Эпилог
Женщина заглянула в глазок. На лестничной площадке стояла девушка – рассмотреть ее было трудно, но видно – девушке лет двадцать, не больше. Миленькая такая, глазастая.
Открыла дверь, настороженно посмотрела на гостью:
– Вам кого?
– Я хочу поговорить с вами о вашей дочери. – Девушка пристально посмотрела в глаза женщине, и та нахмурила брови:
– Журналистка?! Ну как же вы надоели! Не лезьте ко мне, пожалуйста! Мне и так плохо! А вы…
Она попыталась закрыть дверь, но девушка, оказавшаяся неожиданно сильной и быстрой, не дала ей это сделать. Она шагнула вперед и встала так, чтобы закрыть дверь было нельзя.
– Ты что?! – возмутилась женщина – Я сейчас на помощь позову! Полицию вызову! Уходи!
– Я хочу поговорить с вами о вашей дочери. Вернее, о тех, кто ее убил. Пожалуйста, не беспокойтесь, вам ничего не грозит. И я не журналистка. Скорее – наоборот. Вы хотите, чтобы они были наказаны?
В голосе девушки было что-то такое, что заставило женщину замолчать и присмотреться к лицу девицы. Хозяйка квартиры осмотрела ее с ног до головы. Ничего особенного, девчонка как девчонка, на удивление красивая и ухоженная, но разве мало таких девочек на Руси? Загорелая не по сезону – наверное, из солярия не вылезает.
Одета хорошо – модно, но не так, чтобы это бросалось в глаза.
Интеллигентная, воспитанная – сразу видно. Не хабалка какая-то! Что ей надо?
Женщине вдруг стало любопытно – зачем та пришла? Да и скучно сидеть дома одной… телевизор и тот надоел. Пусть скажет, что хочет!
– Хорошо. Заходи!
Женщина приоткрыла дверь и впустила гостью в квартиру. Девушка, не разуваясь, цокая по полу дорогими импортными сапожками, прошла мимо хозяйки дома и начала деловито осматриваться, будто хотела понять, куда попала. Потом перевела взгляд на хозяйку квартиры и выжидающе замерла. Та поняла, жестом показала:
– Пойдем.
Обычная двушка-хрущевка, каких по России невероятное множество. Эти дома уже давно выработали свой ресурс, но стоят и стоять будут. Это вам не Москва, напитанная деньгами всей страны и способная взять и вмиг снести все хрущобы, чтобы построить на их месте большие, удобные, новые дома. Это замкадье, а тут… тут жизнь совсем иная.
– Присаживайся… – Женщина села за стол, устало положила на столешницу крупные, перевитые венами руки со следами возрастных изменений. Ей было уже далеко за пятьдесят, и похоже, что жизнь ее совсем не баловала.
– Ну, так что ты хотела мне сказать? О чем? Суд уже был, присудили им отдать мне по миллиону за жизнь моей дочки. Так что с того? Ее уже не вернешь…
Женщина посерела лицом, глаза ее будто подернулись серым пеплом. Но она не заплакала. Просто бесцветно, мертвым голосом сказала:
– Они ведь мне сочувствовали. Говорили, что переживают! Подружки эти ее… с которыми она пошла в бар. «Теть Оль, так жалко, так жалко!» А оказалось – это они и убили мою девочку.
– Деньги отдали? – бесстрастно поинтересовалась гостья, и женщина вдруг бросила на нее странный взгляд. – Да не беспокойтесь вы! Мне не нужны ваши деньги! У меня денег хватает – слава богу, и… В общем, хватает. Так отдали или нет?
– Нет. Откуда у них деньги? У одной муж пьет, не работает. Она с ребенком сидит. Если бы не мамаша – с голоду бы сдохли. Вторая – мать-одиночка. Тоже на шее родителей сидит. Да и родители у нее… не лучше того мужа. Доброго слова не скажу.
– И как же ваша дочь с такими связалась? С этими прошмандовками?
– Я виновата. Упустила… Все работала, работала… в люди мечтала дочку вывести. И вот… нашла она себе подружек! Две гадины бесстыжие! Так ты не сказала, зачем пришла…
Женщина пристально посмотрела в глаза гостье и вдруг начала нервно кусать губы и волноваться. Сама не знала почему. Сидит девчонка – симпатичная такая, ну модель, да и только, а смотрит… как… киллер какой-то! Глаза темные, глубокие, будто насквозь просвечивают. Даже жутко…
– Вы хотите, чтобы они умерли? Только ничего пока не говорите. Подумайте. Если вы скажете: «Пусть они умрут!» – они умрут. Обе. Как – вас не касается. Просто умрут, и все тут. Это не розыгрыш, это не какая-то подстава. Вы скажете слово – как кнопку нажмете. А они – умрут. Итак, что скажете?
Молчание. Долгое такое молчание. Загоревшиеся было живым огнем глаза быстро потухли, и у рта женщины залегли глубокие скорбные складки.
– Нет… – Она вздохнула, помотала головой. – Когда я узнала, кто виноват в смерти моей дочки, то мечтала об этом каждый день, каждую ночь! Взять топор, пойти – и порешить обеих. И будь что будет! Что мне терять? У меня больше ничего нет. Кота только Ваську жалко – кто его кормить будет? А больше ничего не жалко. Я долго не проживу, здоровье ни к черту. Я ведь на инвалидности, вторая группа. Инфаркт уже один был. И уходить с такой тяжестью на душе не хочу. Нет, мне этих девок не жалко. Но дети их при чем? Лишить их матерей… какие бы те ни были… нет, я не могу. Их Бог накажет. Их уже Бог наказал! Жизни их никто не позавидует. Сопьются и сдохнут. Вот так. Я верующая, девочка. И потому… Бог им судья.
Девушка пристально посмотрела в лицо женщины, медленно кивнула, встала. Потом сунула руку в красивую, модную сумочку и достала оттуда пачку денег – пятитысячные в банковской упаковке:
– Это вам спонсорская помощь. Не спрашивайте, от кого. Просто берите. Настоящие, настоящие – не сомневайтесь.
Девушка повернулась и пошла прочь от стола, не обращая внимания на то, каким взглядом смотрит ей в спину ошеломленная, опешившая женщина. Хлопнула дверь, а женщина так и сидела перед столом, глядя на пачку денег и боясь моргнуть, – вдруг они исчезнут? Может, все, что сейчас было, – просто сон? Сон в измученном, усталом, больном мозгу. Сидела за столом, уснула… вот и привиделась красивая девушка и эта пачка денег непонятно от кого.
Женщина потрогала пачку, взяла в руки, зачем-то понюхала… вроде настоящие. Но надо с ними поаккуратнее. Как-то проверить, а то вдруг фальшивые – и заберут в полицию. Позорище! На склоне-то лет…
Вздохнула и понесла пачку к шкафу – надо прибрать. Для нее – огромные деньги, нельзя их разбрасывать…
Потом подошла к окну, посмотрела на улицу, но… ничего не увидела. Морозные узоры закрыли окно сияющим покрывалом.
«А девчонка-то легко одета. Как бы не простыла», – мелькнула мысль и угасла, сменившись тоской и печалью. Будто про дочку подумала…
«Ох, дочка, дочка… ну как же так?! Почему?!» И никто ей не ответил. В квартире тихо и пусто…
– Вы были правы! – Маша довольно растянулась в шезлонге, глядя на сверкающее море сквозь солнцезащитные очки. – Впрочем, как и всегда. Кто следующий?
– Есть кое-что… сразу четверо. Наведешь справки, найдешь фотографии. Этих мразей точно не жалко! Я тебе потом расскажу о них. Сейчас не хочу – чтобы настроение не портить. Ты связалась с Зильберовичем? Насчет документов по фонду?
– Готовит. – Маша раздраженно дернула плечами. – Говорит, дел выше крыши! И оформление острова, и оформление яхты, и покупка виллы, и оформление вида на жительство – ноет, в общем. Мол, помощника надо нанимать. Или помощников.
– Его проблемы! Я ему столько плачу, что он может целый полк нанять! Скажи, пусть ускорится с фондом. Дети болеют, а пока он копается – и умереть могут!
– Вы не боитесь, что сразу целые толпы жуликов на вас нападут? Денег просить? Столько жулья прикрывается больными детьми – просто ужас какой-то! Ни стыда, ни совести у людей!
– Проверять будем. Башка-то на что? За деньги все можно! Например, нанять нужных людей. Служба безопасности у нас есть, пусть работает.
Маша посмотрела на мужчину, и в животе у нее запорхали бабочки, дыхание сбилось. Как ей повезло! О господи, как ей повезло! Как хорошо… и будет только лучше. Сбылась мечта идиота! Идиотки… хе-хе… Богата, красива, здорова, любимый мужчина рядом – что еще нужно женщине?
А может, она спит? Может, это только сон?!
Маша ущипнула себя за бедро, поморщилась от боли, а потом улыбнулась, широко и счастливо, – хорошо! Все очень хорошо!
Конец книги