что-то человеческое, например, рабов часто подкармливают, и нам перепадает; недавно сунули банку тушенки и бутылку водки, а в шахте это считается за целое состояние. Но самое главное – котлеты в верхнем пищеблоке стрелки не едят.

В этот момент я почувствовал, что из моей руки выдернули фляжку. Мужик замолк. Немного обалдев от услышанного, я повернулся в ту сторону, куда уплыла фляга. Там стоял Игорь, он уже отвинтил крышку и собирался сделать глоток.

– Ты что, очумел? Предупреждать надо! У меня же автомат, снятый с предохранителя, голова перегружена этим кошмаром, при малейшем чихе могу выстрелить, – выпалил я нервно.

Выслушав это, Игорь всё же сделал глоток эликсира, отдышался, передал фляжку обратно и заявил:

– Ладно, Батя, не свисти. Ты что, не видел, что я рядом стою? Надо немного мозги продрать, я уже не могу выслушивать всё это. Котлеты из человечины… Ты и сам глотни, а то от таких сведений умом тронешься.

И он обратился к бородачу:

– Слушай, ты бы хоть сказал, как тебя зовут и чем занимался до катастрофы? А то стоим тут и не знаем, как к тебе обратиться. Мы же не элита ваша, а вполне нормальные люди.

– Зовут меня Василий, мне тридцать пять лет, – ответил мужик, – до катастрофы немного проработал в совхозе водителем, а до этого по контракту в армии служил.

А по виду казалось, что он мой ровесник, ну, по крайней мере что ему не меньше сорока пяти – лицо всё в морщинах, глаза старые, борода наполовину седая.

– Да, укатала тебя жизнь, – заметил я и сделал бодрящий глоток из горла фляги.

Василий жадными глазами проследил за перемещением моей руки. Пришлось и ему нацедить в колпачок граммов двадцать эликсира. После того как он в обычной своей манере опустошил ёмкость, я опять пристал к нему с вопросом:

– Василий, а скажи-ка ты мне, после того, как вас разделили на касты, все успокоились и вы сидели не дёргаясь в этих рамках? Не поверю, что нормальные люди могли смириться и безропотно переносить такое унижение.

– Да нет, конечно. Постоянно возникали какие-нибудь бучи. Но большая мясорубка в верхнем пищеблоке исправно работала, перемалывая возмутителей спокойствия. К тому же эту кастовую систему разработали мастера в своём деле. Все касты, кроме элиты, открыты для перемещения; самые буйные и крепкие из касты рабов (если постараются) вполне могут попасть и в касту быков. Нужно только побыть капо или его помощником и заслужить ненависть других рабов. Самые сообразительные и грамотные, у которых руки растут не из жопы, могут попасть в касту работяг. Обратный процесс происходит по решению трибунала. Но, правда, бывшие быки в нашей касте долго не живут, максимум через неделю исчезают, а детишкам прибывает человеческих костей для игр. В элиту же за всё время после её образования включили только одного бывшего раба; он организовал религиозную секту, и теперь половина рабов в ней состоит, а говорит эта сволочь очень складно и душевно.

– Да, всё ясно, полная клоака, – произнёс я, – неясно только, что такое секретариат?

– Так это объединение семи шахт, там заседают все паханы нашего куста. Между ними подписана конвенция о разграничении территорий и об оказании взаимной помощи, особенно если появятся быки с Донбасса. Члены секретариата даже образовали совместную патрульную службу. Мы сначала и думали, что вы из неё, а оказалось, настоящие люди, как будто явились из грёз по прошлой жизни.

Информация о Донбассе меня очень заинтересовала, и я уже хотел начинать расспрашивать о географии распространения шахт с выжившими, но тут к нам подъехал на лыжах Саша. Ни слова не говоря, он протянул ко мне руку, я сразу всё понял и положил в его раскрытую ладонь фляжку с эликсиром. Он молча свинтил крышку и сделал из горла большой глоток. Потом потряс фляжку и промолвил с сожалением:

– Мдя, осталось максимум на пару глотков. Нужно оставить Хану и Малому, а то, как узнают про здешние дела, точно в ступор впадут.

– А что, Хан разве ничего не знает? Он же был с тобой, – удивился я, – вы же с ним вместе начали трясти того мужика?

– Да нет, он почти что сразу ушёл проверять, чем забиты мешки в санях, – ответил Саша и продолжил: – Батя, ты всё понял по принятым здесь порядкам и по отношениям к пришлым, которые не состоят в их секретариате?

– В принципе, да. Может быть, до конца и не уяснил, но главное понял – чужих здесь не любят и если поймают, скорее всего, пустят на котлеты. Только с нами у них это хрен получится, посмеёмся, когда они будут гнаться за нашими вездеходами на лыжах.

– Какие лыжи, Батя! У них, кроме грузовиков с газогенераторами, имеются три БМП с уширенными гусеницами и два транспортёра на воздушной подушке. И это только на этой шахте, а если по всему секретариату, то там целый моторизованный батальон наберётся. И заметь – имеется договор о взаимопомощи и единый военный штаб. Со связью тоже всё в порядке. К тому же они приноровились вылавливать и уничтожать целые банды мародёров, а также были столкновения с агрессивными соседями, которые имели некоторое подобие армии. Кроме всего прочего, на центральной шахте секретариата подготовлена вертолетная площадка и расконсервирован боевой вертолёт. Чтобы поднять его в воздух, ждут только подходящей температуры выше минус пятнадцати градусов. Одним словом – попали мы, Батя, по полной программе. Можно сказать, как кур во щи. Теперь хрен кому докажешь, что это не мы положили этих быков. Одна надежда на то, что их руководство поздно очухается, а мы успеем проскользнуть мимо и быстро свалить отсюда подальше.

Его слова так поразили меня, что я еле устоял на предательски ослабевших ногах, в коленках появилась противная дрожь. И снова уже второй раз за этот день мне пришлось всё переосмыслить. Ещё сегодня утром я думал, как мы одиноки в этой безбрежной снежной пустыне, и был совсем не уверен, что где-то остались живые люди, а уже через два часа увидел этих самых живых людей. Сначала то, что я увидел сам и услышал из рассказа бородатого мужика, убедило меня, что встреченные нами люди явно скатились по своему развитию на уровень каменного века. Я чувствовал себя, как белый человек на каких-нибудь островах, населённых отсталыми дикарями, и подумал, что нам предстоит большая прогрессорская работа, чтобы вывести этих людей из теперешнего дикого состояния. Однако последние сведения очень сильно понизили мою самооценку; из крутых парней с гениальным провидцем во главе, которым сам чёрт не брат, мы в теперешних обстоятельствах превращались в жалкую кучку изгоев, которых могучий здешний секретариат, если заметит, сразу же и прихлопнет, а на следующий день уже забудет о нашем существовании.

Чтобы как-то привести мозги в порядок, я наклонился, подцепил руками большой ком снега и нервно растёр им лицо. Потом, заикаясь от волнения, спросил:

– Ты что же, Вась, не сказал, что у вас имеется техника, а тем более – боевая? И какого тогда чёрта вы вручную таскаете эти сани и даже придумали касту ездовых?

– А меня никто и не спрашивал о технике, – ответил он, – ездовых же элите гораздо выгоднее использовать, жидкое топливо и запчасти нынче в большом дефиците, а рабов полно, и их надо чем-то занимать, чтобы не кормить задаром.

Саша внимательно оглядел Василия и спросил:

– Ты раньше где служил? По ответам чувствуется психология контрактника – без спросу не высовываться.

Василий, не меняя выражения лица и темпа речи, ответил:

– Да я и был контрактником, служил в Чечне, а когда закончили платить боевые, ушёл на гражданку. Только обжился, так на тебе, новая напасть – катастрофа. В те дни жизнь здорово помотала меня, не знаю даже, как жив остался. Да и в этом гадюшнике очутился случайно, старый сослуживец Колька затащил ещё тогда, когда снег только начинал сильно падать. Кавказцы, которые пристроились в элиту, видать, прознали, что мы служили в Чечне, вот нас с Колькой и определили в рабы. Мы, считай, четвёртый год таскаем эти проклятые сани или с торгов на соседней шахте, или с элеватора.

– А что твой друг тоже здесь, – удивился я, – что же он к нам не подойдёт?

Глаза Василия опять наполнились слёзами, голос изменился, стал жестким и злобным:

– Не сможет он подойти – этот гад его только что убил! Колян давно хотел замочить наших сторожей, но всё не выпадало случая захватить оружие. Заточка тут бесполезна, у них очень толстая одежда, хрен её сразу проткнёшь, к тому же это бычьё гораздо здоровее, чем любой из нас, и у нападающих на них будет только один шанс ударить. Мы с Колькой разрабатывали много планов внезапного нападения на охрану и всё ждали удобного момента, хотели завалить гадов, а потом податься в Донбасс, говорят – там гораздо лучше – у них даже на шахтах свиней выращивают. Думали там стать вольными стрелками, на Донбассе вроде бы на клеймо Секретариата никто внимания не обращает. А неделю назад барыга, который занимался торговлей с «коммунарскими», взял себе в наложницы Колину девчонку, ну и мужик совсем с катушек слетел. Проклинал себя последними словами, что, мы раньше в Донбасс не свалили. Говорил, что если бы рискнули в том году, то уже набрали бы хабар и выкупили Танюху. Ругал и меня, что я его тормозил, всё время зудел, что всё очень рискованно и нужно действовать наверняка. Кстати, в Донбасс вчера отправился большой бартерный караван; считай почти все машины, два транспортёра на воздушной подушке и один БМП. Поэтому, если Глобус пошлёт быков вас ловить, он сможет послать только два БМП, один грузовик и несколько аэросаней. А сразу он сможет отправить только одни аэросани, вся остальная техника, чтобы не замёрзла, хранится в шахте, и нужно минимум три часа, чтобы её оттуда поднять. Конечно, он может связаться со штабом Секретариата, чтобы они выслали в помощь карателей, но это вряд ли; слишком Глобус самоуверенный и в ЦК позиционирует себя очень крутым и самостоятельным хозяином шахты, поэтому в штаб ЦК Секретариата будет обращаться в последнюю очередь.

В этот момент к нашей группе подошёл улыбающийся и довольный Флюр, он даже насвистывал себе под нос какой-то весёлый мотивчик, таким же весёлым голосом произнёс:

– Всё-таки мы – удачливый народ, даже у этих пещерных людей, можно сказать – гномов, мы всё равно надыбали нужный нам продукт. Все сани набиты мешками с сахаром и сухофруктами. Как раз сахара у нас, даже с учетом найденного на корабле, осталось не больше двухсот килограмм. Наши прожорливые пчёлы теперь могут спать спокойно, да и их босс Коля тоже может вздохнуть с облегчением, тут всем хватит года на три. Так что надо цеплять эти сани к вездеходам и двигать к нашим. Там, я думаю, мы всё-таки сможем распихать эти мешки по кунгам, а потом нужно сваливать отсюда, без заезда в гости к работорговцам. Что-то мне не очень хочется с ними встречаться, мне хватило посмотреть на то, что они сделали с бедными девчонками. Они настолько забиты, что даже своей тени боятся. Я тут, как всегда, громко вскрикнул, так одна из них аж вся затряслась, закрыла голову руками и упала на колени.

– Пролетели мимо твои пчёлы вместе со своим боссом, – возразил я ему, – сейчас в темпе рассаживаем народ и быстро мотаем отсюда.

Потом, обращаясь уже к Саше, добавил:

– Кот, объясни этому счастливому товарищу, в какую жопу мы попали. Брать отсюда ничего не будем, может, тогда Глобус не станет очень уж стремиться нас найти и уничтожить. Потраченное на это топливо будет для него важнее, чем жизнь пяти быков.

Потом я обернулся к собравшимся вокруг нас местным жителям и заявил:

– Вам сроку одна минута, чтобы решить – остаётесь вы здесь, и тогда, может быть, вас не тронут – как жили, так и будете жить, или уезжаете вместе с нами? Но предупреждаю, вполне вероятно, что ваш Секретариат устроит на нас охоту, тем более следы на этом снегу очень легко найти. Если они появятся, у нас останется единственный вариант – драться, и тогда возможности выжить остаётся очень немного; исходя из количества у них бронетехники, вариантов выжить – ноль. А я предупреждаю, мы будем биться насмерть, и ни у кого из нас не дрогнет рука стрелять в спину предателям, которые попытаются к ним перебежать.

Так что, если вы с нами – получайте оружие и рассаживайтесь по вездеходам, если нет – идите к саням и ждите быков. Им скажите, что неизвестные напали на караван, убили охрану, но, когда узнали, что груз принадлежит Глобусу, испугались и тут же уехали, ничего не тронув. И ещё скажите, что напавшие – с Донбасса и много слышали о Глобусе, и что они пообещали обязательно расплатиться хорошим хабаром за жизнь его людей. Поручителем выступает их главный, – я усмехнулся и добавил: – Кликуха у него – Князь!

В ответ мне первоначально была тишина. Потом вперёд вышел мужик, с которым беседовал Саша. Он как-то криво ухмыльнулся и произнёс:

– Я с вами, лучше ужасный конец, чем ужас без конца! Давай, командир, автомат и показывай, где за него расписаться.

– Ты что, раньше клерком каким-нибудь работал, – ответил я с улыбкой, – у нас канцелярий нет, мы верим только слову.

За ним, мешая друг другу, пытались протиснуться две женщины, ещё один мужик и Василий, при этом они что-то громко выкрикивали. Из этой многоголосицы я мог разобрать только отдельные слова: «оружие, мне тоже дайте автомат…».

Немного в стороне остались стоять, сделав шаг назад, один мужчина и женщина. Встретив мой взгляд, мужчина виновато пожал плечами и произнёс:

– Я никак не могу с вами, у меня на шахте жена осталась и пацанёнок с ней. Так что, простите, мужики! – И опустил голову. Женщина, закрыв ладонями лицо, всхлипывала, едва можно было разобрать непрерывно повторяющиеся слова:

– Я жить хочу! Я же совсем молодая, я жить хочу!

Не обращая на неё внимания, я обратился к остающемуся мужику:

– Слушай, ты ещё тогда скажи, что остальные рабы разбежались, и, чтобы их не смогли поймать, они поехали на лыжах по следам, оставленным вами.

Только я это произнёс, как из ТТМа раздались пулемётные очереди.