Глава 9
– Господин Барулин, госпожа…
– Федорова, господин председатель. Секретарь и переводчица господина Барулина. Он не говорит на английском, только по-русски.
Темное лицо председателя банка озарилось улыбкой, и Маша улыбнулась ему в ответ. Приятный мужчина лет пятидесяти, холеный, пахнущий дорогим парфюмом, – и не скажешь, что потомок рабов, завезенных на острова английскими колонизаторами.
– Итак, какой суммой вы бы хотели пополнить ваш счет? – Председатель благожелательно кивнул и, положив ногу на ногу, сцепил руки в замок. – Мне сказали, что это значительная сумма.
Маша перевела Константину Петровичу, и тот кивнул:
– Скажи… ну… сто пятьдесят миллионов долларов. Пока что.
– Сто пятьдесят миллионов долларов, господин председатель! – Маша улыбнулась мулату, и тот замер, подняв брови и выпучив глаза. Видимо, считает свою долю. Неслабая доля! Пять процентов – это… семь с половиной миллионов долларов!
– Вы в курсе наших условий? – посерьезнел банкир. – Пять процентов.
Маша перевела.
– Я в курсе. И давайте сделаем это побыстрее! – Константин нетерпеливо поерзал в кресле. – Деньги у нас с собой, в машине, с моим стряпчим. Я бы хотел немедленно завершить это дело.
– Хорошо! Замечательно! – просиял банкир. – Скажите, это не последний ваш транш?
Константин Петрович выслушал Машу, посмотрел на банкира, подумал и ответил:
– Нет, не последний.
Но продолжать не стал. Банкир кивнул Маше и поднялся с кресла:
– Хорошо. Приятно иметь дело с такими серьезными клиентами. Мой агент сейчас устроит все, как полагается, вы получите документы о том, что деньги приняты, и все будет, как мы договорились.
Константин Петрович тоже поднялся, и Маша пошла за ним к дверям кабинета. Теперь самое главное: освободиться от денег.
Пришлось упаковать коробки прозрачным скотчем перед перевозкой их в банк. Маша по телефону вызвала небольшой грузовичок с бригадой грузчиков, они за повременную оплату согласны были и стоять, и таскать, и все что угодно делать. Белым людям не по чину самим таскать какие-то там коробки.
Предварительно нужную сумму вытащили под навес и уложили в сухом месте, и уже оттуда двое грузчиков переложили коробки в металлический фургон автомобиля. Константин Петрович специально проследил, чтобы оба грузчика уселись в трехместную кабину грузовика – мало ли что им взбредет в голову, вдруг полезут в кузов и начнут шарить по коробкам! Вот была бы хохма, когда бы они открыли коробки и увидели, что везут! Маша даже фыркнула со смеху, представив эту картину.
Сами же хозяева денег поехали на арендованной легковой автомашине – Зильберович ее арендовал, сам же и был за рулем. Предварительно он созвонился с директоратом банка, и новых вкладчиков провели сразу к председателю банка: большие деньги – высокий уровень общения! Все-таки не триста баксов на счет принесли.
Когда спустились на первый этаж банка, их уже ждал мужчина лет тридцати в костюме с блестящим отливом и голубым галстуком с кремовой рубашкой, типичный клерк среднего уровня, нарочито доброжелательный и улыбчивый.
На прием денег ушло больше двух часов. Деньги считали машинками, смотрели на свет, щупали, проверяли специальными тестерами, но все было в порядке. Наконец объявили общую сумму, она составила в американских долларах сто пятьдесят три миллиона, сто восемьдесят пять тысяч триста сорок два доллара.
Документы отпечатали прямо при них и в сопровождении того же самого клерка повели наверх, из подземного хранилища, чтобы поставить на документах нужные печати и подписи. Это заняло еще минут двадцать, в которые Маша не находила себе места – а вдруг обманут?! Вдруг кинут?! И никакого не имеет значения, что это известный во всем мире банк. Деньги есть деньги!
Но вот наконец-то появился клерк, подал документы и, выразив всем своим лицом и фигурой радость, предложил заходить почаще. Зильберович принял документы для проверки, вчитался с текст бумаги и… посерел лицом.
– Константин Петрович! Беда! – Голос его дрогнул, и было видно, что обычно невозмутимый и даже самодовольный юрист сильно волнуется. – Киданули нас! Ах ты ж черт! Все-таки киданули, мрази! Чуяло мое сердце… уж больно легко они согласились на пять процентов!
– На сколько кинули? – Константин Петрович был спокоен как танк, и Маша невольно содрогнулась – от него просто веяло угрозой. Зря это они сделали, дураки!
– Представляете, они оставили нам пять процентов! Семь с хвостиком миллионов! Вот столько они зачислили на счет! Ах гады! Пойдемте к управляющему. Разговаривать будем. Только не бейте его, хорошо? А то засадят нас… еще и эти деньги пропадут.
Зильберович подозвал улыбчивого клерка и попросил провести их к председателю правления банка. Клерк рассыпался в любезностях, потом отошел к стойке и набрал телефонный номер. Что-то тихо сказал, ему ответили, он положил трубку.
– Господин председатель сейчас вас примет. Подождите десять минут, он пока занят.
– Поддержку собирает, мразь… – буркнул Константин Петрович. – Боится. Меня боится – вдруг крейзи русский ему башку расшибет? Вот увидите, сейчас в кабинете целая армия будет!
Так оно и оказалось. Пятеро здоровенных негритосов в униформе банка и с «кольтами» на правом бедре перекрывали проход к столу председателя банка. Они едва не дотягивали своей статью до размера актера, игравшего Джона Коффи в фильме «Зеленая миля», то есть в каждом сто пятьдесят килограммов тяжелого плечистого мяса, способного порвать как грелку любого, кто покусится на честь и здоровье их хозяина. Эдакие кавказские овчарки на службе у пахана – лица тупые, плечи бугристые, ляжки рвут форменные штаны.
Маша посмотрела на банковских бойцов и со злорадством подумала: «Если бы Константин Петрович захотел, он бы разнес этих громил вместе с их тупым начальником, не понимающим, с кем связался». Ее уверенность основывалась на выражении лица шефа, каменно-спокойном.
– Это как понимать, господин председатель? – взволнованно начал Зильберович. – Почему вы нас обманули? Присвоили наши деньги?!
– Мы договаривались на пять процентов, вот вы и получили ваши проценты, – усмехнулся председатель, вся вежливость и ласковость которого испарилась, как утренняя роса. – Скажите спасибо, что это вам оставили. Вы нарушители закона! И ваши деньги, я уверен, – криминальные. Вы, русские мафиози, и ваши кровавые деньги послужат делу возрождения коренного населения нашей страны. Потому не устраивайте скандала, а тихо и мирно покиньте банк и радуйтесь, что уедете отсюда живыми и здоровыми. А не в полицейской машине, со стальными браслетами на руках.
– Иногда я жалею, что рабство отменили, – пробормотал Константин Петрович, которому бледная Маша перевела сказанное председателем. – Маша, переведи ему: если до завтрашнего вечера все деньги, что я привез, не окажутся у меня на счете, эта обезьяна сильно пожалеет и очень раскается. И я штрафую его на все проценты с этой сделки. Он ничего не получит со ста пятидесяти миллионов. Переводи!
Маша перевела, и председатель недовольно помотал головой:
– Вы смеете угрожать мне? Уважаемому человеку? Стоит мне поднять трубку, позвонить начальнику полиции Нассау, и вы окажетесь в камере! Вас будут судить и вышлют! Или же вы будете отбывать срок за ваши преступления! Вы этого хотите?
– Нет, мы этого не хотим, – кивнул Константин Петрович. – Сейчас мы уйдем… переводи, переводи, Маш! Сейчас мы уйдем, а до завтрашнего вечера должны быть готовы документы о том, что вы положили на мой счет все сто пятьдесят три миллиона долларов. Все, ребята, пошли!
Константин Петрович дождался, когда Маша переведет председателю, и, не дожидаясь ответа, зашагал к дверям. Их никто не остановил, скорее всего справедливо решили, что кинутые крейзи-русские просто решили сохранить лицо и сейчас спасаются бегством, забыв про свои миллионы и думая лишь о том, чтобы сохранить свободу и саму жизнь. И зачем тогда их преследовать? Скандал никому не выгоден – поднимется шум, кое-что может всплыть, придется делиться – так зачем это нужно?
Троица прошла через банк – Зильберович и Маша едва успевали за широко шагавшим Константином Петровичем, – и скоро они уже сидели в автомашине, переводя дух и ругаясь черными ругательствами. Ругалась даже Маша – сжав кулачки, совсем не толерантно ругалась, и утихомирилась, только когда Константин Петрович тихо, но веско приказал:
– Ша! Успокоились! Не все еще потеряно. Вот что, Игнат… мне пришло в голову – нельзя все деньги держать здесь, в этом банке. Вот так однажды кто-нибудь возьмет да и… В общем, лишимся всего, что имеем. Сумеете открыть счета на мое имя где-то еще в офшорах? Ну… Мальдивы там какие-нибудь, еще что-то такое, с несложным законодательством и отсутствием налогов. Нужно будет разбросать деньги по счетам.
– Сделаю! – кивнул мрачный Зильберович и нажал кнопку «старт» старой «Лагуны».
– Давай нас на виллу, – приказал Константин Петрович и похлопал Машу по твердому бедру. – Не переживай, Маш… разберемся. Зуб даю – разберемся!
Зильберович тронулся с места и покатил по площади у банка. Скоро они выскочили на трассу и понеслись по ровной, как стол, дороге. Пальмы, солнце, море вдалеке, но Машу уже ничего не радовало. Ей вдруг стали противны эти Багамы, как если бы под косметикой накрашенного лица скрывалась изъязвленная, больная рожа прокаженного. Вот тебе и туристский рай, вот тебе и отсутствие преступности! Коснись больших денег, и все тебе будет – и преступность, и мафия, и мошенники с кидаловом.
Но вообще-то Маша более-менее успокоилась – видно было, что Константин Петрович знает, что делать. Точно знает! И все устроит как надо. С ним вообще не страшно, как за каменной стеной. Даже Зильберович успокоился…
Маша вдруг подумала: а зачем она соврала шефу? С Зильберовичем у нее разок было. Трахнулись после ночного клуба, прямо в машине. Один раз – ничего такого особенного! Он как раз со своей поругался, а Маше так захотелось секса, и Зильберович так красиво ухаживал, говорил комплименты… что она сдалась. На заднем сиденье. На коленях. И тогда ей, в общем-то, понравилось, хотя могло быть и поинтереснее. Мелковат Игнат…
Он потом предлагал ей встречаться, но она под всяческими предлогами отказывалась – ну его к черту… деньги у него есть, и парень вроде как неплохой, дельный, и не жмот, но вот секс у него как-то не очень. Вот, к примеру, Константин Петрович – вроде уже и в возрасте, можно сказать, в отцы ей годится – а так прижмет, так ее наполнит… просто визжать и выть хочется! У него силы и умения на десяток Зильберовичей! Да она возбуждается, только коснувшись его тела!
Нет, Игнат, не светит тебе ничего… и нечего на Машину задницу смотреть! Пожирать глазами! Не для тебя эта задница!
Константин был в ярости. Эта скользкая черная улыбающаяся рожа! Нет, он никогда не был расистом, хотя на Чеченских войнах стать им было очень легко. На той стороне были и арабы и негры. Но все равно он не возненавидел чужаков. Но вот теперь… его просто трясло! Взять и вот так – на ровном месте, бесстыдно, бессовестно кидануть?! Кидал надо уничтожать. Кидалам в этом мире нет места – в этом Константин был совершенно уверен.
А еще – бесило чувство собственного бессилия. Что он мог сделать? Убить этого кидалу? Мог. И что бы это дало, кроме чувства удовлетворенной жажды мести? Деньги-то все равно не вернуть!
Его спутники были подавлены и печальны. Маша – грустная, с поджатыми губами, смотрит в пространство – видать, держит перед глазами картины мести. Колет гада булавкой или пинает его по болевым точкам.
Все-таки правильная девка, что ни говори. Ну… немного шлюшка, так что поделаешь? Поколение такое. Время такое. Девкам рассказали, что их главное оружие – вагина, а главная мишень – член олигарха. И надо в него поточнее попасть. Вот и стараются. Это у них уже в подкорке. Не у всех, конечно, но у многих. Особенно – у красоток. А Маша именно такая, красотка.
С Зильберовичем все сложнее. Он раздосадован поведением председателя банка – ведь на самом деле адвокат потерял огромные деньги, которые мог получить с этой сделки как посредник. Но ко всему прочему, от него сквозит ветерком страха. А вдруг Константин решит, что это Зильберович организовал кидалово? За долю малую! Или не очень малую. И возьмет да и свернет башку своему стряпчему!
Вообще-то это и удар по профессиональной репутации Зильберовича. Он договорился, он все построил – всю эту сделку, и чем закончилось?
Кстати, а может, и правда он виноват? Может, это он все намутил?
Будто услышав мысли работодателя, Зильберович внезапно сказал:
– Это не я, Константин Петрович. Это не я! Мне ни к чему такое кидалово! Я бы получил от вас гораздо больше и без всяких таких проблем! И я рассчитывал на долговременную работу, спокойную и денежную. А теперь что? Теперь сплошная проблема!
Константин промолчал, и Зильберович после паузы продолжил:
– Я пока не знаю, что нам делать. Мне нужно будет проконсультироваться с моими знакомыми здесь, в Нассау. Я им предъявлю претензии, хотя… скорее всего они скажут что-то вроде: «Проклятые черные хапуги! Бесстыдные и беспредельные!» Пожмут плечами, и… все. А что тут еще скажешь? Это же Карибский регион, тут коррупция зашкаливает за самую верхнюю отметку! Хуже только Сомали и какая-нибудь Центрально-Африканская Республика. Деньги решают все. И сила. А сила – от денег.
– И что предлагаете? Есть какие-то мысли, как выручить деньги и как не попасть с оставшимися деньгами?
– Вынужден вас разочаровать. Скорее всего, пропавшие деньги мы уже не вернем. Увы. Я землю готов рыть, чтобы их вернуть, – сам заинтересован! Но я человек разумный и никакого способа это сделать не вижу. Если только организовать высадку десанта и взять приступом этот банк. Смешно… до слез. Ну вот же твари бессмысленные! Кстати, Константин Петрович… а за нами, похоже, следят. Я вон ту серую машину… вроде как «Форд», заметил сразу, как мы отъехали от банка.
Константин оглянулся и увидел примерно в ста метрах позади неприметный серый автомобиль с тонированными стеклами.
– Уверены?
– Не уверен, но мне кажется – следят. Сели на хвост, хотят вычислить ваше местожительство. Как только вычислят, можно ждать гостей. Вы же сказали, что у вас еще есть деньги. А после кидка вы эти деньги вряд ли понесете в банк, значит… их надо взять нахрапом.
– Давай-ка мы не на виллу поедем… а куда-нибудь в ресторан, пообедаем. Я угощаю. Заодно и посмотрим, что это за кадры… может, ошибка?
Они нашли съезд и, уйдя с основной трассы, повернули к морю. Найти приличный ресторан не представляло никаких трудностей – куда бы к морю ты ни пошел, обязательно уткнешься в ресторан. Чего-чего, а ресторанов здесь как грязи. Главное, не ошибиться в выборе и не угодить в какую-нибудь тошниловку для местных.
Серая машина свернула за ними и остановилась в сотне метров от ресторана. Из нее никто не вышел, и сколько человек в ней скрывалось – тоже было неясно.
Сидели в ресторане до самой темноты – специально. Попробовали всевозможные блюда и почти все вина, которые тут были, – просто от скуки. А что еще делать, чтобы убить время? Если только купаться в море, но тут была проблема – снова начался тропический ливень, который с переменным успехом поливал округу будто из пожарного брандспойта.
Когда начало темнеть и на улице зажглись огни, уселись в машину и медленно поехали вдоль побережья, время от времени посматривая за фарами преследователей, которые повисли за спиной, как мерзкий овод, преследующий кобылу. Оторваться от наблюдателей не представлялось никакой возможности – те не выпускали машину троицы из виду, а мощность двигателя старенькой «Лагуны» не позволяла ей уйти вперед так, чтобы преследователи отстали. Нырнуть на боковую улицу, раствориться в темноте тоже невозможно – хотя Константин на это очень рассчитывал. Все улицы освещены, просматриваются на раз. И что теперь делать?
– Игнат, машина застрахована? – спокойно спросил Константин, перебирая все варианты развития событий. – Вы хорошо водите машину?
– Наверное, застрахована… я же не знаю, – пожал плечами Зильберович. – Вожу я вполне прилично. Не каскадер какой-нибудь, но…
– Остановитесь и пересядьте на пассажирское сиденье, – приказал Константин, и Зильберович молча повиновался. Через несколько минут Константин уже сидел за рулем и с неудовольствием жал на вялую педаль этого чудо-аппарата. С неудовольствием – потому что машина была довольно-таки большой, но при этом с крохотным движком объемом 1600 кубиков, а значит, разгонялась как телега, нагруженная копной сена. Это тебе не «гелик» с кремовым кожаным салоном, выстреливающий в пространство будто ракета.
– Пристегните ремни, ребята, сейчас полетаем! – скомандовал Константин, прибавил скорость, а когда убедился, что преследователи прижались ближе, чтобы не потерять «клиента» в темноте, вдруг резко тормознул – с разворотом, так, что колеса с визгом и черными следами на асфальте скользнули по дороге, и затем рванул машину вперед, к не успевшим вовремя затормозить противникам. Те поняли цель маневра, когда до их машины оставалось метров десять, включили заднюю передачу, попытались увернуться, но у них ничего не вышло. «Лагуна» догнала «Форд» и на скорости около сорока километров в час ударила его в левый бок, смяв арку крыла, согнув колесный диск и полностью лишив способности передвигаться. Сама «Лагуна» пострадала на удивление мало – разбита правая фара, примято крыло. Получилось, как в «драке» пасхальными яйцами, – ударное яйцо почти всегда остается целым. Наверное, этому есть какое-то научное объяснение, но Константин его не знал. И, честно сказать, знать не хотел.
Он не стал выходить из машины и не попытался вытащить из «Форда» тех, кто там сидел, – получить пулю в живот ему совсем не улыбалось. Впрочем, как и в другие, не такие болезненно-нежные, но не менее дорогие ему части тела. Потому Константин включил заднюю передачу, развернулся и поехал туда, куда было нужно, то есть на виллу.
У ворот виллы он и Маша расстались с Зильберовичем – молчаливым и расстроенным. Оставлять его ночевать на вилле Константин не захотел. У него на это были свои причины. Зильберович снял номер в отеле – вот пускай туда и едет.
Константин пошел к себе в комнату, Маша – к себе. Они так и не спали вместе, хотя секс у них все-таки случался. Константин отговорился тем, что любит спать один – привычка такая, – а если захочет секса, то обязательно к Маше придет. Маша не возражала, потому что на самом деле тоже любила спать одна. После хорошего секса – само собой разумеется.
Он выжидал еще часа три, до тех пор пока багамская ночь полностью зажала острова черными мохнатыми лапами. Ему не хотелось спать – совсем. Во-первых, по российскому времени сейчас уже утро. Во-вторых, нервы его звенели, как натянутые струны. Он не знал, получится ли у него сделать то, что задумал, но не сделать этого не мог. И чем закончится его авантюра, тоже не представлял.
Но не боялся. В крайнем случае уйдет в портал – вместе с Машей и Зильберовичем. Плевать, что они узнают о его тайне, – своих бросать нельзя! Да и не своих – тоже…
А потом он встал с постели, надел заранее приготовленный, принесенный из дома комбез, балаклаву, положил в карманы два пистолета «ПСС», надел пояс с ножом и кобурой, из которой торчал кольт, и, встав посреди комнаты, открыл портал в спальню председателя банка.
Он хорошо его запомнил. И бородавку на верхней губе, и конфигурацию морщин на смуглом лбу, и все это его круглое, лоснящееся лицо, сверкавшее белизной искусственных зубов. Так что отыскать этого человека в «банке данных» Мироздания не составило ни малейшего труда.
Горел тусклый ночник, занавеси колыхал ночной ветерок с моря, и человек, который ограбил Константина больше чем на сто миллионов долларов, тихо похрапывал в своей постели, легонько улыбаясь во сне улыбкой хорошо потрудившегося, довольного собой крестьянина, намолотившего отличный урожай зерна. Хорошо потрудился, точно! Теперь ему можно до конца жизни больше и не трудиться.
Константин подошел к постели, еще раз внимательно всмотрелся в лицо этого человека, а потом коротко и сильно ударил его в челюсть. Не так сильно, чтобы сломать кость или выбить зубы, но хлестко, умело, лишая сознания и соответственно – любой возможности сопротивляться. Тут же сунул ему в рот кляп – нашел возле постели сброшенные носки, – разорвал на полосы простыню и получившимися лентами связал руки и ноги. Снова открыл закрытый ранее портал и почти без усилий переправил объект на свою виллу, бросив его на пол возле двери. Немного подумал, не вернуться ли за женой этого типа (она должна спать где-нибудь рядом, в соседней комнате), но решил пока ее не трогать. И не потому, что он не бандит-киднеппер, и не потому, что «это нехорошо!». Просто пока не нужно, лишняя суета ведет к увеличению шанса на возникновение шума. Пока была такая возможность, шума следовало избегать.
Оттащил довольно-таки увесистого пленника в гостиную, предварительно закрыв там окна и двери. Так, на всякий случай. Все равно придется вынимать у него изо рта кляп. А вдруг начнет орать? Крики в ночной тишине слышно издалека, не дай бог кто услышит. Вызовут полицию, и тогда… тогда все будет довольно-таки плохо. И сейчас совсем не восторг, но… пока все проходит в разумных пределах.
Привязал так и не очнувшегося председателя к стулу разорванной на полосы, захваченной с собой простыней. Ноги – к ножкам стула, грудь – к спинке. Нормально, крепко привязал!
И вдруг обеспокоился: а что это пленник так долго не приходит в себя? Может, слишком крепко его приложил? Нынешние негры – жалкое подобие своих предков, выживавших на плантациях в поистине нечеловеческих условиях, и в этих условиях еще и умудрявшиеся размножаться. Кстати, нынешние мулаты еще и потомки ирландцев – британцы, светоч демократии и поборники толерантности во всем земном мире, торговали своими соплеменниками, продавая их на плантации рабовладельцев, а те уже скрещивали ирландцев с неграми, привезенными из Африки, с целью выведения более выносливых к условиям тропического климата рабов. Эдакая евгеника, можно сказать. Селекция. Как у фашистов.
Нащупал сонную артерию – нет, пульс хорошего наполнения, противник живой, живее всех живых. Может, притворяется? Пусть посидит, пока Константин сходит за переводчицей.
– Маша! Маша, ты мне нужна!
Легкий шелест, топот босых ног, дверь распахивается:
– Да! Конечно! Ко мне пойдем?
Мордашка заспанная, но довольная – шеф обратил на нее свое монаршее внимание! Ну сколько же счастья, черт подери… даже жалко разочаровывать.
– Маша, надень чего-нибудь. – Стоит, как всегда, голышом, совершенно этого не стесняясь. Нудистка чертова… – У нас гость, ты будешь переводить. И не одевайся нарядно – просто шорты надень да топик.
Не спросила, что за гость, метнулась в комнату и появилась буквально через минуту – ну солдат, да и только! Ей-ей, приятно иметь с ней дело – во всех отношениях. Да и в сексуальных тоже. Ох, хороша! Суккуба, а не девка! Демоница!
– Я готова! Куда идти?
– За мной.
Молча повернулся и пошел к гостиную, Маша за ним. Когда увидела сидящего на стуле председателя банка, издала тихий вскрик и тут же зажала себе рот ладонью. И снова ничего не спросила. Молодец!
– Я сейчас буду говорить, а ты ему переведешь. Переводи точно, без отсебятины! Внимательно.
Константин подошел к пленнику и легонько хлопнул его ладонью по щеке. Тот встрепенулся, поднял голову, непонимающе тараща глаза, и тут же замер, увидев перед собой человека в камуфляже. Того человека, которого он сегодня «опустил» на полторы сотни миллионов баксов.
– Слушай меня внимательно! – начал Константин и, взглянув на Машу, буркнул: – Ну чего стоишь? Переводи!
Маша перевела, и Константин продолжил:
– Ты меня обманул на сто пятьдесят миллионов долларов. Ты в самом деле решил, что можешь украсть такую сумму и уйти безнаказанным? Обманув человека, которого совсем не знаешь? Ты знаешь, кто я? Я майор русского спецназа!
Он нарочно сказал про спецназ – американскому зрителю голливудские деятели вдолбили: главное Зло в мире – это русские, а главное Зло среди русских – это страшный «спецназ». И человек, который говорит по-английски и смотрит голливудские фильмы, должен знать про жуткий кровавый «спецназ» и бояться его до нагаживания в штаны. Спасибо Голливуду за рекламу спецназа!
– Видишь эту татуировку? – Константин показал наколку, где скелет спускался на парашюте, держа в руках снайперку СВД. – Это я! Это смерть, которая настигнет тебя в любой точке Земли! И от которой ты не спрячешься нигде и никогда! Я приду и убью тебя! Но перед этим я убью твою жену, твоих детей, твою кошку и твою собаку! И внуков убью, если они у тебя есть! Я вырежу весь твой дом! И ты будешь умирать мучительно и страшно. Я посажу тебя на кол! Найду молодую пальму, срублю ей верхушку, намажу маслом и посажу тебя на нее так, чтобы ты умирал долго и трудно! Я не люблю тех, кто обманывает людей! А теперь я выну у тебя изо рта кляп, и если ты вдруг попробуешь крикнуть, зашуметь, моя помощница ударит тебя в живот так, что ты выблюешь свои внутренности!
Маша деловито закивала и сделала такую зверскую рожу, что Константин едва удержался от смеха – ее кукольное личико даже со зверской миной на лице выглядело очень привлекательно и совсем не страшно.
Он подошел к пленнику, вынул из ножен на поясе нож и, подсунув под повязку, удерживающую кляп, разрезал ее одним резким движением, постаравшись тыльной стороной ножа чиркнуть по щеке председателя. Потом вырвал у него изо рта обслюнявленный носок и отошел назад, любуясь произведенным эффектом.
И тут пленник вдруг завопил:
– А-а-а! Хелп! Хелп!
И тут же заткнулся, захлебнувшись собственным криком, потому что Маша шагнула вперед и красивым резким движением вогнала кулак ему в живот – и раз, и два, и три!
Пленник дернулся и на самом деле выблевал на пакетный пол вонючее содержимое желудка. Спазмы сотрясали его не меньше минуты, после чего он затих, грязный, со свисающими с подбородка рыжими потеками слюны и желудочной желчи.
– Ненавижу кидал! – с ненавистью бросила Маша. – Может, еще ему добавить? Давайте я ему по яйцам врежу!
– Хм… хорошая идея, – задумчиво протянул Константин и тут же поймал бросившуюся вперед Машу. – Тихо, тихо! Не надо. Знаешь что сделай… возьми нож и аккуратно срежь с него штаны и трусы. Совсем! А перед этим скажи, что я отдал приказ его кастрировать. Только смотри в самом деле его не кастрируй. Он мне нужен сильно напуганным, но целым!
Маша ухмыльнулась, оскаливая безупречно белые натуральные зубы, и, протянув руку, взяла у Константина нож. Выдала вслух длинную фразу, в которой Константин разобрал только «блэк» и «мам-ба», шагнула вперед, проткнула ножом ткань пижамы председателя и медленно, аккуратно распорола штанину до самых ступней. Трусов на пленнике не было, так что работы оказалось меньше, чем предполагалось. Через несколько минут он сидел по пояс голый – снизу – и с ужасом переводил взгляд с одного своего мучителя на другого.
Маша снова что-то сказала по-английски, потом подняла с пола кляп и грубо затолкала в рот пленника. Взяла одну из полос, которые Константин наделал из многострадальной простыни, и затянула вокруг головы председателя, закрепляя кляп у него во рту. А потом уцепилась за член пленника и начала демонстративно примериваться, на какую длину его оттяпать.
Пленник дергался, мычал, из его глаз катились слезы, но мучительница неумолимо крутила член и так и сяк, изображая, что вот-вот нарежет его, как колбасу. Потом отпустила и тут же уцепила вместе с мошонкой, дернув к себе, как поводок упрямой собаки. Константин про себя даже поморщился – больно, наверное! А уж как страшно – это и представить нельзя! И кстати, откуда она знает азы допроса «с пристрастием»? Первое дело – это раздеть мужчину, вывести его из равновесия, а уж угроза самому для него дорогому, гениталиям, – это вообще страшнее всего!
А Маша все продолжала примеряться, дергать, вытягивать гениталии пленника. И вот уже чиркнула по мошонке, на которой тут же проступила красная полоса. Пленник закатил глаза и вдруг выпустил тонкую струйку мочи, обдав руки Маши, сделавшей уже совершенно зверскую рожу.
– Ах ты ж сучонок! – скривилась девушка. – Ссыкун поганый! Поганец!
– Хватит, Маш! – Константин едва сдержал улыбку. – Переведи ему: сейчас мы снова вынем кляп и будем разговаривать. При любой попытке позвать на помощь или отказ отвечать на вопросы последуют большие неприятности. И пусть не надеется на помощь своих людей – никто не знает, что он здесь. А если они приедут, он останется без гениталий, без рук и без ног. Все это я ему отрежу! Больше жути Маш. Пусть поверит!
Маша начала переводить, сопровождая слова гримасами и потрясанием опоганенным ножом, а Константин пододвинул к себе другой стул и сел. В воздухе пахло мочой, кислым потом, а еще – каким-то цветущим кустарником, растущим возле террасы. Запах был настолько сильным и сладким, что доносился даже сквозь закрытые окна и двери. Видимо, доносило его усилившимся ветром, дующим с моря.
Хорошо здесь жить! Если у тебя есть деньги. Впрочем, с деньгами везде хорошо жить. А нищие… они везде нищие. Что на Багамах, что в Саратовской губернии. «У вас как с деньгами? Плохо? – Нет. С деньгами у нас хорошо. У нас без денег плохо!»
– Вынь кляп!
Маша сдернула повязку, вынула кляп и бросила на пол, потом поднесла к глазам пленника нож, который держала в правой руке. Молча показала, но он понял, мелко закивал, затрясся – мол, понял!
– Итак, спроси его – кто придумал операцию с этим кидаловом? Он один или был кто-то еще? И участвовал ли в схеме мой адвокат.
Через полчаса Константин знал практически все, что ему следовало знать. Нет, Зильберович в этой схеме не участвовал – да и не мог участвовать. Он чужак, а значит – должен быть «кинут», как и все остальные чужаки. «Багамы – для багамцев!»
Председатель банка придумал эту операцию сам, сам ее и провел, не извещая никого из числа правления. Само собой, он вынужден поделиться с членами правления, но потом. И должен выдать им совсем немного – в сравнении с общей суммой сделки.
С русскими он дела никогда не имел, иначе точно бы не решился на такое безобразие. Он думал, что русские – это дикари, и вообще – они далеко, а США рядом. И ничего эти русские ему сделать не смогут под боком у великого государства. Тем более что он в отличных отношениях и с министром внутренних дел Содружества Багамских Островов, и с начальником полиции Нассау. Что и немудрено – где деньги, там и дружба с властью.
Ну и, само собой, он готов тут же все исправить, отдать все деньги, компенсировать ущерб, и вообще – дружить домами, а лучше всего – семьями.
– Вы ему верите? – тихо спросила Маша, устало прислонившаяся к стене дома. – Я вот – ни на грош! Стоит вам его отпустить, он тут же поднимет такую волну, что нам мало не покажется.
– И что предлагаешь? – грустно улыбнулся Константин.
– Закопать его под пальмой да и валить отсюда с оставшимися деньгами. Пока нас тут не прихватили и не отобрали последнее – вместе с жизнью и здоровьем. Вас-то сразу убьют, а меня будут еще и дрючить до самой смерти. Пока не сдохну. А мне этого как-то не хочется…
Константин задумался. Да, в словах Маши был свой резон и сермяжная правда. Потерял так потерял. Это всего лишь деньги. А деньги он еще добудет – сколько угодно! На свете полным-полно хранилищ, заполненных наличными деньгами. Вот только куда потом эти деньги девать? Как их легализовать? Что толку от денег, которые не может потратить? Да и засветиться с наличными проще простого. Обложили!
Нет, все-таки надо было потихоньку, полегоньку переводить деньги через криптовалюту. Ну да, это заняло бы годы. Ну и что? Захотел сразу стать олигархом? Исполнить вековечную мечту идиота, Иванушки-дурачка? Не слезая с печи, получить все, что захочешь? Вот и получил… щелчок по носу. Обидный такой щелчок! Досадный!
– Спроси, у него дети есть? Внуки?
– Есть. Трое детей и двое внуков. Младший сын живет с ним вместе. Просит не трогать его и его семью. То есть вот его семью, – Маша ткнула ножом в сторону пленника. – Обещает, что все будет хорошо. Что больше никогда нас не обманет.
– Где комната его сына? Спроси: где он спит?
Маша замерла, глаза ее расширились от удивления, но тут же девушка преодолела ступор и перевела пленнику. Тот задергался, заболботал что-то, как в горячечном бреду, и тогда Маша ткнула его ножом. Прямо в пах. Председатель взвизгнул, попытался убрать свою «драгоценность» от острого клинка, а на стул выкатилось несколько капель крови.
– Говорит, напротив его комнаты. Через коридор. Мальчишке двенадцать лет. Сын от второй жены – первая умерла, и он женился снова. Он его очень любит и просит ничего с ним не делать. Клянется, что все отдаст, умрет, а отдаст.
– Будь с ним. Никуда не уходи! Не выходи из комнаты!
Константин вышел из гостиной, направился к себе в комнату, где надел на голову балаклаву. С минуту он продумывал свои действия. Затем решительно открыл портал и шагнул в спальню председателя правления банка. Закрыл портал и прислушался к тому, что происходило вокруг. Тихо, никакого движения. Глухая ночь, когда все нормальные люди спят по своим постелям, и только грабители заняты каждый своим делом.
Он вышел в коридор, держа в руке пистолет «ПСС», который при его нынешней деятельности подходил ему более других, осмотрелся на предмет наличия охранников, стоявших возле дверей (а почему бы и нет, при таком-то размахе кидалова?), но никакой охраны не обнаружил. Чисто и тихо, как и должно быть на вилле одного из самых уважаемых и могущественных людей на острове. Скорее всего, никто и предположить не мог, что кто-то проберется через внешний круг охраны. И тогда Константин толкнул дверь напротив.
Она открылась без скрипа, как и положено дверям в богатых домах крупных банкиров. Обитатель комнаты обнаружился в углу, под противомоскитной сеткой-балдахином – тихо сопел, свернувшись калачиком.
Константин постоял, раздумывая, стоит ли это делать, вздохнул и снова открыл портал. Потом аккуратно взял мальчишку на руки, тот даже не проснулся, и шагнул к себе в комнату. Сделал несколько шагов, вошел в гостиную – пленник выпучил глаза, открыл рот, глядя на мальчишку в руках человека в черной маске, и тогда Константин повернулся и пошел назад, стараясь ступать тихо и плавно. Ему не хотелось будить пацана. И он опасался, что его отец сейчас завопит, заблажит, уговаривая похитителя отпустить его сына, и тогда все осложнится.
Но ничего такого не случилось. Константин ушел назад, через портал, аккуратно положил мальчишку на постель – так же, как и забрал, и, облегченно вздохнув, вышел. Малец только почмокал губами и что-то пробормотал сквозь сон – что именно, Константин не понял.
Портал исчез, Константин сбросил маску и пошел назад, к ошеломленному пленнику и не менее ошеломленной, просто-таки обалдевшей Маше.
– Скажи ему – он все понял?
Маша перевела, пленник что-то ей ответил дрожащим, срывающимся голосом, и Маша сказала:
– Он спрашивает, где его сын и все ли с ним в порядке.
– С сыном все в порядке. Скоро он будет у себя дома. – Константин постарался напустить как можно больше тумана. – Я в любой момент могу забрать и его, и кого захочу. У меня есть специальные люди – спецназ! И эти люди выкрадут любого, на кого я укажу! И горе тому, кто встанет на моем пути! Я убью и тебя, и твою семью!
Звучало это все глупо и пафосно. И Константин про себя просто-таки смеялся, хохотал, слыша ту глупость, которую он нес. Но кто сказал: «Ложь должна быть чудовищной, чтобы в нее все поверили»? Вроде Геббельс?
– И если ты хоть слово кому-нибудь скажешь о том, что сегодня было и кого ты видел, – вы все умрете. Все! И я дотянусь до каждого из твоей семьи!
– Я все, все сделаю! Все!
Председатель уже рыдал. Слезы текли по щекам, и Константин впервые в жизни видел, как бледнеет негр. Хотя какой он негр? Помесь индейцев, негров и белых – то ли колонизаторов, то ли белых рабов.
Но теперь надо было добавить пряников – кнут уже был.
– Заткнись и слушай меня! Хватит ныть! Тот, кто со мной дружит, разбогатеет. Хочешь разбогатеть? Тогда слушай меня!
Маша перевела, а пленник перестал рыдать и насторожился – банкир есть банкир. Деньги для него – как добыча для гончего пса. Инстинкты, однако. Чует добычу, как акула присутствие крови в морской воде за много, много миль.
Константин рассказал, как мечтает облагодетельствовать человека, который окажет ему поддержку. Таким человеком может стать не до конца разобравшийся, с кем имеет дело, председатель правления банка, ныне пленник. Сказал, сколько тот может поиметь, если просто честно положит деньги на счет и не станет строить никаких козней. И по всему выходило, что честно жить гораздо выгоднее, чем пакостить ветерану страшного спецназа ГРУ России. Во всех отношениях выгоднее! Пять процентов со ста миллионов – это пять миллионов долларов! А если с миллиарда? И вообще ни за что – просто не вставляй палки в колеса, и все! И никаких тебе штрафов, и никаких кар за плохое поведение.
На том и сошлись. Само собой, через портал Константин его не потащил. Выделил свои штаны, чтобы председатель прикрыл срам, и позвонил Зильберовичу, который будто знал, что без него не обойдется, и тут же ответил, сообщив через несколько минут, что уже спускается по лестнице к машине.
Пленника отвели в ванную комнату, где он привел себя в порядок, а потом налили ему вина из бутылки, купленной еще в первый поход в ресторан. А затем уселись ждать, когда приедет адвокат.
Маша вскочила, будто ее подбросило пружиной – он пришел! Сам пришел! Все эти дни она была инициатором их секса, очень хорошего, очень качественного секса. От которого сладко ныло в животе и мозг проваливался в невозможную, черную истому наслаждения. Никогда у нее не было такого. Ну да, ей было приятно заниматься сексом – даже с Семеном и то приятно. И студент, имя которого она уже подзабыла, – с ним было очень хорошо. И с Зиль-беровичем, один-единственный раз, – тоже отлично! Она всегда кончала, и ей было странно слышать рассказы девчонок о том, что они имитируют оргазм, чтобы не обидеть парней. Да какая тут имитация, если с Константином Петровичем проваливаешься в небытие! Она даже вначале боялась, что он решит: «Девка-то на всю голову долбанутая!» Но ничего такого он не сказал и явно наслаждался таким ее поведением. Честно сказать, похоже, что она для него была чем-то вроде эдакой экзотической зверушки – красивая, ведет себя странно, но держать ее в руках и поглаживать очень приятно!
Но Маша не обижалась. Она вообще не могла обижаться на него. И с некоторой тоской и болью в очередной раз констатировала – втрескалась в шефа. Втрескалась – по самые уши!
Никогда в это не верила. Чтобы вот так, с первого взгляда, чтобы как током ударило?! Это только для книжек. В жизни такого быть не может. Никогда! Ни при каких условиях! Врут все эти писатели.
«Любовь выскочила перед нами, как из-под земли выскакивает убийца в переулке, и поразила нас сразу обоих. Так поражает молния, так поражает финский нож».
Теперь она в это верила всеми уголками своей стосковавшейся по любви души. Вот только увы… в отличие от булгаковских героев любовь поразила не обоих, а только ее. И опять же, Маша, конечно, по этому поводу расстраивалась, но не так чтобы совсем. Придет время, она докажет свою незаменимость, свою нужность, и он ее полюбит. Он обязательно ее полюбит! Но только надо доказать эту самую незаменимость. А что любят мужчины? Конечно, красивых женщин, жаркий секс и заботу. Заботу о себе. И Маша все сделает для того, чтобы он не разочаровался. Ее любимый! Ее божество!
Она подскочила к двери, готовая прыгнуть ему на шею, впиться губами в его сладкие губы… но Константин Петрович был холоден, спокоен и одет… в камуфляж. Как если бы собрался на войну. На поясе – невесть откуда-то взявшаяся кобура и нож в длинных ножнах. Что случилось?! У Маши замерло сердце, а улыбка сразу слетела с ее губ.
– …У нас гость, пойдем, будешь переводить.
Маша только сейчас поняла то, что он ей говорит, и не стала задавать вопросов – тут же бросилась в глубь комнаты, одеваться. Раз он сказал, что нужно одеться, значит, нужно. Сказал бы, что нужно сесть на метлу и скакать по комнате, – она бы уселась и поскакала! Ему виднее. Он – это Он!
Когда увидела привязанного к стулу председателя правления банка, едва не схватилась за голову: как?! Как Константин Петрович сумел это сделать?! Каким образом?! Он что, волшебник?! Вот только недавно они ехали в машине и возмущались поведением кидалы, и вот этот кидала сидит перед ней, таращит глаза и едва не делает в штаны от страха! И немудрено наделать. Случись такое с ней самой, она бы уже испачкала штанишки. Только глянуть на Константина Петровича в камуфляже, с пистолетом и ножом на поясе, и сразу становится ясно – кирдык. Пришел Большой Полярный Лис! И только дурак этого не поймет.
Маша ненавидела этого негодяя, отнявшего у них деньги. Именно У НИХ, потому что она уже не разделяла себя и Константина Петровича. Если бы он сейчас приказал отрезать голову подлецу – она бы так и сделала, не задумываясь ни секунды. А когда приказал срезать с гада штаны и как следует попугать – сделала это с огромным наслаждением. Может, в ней проснулись какие-то садистские желания? Потому что, когда она держала в руке мошонку пленника, ей хотелось рвануть, оторвать этот мешочек! Выкинуть его во двор! В море! Пусть рыбы жрут подлеца! Чтобы больше не размножался! Не плодил таких же, как он, негодяев!
Кидать – нехорошо. Обманывать людей – подло! Когда Маша видела обманутых дольщиков, рыдающих у строительных площадок и рассказывающих о том, что негодяй-строитель их обманул, сбежав со всеми деньгами, и что им теперь придется годами выплачивать банку деньги, оставшись и без квартиры, и без денег, – ей хотелось найти этого негодяя и убить! Мучительно, страшно убить, чтобы неповадно было другому такому подлецу сотворить подобное. Увы, как говорится, руки коротки. Уж она-то не пожалела бы негодяя, если бы смогла его достать.
Да, кидать нехорошо. А кидать ее близкого человека, человека, которого она любит, – это просто сатанизм! А сатанистов надо уничтожать! Руки трясутся – так хочется отрезать подлецу его штуку под самый корешок.
Но шеф приказал ей отпустить негодяя, и она стала переводить – как механизм, как бесчувственная статуя, не выдавая огня эмоций, кипевших у нее внутри. Если бы кто-то знал, какой горячей может она быть! И не только в постели.
Маша с детства мечтала стать шпионкой. Эдакой «бондессой» – с пистолетом в одной руке и ножом в другой. Из скучной провинциальной жизни мечтала попасть в яркий, красивый, пусть даже и опасный мир.
О-о-о… вот она, эта мечта! Сбылась! Она все-таки сбылась! Шеф… О-о-о… Шеф!
Когда шеф появился с ребенком на руках, она обалдела. Откуда?! Как он сумел?! Это Тайна! Это настоящая Тайна! И когда-нибудь она ее узнает. Не сейчас, но узнает. А предвкушение узнавания даже слаще, чем само знание. Никто не знает, а она будет знать.
Ребенка он не тронет, это Маша чувствовала на уровне инстинктов. Даже по тому, как он его держит, было понятно – ничего ему не сделает. Кстати, ох и дрыхнет этот пацаненок! Даже не проснулся.
Шеф погнал какую-то пургу насчет спецназа, ожидающего за дверью, и Маша едва не рассмеялась. Она-то знала, что никакого спецназа здесь нет. Если только не считать самого шефа – вот он точно спецназовец, она это знала наверняка. Одна татуировка чего стоит.
А потом они ждали Зильберовича, и Маша смотрела на то, как пленник пьет купленное в ресторане вино. Ей было неприятно – вино не для этого морального урода! Она выбирала вино, чтобы выпить со своим любимым! Чтобы быть еще раскрепощен-нее. Чтобы он узнал, что еще Маша умеет и хочет делать в постели, и больше не смог без нее обходиться. А тут – вино льет в глотку проклятый кидала и даже не морщится!
Зильберович приехал довольно-таки быстро. Шеф в нескольких предложениях обрисовал ситуацию, Игнат удивился, но не так чтобы очень. Вероятно, что он, как и Маша, ожидал от Константина Петровича чего-то эдакого, не укладывающегося ни в какие рамки. И вот – получил. Председателя правления банка усадили на заднее сиденье машины, предварительно завязав ему глаза, и Зильберович повез его подальше от виллы. Само собой, пришлось выдать поганцу штаны из запасов Константина Петровича – они были пленнику длинны, пришлось подворачивать штанины, но ничего, обойдется. Срам прикрыт, и ладно.
А когда огни машины Зильберовича скрылись вдалеке за поворотом, Маша подошла к шефу и, обняв, прильнула головой к его груди:
– Я знала, что вы что-нибудь придумаете. Обязательно придумаете! Ох… я так перенервничала…
– Маш… иди отдыхай. – Константин Петрович ласково потрепал ее по голове, и его теплое дыхание согрело ее макушку. – Завтра еще поговорим. Только ни о чем не спрашивай, хорошо? Врать не хочу, а ответить правдиво не смогу.
– Почему? – Маша подняла голову и посмотрела в глаза шефу. – Почему не сможете? Вы мне не верите? Считаете, что я вас могу предать? Зря. Я умру за вас! Я вас люблю…
Константин Петрович едва заметно поморщился и неодобрительно помотал головой:
– Маш, неделю назад ты и не подозревала о моем существовании. Как ты можешь меня полюбить? С какой стати? Ты меня или обманываешь, или ты… сумасшедшая! И то, и другое очень плохо…
– Я не обманываю! И я не сумасшедшая! Ну как мне доказать, скажите! Ну что я должна сделать, чтобы вы поверили?! Убить кого-нибудь?! С собой покончить?! Ну что, что мне сделать?!
Константин Петрович снова посмотрел в Машины глаза и вздохнул:
– Не знаю. Хочется верить, но… девушки такой красоты обычно влюбляются не в старого, мятого и тертого жизнью мужика, а в его деньги. Хочешь, я отдам тебе то, что обещал, – три миллиона баксов, и отпущу? Клянусь! Скажешь – «я согласна!» – и улетишь на родину с тремя миллионами. Я не обманываю. Положишь на счет в банке и будешь жить припеваючи. Или не положишь – снимешь тут жилье и будешь жить на Багамах сколько захочешь. Купишь себе какой-нибудь маленький отель и…
– Я не хочу! – отрезала Маша, глаза которой метали молнии. – Без вас – не хочу! Я хочу с вами! Не нужны мне ваши миллионы! Вернее, нужны, какой дурак от денег отказывается? Но вот так, чтобы вас не видеть, – не нужны. Деньги мне нужны только вместе с вами! И больше никак. Так все-таки почему вы мне не верите? Чем я заслужила это недоверие? Может, что-то сделала не так?
– Да все так. – Константин Петрович досадливо поморщился. – Только… ты посмотри, что творится! Сплошной криминал! Я ведь читал, что на Багамах преступности как таковой нет. Только мелкие воришки и больше никого! А оказалось – тут тебя могут кинуть просто на раз! И мафия своя есть… какая-никакая. Ну и вот представь – тебя схватили. И начали пытать. Ну да, какое-то время ты продержишься, будешь молчать. А затем… уже не будешь молчать, когда начнут тебя уродовать, резать на кусочки. Ты все расскажешь – что знала и чего не знала. Только не говори, что не расскажешь, – все рассказывают, если приложить достаточные усилия и умение. Но ты не сможешь рассказать о том, о чем не знаешь. Понимаешь?
– Понимаю… – вздохнула Маша и тут же переключилась на более животрепещущую тему: – Пойдемте спать? У меня ляжем или у вас?
– Ты ляжешь у себя, я у себя, – усмехнулся Константин Петрович. – Мы сегодня устали, а сексом надо заниматься тогда, когда мы отдохнувшие и веселые. Давай-ка дождемся результата и уже тогда… Хорошо?
– Хорошо. – Маша слегка опечалилась, но вообще-то не очень. Впереди еще много, много времени! Успеют, точно. – Ну, тогда я пошла?
– Погоди. – Шеф взял ее голову в свои широкие, жесткие ладони и нежно поцеловал в губы. – Ты молодец. Ты мне сильно помогла! Честно скажу, я и не ожидал от тебя такой прыти. Ты большая умница! И вот еще что… пойдем за мной.
Он взял Машу за руку и как ребенка повел за собой. Привел к комнате с деньгами, повозился, отпирая дверь, открыл. Войдя, достал из-за коробки большой черный пистолет, подал Маше:
– Это пистолет «глок». Умеешь пользоваться оружием?
– Так-то не очень, – пожала плечами Маша. – Знаю, что надо передернуть затвор и нажать вот сюда, вот на эту штучку. И он выстрелит. А где тут предохранитель, я вообще не представляю. Я такто стреляла в тире, давно… был такой случай – мне дармовое приглашение отдали, фирма занималась всякими там сюрпризами. Ну, мне и предложили пострелять в тире из настоящего боевого пистолета, я согласилась. Прикольно было. Я к концу стрельбы даже в мишень попала! Вначале боялась, моргала, а потом ничего так… привыкла. А такого пистолета я не видела. Читала, да. «Глок» – это какой-то ведь иностранный, и патронов в нем много? А больше и не знаю ничего. А зачем он мне? Мы вроде воевать не собираемся.
– Гляди сюда, вот тут нажимаешь – отлетает магазин, и ты засовываешь новый. А вот тут – оттягиваешь затвор и досылаешь патрон в патронник. Это «Глок-17», на 17 патронов. Предохранителя у него нет, вернее, он есть, но совсем другой, не такой, как у обычных пистолетов. Видишь, вроде как два спусковых крючка? Так вот один – это и есть предохранитель, второй – собственно спусковой крючок. Это пистолет под патроны девять миллиметров «парабеллум». Хорошее оружие, довольно-таки легкое и на много зарядов. Направила ствол в злодеев и пали, на сколько патронов хватит. Потом мы с тобой потренируемся, постреляем как следует, и ты будешь попадать не только в мишень, а еще и в силуэт на мишени. Зачем тебе пистолет? А положи его рядом с собой. Под подушку, например. Мне так будет спокойнее. Да и тебе тоже. Похоже, что на Багамах становится очень неуютно. Вспомни сегодняшнюю… вернее, уже вчерашнюю машину. Кто это были? Зачем за нами следили? То-то же…
– Я поняла… – Маша неловко взяла в руку пистолет, и в ее ладони он показался просто огромным. От пистолета пахло чем-то странным… машинным маслом, пластиком и еще чем-то. Ей показалось – порохом. И он ей понравился. Пистолет вселял уверенность – теперь к ней никто не сможет подойти и обидеть! Бах! Бах! И нет негодяя!
– А раз поняла – разбегаемся по комнатам и спим. Ей-ей, сегодня был слишком долгий день…
Первым делом Маша пошла в душ. Она не выносила ощущения нечистоты своего тела, а уж тем более не выносила никаких там «золотых дождей», особенно от противного чужака. Единственный человек, которому она бы позволила ЭТО и еще много больше, сейчас лежал в постели в своей комнате и, увы, наверное, и не думал о ней. А проклятый кидала со страху обдул ей руку – надо как следует потереть руки мочалкой. Вдруг он какой-нибудь заразный? Маша читала, что большинство негров заражены СПИДом. А вдруг и этот чем-то заражен? Брр…
Нет, ну так-то ясно, что это не совсем негр, и СПИДом болеют в основном африканцы, не имеющие представления о презервативах, но все равно – надо поскорей смыть с себя вонь этого пленника и лечь спать. Глаза слипаются, так спать охота.
Кстати, прежде чем лечь спать, надо бы и лужу вытереть – ну ту, что этот придурок надул. И наблевал. Иначе завтра все равно придется вытирать – не шефу же этим заниматься? Да и воняет…
Кряхтя, вылезла из-под душа, так и не успев его толком принять, и пошла к двери – как была, голышом. Все равно мыться после уборки, да и одежду ненароком забрызгаешь всякой дрянью. Поискала тряпку для мытья полов – нашла в шкафчике, в дальнем углу ванной комнаты. Там же нашла и ведро – пластиковое, красное. Налила в ведро воды и побрела к выходу, сопя и ругаясь про себя на всех проклятых зассанцев на свете.
Уже когда взялась за дверную ручку, вспомнила, вернулась и забрала пистолет. Сказано было – с ним не расставаться, значит, не расставаться. Да и просто приятно ощущать себя с пистолетом в руках. Даже если идешь босиком и без трусов. «Самурай без трусов – это все равно как самурай в трусах, но только без трусов!» – перефразировала Маша известную поговорку на свой лад и тихо хихикнула – глупости всякие лезут в голову.
Она поискала взглядом, куда положить пистолет, и пристроила его на стуле, на котором до того сидел пленник. Лужа как раз рядом, так что дотянется до пистолета, если что случится. Что именно могло случиться, Маша не знала, но не могла не верить своему кумиру, своему божеству. Он знает все!
Противно вытирать чужую мочу, но не дожидаться же, когда придут уборщики и все вытрут? В конце концов, она, Маша, не аристократического рода и с детства все делала по дому. И полы мыла, и раковину, и унитаз. Так что не привыкать к грязной работе.
Но вообще-то немного странно – то она ворочает коробки с невероятными деньгами, пересчитывая их, как какие-нибудь тетрадки или книжки, то едет в банк, где ее принимают в роскоши и пафосной безвкусице. А вот теперь она вытирает лужу мочи, сделанную пленником, которого она только недавно тыкала ножом в пах.
Маша недоверчиво помотала головой – не ожидала от себя такого. Если бы буквально неделю назад ей сказали, что она способна угрожать связанному пленнику ножом, колоть его и дергать за гениталии, норовя оторвать, – она бы расхохоталась. А вот поди ж ты… как меняются люди, попав в определенные обстоятельства.
Маша в очередной раз протерла пол, макнула тряпку в ведро, с отвращением стряхнула с рук пышную пену (пришлось брызнуть в воду моющее средство) и критически осмотрела дело своих рук. Пойдет! Мокрое пятно скоро высохнет, и в гостиной будет пахнуть только чистотой и садовыми цветами. Как и раньше.
Вспомнив про цветы, Маша подошла к двери, закрытой перед допросом пленника, и распахнула ее настежь. Распахнула и замерла – откуда-то из темноты, из-за угла появилась страшная чернокожая морда. К этой морде было приделано тело – худое, длинное, и в руке это тело держало что-то серебристое, по виду очень напоминающее здоровенный нож. И за спиной этого тела просматривались еще как минимум двое или трое – пониже и поплотнее на вид.
Нападающий ухватил Машу за шею длинной рукой с широкой, как лопата, ладонью, перекрыв ей дыхалку и лишив возможности закричать, поднять тревогу, и Маша с отчаянием подумала о том, что сейчас ей придет конец. Сейчас этот здоровенный острый нож вонзится в ее гладкий, плоский животик, который так нравится шефу – он сказал, что животик Маши идеален и что он видел такие красивые женские животики только на картинках, изображающих фитоняшек.
А потом она представила, что эта толпа уродов добирается до ее божества, до ее любимого и вонзает нож ему в грудь – спящему, беспомощному. Грузят все деньги в свою дурацкую тачку и живут со всем удовольствием, вспоминая в минуты веселья, как здорово они «окучили» этих тупых русских лохов. И такая ярость охватила Машу, что ей вдруг стало на все плевать – и на нож, который будто завис в воздухе, остановленный пошедшим медленно временем, и на количество нападающих, вылезающих из темноты. Она уже знала, что умрет, но умереть ей хотелось с честью, уничтожив как можно больше врагов! И только так! Как умерли тысячи ее предков, храбро сражавшихся с противником и героически погибших. Маша нанесла удар ногой – резко, как ее когда-то учили. Мае-гири пяткой в солнечное сплетение от девушки, которая часами зависала в тренажерном зале, – это не поглаживания чернокожей проститутки! Это очень больно!
Рука на горле сразу ослабла, нож, который был направлен в подвздох, чиркнул по боку Маши, обжигая, как раскаленным железом, но она этого даже не почувствовала. Прямой удар кулаком в переносицу противнику – многократно отработанный и резкий – вырвал из его глотки хрип, а из носа – брызги крови, запачкавшие только что вымытый пол. Это еще больнее, чем ногой в солнечное сплетение. Носовой хрящ ломается, а перед глазами вертятся огненные круги, мешая рассмотреть противника и практически полностью выводя из строя на пару секунд.
И этих пары секунд Маше хватило, чтобы прыгнуть к стулу, на котором лежал «глок», схватить его и открыть стрельбу по лезущим в окна и двери боевикам.
Все произошло так быстро, так неожиданно, что нападавшие не успели начать стрелять, а может, у них и вообще не было огнестрельного оружия, только дубинки и ножи. Зачем поднимать лишний шум, если вас шесть человек, а внутри виллы, и это совершенно точно, – маленькая шлюшка и ее любовник? Тем более что мужчину надо обязательно захватить живым, иначе как он расскажет то, что интересует нападавших? Например, где лежат деньги.
Но Маша всего этого не знала. Пока не знала. Большой черный пистолет дергался в ее руках, посылая злые пули в тех, кто решил уничтожить ее мечту и любовь, а когда патроны закончились, она схватила стул, подняла его, как пушинку, и бросилась вперед с яростным криком:
– А-а-а! Убью, суки!
Но не добежала. Загремели выстрелы откуда-то позади нее, и стул от неожиданности вывалился из ее рук, а нападавших смело с дороги стальной метлой автоматных очередей.
Маша с всхлипом осела на пол, чувствуя голым задом холодную влажную поверхность паркета. В глазах темнело, грудь яростно вздымалась от прогоняемого через нее ставшего горячим воздуха, в затылке билась кровь, и ей как-то сразу стало жарко, будто она оказалась в жаркой бане.
– Ты в порядке?! Эй, Маша, очнись! Очнись!
Широкая ладонь легонько шлепнула ее по щеке, но этого «легонько» хватило, чтобы голова мотнулась в сторону, а глаза перестали быть стеклянными и начали видеть все происходящее вокруг.
– Я… в порядке! – выдавила из себя Маша и с трудом поднялась на ноги. – Кто? Что?
– Похоже, что наш приятель подсуетился, – мрачно бросил Константин Петрович. – Или еще откуда-то ветер дует. Чертовы Багамы! Маш, ты как себя чувствуешь? Сильно болит?
И она тут же почувствовала боль. Болел бок, по которому скользнул нож, болела левая грудь, на которой откуда-то взялся наливающийся кровоподтек. Вся левая сторона тела была залита кровью – то ли своей, то ли брызнувшей из противника. Который, кстати, лежал неподвижно на пороге и не подавал признаков жизни.
Шеф подошел к ней поближе, положил на пол короткий автомат, ухватил Машу обеими руками и стал вертеть, как куклу, внимательно осматривая со всех сторон. Потом удовлетворенно хмыкнул и сообщил:
– Нормально. Жить будешь. И даже красоты не потеряешь. Царапина на боку, несколько ушибов. Молодец! Произвожу тебя в лейтенанты!
Маша вяло улыбнулась и пошла к стулу, бессильно присела на него, положив руки на колени, и замерла:
– Что будем делать, Константин Петрович? Шум! Небось соседи-то полицию вызвали.
– Сейчас я осмотрю тела на предмет обнаружения подранков – кого-то ведь надо допросить? Узнать, откуда гады взялись. Потом тела отсюда уберу…
Маша не спросила, куда он их уберет, она почувствовала, что спрашивать это не нужно. А Константин Петрович продолжал:
– Кровищу мы быстренько вытрем. Замоем. Если полиция сюда придет – тут все чисто и красиво. Я стрелял аккуратно, только по цели, стекла и двери не зацепил. Да и ты умудрилась не разбить ни одного стекла. Только сделать надо все быстро, как можно быстрее. Сможешь мне помочь?
Маша только молча кивнула, хотя и хотела сказать, что для него сделает все что угодно. Просто у нее не было сил ни на что. Выложилась в поединке.
Что было потом и как Маша не свалилась с ног от усталости и переживаний – она сама не поняла. Видимо, запас сил в ее организме был гораздо большим, чем она это предполагала.
В живых остались двое из нападавших. Один даже успел доковылять до ворот с простреленной у самого паха ногой. И как сказал Константин Петрович, подстрелила его Маша. Как и двух других агрессоров – первого, который схватил ее за горло, и того, кто шел за ним.
Кстати сказать, вспомнила она, откуда у нее взялся синяк на груди. Когда Маша врезала гаду в нос, тот, видимо рефлекторно, попытался уцепить Машу своей ручищей, ну, и хватанул лапищей за грудь. Хорошо еще, что грудь у нее небольшая и очень упругая, особо не ухватишься. Была бы какая-нибудь «сиська ослиное ухо», вот тогда ей пришлось бы гораздо хуже.
На удивление у нее не было никаких переживаний по поводу убитых ею бандитов. Ну убила – и убила! И что? Это же нелюди. Как мухи. Мышь и то было бы жальче. А эти твари шли убить ее и шефа. И она их убила. И это ПРАВИЛЬНО. А значит, чего переживать?
Трупы и живых бандитов шеф утащил куда-то вниз, вроде как в комнату, где лежат деньги. Что он будет делать с бандюками – с трупами и живыми, Маша не спросила, опять же руководствуясь своим тренированным чутьем. Меньше знаешь – крепче спишь! Когда-нибудь узнает. Наверное. Но не сейчас. Ох, это сладкое предвкушение узнавания тайны…
Полиция приехала через полтора часа. Шеф по этому поводу сказал, что за такое время можно было бы искоренить все население вилл в округе, а сами виллы снести бульдозером.
Маша вышла к полицейским одетая в прозрачную короткую ночнушку на голое тело, зевая и потирая глаза. Трое полицейских, мулаты в странных белых шлемах, таращились на нее, явно пуская слюни, а когда она улыбнулась и вздохнула, от чего ее груди с торчащими, съежившимися на холодке сосками едва не выскочили из низкого выреза, совсем размякли и говорили с ней едва не заикаясь, очень вежливо и предупредительно.
В разговоре выяснилось, что кто-то с соседних вилл позвонил и сообщил, что где-то у соседей только что была стрельба. И теперь полицейские добросовестно обходили все виллы, интересуясь подробностями происшествия. Маша сообщила, что они с ее шефом (полицейские осклабились и снова обшарили ее взглядами) спали крепким сном и ничего не слышали. Хотя, когда она вставала ночью по своим делам, заметила, что вроде как где-то рядом пускали фейерверки. Но где это происходило, она не знает. И если у господ полицейских нет больше вопросов, то она пойдет досыпать… а то что-то еще не выспалась, а вставать так рано не в ее привычках.
В общем, полицейские еще потоптались, подумали, потом уселись в свою раскрашенную машину и поехали дальше – то ли опрашивать соседей, то ли отдыхать в свой участок. В любом случае больше они в эту ночь не появлялись.
Как оказалось, банда, напавшая на виллу, не имела ничего общего с председателем банка. Но с банком была связана. Менеджер, который занимался пересчетом и приемом наличных, «маякнул» своим подельникам, и… результат налицо. Людям хотелось разбогатеть – раз и навсегда. Не получилось. И теперь он об этом сильно пожалеет.
Кстати, и шеф, и Маша с облегчением вздохнули, когда узнали, что председатель правления тут ни при чем. Если бы это были его козни, тогда все стало бы гораздо сложнее.
А на следующий день, утром, Константину Петровичу на телефон пришла эсэмэска, в которой говорилось, что на его счет поступила сумма в сто с лишним миллионов долларов. Маша дважды, трижды перечитала эсэмэску, пока в конце концов поверила своим глазам. И тогда она радостно завизжала и бросилась на шею шефу, вцепившись в него, как детеныш макаки в свою мамку.
Победу они отметили в постели, расслабившись и оторвавшись по полной. А потом пошли в бассейн, побултыхались, и… нет, в постель они уже не пошли. Дважды звонил Зильберович, которому Константин Петрович вкратце обрисовал ситуацию, сообщив, что председатель правления банка одумался и положил деньги им на счет.
А в конце дня позвонил сам председатель, и Маше пришлось взять трубку и переводить его слова Константину Петровичу, а слова Константина Петровича – банкиру. Они договорились на завтрашний день о встрече и о том, что банк будет рад принять столько денег, сколько пожелает их уважаемый клиент.
Конец дня провели в сладких утехах – Маша даже удивилась, насколько неутомим и разнообразен в сексе может быть ее начальник. Приятно удивилась. Хотя к ночи у нее внутри и снаружи все болело и дрожало – устала она, как после многочасового занятия в тренажерном зале.
Вечером Константин Петрович объявил: «Хорошего понемножку, – сказала бабушка, вылезая из-под трамвая и держа голову под мышкой».
Честно сказать, Маша не совсем поняла, что тут может быть такого хорошего, когда голова под мышкой, но смысл слов был понятен – она перестала домогаться своего партнера и спокойно уснула, уткнувшись носом ему в бок и зажав его руку между своих длинных ног, чтобы не удрал.
На встречу с банкиром отправились Маша и Зильберович – на всякий случай без Константина Петровича. Если у банкира ждет засада – шеф их обязательно выручит. Маша в этом была уверена на сто десять процентов.
Но… все прошло отлично. Без проблем. Очередная сумма легла на счет, и к вечеру Маша и адвокат вернулись на виллу – довольные и заметно усталые.
Теперь можно было двигаться дальше. Куда именно? Да какая разница?! Маша была счастлива! Теперь у нее есть любимый мужчина и деньги. Много денег! И много любимого мужчины.
Он дал ей миллион долларов – положил на счет, который открыл на нее Зильберович в том же самом банке, где были счет Константина Петровича и счет самого Зильберовича. Маша не просила этих денег, но если деньги дают, почему бы и не взять? Деньги лишними не бывают!
