Глава 18
Раздается стук в дверь, и мгновение спустя секретарь мистера Хаммонда, чья домашняя вечеринка была столь прискорбно испорчена, заглядывает в кабинет и учтиво кивает.
– Миссис Чаппел. Есть новости?
– Нет, – ворчливо отвечает она. – И не будет, пока я не закончу разговор со своей подопечной.
– Поторопитесь, прошу вас, – говорит он, кидая быстрый взгляд на заплаканное лицо Элиноры. – Вы должны понимать, что сложившиеся обстоятельства чрезвычайно огорчительны для всех присутствующих. Совсем не в такой атмосфере хотелось бы проводить праздник. Гости подавлены и разочарованы.
– Едва ли здесь есть моя вина, – указывает миссис Чаппел. – Я лишилась ценной работницы.
– О, конечно, конечно. Но мы желаем получить назад свои деньги.
– Деньги? – дрожащим голосом переспрашивает Элинора.
– Да, мисс, – подтверждает секретарь. – Двести гиней. И я намерен требовать возвращения всей суммы, ибо дело уже не поправишь: праздничная неделя безнадежно испорчена.
– Ну-ну, не надо, не надо, – говорит миссис Чаппел. – Может, сейчас и кажется так, но я пришлю к вам другую девушку, и эта неприятность вмиг забудется, уверяю вас. Немного музыки и спиртного вернут хорошее настроение любой компании – проверенное средство и самое лучшее.
– Двести гиней? – ошеломленно повторяет Элинора.
– Вульгарная меркантильность, Нелл! – резко замечает миссис Чаппел. – Деньги сейчас не имеют никакого значения.
– Согласно договоренности: сотня авансом ей, сотня вам, – говорит секретарь. – И такая же сумма потом, если мой хозяин останется всем доволен, о чем, разумеется, теперь и речи не идет. Хорошо, вы тут решайте между собой, каким образом уладить дело к общему удовлетворению, а я не стану вам мешать. – И он проворно выходит прочь.
Когда дверь за ним со щелчком закрывается, Элинора поворачивается к миссис Чаппел и вопросительно смотрит на нее, утирая глаза костяшками пальцев.
– Я и не думала, что они столько заплатят. А нам хоть что-нибудь перепало бы из этих денег?
– Прожитие нынче очень дорогое, – уклончиво отвечает миссис Чаппел.
– Да! Но по две сотни каждой! Конечно же, вы…
– И оно не становится дешевле, когда девушки сбегают в нарядах, им не принадлежащих, – уже увереннее продолжает настоятельница. – Какое на ней было платье, говоришь? Белое с блестками? Одно оно обошлось мне в пять гиней. Плюс нижние юбки, пятнадцать шиллингов. Плюс чулки, полкроны. Плюс еще корсет, туфли, шаль и кармашки, – кстати, что у нее было в кармашках? Деньги, бьюсь об заклад. Не говоря уже о драгоценностях. Все вместе стоит самое малое десять гиней, которые она попросту украла у меня. Да какие десять – все двадцать!
– Ой, ну не украла же.
– А как еще это назвать? Она взяла то, что ей не принадлежит. Все, на ней надетое, моя личная собственность. Господи, вот беда так беда: Полли приносила такой хороший доход, незаменимая девушка в нашем заведении. Как ты допустила, чтобы она сбежала?
– Я? – Элинора дрожит всем телом. – Да я никогда такого не допустила бы, кабы знала!
– Своими силами мне Полли не отыскать. – Миссис Чаппел подпирает подбородок кулаком. – Если она скитается по улицам, ищи-свищи. – Она поднимает голову и смотрит в глаза Элиноре. – Но вот с помощью этого Хаммонда… его отец знает всех констеблей в городе.
– Что вы собираетесь делать? – скулит Элинора. Она отчаянно хочет домой. «Ах, Полли, ты навлекла на нас ужасные неприятности!»
– Подпалить им пятки, – отвечает миссис Чаппел. – Ох, да не пугайся ты! Я говорю в переносном смысле. Приведи-ка этого молодца обратно. Я знаю, как его убедить разыскать беглянку.
Нелл на ватных ногах направляется к двери и находит секретаря в холле поедающим тепличный виноград из вазы. Когда он возвращается в кабинет, миссис Чаппел стоит, выпрямившись во весь рост, и только Элинора замечает, как у нее дрожит правая рука, которой она опирается на стол, дабы поддержать свою внушительную позу.
– Вот что, сэр, – рявкает сводня, – передайте своему хозяину: я возлагаю на него ответственность за то, что лишилась превосходной работницы!
– О, если они хотят сбежать – сбегут всенепременно.
– Она никогда прежде не выражала желания покинуть меня. Всегда была всем довольна – вот, мисс Бьюли может подтвердить. – Элинора слабо кивает, и миссис Чаппел продолжает: – Невольно напрашивается предположение, не сотворили ли здесь над ней какое непотребство. – Она приподнимает бровь. – Учтите также вопрос дорогостоящей одежды, в которой она скрылась и за которую я вправе требовать возмещения.
– Но вы не можете винить в случившемся моего хозяина.
– Почему нет? Моя девушка находилась в его доме, и он не уследил за ней.
Секретарь теряется.
– Но… мадам, она же ваша работница, и…
Миссис Чаппел вскидывает ладонь:
– Я еще не закончила! Я ожидаю от мистера Хаммонда полной компенсации своей утраты, под чем я разумею не только стоимость всех предметов гардероба, которые она забрала с собой, и всю сумму, которую он обещал за нее заплатить, но также общую ее задолженность передо мной. Возможно, вы не вполне понимаете – но со времени, когда я взяла эту юную девушку под свою опеку два года назад, я ее одевала, кормила и обучала всем умениям, столь восхищавшим вашего хозяина. Вы полагаете, мне это ничего не стоит? Полагаете, я занимаюсь этим забавы ради? Четыре сотни фунтов в совокупности я вложила в содержание и воспитание мисс Кэмпбелл, из каковой суммы она еще не вернула мне ни пенни. Как теперь я возмещу свои расходы на нее? – Разгадав выражение его лица, настоятельница пожимает плечами: – Любой из ваших знатных молодых господ потребовал бы с меня не меньше, потеряй я подобным образом его скаковую лошадь, мне доверенную. В чем здесь разница?
Они пристально смотрят друг на друга. Лицо миссис Чаппел устрашающе сурово: губы сжаты в жесткую линию, маленькие глазки грозно сверкают. Решившись взглянуть на секретаря, Элинора ясно понимает, что тот несколько оробел: он с излишней поспешностью поворачивается и быстро направляется к двери. Уже взявшись за дверную ручку, молодой человек произносит:
– Она – наемная работница. – Открыв дверь и ступив одной ногой за порог, он заметно смелеет и добавляет: – Причем не просто наемная работница, а проститутка. И если она вас обокрала – так этого можно было ожидать.
Миссис Чаппел даже бровью не ведет.
– За вашим хозяином долг, – холодно чеканит она.
– Неужели вы не боитесь нажить врага в его лице? Он водит знакомство с важными персонами, которые просто до поры до времени закрывают глаза на ваш непотребный дом.
– От чьего имени вы мне угрожаете? – осведомляется настоятельница. – Я под надежным покровительством. И всегда таковым пользовалась.
– На вашем месте я не был бы столь уверен.
– Если вы вернете мне беглянку, я не стану ничего от вас требовать, – говорит миссис Чаппел. – Так и передайте своему хозяину. Дело еще можно уладить миром.
Когда дверь за секретарем закрывается, Элинора, с бешено стучащим сердцем, поворачивается к настоятельнице, которая теперь вся обмякает, тяжело опираясь о стол, и на миг закрывает глаза.
– Он крайне недоволен.
– Пф-ф! И что с того? Не он устанавливает здесь правила. – Миссис Чаппел вытирает лоб крохотным платочком. – Все влиятельные люди прекрасно знают, что должны угождать мне старательнее, чем я – им. В Сент-Джеймсе нет ни одной настоятельницы, способной предоставить услуги, сравнимые с теми, что предоставляю я. Нам ничего не грозит.
– Но что, если…
– Никаких «если»!
У миссис Чаппел ноют все суставы и в груди спирает. Она вынуждена признать, что еще недавно подобная передряга вызвала бы у нее гораздо меньше переживаний. «Неужто годы берут свое? – проносится у нее в голове. – Мой ум утратил былую подвижность».
– Полли… – горько вздыхает она. – Вот уж от кого не ожидала. Конечно, она всегда была своевольной девицей – не такой послушной, как мне хотелось бы. Но чтобы обокрасть меня! Украсть платье! Никогда не подумала бы, что она на такое способна.
– Но другого-то у нее не было, – отваживается пискнуть Элинора. – Что она должна была…
– Она должна была остаться в доме, – гремит миссис Чаппел. – Она не должна была сбегать от меня, как какая-нибудь своенравная горничная!
Голос у нее срывается на хрип, и она бессильно падает в кресло, схватившись за сердце и задыхаясь. Лицо ее покрывает пепельная бледность, губы синеют, и Элинора не на шутку пугается.
– Мадам! – Она опускается рядом с ней на корточки; лоб у настоятельницы холодный и влажный от испарины, но сомкнутые веки слезящихся глаз трепещут. – Вам нужны ваши нюхательные соли?
– Воды… – хрипит миссис Чаппел, и Элинора трясущимися руками наливает из графина в стакан, расплескивая воду на ковер и свои туфли.
Сделав пару мелких глотков, основательно прокашлявшись, а потом допив все одним духом, настоятельница несколько оправляется.
– Довольно суетиться вокруг меня, мисс, – говорит она. – Ступай прочь и сделай все, чтобы джентльмены забыли о своем огорчении.
– Но Полли!..
– Предоставь дело мне.
– Но ее ведь вернут нам, да?
– Ты полагаешь, нам повезет разыскать беглянку? Если она подалась в трущобные кварталы, мы никогда больше ее не увидим. А если даже и увидим, я эту дрянь на порог не пущу. Тебе лучше забыть, что она была твоей подругой.
* * *
Однажды ночью мистеру Хэнкоку снится бескрайнее серое море, поверхность которого бурно колышется, глубина которого неизмерима. И глубоко, очень глубоко под поверхностью он видит черную тень, размерами своими много превосходящую всякое живое существо, доступное человеческому воображению. Оно больше любого корабля, вздымающего свои мачты над родным Дептфордом, больше любого фабричного здания, любой горы – и чешуя на нем мерцает неземным блеском. Из-за пляшущих волн точные его очертания рассмотреть невозможно, но размеры его таковы, что у мистера Хэнкока спирает дыхание и кончики пальцев словно немеют. И оно движется прямо по направлению к нему.
Во сне своем он видит, как оно поднимается из глубины – плавно, но постепенно набирая скорость, – а потом проносится мимо и вновь обращается в смутную тень, едва различимую под водой. Еще немного, и оно прорвется сквозь волны, раскидывая белые крылья морской пены, чтобы с ликованием вознестись в родные сферы, воспарить в небеса и заслонить собою солнце.
Но прежде чем это происходит, он просыпается.
Раннее утро. Комната залита бледным светом. Сновидение все еще владеет мистером Хэнкоком – тяжелая печаль, давящая на грудь и плечи. Он уже осознал свою ничтожность, тщету всех своих усилий. Он протирает глаза, трет ладонью под грудиной, пытаясь разогнать сгусток боли, там завязавшийся. А когда садится в постели – вдруг видит, что рядом стоит серьезный бледный мальчик лет восьми, с кудрявыми волосами до плеч.
Мистер Хэнкок вскрикивает, ногами откидывает одеяло, протягивает руки, задыхаясь от сердцебиения, – но хватает пустоту.