Меньше чем через два часа после отправки письма в «Королевскую обитель», уже находясь на бирже, мистер Хэнкок оборачивается на оклик по имени и видит одного из статных лакеев миссис Чаппел, быстро шагающего к нему сквозь толпу. Его ливрея сверкает голубизной, что девственное зимнее утро. Парик белоснежный, как крылья ангела. Лицо темное и гладкое.

– Мистер Хэнкок, – повторяет он, – сэр.

Толпа перед ним расступается. Этот человек – которого зовут Симеон Стенли, – не только единственный чернокожий в помещении, но и наверняка самый опрятный среди присутствующих. Самое необычное в нем – это запах. От него пахнет крахмалом. А также лавандовой водой, талловым мылом, влажной шерстью (поскольку туман осел росой на лоснящихся плечах плаща) и совсем чуть-чуть недорогим одеколоном. Но чем от него не пахнет, вообще нисколько, так это собственным мужским телом. Он благоухает такой невероятной чистотой и свежестью, будто прямо сейчас сошел с небес: ни слабейшего запаха подмышек, ни намека на луковый душок изо рта, ни малейшего признака, что он проделал спешный путь по улицам. Его непорочно голубые бриджи не иначе только что с иголочки, ведь мужские штаны быстро принимают поношенный вид из-за натертых, потных укромностей своих владельцев. Пускай Симеон Стенли и выглядит как человек из плоти и крови, но вот пахнет он так, словно весь – от жестко накрахмаленного галстука до кончиков чулок – сделан из новехонького ситца, туго набитого свежайшим пухом.

– Меня прислала миссис Чаппел, – говорит Стенли.

– Значит, она получила мое письмо?

– Да, и премного им обеспокоена. Она просит объяснить, почему вы передумали.

Мистер Хэнкок лихорадочно соображает, что ответить.

– Ну, вы же сами знаете природу вашего заведения.

– Безусловно, и я горжусь, что служу в нем, – отвечает Симеон. – Миссис Чаппел пользуется благосклонностью людей, которые…

– Ну да, которые много выше меня, – перебивает мистер Хэнкок. – Меня и вас. Я слышал это тыщу раз, но теперь не верю, что они действительно выше. Я ничем не хуже всех тех особ, которых вчера улицезрел в самых омерзительных, самых низменных позах.

Мистер Стенли упорно гнет свою линию:

– Может, вы считаете, что вас ввели в заблуждение? Моей госпоже было бы крайне огорчительно так думать. Если мы можем что-нибудь сделать… Что нужно сделать, чтобы исправить положение, мистер Хэнкок? Чего вы желаете?

– Ничего. Просто верните мне мою русалку.

Чернокожий мужчина выразительно возводит глаза горе.

– Миссис Чаппел единственно хочет, чтобы вы были довольны.

– Это легко устроить, – отвечает мистер Хэнкок. – А теперь оставьте меня, я человек занятой.

Симеон откашливается. Он не то чтобы крепко сложен, но очень высокий и теперь выпрямляется во весь рост, расправляя плечи. Он сжимает пальцы одной руки в кулак (костяшки у него мозолистые, все в шрамах, что никак не гармонирует с общей изысканностью облика) и вкладывает его в розовую ладонь другой руки. Потом легонько постукивает кулаком по ладони.

– Моя госпожа просит вас вспомнить о заключенной между вами договоренности, – спокойно произносит Симеон. – Согласно контракту, вами обоими подписанному, она берет у вас русалку на неделю и добросовестно выплачивает вам триста гиней.

– Не пытайтесь меня запугивать, – говорит мистер Хэнкок, глядя на сжатый кулак Симеона. – Я честный коммерсант и не имею дела с вышибалами.

Симеон заметно уязвлен.

– Вы назвали меня вышибалой, сэр?

– А как еще мне вас называть? Вы состоите на службе у содержательницы борделя, и в ваши обязанности входит вышвыривать за порог неугодных клиентов. Если вам известно более точное слово – прошу вас, мне бы очень хотелось его знать.

– Я профессионал, – угрюмо изрекает Симеон. – Ни в чем не уступаю любому из лакеев, служащих в лучших лондонских домах.

– Прекрасно. В таком случае оставьте всякие попытки угрожать мне. Я не имею обыкновения нарушать договоренности, но сейчас у меня нет другого выбора, вам так не кажется? Иногда, чтобы сохранить доброе имя, лучше нарушить соглашение, чем соблюсти.

– Она заплатит вам больше, – быстро говорит Симеон, получивший от миссис Чаппел подробные указания касательно возможного способа побудить торговца к сговорчивости. – На пятьдесят фунтов – что скажете?

– Мы с ней уславливались о выплате в гинеях…

– Значит, пятьдесят гиней.

– …Но это не важно. Я все равно отказываюсь.

– Сто.

Мистер Хэнкок отворачивается. Лакей внимательно смотрит на него, ожидая очередной реплики, но таковой не следует. Он склоняет голову набок и улыбается с мягким недоумением.

– Вас же это устраивает, сэр?

– Я желаю получить обратно свою русалку, – чеканит мистер Хэнкок и принимается решительно проталкиваться к выходу.

Лакей устремляется за ним, лавируя в толпе коммерсантов, и переходит к следующей части сценария.

– Если вам нужны хорошие связи, влияние в обществе, – чуть задыхаясь, говорит он, – так миссис Чаппел может вам посодействовать…

Мистер Хэнкок останавливается и взглядывает на него с новым интересом.

– А скажите-ка… – Он откашливается. – Вы ведь много перемещаетесь по городу, бываете в разных состоятельных домах, верно?

– Да, именно так. – Симеон несколько озадачен неожиданным поворотом разговора, но исполнен решимости во всем потакать собеседнику.

– Как по-вашему, какой район станет самым модным в ближайшее время? Если человек собирается строить жилье – если у него есть деньги, допустим, но он никогда прежде не занимался строительством в Лондоне, – какое место ему лучше выбрать?

Симеон едва удерживается от того, чтобы не рассмеяться в лицо этому неотесанному мужлану в потрепанном парике, но принимает самый благожелательный тон:

– Возможно, Сноу-Хилл, сэр. Или окрестности Майл-Энд-роуд: много морских капитанов и всякого рода торговцев не прочь обзавестись там большими домами.

Мистер Хэнкок раздраженно трясет головой:

– Нет, нет, нет. Я хочу строить дома для знати. Не для простых горожан, не для купеческого люда. Роскошные особняки.

– Прошу прощения. Модный район, говорите? Я бы сказал, Мэрилебон, к северо-западу отсюда. Чистый воздух. Почти пригород.

– То есть вы бы строили там?

– Ну, о таком я даже не мечтаю. – Симеон вздыхает полной грудью. – Но когда-нибудь у меня будет там собственная таверна, с божьей помощью. Вот где счастье-то.

– Мэрилебон, – повторяет мистер Хэнкок. – Весьма вам признателен. Весьма признателен. Мэрилебон, значит. – Он нахлобучивает шляпу. – Что же касается до русалки – увы, здесь вы зря тратите время. Я желаю получить ее обратно, и точка. Доложите вашей хозяйке…

– Миссис Нил! – в отчаянии выпаливает Симеон – и да, мистер Хэнкок замирает как вкопанный.

– Что – миссис Нил? – Он непроизвольно дотрагивается пальцами до нижней губы.

Это последний козырь Симеона, и он ясно это понимает. У Анжелики совсем другие способы убеждения, и, возможно, она сумеет добиться лучшего результата. Так или иначе, он рад переложить трудную задачу на кого-то другого.

– Она хочет увидеться с вами, – говорит он.

Мистер Хэнкок переступает ногами.

– Она?.. – Потом мотает головой. – Нет. Нет, не верю.

– О да! – уверяет Симеон. – Очень хочет. Не изволите ли посетить ее сегодня вечером?

– Нет, не могу.

– Сэр, известно ли вам, сколь часто миссис Нил изъявляет желание встретиться с тем или иным джентльменом? Да никогда практически! Обычно это они ищут встречи с ней. Но она с нетерпением ждет вас. Вы должны пойти к ней!

Мистер Хэнкок глубоко вздыхает:

– Да это все уловки вашей хозяйки, чтобы уговорить меня.

Симеон пожимает плечами. Игра честная, перегибать палку не стоит.

– Миссис Нил ждет вас. Идти или не идти, вам решать, но на всякий случай – вот где она сейчас проживает. – Он достает из внутреннего кармана карточку, на которой уже написан (почерком миссис Чаппел, хотя мистер Хэнкок этого не знает) адрес Анжеликиных комнат. – Пожалуйста, возьмите.

Мистер Хэнкок пристально смотрит на карточку.

– У меня важные дела…

– Возьмите, сэр! Возьмите! От вас же не убудет, верно? А засим я откланяюсь.

И действительно, есть ли у мистера Хэнкока выбор? С замиранием сердца он протягивает дрожащую руку и берет повестку от Анжелики Нил.