20
Подойдя вечером к дому Тедди, я обнаруживаю у входной двери двух мужчин. В темноте плохо видно лица, но один дышит на руки для согрева, а другой возится с камерой.
– Можно пройти? – спрашиваю я, так как они загораживают мне звонок.
Они спускаются с бетонного крыльца, а когда я нажимаю на звонок с номером 11, обмениваются взглядами.
– Вы к Тедди Макэвою? – оживляется один из них, обрадованный неожиданной удаче. Зимняя кепка низко надвинута на глаза, а куртка застегнута так высоко, что ворот скрывает всю нижнюю половину лица.
Я не отвечаю, повторно нажав на звонок. Сердце гулко бьется в груди. На улице холодно и темно, этот район не самый спокойный и безопасный, и мне очень не нравится то, как смотрят на меня два дядьки.
Второй мужчина снимает бейсболку и чешет затылок.
– Это ты подарила ему билет?
Сжав губы, я снова поворачиваюсь к звонку и жму, жму на кнопку, пока наконец не раздается щелчок, означающий, что дверь открылась. Хватаюсь за ручку, дергаю дверь на себя и, не сказав ни слова, юркаю в подъезд. Меня слегка потрясывает. Как же в подъезде хорошо и тепло!
Наверху дверь в квартиру Тедди открыта, и я захожу без стука. Кэтрин стоит в кухне, одетая в медицинский костюм. Увидев меня, улыбается.
– Не знаю, в курсе ли вы, – говорю я, – но снаружи торчат двое мужчин…
– Они вернулись? – мрачнеет Кэтрин. – Вчера тоже здесь были. Наверное, хотят сфотографировать Тедди.
– Какой-то сомнительный способ они для этого выбрали.
Кэтрин собирает вещи, готовясь идти на работу. Она останавливается и смотрит на меня:
– Может, хоть тебе удастся образумить его. Боюсь, ему по душе весь этот цирк. Нас со вчерашнего дня донимают звонками с просьбами принять участие в утренних шоу и дать интервью. Я не уверена…
– Она опять из-за репортеров переполошилась?
В комнату входит Тедди. На нем толстовка с надписью «Мичиган» – Макс подарил ее на Рождество, старые треники и разные носки, в одном из которых дырка на пальце. К моему огромнейшему облегчению, он снова похож сам на себя.
Надевая пальто, Кэтрин одаряет сына раздраженным взглядом:
– Как, по-твоему, мне не волноваться, когда моего сына-подростка преследуют взрослые мужчины.
– Твоего сына-подростка преследуют, потому что он чрезвычайно богат и привлекателен.
– И скромен, – добавляет она. Ее взгляд становится серьезным и строгим. – Будь осторожен, хорошо? И слушайся Элис. Она куда благоразумнее тебя.
– Вот уж неправда, – весело отвечает Тедди.
– И обязательно проводи ее до дома.
– Я вызову ей такси, – обещает он. – Нет, я лучше куплю ей такси!
– Не сходи с ума. – Кэтрин выходит в коридор. – Удачи вам в работе над проектом.
Она уходит, и я поворачиваюсь к Тедди:
– Твоя мама продолжит работать по ночам?
– Теперь, когда ее сын стал мультимиллионером? – с усмешкой уточняет он. – Не знаю. Я предложил ей уйти с работы, но она сказала, что пациенты нуждаются в ней. Однако она пообещала не убиваться так и подала заявление с просьбой перевести ее на дневные смены.
– Думаешь, ей пойдут навстречу? – Кэтрин уже не раз пыталась добиться перевода, но безрезультатно.
– Чую, что теперь, когда ее сын стал мультимиллионером, договариваться о чем-либо будет намного проще.
Я качаю головой.
– Знаешь, я уже готова заставить тебя бросать в копилку двадцать пять центов при каждом упоминании слова «мультимиллионер».
– Двадцать пять центов? Пфф. Замени их соткой зеленых.
– Для выражения «сотка зеленых» нам потребуется еще одна копилка, – закатываю я глаза. – Слушай, но ведь твоя мама права насчет тех репортеров.
– Не, она просто боится плохих отзывов в прессе, – отмахивается Тедди. – Поверь, она начнет наслаждаться свалившимся на нас счастьем, как только мы уедем отсюда.
У меня замирает сердце.
– Вы переезжаете?
– Да. Я собираюсь купить ей дом.
– Правда? – моргаю я. Первая моя мысль: «Вот это совсем другое дело». Вторая: «Пожалуйста, только не очень далеко».
– Правда, – гордо говорит Тедди. – И не абы какой.
– Да ладно, – потрясенно округляю я глаза, догадываясь, о чем он.
– Ага, – улыбается он моей реакции.
– Ваши прошлые апартаменты?
– Бери выше. Все здание.
– Ничего себе. Это вообще возможно?
– Благодаря тебе – да, – усмехается Тедди.
Я ушам своим не верю. Мне известно, как тяжело им дался переезд из того дома, когда отец Тедди все потерял. Даже шесть лет спустя Кэтрин по-прежнему находит повод, чтобы при любом удобном случае проехать мимо старого кирпичного здания, где они втроем жили в просторных апартаментах с двумя спальнями.
– Что, здание выставили на продажу?
– Формально – нет. Мне придется скупить все квартиры в доме, но я планирую сделать их владельцам такие предложения, от которых они не смогут отказаться.
Я смеюсь от восторга. Тедди сейчас может купить практически что угодно. Он мог бы приобрести дом в тысячу раз лучше, в сотни раз больше. Но это здание очень много значит для него с мамой, и мое сердце поет от счастья, потому что передо мной тот Тедди, которого я знаю.
Тот Тедди, которого я люблю.
– Мама еще не знает об этом. Хочу удивить ее, когда все уже будет готово. Но у меня есть идейки, как все обустроить. Хочешь глянуть?
Я иду за ним в комнату, где на постели лежит новенький включенный ноутбук. Тедди плюхается возле него, оставив место и для меня, но я на секунду застываю, вспомнив свою последнюю ночевку здесь и разделенное нами мгновение.
Тедди с серьезным выражением лица печатает на ноуте, его глаза отражают идущий от экрана свет, волосы слегка растрепаны. Я наблюдаю за ним, жалея о том, что не могу отмотать назад эти шесть недель и снова пережить случившееся между нами. Запечатлеть бы в памяти то, как Тедди смотрел на меня; сохранить в воспоминаниях ту волшебную легкость, которую я ощущала следующим утром, когда он меня кружил; запомнить вкус его губ. Мне хочется повторить наш поцелуй, даже если результат будет тем же самым, даже если нет ни малейшего шанса на наше совместное будущее. Мне ужасно хочется снова прочувствовать это краткое мгновение из прошлого.
Но конечно же – не буду кривить душой, – мне также хочется большего.
Устроившись на кровати – Тедди растянулся во весь рост, а я уселась на самом краешке, – мы разглядываем фотографии с поэтажным планом здания и планировки.
– Вот это наша квартира, помнишь? Всего в доме восемь апартаментов. Я планирую снести между ними стены, превратив восемь небольших квартир в две гигантские: по одной для меня и мамы. Я займу нижнюю часть, поскольку хочу сделать из цокольного этажа игровую комнату…
– Кто бы сомневался, – усмехаюсь я.
– А наверху собираюсь отгрохать маме апартаменты ее мечты. – Тедди смотрит на меня с лучезарной улыбкой. – Она столько лет ютилась в гостиной, не имея своей собственной комнаты. Теперь в ее распоряжении будут целых два этажа, представляешь?
Он выглядит таким гордым, что на глаза неожиданно наворачиваются слезы.
– Ты сделаешь ее счастливой.
– Надеюсь. Она этого заслуживает.
– Как и ты. Временами ты умудряешься это очень хорошо скрывать, но в глубине души ты очень добрый парень, Тедди Макэвой.
– Ну, иногда на меня находит, – изгибает Тедди уголок губ.
Когда настает время заняться проектом, мы перемещаемся на пол. Комната Тедди напоминает магазин, в котором продаются всякие гаджеты и устройства вроде массажных кресел, аквариумов и разных шумных приспособлений. Все захламлено игрушками и коробками: приставками и планшетами; радиоуправляемой машиной, сильно смахивающей на ту, что припаркована на улице у дома; чем-то крылатым, подозрительно похожим на беспилотный летательный аппарат; и даже роботом, застывшим рядом со своей коробкой и таращащимся на меня пустым взглядом.
– Ты что, торговый центр опустошил? – спрашиваю я, сдвигая в сторону модель вертолета, чтобы очистить себе местечко на полу.
– На прошлой неделе на меня нашел покупательский бум, – отвечает Тедди, ногой отпихивая пузырчатую пленку для упаковки. – Пошел за покупками и немного увлекся.
– Немного?
– Слушай, у меня довольно долго была черная полоса. Как и у тебя, кстати. Мир задолжал нам. И я просто, пользуясь случаем, возвращаю свой должок.
Оглядываю груды винтов, болтов и батареек, переплетения проводов и штепсельных вилок.
– Готова поспорить на миллион долларов, что ты ни одну из этих электронных штуковин так и не соберешь.
– У тебя нет миллиона долларов, – напоминает мне Тедди, – в чем ты сама и виновата. И единственное, что мне нужно сейчас собрать, – нашу лодку. С чего начнем?
– С этого. – Я достаю инструкцию к проекту.
Тедди с секунду изучает ее.
– Ладно, ясно. Мне не хочется «раскачивать лодку», но…
– Очень остроумно, – строю я ему рожицу.
– Если тебе понравилось, у меня в запасе найдется еще с сотку острот.
Мы принимаемся за расчеты, работая с пройденной в классе формулой плавучести, но я замечаю, что Тедди постоянно отвлекается.
– Может, нам стоит перейти в другую комнату? – спрашиваю я, наблюдая за тем, как он возится то ли с будильником, то ли с ручной видеоигрой. – Похоже, тут тебя все отвлекает.
– Нет. – Тедди отставляет в сторону свою игрушку. – Я весь внимание. Плыть – хорошо. Тонуть – плохо.
– Тедди, – рычу я. – Если тебе все равно, упадешь ли ты в бассейн у всех на глазах, то мне – нет. К тому же от этого проекта зависят наши итоговые баллы по физике, а я по-прежнему хочу попасть в Стэнфорд.
– Попадешь, – отстраненно отвечает он.
Я прослеживаю его взгляд до книжной полки, где лежат нетронутыми распечатанные для него заявления для университетов.
– Но вот что я думаю, – продолжает Тедди. – Если цель поступления в университет – получение в дальнейшем работы, а цель получения работы – зарабатывание денег…
– Нет, – поспешно прерываю я его, понимая, куда он клонит. – Цель поступления в университет – знакомство с множеством людей, новые знания и поиск самого себя.
– И получение работы.
– Да, – скрепя сердце соглашаюсь я. – Работы, которая будет тебе по душе.
– Но в большинстве случаев – работы, на которой ты будешь зарабатывать столько денег, чтобы тебе хватило на жизнь. А у меня теперь достаточно денег…
– Эй! – слегка паникую я. – Не глупи давай. Ты все равно поступишь в университет. Обязательно. Просто… теперь ты можешь поступить туда раньше. И для этого не надо пахать летом в магазине, подыскивая покупателям нужный размер обуви или надувая мячи. Ты можешь получить диплом и сразу податься в тренеры.
Тедди смотрит на меня с весельем в глазах.
– Мне больше не нужен диплом.
– Нужен, если ты хочешь тренировать…
– Может, уже и не хочу, – пренебрежительно бросает он, хотя все свое детство только об этом и болтал. – Теперь я могу заниматься чем угодно.
Я несколько секунд молча гляжу на него.
– Но ты хочешь быть тренером по баскетболу.
– Эл, – говорит Тедди таким тоном, будто я ничегошеньки не понимаю. – Все изменилось. Ты ведь должна это понимать. Я могу при желании купить себе баскетбольную команду. Могу назвать ее «Убойная команда Тедди», и никто не помешает мне быть ее главным тренером, помощником тренера и подносчиком мячей, вместе взятыми. На кой черт мне просиживать задницу в универе?
– Я подумала, что теперь, когда тебе не нужно влезать в долги ради обучения…
– Нет, – обрубает Тедди настолько резко, решительно и безапелляционно, что я даже вздрагиваю. Чувствуя, что ситуация вышла из-под моего контроля, потираю глаза ладонями.
– Да ладно тебе, Тедди. Ты же не можешь просто не пойти в университет. Пожалуйста, не будь таким парнем.
– Каким? – напрягается он.
– Парнем, который прожигает день за днем, покупает всякую дребедень и сидит сиднем без дела только потому, что может позволить себе ничего не делать.
Когда Тедди смотрит на меня, его взгляд холоден как лед.
– Почему у меня такое чувство, будто ты только того и ждала, чтобы высказать мне все это?
– Я не… – начинаю и умолкаю, осознавая, что, возможно, он прав. – Тебя сейчас довольно трудно узнать. Ты сам на себя не похож. – Я обвожу взглядом комнату. – Особенно со всем этим добром.
– Мне нравится все это добро.
– Понятное дело, но… – Я пытаюсь собраться с мыслями. – Помнишь, как твой отец задаривал тебя подарками, когда ему везло в игре?
– Это другое, – зло зыркает на меня Тедди.
– Знаю. Просто хочу сказать, что ты мог бы заняться чем-то другим, тратить деньги на что-то другое. Как насчет благотворительности? Ты даже не упоминал о том, чтобы отдать часть…
– Я тебя умоляю! У меня деньги на руках всего сколько? Пару дней? Естественно, я бы потом пожертвовал немного денег куда-нибудь. Ты просто злишься, что я не спросил об этом тебя. По-твоему, все, что касается благотворительности, касается и тебя.
– Ну… – я сжимаю губы.
– Что – ну?
– Я с детства занимаюсь волонтерством. Этим занимались мои родители…
– Вот-вот! – прерывает меня Тедди.
Я каменею и натянуто спрашиваю:
– Что значит это твое «вот-вот»?
Он вздыхает:
– Ты занимаешься волонтерством только потому, что чувствуешь себя обязанной это делать. Ради родителей.
– Это неправда, – отвечаю я с бешено колотящимся сердцем. – Я занимаюсь им потому…
– Что все еще ищешь их одобрения.
Тедди выдает это как неопровержимый факт, как единственно возможную правду, как что-то, что мы до этого обсуждали тысячу раз, и у меня в груди поднимается волна жгучей злости. Значит, вот что он думал обо мне все это время? Что я просто машинально следую в заданном направлении, пытаясь идти по стопам родителей? Так все, интересно, считают?
– Это неправда, – холодно повторяю я. – Волонтерством я занимаюсь и ради себя.
– Не важно, – качает головой Тедди.
Я стискиваю зубы, поскольку это, конечно же, важно. Все важно. Но он еще не закончил. Его взгляд жесток, а тон непреклонен:
– Главное, что ты уже разочаровалась во мне. И это несправедливо.
– Я не…
– Особенно после того, как я предложил тебе половину. – Он практически выплевывает эти слова мне в лицо. – Если ты прекрасно знаешь, на что стоит потратить деньги, то не нужно было упрямо отказываться от них. Взяла бы свою часть и занималась благотворительностью сама.
Тедди прав, но его слова звучат всего через минуту после упоминания о моих родителях, и меня пронизывает ужас. Я переживала о своем поспешном решении из-за тети Софии, дяди Джейка и Лео, из-за того, что, возможно, теперь все изменится между мной и Тедди, и совершенно не подумала ни о своих родителях, ни о том, как бы поступили они.
Или, может, подумала, но хотела верить в то, что они бы сделали такой же выбор, как я. Но что, если я ошибаюсь? Может, они взяли бы деньги и потратили их на благое дело – на что-то значительное и важное.
Может, и мне стоило так поступить.
Глаза жжет от слез, и я опускаю голову, пряча их от Тедди.
– Однако ты отказалась от денег, – продолжает он. – А я не собираюсь сидеть здесь и делать вид, как остальные, что ты отказалась от них из благородства. Нет, ты отказалась от них из трусости.
Он припечатывает меня каждым словом, правдивым и точным. Я открываю рот для возражений и снова закрываю его. Голова ватная и не соображает. Не знаю, как мы до этого дошли, но жалею, что нельзя вернуться к тому, как было.
– Ты упустила уникальную возможность, которая выпадает раз в жизни, поскольку боялась. Тебе не хватило смелости самой попытаться сделать с этими деньгами что-то значимое.
– Это не… – начинаю я, подняв на него взгляд, но Тедди уже понесло, и его не остановить.
– Не хочешь эти деньги – как хочешь. – Его глаза полыхают. – Но не тебе решать, как мне поступать с ними и на что их тратить. И не нужно сидеть здесь, считая, что я их не заслуживаю. И не нужно меня осуждать.
После этих слов я наконец прихожу в себя.
– Нужно, – тихо возражаю я.
– Что? – удивляется Тедди.
– Может, ты и прав насчет всего остального, – сдерживая дрожь в голосе, произношу я, – но я права насчет этого. Только я одна честна с тобой. Другие лишь подлизываются, ожидая, когда ты кинешь в их сторону пару-тройку баксов. – «Или смеются над тобой», – чуть не срывается с губ, когда я вспоминаю насмешки парней со стоянки или хихикающих по поводу его обновленного гардероба девчонок. – Им всем от тебя что-то нужно.
– А тебе нет?
От его тона у меня сжимается сердце, поскольку и мне, конечно же, от него что-то нужно. Только не то, о чем он думает.
– Я хочу, чтобы ты не разменивался на ерунду. И хочу, чтобы ты был счастлив. И не хочу, чтобы тебя использовали.
– Меня никто не использует, – качает головой Тедди.
– Разве? – мягко спрашиваю я. – Это ведь ребята из баскетбольной команды уговорили тебя снять бунгало в Мексике. А как учителя теперь заискивают перед тобой? Я уж не говорю о том, что все девчонки строят тебе глазки. И Лила… она вдруг ни с того ни с сего снова ходит с тобой под ручку.
– Это не…
– Тедди… – возвожу я глаза к потолку. – Я видела вас сегодня в школе. Она прилипла к тебе, как чертов банный лист.
– Нет, это…
– А ты тем временем напрочь забыл о поцелуе со мной.
Слова срываются, и я леденею. Я не собиралась произносить этого вслух и сейчас хочу забрать сказанное обратно. С лица Тедди сходит вся краска, и он как-то затравленно смотрит на меня. Я с трудом не отвожу от него взгляда. Секунды тикают, и мне уже кажется, что наше молчание никогда не прервется.
– Разумеется, я помню о нем, – после долгой паузы отвечает Тедди, и я наконец выдыхаю. Не заметила даже, как задержала дыхание.
– Хорошо, – говорю я единственное, что приходит в голову. Сердце бешено бьется, в ушах оглушительно стучит пульс.
– Да, – отзывается Тедди, и мы сидим некоторое время молча, снедаемые жуткой неловкостью.
– Так…
Тедди чешет лоб.
– Это просто… – выдавливает он с мукой на лице. – Дело в том…
Я, как дура, киваю, грудь сдавливает нарастающий страх.
– В тот день много всего произошло, понимаешь? – уставившись в пол, продолжает Тедди. – Я тогда был немного не в себе от волнения, поэтому не хотел…
– Все нормально, – поднимаю я руку, чувствуя себя так, будто получила удар под дых.
В эту секунду мне больше всего на свете хочется исчезнуть.
Хочется, чтобы подо мной разверзся пол.
Хочется оказаться где угодно, только не здесь.
Мне приходится сжать всю волю в кулак, чтобы мои следующие слова прозвучали нормально, а не походили на жалкую попытку скрыть чувства, которые я испытываю к Тедди целых три года.
– Я так и поняла.
– Правда? – В его глазах вспыхивает надежда, и он радостно хватается за брошенный ему спасательный круг. – Хорошо. Прости, если…
– Нет, – рьяно мотаю я головой. – Это ерунда.
– Мне надо было раньше завести об этом разговор.
– Угу… надо было.
Тедди хмурится:
– С чего такой тон?
– С того… – цепляюсь я за остатки гордости, отчаянно пытаясь сохранить чувство собственного достоинства, – что в последнее время ты витаешь в облаках.
– А, – кивает он, снова помрачнев. – Это ты так тонко намекаешь на то, что я с катушек слетел?
– Это твои слова, не мои, – пожимаю плечами я.
– Да мне и так понятно, что ты думаешь.
– Прости, но… ты сам на себя не похож. С того самого момента, как выиграл в лотерею.
На щеках Тедди дергаются желваки.
– Боже, Эл, я – это я! – раздраженно восклицает он. – Я ни капли не изменился. Остался тем, кем был. Посмотри, где и как я живу! Ты подогнала мне вагон денег, и, естественно, я куплю на них и робота, и дом, и новую машину, и все, о чем когда-либо мечтал. И естественно, я хочу участвовать в разных ток-шоу. Да ты смеешься, что ли? Меня покажут по телику, и я офигенно выступлю. И знаешь что? В этом нет ничего плохого. Так все бы поступили, окажись они в моем положении. Все, кроме тебя. – Тедди вдруг хватает пустую картонную коробку и швыряет ее об стену. – Это я, Эл. Ты просто не хочешь в это верить. И никогда не хотела. Ты всегда видела меня кем-то большим, кем-то лучшим. Но, может, я совсем не такой.
Он замолкает, тяжело дыша, и мы сидим в тишине, глядя на раскиданные между нами бумаги с инструкцией, как построить хрупчайшую из лодок.
– Прости, – спустя несколько минут произношу я так тихо, что не знаю, услышал ли меня Тедди. – Просто… ты обещал.
Он сидит с опущенной головой, но я вижу, как приподнимаются его плечи, когда он делает глубокий вдох. Затем он вскидывает взгляд и смотрит мне прямо в глаза.
– Что?
Я почти боюсь произнести следующие слова:
– Ты обещал, что ничего не изменится.
Тедди качает головой и поднимается на ноги, взметнув бумажные листы.
– Знаешь, в чем твоя проблема, Эл? – спрашивает он, и на его лице написано сильнейшее разочарование. – Ты любые перемены автоматически относишь к чему-то плохому.
И, сказав это, выходит из комнаты.