ГЛАВА 8
Пепелище
Столб черного дыма упирался в ярко-синее небо. Видно его было километров за пятьдесят. Горел не стог сена и не автомобильная покрышка. Пожалуй, такой дым шел бы от пылающей нефтяной скважины. Только в Тибете не добывают нефть.
На фоне ослепительно-белых облаков и сияющих снежных вершин черный дым выглядел нереально Казалось, ничто не может нарушить чистоту тибетских снегов, но дымный столб не исчезал, как назойливое видение… Солнце клонилось к горизонту у нас за спиной, освещая фантасмагорическую картину.
Дима, который казался таким взрослым и сдержанным в последнее время, изменился в лице. Теперь он был похож на растерянного ребенка. Губы его предательски дрожали.
— Что это, Даниил? — тихо, словно боясь услышать себя, спросил он. — У тебя зрение лучше…
— Горит большое здание. Может быть, комплекс зданий. С такого расстояния я не вижу. Тем более, внизу задымление сильнее.
— Может быть, пожар в нефтехранилище? У нас в монастыре были некоторые запасы нефти. Сырье для разных технологических процессов…
— Не исключено. Но маловероятно. В дыму много разнообразных примесей и включений. Горят не только нефтепродукты.
Мила положила руку на плечо китайца.
— Это не монастырь, — тихо сказала она. — Монастырь ведь сложен из камня? Не может он так гореть.
— В монастыре много деревянных перекрытии, дверей, есть мебель и припасы, — уточнил я.
— С помощником настоятеля я совсем недавно связывался, — прошептал Дима. — Два дня назад.
Все выглядело очень скверно. Молодого монах мне было искренне жаль. Но что толку обманывать себя?
— Приготовьтесь к самому худшему, — предложил я. — Мы не должны успокаивать себя. Скорее его пожар именно в монастыре. Большие пожары случайно не возникают. Поэтому я предлагаю приземлиться заранее. Подлетать к месту ведения боевых действий на планере, маневренность которого очень ограничена не лучшая идея.
Дима судорожно кивнул, повернул штурвал. Планер снизился, заскользил в каких-то трехстах метрах над землей.
— Но тогда нам придется добираться до монастыря несколько часов, — пробормотал он. — Мы не сможем помочь братьям!
— Ты полагаешь, после пожара там есть кому помогать? — жестко спросил я. — В монастыре была система противовоздушной обороны? Укрепления? Блиндажи на подступах?
— Почему ты говоришь «была»? — всхлипнул Дима. — Ты считаешь, что монастырь уничтожен? Может быть, сгорели только несколько зданий? Кто-то неосторожно обращался с огнем… Или произошла диверсия…
— Те, кто уничтожил несколько зданий, в состоянии разбомбить и остальные. Ты не ответил на мой вопрос. Вы были в состоянии защититься если не от танков, то хотя бы от нападения с воздуха?
— Насколько я знаю, у нас имелись три современных зенитно-ракетных комплекса, несколько зенитных пулеметов на вышках.
— Защита от дирижаблей?
— Да. Места глухие. Защититься от атаки государева, как пытались сделать это в Нетонге, все равно не удалось бы. Но вокруг хватает бандитов.
Расстояние до дымного столба стремительно сокращалось. Пожалуй, осталось километров двадцать пять.
— Сажай планер! — попросил я Диму. — За монастырем сейчас следят очень внимательно. Даже если он цел, неразумно приземляться перед главным входом.
Воздух вспорол рев реактивного двигателя, над нами прошел боевой самолет, скорее всего штурмовик. На планер пилот, как ни странно, не обратил никакого внимания. Будто местные жители только тем и развлекались, что летали на дорогих частных самолетах…
— Еще чуть-чуть…
— Сажай! — закричал я. — Мы живы только чудом! Пожалей девушку и меня, если у тебя отсутствует инстинкт самосохранения! Осталось меньше десяти километров!
— Хорошо, — пискнул Дима. — Будь по-вашему, экстренная посадка!
Он пробежался пальцами по пульту управления, Экран компьютера загорелся красным, а у планера отвалились крылья. Кабина стремительно полетела к земле. Мила взвизгнула, я сгруппировался. Удар о землю при такой скорости в сминающемся металлическом контейнере скорее всего не удастся пережить и мне! Беточка, спавший в ногах Милы, проснулся и взвыл в голос.
Кричать и предпринимать что-то было бессмысленно. Спасти самолет без крыльев невозможно. Не думал, что гибель монастыря так подействует на китайца. Может быть, он был связан с братьями телепатически и теперь сошел с ума? Но к чему тогда были его терзания по поводу того, «что горит на горизонте»?
Хлопок, рывок — над кабиной планера распустился купол парашюта. Меня швырнуло на стену, но я удержался, вцепившись в кресло пилота. Мила продолжала кричать.
— Не волнуйтесь, сядем почти мягко, — запоздало , успокоил нас Дима. — Вы ведь сами просили приземляться быстрее? А где здесь найти аэродром? В режиме обычной посадки у нас было гораздо больше шансов разбиться, налетев на камень! Ровных площадок в этих местах нет!
Мы почти добрались до озера Теринам, Прежде я намеревался миновать Медонг-Гомпа, предложить пилоту посадить планер на воду, вплавь добраться до берега и вернуться в монастырь. Планер утонет, и в полном смысле концы в воду. Но теперь даже пролетать мимо монастыря было опасно. Те, кто уничтожил здания, наверняка разыскивают беглых монахов… О том, что все собратья Димы убиты, думать не хотелось. Очень странно было то, что я не чувствовал эманации боли, отчаяния, борьбы или агрессии. Складывалось ощущение, что монастырь горел сам по себе. Безлюдный, без защитников и без нападающих.
Кабина планера ударилась о камень, отскочила, перевернулась. Я вжался в стену, монах и Мила удержались в креслах благодаря ремням. Беточка, тявкнув, распластался по лобовому стеклу. Еще один удар, и стекло разлетелось вдребезги, осыпав всех хрустальным крошевом. Собака вылетела наружу, Кабина немного прокатилась по земле и остановилась. Похоже, все мы остались целы.
Не дожидаясь, пока Дима откроет замок, который наверняка перекосило при экстренной посадке, я выбил люк и спрыгнул на камни. Беточка, припадая на окровавленную переднюю лапу, спешил к кабине планера.
— Все хорошо, — сказал я ему. — Твоя хозяйка цела и ты цел…
Бледная Мила показалась из люка очень скоро. По моему, она боялась смотреть по сторонам, чтобы увидеть мохнатое белое тельце своего маленького друга.
Альберт звонко залаял, оставил меня и бросился к хозяйке. Девушка облегченно вздохнула.
Дима не спешил выбираться из планера. Мне пришлось возвращаться за ним. Молодой монах, скрючившись, сидел в кабине.
— С тобой все в порядке?
— Разве теперь что-то может быть в порядке? — почти с вызовом ответил китаец. — Кому теперь нужен алмаз? Что делать мне?
— Выбираться отсюда! И быстрее уходить! — рявкнул я. — Хоть в этой развалюхе и трудно распознать самолет, на нее вполне могут сбросить бомбу — на всякий случай. Поднимайся! Идем к монастырю! Даже если он разрушен, рядом деревня. Не могли же вместе с монастырем уничтожить и поселение?
— Почему нет? — пожал плечами китаец. — Чем простые крестьяне лучше монахов? Свидетели не нужны никому.
Мила, привлеченная моим криком, спросила:
— Но кто мог бомбить монастырь?
— Регулярные войска Китая. Военные силы какой-нибудь корпорации. Бандиты. Иностранные наемники. Район Тибета в Китае имеет широкую автономию. Здесь больше свободы, но меньше безопасности.
— Это государство, — устало заявил Дима. — Больше никто не посмел бы. Не знаю, чего так испугались генералы… Но они испугались. Ты прав. Нам надо идти.
Вокруг громоздились высокие горы. Под ногами хрустели мелкие камни, покрывавшие склон невысокого холма, на который мы решили взобраться, чтобы оглядеться. Я шел первым, следом поднимались Мила с Беточкой. Дима плелся позади. Оглянувшись в очередной раз, чтобы подбодрить китайца, я обнаружил, что кабины планера и купола парашюта, на котором мы приземлились, нет. Осмотрев долину, я не увидел и крыльев, которые на лету сбросил наш планер. Хотя огромные куски металлизированного пластика не могли пропасть неведомо куда!
Кто-то похитил планер у нас из-под носа? Верилось в это с трудом…
— Дима! — позвал я. — Где, по-твоему, планер?
Китаец поднял на меня грустные глаза.
— Там, где мы его оставили. Разве нет?
— Посмотри.
Мила оглянулась первой.
— Планер исчез! — вздохнула она. — Наверное, он за камнями?
— Где? Внизу нет достаточно крупных камней. Нет ни ущелий, ни ям…
Дима равнодушно оглянулся.
— Действительно, кабина куда-то пропала, — согласился он. — Но ведь планер нам больше не нужен? К тому же взлететь снова этот аппарат не смог бы уже никогда…
Китаец, похоже, сам не понимал, что говорит. Разве дело в том, что мы потеряли машину? Вопрос в том, куда она делась. Может быть, ее уже испарили лазерным пучком, а мы ничего не заметили?
— В летательные аппараты Халифата встроена функция самоуничтожения на молекулярном уровне? — спросил я.
— Никогда об этом не слышал. Очень дорого, а смысла, как правило, не имеет.
— Может быть, наш самолет просто невидим? — высказала разумное предположение Мила.
Я потянулся мыслью к подножию холма. Вслушался в звучание камней, ощутил твердость крупных валунов и податливость глиняных пластов… Вот и кабина планера! Она никуда не делась! Но визуальная картинка не давала той же информации, что другие органы чувств. Кабина планера осталась на месте, но стала невидимой. Причем механизм невидимости я понять не мог. Это был не обман зрения, не отражение не прозрачность. Что-то другое.
— Кому мог понадобиться планер? — начала рассуждать Мила.
— Кто мог подкрасться незамеченным?
Замечание китайца звучало невпопад, но, может быть, оно относилось вовсе не к планеру?
— Как ученым Халифата стали доступны такие высокие технологии, о которых не имеют представления в других странах? Планер невидим сейчас. Он был невидим и прежде. Теперь понятно, почему нам удалось подобраться так близко к монастырю без проблем, почему нас не сбили, — произнес я вслух, размышляя. — Нас не обнаружили радары, не увидели с истребителя, который прошел мимо только что…
— Планер был полностью невидим все время? — спросила Мила.
— Думаю, да… Радар не так сложно обмануть, но чтобы человек не мог разглядеть предмет, лежащий на камнях в ста метрах от него? Прежде я о таком не слышал…
— Я тоже, — заявил Дима. — А мои братья в Мендонг-Гомпа старались быть в курсе всех технических новинок.
Мы поднялись на вершину холма по крутому склону с редкими травяными кустиками. Отсюда без труда можно было разглядеть дымящуюся груду камней, совсем недавно представлявшую собой монастырь, долина, прежде часто заполнявшаяся монахами в оранжевых одеяниях, была удручающе пустынна. Ни в самих развалинах, ни рядом с ними не было ни одного человека. Только закопченные камни, расплавленный металл и почти дотла сгоревшее дерево. Да несколько стоящих поодаль кустов с яркими цветными ленточками, колышущимися на легком ветру…
— Не надо нам туда ходить, — заметил я, кивая на разрушенный монастырь. — Пользы не будет, а навредить может. Простое присутствие возле развалин подозрительно. Да что там присутствие — зря мы здесь появились. Нужно убираться отсюда как можно быстрее.
— Радиация? — спросила Мила.
— Нет, уровень радиации в норме. Но нас могут засечь со спутника, с самолета-разведчика. В конце концов, и в горах, и на развалинах могут установить аппаратуру слежения.
— Ты предлагаешь мне повернуться и сбежать? — Глаза Димы загорелись, ноздри негодующе раздулись. — Никогда! Вы можете подождать меня здесь, можете идти своим путем или пробираться в деревню — она километрах в трех отсюда, за холмом, ближе к озеру. Но мне надо побывать в монастыре.
— Монастыря больше нет, — я попытался образумить монаха.
— Монастырь живет, пока жив хоть один монах, — упрямо заявил китаец, направляясь к дымящимся развалинам.
Это было глупо, но я пошел следом за ним. И даже не стал удерживать Милу. Кому суждено быть повешенным, тот не утонет. Прожив несколько десятков лет, начинаешь понимать простые истины.
То, что монастырь разбомбили фугасами и термическими бомбами, было очевидно. Не понимал я другого — почему здесь не высадили десант? Хотя бы для, зачистки территории? Одно дело — уничтожить здание и оборудование. И все же главными носителями секретов были и остаются люди. Неужели те, кто решил расправиться с монастырем как организацией могли допустить, чтобы монахи прятались в горах? Покидали ущелье? Уносили с собой кристаллы памяти и диски с информацией? Подобная инертность убийц настораживала…
Спустя некоторое время мы подошли к невысокой каменной ограде. За ней недавно сплошной стеной стояли постройки монастыря, возвышалось главное здание. Теперь лежали огромные груды закопченных камней. Тепловой удар был таким, что в некоторых местах камни даже оплавились. И сейчас от них еще шел жар. Запах использованной взрывчатки заглушал все другие,
Беточка поджал хвост и испуганно заскулил. Развалины ему не нравились. Или он чуял недоброе?
— Что ты хочешь здесь увидеть? — спросил я у Димы.
— Хочу найти свидетельства преступления. И запомнить, как все было,
— Запоминай, — кивнул я.
Солнце опускалось за горы. Длинный день подошел к концу. Дымящиеся развалины в свете заката словно облили кровью. На самом деле кровь обитателей монастыря выкипела сразу. Как только сюда упали первые бомбы объемного взрыва и атмосферное давление в некотором ограниченном объеме опустилось сразу в несколько раз…
Дима повернул лицо к северу, к горам хребта Алияг Гангри.
— Неужели никто не спасся? — прошептал он.
— Никто, — ответил я. — На пару километров вокруг нет ни одного человека. Жители соседней деревни притаились и боятся выходить из хижин.
— Откуда ты знаешь?
— Чувствую.
Я действительно ощущал подавленное настроение людей в деревне в трех километрах отсюда. Они были смятены, но не полностью растеряны. Вера укрепляла их.
— Это конец, — прошептал Дима. — Конец.
— Теперь тебе некуда идти, — глотая слезы, прошептала Мила.
— Дима, от имени правительства России я предлагаю тебе убежище в нашей стране, — заявил я.
Китаец взглянул на меня как-то странно. Неужели заподозрил, что я или моя страна приложили руку к разрушению монастыря? Похоже, он оценивал такую возможность. Полноте, молодой человек! Есть более простые пути — например, забрать алмаз еще в Афганистане и не лететь сюда, положась на волю случая и ветров… Да и позволит ли Поднебесная вот так бомбить объекты на своей территории — даже если предположить, что Россия заинтересована в получении алмаза или в его уничтожении?
— Мое предложение официально, — продолжил я — Предлагаю тебе защиту и покровительство государства.
Ответа я не получил. Лицо китайца почернело. В самом прямом смысле. Кожа на щеках лопнула, глаза … Нет, лучше бы мне этого не видеть! Мила пронзительно закричала. А Дима рухнул лицом вперед. В затылке его была выжжена огромная дыра.
Если стрелял одинокий снайпер, у нас была пара секунд. Но скорее всего огонь велся автоматически, одной из современных систем ведения огня. Время на принятие решения, расчет нового выстрела, перенацеливание — около трехсот миллисекунд. Я ринулся к Миле, сбивая ее с ног. Одновременно думал и считал сам.
Мощный пучок рентгеновского излучения пришел с юга. Под углом в тридцать семь градусов. Не с гор, горы ниже. С самолета или со спутника. Но на самолете лазерные системы ведения огня устанавливают крайне редко. Да и звук полета тяжелого бомбардировщика или штурмовика был бы слышен в горах издалека.
Сейчас нам достаточно найти укрытие, которое закроет нас с южной стороны. Ложбинку, дна которой не видно с юга под углом к горизонту в сорок градусов. Достаточно крупный камень. Стену.
Сложенная из плоских камней ограда была рядом. Но она тянулась с севера на юг, спрятаться за нею невозможно!
Мила полетела на землю. Упасть она не должна — поднимать ее будет трудно. А сама девушка двигаться с нужной скоростью не в состоянии. Собака белой молнией метнулась в сторону. Вот кому ничего не угрожает — робот не станет тратить заряд на пса.
Интеллектуальная машина, охотящаяся с орбиты за людьми, наверняка выбрала следующую цель. Меня. Во-первых, я был мужчиной, во-вторых, двигался очень быстро. То есть хотя и не подходил под определение «монах» (полагаю, именно из-за того, что Диму идентифицировали как монаха, он погиб первым), представлял потенциально большую опасность. Мужчина. Воин.
За Милу пока можно не опасаться. Но триста миллисекунд — очень мало! Как только робот-убийца вычислит, что я вышел из зоны поражения, он перенацелится на девушку.
Ложбинка неподалеку от стены имелась. Но очень неглубокая. В ней не спрячешься от удара с большой высоты. А тридцать семь градусов над горизонтом — очень приличная высота.
Два шага вперед. Тащить Милу тяжело, бросить — нельзя. Верная смерть для нее.
Я ударил ногой в стену. Очень сильно. Камни сдвинулись, но стена не развалилась, как я надеялся. Клали ее мастера. Мы от толчка полетели в другую сторону, прочь от камней.
Затылком я буквально ощущал прицел рентгеновского лазера. Промаха не будет, поражение головы надежно в любом случае. Даже если мои мускулы превратятся в броню из углерода, а череп станет титановым, мозг испечется. Щит от удара рентгеновским пучком должен находиться снаружи. По крайней мере сантиметрах в двадцати от головы. Иначе энергия излучения все равно передастся цели.
Одним движением я закинул Милу на плечи. Теперь мой затылок прикрывает ее спина. Вероятность поражения не стопроцентна. Машине требуется взвесить шансы. Мы выиграли у судьбы немного времени.
Мощный толчок от земли, и мы помчались обратно, к стене. Выступ, за который можно спрятаться, образовался после моего удара. Маленькая ложбинка, складка местности, была здесь с момента постройки монастыря. Мы сможем укрыться! Если успеем…
Споткнувшись о стену — так быстрее падать — мы рухнули на землю. Еще один рывок — и маленький выступ на стене прикрыл нас. Точка в небе, где находится спутник, отсюда не видна. Значит, мы вне зоны поражения.
Мила тихо застонала. Должно быть, таская ее по земле, я не слишком церемонился. В сознании ли девушка? Похоже на то. Глаза смотрят вполне осмысленно.
— Сиди смирно. Не высовывайся, — приказал я
— Конечно, — всхлипнула Мила. — Значит, они всех убили? Также, как Диму?
— Так же или другим способом… Человечество преуспело в создании орудий убийств.
— И Дима мертв? — словно не веря, спросила девушка.
— Погиб. Монастырь Мендонг-Гомпа перестал существовать со смертью последнего монаха. Так сказал сам Дима…
— Жаль его. Совсем мальчик, — продолжала всхлипывать Мила. — Все читал стихи. В последнее время, правда, перестал. Стал серьезнее…
— Он был хорошим парнем. Из него бы вырос достойный человек, праведный монах. Но ему теперь не поможешь. Мы должны позаботиться о себе.
Мила сосредоточенно кивнула.
— Я не знаю траекторию спутника, — объяснил я девушке. — Скорее всего он летит по ходу вращения Земли — с запада на восток. Значит, у нас совсем немного времени. Еще несколько минут — и спутник переместится на восток. И мы вновь окажемся в зоне досягаемости лазера.
— Что же делать?
— Нам нужно продержаться совсем немного.
— До темноты?
— Темнота нас не спасет. Разве что густая облачность… Но небо, как назло, ясное.
За камнями послышалась возня, и мокрый нос ткнулся мне в руку. Альберт нашел нас, но подошел почему-то не к хозяйке, а ко мне. Признак доверия. Бедный пес… Он тоже голоден, устал. И рану на лапе зализать некогда.
— Мы не можем увидеть спутник? — поинтересовалась Мила. — Даже ночью?
— Скорее всего нет. О его положении я могу только догадываться…
Но догадки не строят на пустом месте. Я стал рассуждать — какой может быть орбита боевого спутника? Как я уже говорил Миле, скорее всего он летит по ходу вращения Земли. Это следует из того, что большинство спутников запускают именно по ходу вращения нашей планеты — хоть со стационарных опор, хоть с использованием ракетных двигателей… Плюсовать или минусовать скорость вращения Земли к первой космической скорости — немаловажно. Кому нужны лишние расходы?
Далее. Может ли боевой спутник находиться на геостационарной орбите? То есть висеть над экватором, постоянно контролируя одну и ту же зону? Высоту геостационарной орбиты я не помнил, а высчитывать было долго. Ускорение свободного падения меняется с высотой, обсчитывать силы притяжения пришлось бы по закону всемирного тяготения.
Мы находились примерно на тридцать первом градусе северной широты. Под каким углом будет виден отсюда спутник на геостационарной орбите? Задача хоть и не из высшей математики, но и не для первого класса… Может ли это быть тридцать семь градусов? Не исключено, но что-то подсказывало мне, что тридцать семь градусов — слишком высоко.
Нет, маловероятно, что боевой спутник висит в одной точке. Зная его постоянное местоположение, спутник легко сбить — даже с земли. К тому же находящийся в одной точке неба спутник не контролирует Многие точки планеты, потому что поверхность Земли неровная! К примеру, сейчас лазер не может достать нас. А за хребтом Алинг-Гангри — многокилометровая «мертвая зона». Так что выгоднее иметь в качестве боевых несколько подвижных спутников Будем надеяться, что их не слишком много!
Я начал вырывать из стены с северной стороны камни и складывать перед нами баррикаду. Мастерства древних строителей, возводивших монастырь мне явно не хватало — стена получалась кривая и не очень устойчивая. Но в нас ведь не картечью станут стрелять. От пучка излучения камни защитят — лишь бы их слой был достаточно толстым.
— Мне страшно! — в который раз за последние несколько дней прошептала Мила. — Это невидимый спутник-убийца, скользящий в небесах… Как нам спастись от него? Куда спрятаться? Что делать дальше?
— Забрать из рюкзака Димы алмаз, — ответил я. — Добраться до деревни. Изменить внешность. Для компьютеров боевых спутников мы — всего лишь две незначительные цели. Когда мы уберемся прочь от развалин монастыря, наша жизнь будет вне опасности. По крайней мере удара с неба мы сможем не опасаться.
— Зачем тебе алмаз? — простонала Мила. — Давай доберемся до ближайшего аэропорта и вернемся в Россию! Я больше не могу!
— Аэропорты далеко, — ответил я. — Алмаз нам пригодится. Мы должны сохранить его хотя бы в память о нашем друге. Иначе получится, что он боролся зря. И смерть его была напрасной.
Баррикада сооружена. Мы сидели, вжавшись в стену. На горы быстро опускалась ночь.
— Сейчас я попытаюсь добраться до тела Димы, — сообщил я. — Спутник должен был уйти за горизонт. Если меня подстрелят, действуй по обстоятельствам лучше всего, наверное, подождать еще несколько часов и идти в деревню.
— Я верю, что ты вернешься, — заявила Мила.
— Хорошо, что хоть ты в меня веришь.
Перемахнув через стену, я побежал к мертвому китайцу. Он лежал очень близко от нас… Распластавшись рядом с телом юноши, я открыл боковой карман рюкзака, в котором Дима носил алмаз. Камень на месте. Я сунул его в карман крутки.
Может быть, в рюкзаке есть еще что-то полезное? В любом случае не стану ничего брать. Пусть останется тебе, маленький поэт… У тебя и так не было почти ничего, кроме твоих знаний, навыков и умений.
Нахлынула тоска. Парень и правда не успел очень многого. Только учился, работал, стремился к чему-то. Совершил самое важное дело в своей жизни, но умер разочарованный и подавленный. Вечная память тебе, друг!
Я поднялся во весь рост, повернув лицо на юго-восток. Хватит бегать! Если суждено принять смерть, я приму ее стоя. И скорее всего ничего не успею почувствовать.
Судя по тому, что я продолжал мыслить, мои мозги не вскипели под ударом лазерного пучка. Значит, боевой спутник ушел за горизонт. А новый над горами еще не появился.
— Пойдем скорее, Мила! — крикнул я. — Может быть, нам удастся устроиться на ночлег в деревне. |
— Его мы бросим? — подошедшая Мила кивнула на труп юноши.
— Да, — кивнул я, закрывая изувеченную голову Димы своей запасной рубашкой. Не очень чистой — чистых у меня не осталось — но выглядевшей вполне прилично. — Утром мы пошлем сюда крестьян, и они его похоронят. Мы больше не вернемся к монастырь. Слишком велик риск.
— И мы будем спать, есть, радоваться тому, что у нас имеется крыша над головой… — всхлипнула Мила. — После всего, что случилось здесь?
— Да. Мы будем жить.
Я обнял дрожащую девушку за плечи.
— Мне не кажется, что это правильно.
— Только так и следует поступать. Пора идти, девочка. Если ты хочешь прожить еще несколько лет. Родить детей. И даже вырастить их. Как повезет.
— Тогда пойдем, — решилась Мила.
— Может быть, нас еще пустят в какой-нибудь дом, — предположил я. — И накормят, не задавая лишних вопросов.
— Больше всего на свете я бы хотела искупаться, — призналась девушка. — Смыть с себя копоть. Ужасный запах гари… Мне кажется, он въелся в одежду, волосы и в кожу, стал частью меня!
— Запах смыть легко…
— Прости нас, Дима!
— Прости…
К деревне мы ушли не оглядываясь. В небе ярко светили такие близкие в горах звезды.
