28
Дядя Джейк с тетей Софией, уже одетые на работу, сидят в гостиной, пьют кофе и читают разные разделы «Чикаго Трибьюн». Они оба поднимают взгляды, когда мы с Лео появляемся в дверях.
– Что ты здесь делаешь?
– Живу. – Лео плюхается на второй диван и складывает руки на груди наподобие мумии.
Тетя София хмурится:
– Мы ждали тебя только на выходных. Что-то случилось?
– Да, – коротко отвечает Лео.
Он молчит, поэтому тетя с дядей поворачиваются ко мне. В их глазах куча вопросов, но я качаю головой. Дядя Джейк продолжает выжидающе смотреть на меня, а вот тетя София, видимо, понимает, в чем дело. Ее глаза расширяются, ладонь взлетает к губам.
– Где Тедди? – спрашиваю я, поскольку очевидно, что Лео не хочет говорить о Максе. По крайней мере, пока.
– В Мексике? – озадачивается дядя Джейк.
– Нет, он тоже вернулся раньше. Он спал сегодня ночью на этом диване.
– Это объясняет, почему все усыпано попкорном, – замечает дядя, смахивая крошки с диванной подушки, на которой ночью сидел Тедди.
– Лео. – Тетя София опускает чашку на кофейный столик и подается вперед. – У тебя все в порядке?
– Спроси лучше Элис о Стэнфорде, – не глядя на меня, отвечает брат.
И снова взгляды его родителей перемещаются на меня, затем возвращаются к Лео. Дядя с тетей будто наблюдают за медленно движущимся теннисным матчем.
– Меня взяли, – объясняю я и не успеваю ничего добавить.
Они оба вскакивают с дивана – дядя Джейк расплескивает кофе, у тети Софии слетают на пол очки – и стискивают меня в объятиях, громко выражая восторг. Я улыбаюсь, зажатая между ними.
– Это невероятно! – восклицает дядя Джейк, и тетя София энергично кивает, в ее глазах стоят слезы.
Лео встает с дивана и направляется в кухню – вероятно, за мороженым. Проходя мимо, он подмигивает мне.
– Я так горжусь тобой, – говорит тетя София. – И твои родители тоже бы гордились, ты сама это знаешь.
Я сглатываю вставший поперек горла ком:
– Спасибо.
– Отпразднуем это сегодня! – заявляет дядя Джейк. – Я приготовлю ужин.
Мы обе в ужасе смотрим на него, и комнату заполняет неуютное молчание. Готовит дядя Джейк отвратительно.
– Ну ладно, – поднимает он руки. – Поедим в ресторане.
– Отличная идея. – Тетя София поворачивается ко мне: – Что думаешь?
– Не знаю. Я бы выбрала итальянский.
– Да нет же, о Стэнфорде, – смеется дядя Джейк. – Хотя имейте в виду: я тоже двумя руками за итальянскую кухню.
Вопрос меня удивляет.
– Естественно, я буду учиться там.
Тетя София кивает, но ее улыбка выглядит слегка натянутой.
– Когда ты должна дать ответ?
– К первому мая. Но я, конечно же…
– Перед тем как ты даешь свое согласие, мы должны хотя бы рассмотреть другие варианты. Чтобы ты увидела, что есть еще. Я знаю, ты всегда мечтала о Стэнфорде, но…
Я хмурюсь. Прошлой осенью, когда мое заявление в Стэнфорд было отложено на рассмотрение, тетя София посоветовала мне подать документы в другие университеты. Но я всегда считала их запасным вариантом. Только на тот случай, если меня не примут. Теперь же, когда меня туда приняли, как я могу упустить свой шанс? После стольких лет надежд и планирования как я могу выбрать другой университет? Это невообразимо.
– Хорошо, – нетерпеливо соглашаюсь я. Мне вдруг становится тесно и жарко в гостиной и хочется поскорее убраться отсюда. – Но это не изменит моего решения.
– И ладно, – отвечает тетя. – Я просто хочу убедиться, что ты все хорошенько обдумала и рассмотрела все варианты. Может, на выходных прокатимся посмотреть Северо-Западный университет?
– Я буду учиться в Стэнфорде, – я даже не пытаюсь скрыть своего раздражения.
– Знаю. Но просто порадуй меня, а? Ты же ничего не потеряешь, если посмотришь мой университет до того, как дашь ответ? Хотя бы подумай об этом.
– Хорошо, – вздыхаю я. – Но мы можем обсудить это позже? Мне нужно идти, или я опоздаю на репетиторство.
– К Калебу? – Тетя София бросает взгляд на часы. – Еще даже девяти нет.
– Сейчас же каникулы, – напоминаю я.
– Вот тебе дома не сидится, – смеется дядя Джейк.
В автобусе я дважды пытаюсь дозвониться до Тедди. Мне ужасно хочется рассказать ему о Стэнфорде, но еще больше хочется узнать, как прошла его встреча с отцом. Он не отвечает на звонки, поэтому я шлю ему сообщение – пусть знает, что должен мне перезвонить.
Добравшись до библиотеки, сразу иду в детский отдел, где, как обычно, под бдительным оком детского библиотекаря меня ждет Калеб. Он сгорбился за столом, вырезанном в форме облака. Калеб учится во втором классе, но для своего возраста мелковат и выглядит младше. Он сидит на крохотном синем стульчике, но его ноги все равно не достают до пола.
– Привет, дружище. – Я сажусь на малюсенький стул рядом с ним, и мои колени чуть не упираются в подбородок. – Как дела?
Калеб с серьезным видом обдумывает мой вопрос, глядя на меня круглыми глазенками.
– Нормально.
– Всего лишь нормально?
Мои слова вызывают у него легкую улыбку. Потеребив завязку на толстовке, он пожимает плечами:
– Хорошо.
– Да ладно тебе. Ты способен на большее.
Калеб чешет лоб.
– Хочу поскорее начать читать.
– Бинго, – улыбаюсь я. – Я тоже.
Когда я решила поучаствовать в программе для приемных детей, которым в пару давался друг по чтению, то первой мне попалась анкета Калеба. Увидев, что его родители недавно погибли в автомобильной аварии, я сразу же перешла к другой анкете. Меня по-прежнему сильно нервирует слово «сирота» – хотя уже не должно бы, – и перспектива работы с ребенком, оказавшимся в ситуации, схожей с моей, для меня была сродни тому, чтобы держать ладонь над огнем.
Но, просматривая следующую анкету, я думала о том, как папа читал со мной перед сном «Гарри Поттера», а мама, прислонившись к дверному косяку, смеялась, когда он говорил за всех героев разными голосами.
И вот последнюю пару месяцев мы с Калебом читаем историю за историей, но я пока не делилась с ним ни своей историей, ни тем, насколько наши с ним истории схожи. Этот наш с ним час – побег Калеба из реальности. Это время для волшебников и колдунов, мышей и шпионов. Время, когда сироты, живущие на страницах книг, становятся героями.
Сегодня Калеб вытаскивает из рюкзака «Паутину Шарлотты».
– Это одна из моих самых любимых книг, – говорю я ему. – Ты уже знаешь, о чем она?
Он качает головой.
– Тебе понравится, – обещаю я, и тут до меня доходит, что это книга не только о говорящих свинках и пауках, но и о смерти. Хотя после пережитого Калебом мыслей и разговоров о смерти ему никак не избежать.
Мы открываем первую страницу, и он ставит палец у первой строчки.
– «А куда это папа идет с топором?» – читает Калеб и поднимает на меня взгляд из-под черных ресниц.
– Отлично прочитал, – хвалю я его, кивая, чтобы он продолжал.
– Зачем ему топор? – испуганно шепчет Калеб.
– Все будет хорошо, – успокаиваю я его. Потому что так и будет. По крайней мере, какое-то время.
Мы продолжаем читать, и оба с облегчением выдыхаем, когда Ферн удается убедить отца не убивать маленького поросенка. А слова мистера Арабла о том, что он дает поросят только тем, кто рано встает, даже вызывают у Калеба улыбку.
– «Вот Ферн встала с рассветом, – читает он медленно, водя пальцем по странице, – пытаясь спасти мир от…» – Калеб останавливается и наклоняется, чтобы поближе взглянуть на слово.
– Несправедливости, – тихо произношу я, набираясь душевных сил, поскольку знаю, какой следующий вопрос задаст Калеб.
– Что это слово значит?
– Что-то неправильное, нечестное.
Голова Калеба опущена, но он, задумавшись, ерзает на стуле. Мне хочется сказать ему, что я его понимаю; что боль никогда не отпустит, но однажды ему все же станет легче; что с течением времени и в окружении правильных людей рана будет по-прежнему гореть, но ее жар будет затухать и усиливаться, как радиосигнал, и Калеб научится жить в периодах между этими жгучими вспышками.
Но я ничего не говорю. Поскольку мои слова не дойдут до него. Пока не дойдут. Я знаю это, так как то же самое пытались когда-то донести до меня. Поэтому я молчу, наблюдая за тем, как он обдумывает услышанное.
Сделав выводы, переворачивает страницу.
Потом мы сидим с ним на ступеньках библиотеки в ожидании его приемной мамы. Калеб видит ее машину, машет мне на прощание и, зажав книгу под мышкой, сбегает со ступенек вниз.
– Увидимся на следующей неделе, – кричу я ему вслед.
Они уезжают, но я не двигаюсь с места. Так и сижу на ступеньках, пока не начинается дождь. Есть в этом дожде что-то трепетно-нежное – легкий ветерок подхватывает его капли, и они колышутся прозрачной завесой. Воздух полон им. Он пахнет землей и весной, и я вдыхаю его полной грудью, слушая неустанный шелест капель по асфальту.
Вынув из сумки мобильный, обнаруживаю голосовое сообщение от Сойера. Он спрашивает, не хочу ли я сегодня вечером прогуляться с ним. От Тедди – ничего. Значит, либо общение с отцом проходит очень хорошо, либо очень плохо.
Я встаю и спускаюсь по скользким от дождя ступеням. Внизу поворачиваю налево, к дому. Но стоит мне свернуть, как у библиотеки останавливается автобус. Его лобовое стекло со скрипом очищают «дворники». Автобус идет в сторону дома Тедди. Я забираюсь в него, не давая себе времени передумать.
