Теперь перенесемся в «Королевскую обитель», где миссис Чаппел, несколько месяцев назад благополучно взятой на поруки, предъявляют обвинение по делу о содержании дома терпимости.

Стайка собачонок приветствует прибытие констеблей радостным лаем, но сама миссис Чаппел далеко не в восторге.

– Ах, бога ради! – раздраженно восклицает она, врасплох застигнутая в своей зеленой гостиной за тарелкой кеджери, только что перед ней поставленной, и всего пару секунд назад устроившая наконец больную забинтованную ногу возможно удобнее на подножной скамеечке. – Именно сегодня? Вы не могли выбрать время поудачнее? Мы уже приготовились выехать из города! Моим девушкам нужен свежий морской воздух, как и всем! И вот им… – она указывает на собачек, которые скачут вокруг нежданных гостей, фыркая, тявкая, виляя вздернутыми хвостами и стуча когтями по паркету, – им нужно побегать вволю!

– Мне очень жаль, Бет, – говорит старший констебль, мистер Тривитик, вот уже двадцать лет имеющий удовольствие навещать ее дом и покидать оный изрядно обогащенным. – Но тут уж ничего не поделать. Так вышло, что именно сегодня.

– А почему бы мне не послать в суд полномочного представителя? – вопрошает миссис Чаппел. – Вы же знаете, как все пойдет. Под залог своей свободы я уже выплатила сумму, много превосходящую нынешние мои заработки. Разумеется, вы считаете, что это легкие деньги. Но все-таки почему ваша братия не занимается настоящими преступлениями?

– Когда к нам поступает жалоба, мы обязаны…

– Не знаю, право, с каких это пор ваши люди начали обращать внимание на жалобы, касаемые меня, – вздыхает настоятельница и берет красивую пригласительную карточку от миссис Хэнкок. – Вот, посмотрите, у нас столько приглашений… через два дня состоится светский прием, который мне бы очень не хотелось пропустить… вы помните ту мою воспитанницу, миссис Нил? Ее жизнь приняла весьма необычный поворот. Я горю желанием узнать, как у нее дела. И буду чрезвычайно раздосадована, если эта ваша ерунда мне помешает. Вечеринка с русалкой – что бы это могло значить, как думаете? Ее муж просто помешан на них. Интересно, какого рода диковинную тварь они раздобыли на сей раз? Это явно не та же мумифицированная зверушка, что выставлялась напоказ прежде: я слышала, Принни сжег ее в камине.

– Поступившее к нам заявление… – снова начинает мистер Тривитик.

– Она была набита опилками, знаете ли, – задумчиво продолжает миссис Чаппел. – С другой стороны, голова миссис Фицгерберт тоже набита опилками, однако это не отвратило мистера Фицгерберта от нее.

– Мадам, вас обвиняют в таких вещах…

– О, вы ничего не докажете, – отмахивается миссис Чаппел, с горделивой улыбкой перечитывая приглашение.

Мистер Тривитик отступает чуть в сторону, жестом привлекая внимание настоятельницы к станку для порки, что стоит в углу в ожидании еженедельной шлифовки.

– Это ничего не значит, – небрежно бросает она.

– А также дюжина женщин и наверняка несколько мужчин, которых мы обнаружим наверху бегающими в раздетом виде.

– Утром вы никогда ничего подобного не обнаружите, – говорит миссис Чаппел. – Если вы хотите получить убедительное доказательство необходимости моего нравственного исправления, вам следовало явиться во вторник после шести.

– В вашем доме нет ни одного выдвижного ящика, где не лежали бы кондомы, – указывает мистер Тривитик. Сверху доносятся шаги констеблей, переходящих из комнаты в комнату, и раздраженные возгласы потревоженных девушек. – Послушайте, Бет, – продолжает он полушутливым тоном, – я предупреждаю вас: на сей раз все может закончиться для вас плохо.

– Я вам не верю, – усмехается миссис Чаппел, принимаясь за завтрак. – Мои влиятельные друзья такого не допустят.

Мистер Тривитик с неподдельным огорчением трясет головой:

– Сдается мне, вы кого-то рассердили.

– Рассердила? Да быть не может! У меня прекрасные отношения со всеми. – Она по-прежнему усмехается, но теперь лицо ее приобретает цвет и влажность холодной гороховой каши. – Ведь… у нас всегда была договоренность.

– Ну, обстоятельства меняются… Та некрасивая история, случившаяся в Двенадцатую ночь… когда одна из ваших девушек сбежала, а вы отказались выплатить клиентам возмещение.

– А почему я должна что-то выплачивать? Она находилась под их опекой, когда пропала. Будь в мире хоть какая-то справедливость, это они должны были бы возместить убыток мне. Она была одна из лучших моих воспитанниц, – не без сожаления говорит миссис Чаппел. – Могла бы кое-чего добиться в жизни. Экзотические красотки вроде нее появляются раз в сто лет. Конечно, никто из важных персон никогда не взял бы ее на содержание; конечно, ни один из благородных господ никогда не связал бы себя клятвой верности с темнокожей женщиной – но тем не менее она представляла значительную ценность, мистер Тривитик.

– Возможно, оно и так, но все же ссориться с людьми такого высокого ранга не следует.

Миссис Чаппел недоуменно качает головой:

– Просто поверить не могу. Тридцать лет я обретаюсь здесь. Мы – популярное заведение. – Она поворачивается в кресле, стараясь не потревожить больную ногу. – Что стало с этим городом?

– Да, Лондон уже не тот, что прежде. – Мистер Тривитик сокрушенно цокает языком и зажигает трубку. – Вы перекусите, Бет, перекусите.

Наверху раздается визг, грохот, яростный мужской вопль, после чего следует шум погони. В скором времени один из констеблей, без парика и с кровоточащей ссадиной на лбу, вносит в гостиную юную Китти, которая яростно отбивается и брыкается в полном соответствии со своим кошачьим именем.

– Она меня ударила! – орет мужчина. – Саданула вешалкой по голове!

– Китти!

Девочка скалится и рычит:

– Я никому не позволю вас обижать!

Когда констебль ставит Китти на пол, она тотчас кидается к миссис Чаппел и судорожно вцепляется ей в руку.

– Ну, ну. Успокойся, будь умницей. – (Сверху по-прежнему доносится шум борьбы, удары, частый топот, чертыхания мужчин.) – Святые угодники, да они там покалечат кого-нибудь. Отзовите своих людей оттуда, отзовите сейчас же, – говорит настоятельница мистеру Тривитику. – Скажите, что я требую. – Она ласково треплет Китти по плечу. – Ну а как моим девочкам не расстраиваться? Они очень любят море.

Мистер Тривитик отправляется наверх, и гвалт там сначала усиливается, а потом стихает. Когда он спускается вниз со своими людьми, они ведут перед собой четырех угрюмых девушек разной степени раздетости: платья у них порваны, волосы растрепаны, груди тяжело вздымаются от недавних усилий борьбы.

– Там еще целая толпа девиц, – с неприкрытой гордостью сообщает один из констеблей. – И джентльмен, на котором нет ничего, окромя корсета. Привести его сюда?

– Что с вами, а? – сурово вопрошает миссис Чаппел, указуя вилкой на своих воспитанниц. – Разве дело так драться?

– Кусались, визжали, швырялись стульями… – вставляет мистер Тривитик.

– Да, но не особо усердствовали. Двадцать лет назад они бы уже давно разорвали ваших молодцев на куски. Слишком вы добренькие, – обращается настоятельница к девушкам.

– Люси Флетчер скалкой проломила череп джентльмену, – с удовольствием вспоминает мистер Тривитик, и миссис Чаппел трясется в кресле, выражая свое одобрение булькающими хрипами и свистами.

– В жизни не забуду! А ночь, когда девушки миссис Скотт подожгли все заведение, чтобы оно никому не досталось! – Она поспешно взглядывает на своих подопечных. – Разумеется, прибегать к такого рода мерам я не советую.

– Нынешние молодые дамы на такое не способны, – соглашается мистер Тривитик. – Нет в них той силы духа.

– В этом виноваты мужчины. Им теперь подавай хорошие манеры. Утонченность. Как бы я содержала когорту бешеных амазонок, если бы мне никто за них не платил?

– Да, сейчас плохое время для проституции. Совсем не то, что в нашей молодости.

– Что было, того не вернешь, – вздыхает миссис Чаппел. – Однако я уже отняла у вас довольно времени. Полагаю, вы хотите выполнить свою работу. – Она протягивает вперед руки, и мистер Тривитик осторожно надевает на нее наручники, но зажимает не сильно, стараясь по возможности меньше стеснить движения задержанной.

– Не слишком туго? Нет? Не давят?

– Вполне удобно, премного вам признательна. А ну-ка, голубушки, помогите мне.

Одна из стайки девушек в белом нагибается и осторожно снимает со скамейки больную ногу настоятельницы, другая подходит к креслу и подхватывает под локоть. Мистер Тривитик подставляет ей руку, и миссис Чаппел, схватившись за нее обеими своими, с трудом поднимается на ноги, пуча глаза и багровея от усилий.

– Он вас забирает? – испуганно пищит Китти.

– О, не бойся. Джентльмен просто выполняет свои служебные обязанности, а когда правосудие свершится, нас надолго оставят в покое. Проклятье! Терпеть не могу ваши чертовы суды, где вечно собирается толпа зевак, чтобы поглазеть на тебя, швыряясь апельсиновыми корками и сочиняя мерзкие песенки. Если бы я мечтала развлекать народ, я бы выступала на театральных подмостках. Так. Раз уж мне предстоит стать средоточием всеобщего внимания, мне понадобятся румяна. Китти, принеси их.

– Что-нибудь для вашего удобства? – спрашивает мистер Тривитик. – Неизвестно, насколько все затянется.

– Да, конечно. Еще мою подушку, Китти, и пилюли, и книгу. Вот умница. – Миссис Чаппел сжимает руку девочки своей пухлой лапкой, закованной в наручник. – Меня сегодня же отпустят, не сомневайся.

Выводя настоятельницу из комнаты, мистер Тривитик говорит:

– Очень жаль, Бет, что дело дошло до этого. Надеюсь, вас не задержат надолго.

– Ай, да я выйду – оглянуться не успеете, – беззаботно отвечает миссис Чаппел. – И я рада, что именно вас прислали за мной. Мы с вами давно не виделись. Расскажите-ка, как поживает миссис Тривитик?