Религия тогда и сейчас
Стремясь понять римскую языческую религию, прежде всего важно подчеркнуть и осознать ее огромные отличия от наших нынешних представлений о религии, сформированных великими монотеистическими традициями Запада: иудаизмом, христианством и исламом.
Много богов вместо одного
Начнем с того, что все римские религии были политеистическими, то есть предполагали существование множества богов, достойных поклонения. Как мы уже упомянули, некоторые римляне, особенно высокообразованные, приходили к мысли, что над всеми божествами главенствует одно, верховное божество. Однако они были исключением из правила – и даже они признавали существование множества других богов, различающихся по силам, величию и функциям. Многие римляне признавали пантеон «великих богов», известных нам из мифов: Юпитер, Юнона, Марс, Венера, Минерва, Плутон и прочие. Но этот пантеон не дает нам полного представления о реальности античных богов.
Напротив: существовали боги каждого селения, каждой семьи, боги со всевозможными функциями; боги, связанные с любовью, войной, скотом, посевами, здоровьем, деторождением, погодой; боги, связанные с конкретными местами – горами, реками, долинами, домами, очагами; боги-абстракции – удача, милосердие, надежда; боги, связанные с природными стихиями – луной, солнцем, небом и морем. Наряду с мощными и величественными божествами существовали и другие, в том числе и те, которых вкупе называли (в грекоязычных регионах) даймонами. Это были не «демоны» в позднейшем христианском смысле – падшие ангелы, что вселяются в людей и заставляют их делать что-то дурное. Это тоже боги, «малые», но и более активно действующие в человеческой жизни – и, пожалуй, более важные для человека, чем «великие» боги, способные и спасти, и погубить, по характеру и по настроению.
Сколько было богов? Не сосчитать. Множество богов в разных местах. Впрочем, присутствовать в разных местах одновременно мог и один и тот же бог. Например, греческому Зевсу поклонялись в сотнях городов, расположенных за много миль друг от друга, разными способами и с разными эпитетами (Зевс-Касиос, Зевс-Аммон, Зевс-Бенниос). В любом городе стояли храмы, посвященные самым разным богам. Римский архитектор Витрувий рекомендовал ставить в каждом римском городе храмы богам римского Капитолия – Юпитеру, Юноне и Минерве, а также Меркурию, Исиде, Серапису, Аполлону, Либеру, Геркулесу, Марсу, Венере, Вулкану и Церере. И это только для начала! Как отмечает один современный ученый, монеты из Никомидии (нынешняя северо-восточная Турция) сообщают нам, что жители этого города поклонялись сорока богам, – и это только те, чьи имена дошли до нас на уцелевших монетах.
Как правило, политеизм в Римской империи был открыт и гостеприимен. Люди охотно принимали новых богов и начинали поклоняться и им. Все соглашались, что каждый может сам выбирать себе богов – богов государства и местной общины; богов, выполняющих определенные функции; богов разных мест; богов семьи. Боги друг с другом не соперничают: в этом римская религия расходилась с мифологией, согласно которой боги всегда готовы вцепиться друг другу в глотки. Более того: бог, которому поклонялись в одной местности, нередко отождествлялся с другим богом, которому под другим именем поклонялись в другой местности.
Римляне часто «присваивали» богов покоренных народов. Это указывает на примечательную культурную открытость: новые римские подданные могли жить как жили, поклоняться своим прежним богам и не ощущать культурного разрыва. Как покоренные народы подпадали под власть Рима и встраивались в римскую политическую систему, так же встраивались в римскую религиозную систему и их боги.
В связи с открытостью римского политеизма «обращения» как такового не существовало. Хочешь поклоняться какому-то новому богу? Отлично! Никто не ждал и не требовал, что при этом ты отвергнешь свои прошлые религиозные практики или откажешься от всех прежних богов в пользу нового. Религиозная эксклюзивность, то есть требование поклоняться лишь одному богу, вне иудаизма оставалась практически неизвестной.
Иногда языческий верующий так страстно почитал какого-то одного бога, возносил ему такие хвалы, что на долю других богов уже ничего не оставалось. Если так, почему бы не начать поклоняться ему одному?
В наше время многие задаются вопросом, что бы произошло, не овладей христианство Римской империей. Быть может, его место заняла бы какая-то другая религия? Некоторые считают, что «соперником» христианства была мистериальная религия митраизма (о ней мы подробнее поговорим позже): если бы мир не стал христианским, возможно, он стал бы митраистским. Идея любопытная, однако, задумавшись об этом всерьез, мы понимаем, что это было просто невозможно. От тех, кто начинал поклоняться богу Митре, не требовали прекратить поклонение Юпитеру, Минерве или Аполлону. Митраизм мог широко распространяться, но не стал бы вытеснять другие верования и других богов, чтобы остаться единственной возможностью.
В то же время, как мы уже видели, в римском мире росло число языческих генотеистов – людей, полагавших, что над массой божеств и посвященных им культов царит единое верховное божество. Пример этого мы уже обсуждали в первой главе: Константин до того, как стать христианином, поклонялся Sol Invictus – Непобедимому Солнцу. Однако от тех, кто признавал единое верховное божество и решал поклоняться только ему, также не ждали, что они откажут всем остальным богам в существовании или начнут говорить, что поклоняться им не следует.
Язычники склонялись к генотеизму по разным причинам. Иногда языческий верующий так страстно почитал какого-то одного бога, возносил такие хвалы его силе, мудрости, заботе о смертных, милосердию, справедливости и так далее, что на долю других богов уже ничего не оставалось. Если так, почему бы не начать поклоняться ему одному? Иногда различные атрибуты божества превращались в его имена или эпитеты – Величайший, Блистательнейший, Всеобщий Исцелитель – с тем же результатом: в призывах к иным богам просто отпадала надобность. Быть может, чаще дело было в представлениях об «иерархии власти» между богами, доведенных до логического конца. Боги, которых почитает весь город на общих празднествах, важнее даймонов, которым молится крестьянин, чтобы сохранить урожай; а великие боги римского пантеона, обитающие на Олимпе, могущественнее и важнее богов отдельных городов. Можно представить себе эту «пирамиду силы» до самой вершины: наверху – великие боги государства, а еще выше – самый могущественный и славный бог.
Разумеется, двух (или больше) «самых могущественных и славных» быть не может. Поэтому величайшему богу порой начинали поклоняться как Единому. Иногда он даже получал имя Теос Гипсистос (по-гречески «Величайший Бог»). У нас есть множество свидетельств о том, что этого бога, иногда называемого также Зевс Гипсистос, почитало немало верующих по всей империи, – однако за другими верующими они признавали полнейшее право поклоняться другим, меньшим богам. Для всех язычников богов существовало множество, и все они заслуживали поклонения за свои – абсолютные или относительные – величие и силу.
Культовые ритуалы вместо учения и этики
На современном Западе, особенно в некоторых формах христианства, «религия» касается только того, во что люди верят и как себя ведут. Чтобы правильно предстоять Богу, необходимо признавать верность определенных концептуальных истин и жить так, как хочет от тебя Бог. Религия – это учение и этика.
Не такими были традиционные римские религии. Языческие религии – это прежде всего культовые ритуалы. Слово «культ» происходит от латинского выражения cultus deorum, буквально означающего «уход за богами». Культовый ритуал – это любое ритуализованное действие, совершаемое из почтения к богам и желания поклониться им. Именно такие действия, а не учения и не этика, лежат в сердце языческих религий.
Это не значит, что язычники ни во что не верили. Взгляды на богов у разных язычников были самые разнообразные, порой на удивление. Но никогда эти взгляды не составляли «вероучения», которое проповедовала и отстаивала община верующих или отдельные верующие, как впоследствии произошло с христианством («Есть лишь один Бог, творец всего», «Христос – совершенный Бог и совершенный человек», «Только смерть Христова дает спасение от грехов», и так далее). По мере развития христианства в нем становилось все больше «веры», то есть все больше значения придавалось этим догматическим утверждениям. Язычникам же никогда не требовалось ничего утверждать. Как ни странно это прозвучит, они не обязаны были верить в истины о богах. Язычество – не о правильной вере, а о том, чтобы совершать верные, традиционные культовые ритуалы.
Если говорить грубо и приблизительно, в языческих религиях существовали три вида культовой деятельности: жертвоприношения, молитвы и гадания. В жертву приносили животное (которое затем закалывали и разделывали), какую-нибудь не столь дорогую пищу (зерно, вино) или какой-либо иной дар (цветы, благовония). В молитве верующий призывал бога – например, чтобы поблагодарить или о чем-то попросить. Во время гаданий верующие пытались узнать волю богов через природные явления – например, ритуально наблюдали за полетом птиц или (ритуал, особенно чуждый нашему мышлению) рассматривали внутренности жертвенных животных, пытаясь узнать, принял ли бог жертву.
Участвовать в языческой религии означало совершать эти действия или (особенно в случаях жертвоприношения и гадания) наблюдать за тем, как их совершают другие. Эти культовые акты несомненно предполагали некоторые базовые представления и верования о богах: например, что богам приятны наши дары, что жертвоприношением можно склонить бога нам помочь, что боги отвечают на молитвы и сообщают нам свою волю через птиц в небе или внутренности быков. Однако верит ли участник во все это на самом деле, никого не волновало. Не было вероучительных утверждений о богах, которые участник в ходе культового ритуала обязан был произносить. В сущности, вообще не существовало вероучения. Соответственно, отсутствовали и «ортодоксия» (правоверие), и «ереси» (ложные верования). Их место занимал чрезвычайно разнообразный набор ритуальных практик, сформированных тысячелетиями обычаев и традиций.
Более того – и это многим современным людям покажется еще более странным: мизерную роль в языческих религиях играла и этика. Речь не о том, что в древности люди были менее нравственны, чем сейчас; просто нравственность их имела мало общего с религией. Если у нее было в античной жизни какое-то конкретное «местоположение», нравственность располагалась в области философии. Философы много рассуждали о том, как должны поступать люди друг с другом, с членами семьи, в отношениях с друзьями и соседями, в чем состоит их долг как граждан государства. Вести себя правильно означало быть достойным человеком и ответственным гражданином.
Но, как правило, религиозного значения правильное поведение не имело. Верно, вопиющих злодеяний боги не одобряли – например, проклинали отцеубийц или иногда карали распутников. Было некое смутное представление о том, что боги приветствуют в людях хорошее поведение и порицают дурное. Но чаще всего нравственные вопросы не имели к религиозным ритуалам никакого отношения. Верующий запросто мог дурно обращаться со своими домочадцами, губить чужое дело, изменять жене, – и на его религиозной жизни это практически не сказывалось. Богов волновали молитвы и жертвоприношения, а свою волю они открывали через природные явления – этим дело и ограничивалось.
Жизнь здешняя вместо жизни грядущей
Еще одно ключевое различие между традиционным римским язычеством и некоторыми современными религиями состоит в том, что большинство древних религий совсем не интересовались загробной жизнью.
Древние тексты свидетельствуют о самых разных взглядах на загробную жизнь. В классических Гомеровых поэмах отшедшие души ведут туманное, смутное существование в виде теней. Вергилий рассказывает об утопической жизни умерших, которым посчастливилось достичь Елисейских полей. В вопросе о том, что происходит с человеком после смерти, различные философы сильно друг с другом расходились. Последователи Пифагора верили в переселение душ. Приверженцы Платона говорили о наградах для добродетельных и наказаниях для порочных. Эпикурейцы были печально известны своей жесткой позицией: нет никакой загробной жизни, после смерти тело распадается на атомы и возвращается к исходному состоянию, а душа – если она и есть – попросту растворяется.
Очень трудно – в сущности, просто невозможно – узнать, что думали об этом обычные люди, представители большинства. Огромная масса простых людей не умела ни читать, ни, что еще более важно, писать, так что известия об их страхе перед смертью или ожиданиях того или иного посмертия до нас просто не дошли. Впрочем, некоторые красноречивые материальные свидетельства у нас имеются. Археологи обнаружили множество языческих могил с «трубочками для кормления» – отверстиями, через которые в могилу можно передавать пищу: это указывает на мысль о том, что и в могиле продолжается какое-то существование.
Особенно интересны античные надгробные надписи. По многим из них понятно, что люди ничего не ожидали от посмертия и воспринимали смерть как «конец истории». В наше время распространена аббревиатура RIP («rest in peace» – «покойся с миром». – Прим. пер.). У древних римлян существовало нечто похожее: сокращение из семи букв, сообщающее нам целые тома: «n.f.f.n.s.n.c». Произносится оно так: «Non fui; fui; non sum; non сиго», что означает: «Меня не было; я был; меня нет; мне это неважно». Смысл понятен. Существование человека начинается с рождением – и прекращается после смерти. Положительная сторона дела в том, что здесь не о чем горевать и нечего бояться: до рождения небытие тебя не беспокоило – значит, и после смерти беспокоить не будет.
Если это верно, и в загробном мире нас не ждут ни награды, ни наказания – нет смысла поклоняться богам, чтобы обеспечить себе благоприятную участь после смерти. Все молитвы, все богослужения относятся к жизни здешней.
А здешняя жизнь для большинства людей в древности была тяжелым испытанием. Простое выживание – не говоря уж о жизни роскошной и привольной – требовало огромных усилий. Ничто не защищало древний мир от капризов погоды: в этом году не было дождей – на следующий год деревня вымрет от голода. Этот мир был полон болезней, от которых люди не знали спасения: нередко простой нарыв оборачивался смертным приговором. В этом мире само возникновение жизни было тесно и неизбежно связано со смертью: множество детей умирали во младенчестве, множество матерей – в родах. Чтобы поддерживать численность населения, каждая женщина детородного возраста в Древнем Риме должна была выносить и родить в среднем шесть детей.
Религия античности была озабочена отвращением гнева богов. Именно это соображение стояло за преследованием христиан в Древнем Риме. За нежелание каких-то упрямых бунтовщиков поклоняться богам мог заплатить весь Рим – и заплатить очень дорого.
В жизни простых смертных сталкивалось множество сил, природных и общественных, которыми люди не могли управлять: климат, рост посевов, плодовитость скота, здоровье, личная безопасность у себя дома или в путешествиях, войны. Но всем этим могли править боги. Собственно говоря, именно поэтому люди поклонялись богам: боги сильнее, они могут управлять тем, над чем люди не властны. Правильное поклонение богам способно дать и общине, и отдельному человеку все необходимое, чтобы жить и процветать.
Некоторые ученые отмечают, что религия античности была особенно озабочена отвращением гнева богов. Но этот божественный гнев почти всегда возникал из-за небрежения людей. Боги – или по крайней мере кто-то из них – чувствовали себя забытыми и заброшенными: их мало уважали, им неправильно или недостаточно поклонялись. Именно это соображение стояло за преследованием христиан в Древнем Риме. За нежелание каких-то упрямых бунтовщиков поклоняться богам мог заплатить весь Рим – и заплатить очень дорого. Отсюда важные и часто цитируемые слова защитника христианской веры Тертуллиана:
Они считают христиан причиною всех общих бед, всех несчастий, что постигают людей. Разольется ли Тибр вровень со стенами Рима, или Нил не пошлет свои воды на поля, или небеса не дадут дождя, случится ли землетрясение, голод, чума – сразу раздается крик: «Христиан ко львам!» («Апология», 40).
Однако нельзя считать, что язычники поклонялись богам только с целью избежать их гнева, – этому противоречит слишком многое из того, что знаем мы о традиционных религиях. Языческие ритуалы практиковались не только как своего рода профилактика, но и ради достижения положительных результатов – благодеяний, которые способны оказать боги своим верным почитателям. Вспомним совет самого известного древнего агронома, Катона, объясняющего, чего следует просить у божества после совершенного на поле жертвоприношения:
…Итак, ты предотвратишь, отвратишь и отгонишь болезни видимые и невидимые, смерть и разрушение, бурю и гибель – и позволишь моим посевам, зерну, виноградникам и насаждениям расти и процветать, и охранишь стада и пастухов, и даруешь доброе здоровье и силы мне, дому моему и домочадцам.
Главным среди этих благословений божьих, судя по сохранившимся надписям и другим материальным останкам, всегда оставалось телесное здоровье – настолько, что один видный исследователь античности заметил: «Можно сказать, что основной задачей религии было лечить больных». Буквально каждого бога римского пантеона, независимо от прочих его функций, занятий и интересов, можно и нужно было призывать ради исцеления. Даже в наше время тяжелая или опасная болезнь нередко вызывает у человека чувство беспомощности; а до изобретений современной медицины такие чувства вызывала почти любая болезнь и почти у всех. Но в этом могли помочь боги. В этом – а также и в других делах, личных, семейных, общественных и государственных; разумеется, если их чтят и правильно поклоняются им.
Местное вместо глобального
Мы привыкли к мировым религиям. Это, впрочем, не значит, что одна и та же религия везде практикуется и понимается одинаково. Христианство на холмах Хорватии значительно отличается от христианства на холмах Кентукки. И тем не менее основные формы христианства давно перешагнули границы стран и народов: греко-православная, римо-католическая, англиканская, лютеранская и другие деноминации по всему миру разделяют одни и те же верования, практики и даже одних лидеров. То же самое, mutatis mutandis, можно сказать об основных формах иудаизма и ислама. Но в римском мире почти ничего подобного не было. Религиозные культы в разных местах сильно различались. Немногочисленные исключения заметны в первую очередь потому, что их было очень немного.
Не существовало «религии Зевса», распространенной по всей восточной, грекоязычной части империи. Не было верховного жреца или жреческого собора, выносящего суждения о том, верно или неверно паства поклоняется Зевсу в разных городах и селениях. Не существовало ни в каком виде международных религиозных организаций.
Даже те культы, которые по всей империи практиковались примерно одинаково, приобретали такое единообразие не намеренно, по чьему-то замыслу, а скорее случайно, по обстоятельствам их распространения. Например, поклонение Митре, упомянутое нами ранее, по всей видимости, включало в себя ряд постоянных элементов, повторявшихся и в Риме, и в Галлии, и в Сирии. Но связано это было с тем, как этот культ распространялся: в первую очередь через армию – через солдат, распределяемых в разные части империи. Более того, митраизм был относительным новичком на религиозной сцене, а не древней традицией, передаваемой из поколения в поколение. Большинство культов насчитывали много веков и практиковались в определенных местах. По мере того как набирали популярность путешествия в далекие края, все чаще отмечалось влияние одного культа на другой – например, заимствование имени бога или каких-либо ритуалов. Но это происходило не часто и, тем более, не постоянно. Традиционные религии оставались религиями местными.
Обычаи вместо книг
Все современные западные монотеизмы – иудаизм, христианство и ислам – это религии книги: Торы, Нового Завета, Корана. В римском мире ничего подобного не было.
Нет, книги в Риме, разумеется, имелись. Я уже упоминал влиятельные литературные источники, знакомившие римлян с их богатой и разнообразной мифологией. В некоторых религиях имелись даже свои священные книги. Например, в знаменитых Книгах Сивилл, как говорят, содержались прорицания древней пророчицы Сивиллы: к ним обращались специально подготовленные и обученные жрецы в трудные для Рима времена, чтобы понять, как правильно действовать правителям города. Однако ничего похожего на Библию – книгу, объясняющую, как правильно верить и как вести себя в повседневной жизни, – не было.
Вместо этого у каждой местной религии существовали свои ритуалы, на протяжении веков передающиеся от отцов к детям. Соблюдение обычаев было канонизировано – в том смысле, что составляло суть традиции; однако чаще всего к обычаям обращались для того, чтобы оправдать или осудить ту или иную религиозную практику. В особенности в римских кругах принято было обращение к mos maiorum – «обычаю древних», издревле установленной традиции, определявшей правильное поведение и верное совершение религиозных ритуалов. Именно такие предания, чаще хранившиеся в устной, а не в письменной форме, определяли собой свод поведенческих норм и ценностей для античного язычника.
Пределы терпимости
Поскольку большинство культов считались вполне нормальными и приемлемыми, местные власти нечасто предпринимали какие-либо усилия по их ограничению. В сущности, такое происходило очень редко: за много столетий, в течение которых процветали тысячи культов, подобные случаи можно по пальцам пересчитать. Однако на эти исключения стоит обратить внимание – особенно если учесть судьбу христианства при римских императорах до Константина. Эти исключения показывают, что римское государство было очень терпимым, – но не до бесконечности. В отношении тех религиозных практик, что считались общественно опасными, – причиняли физический вред или создавали серьезные общественные проблемы, – власти начинали действовать.
Самый известный подобный случай относится к 186 году до н. э., когда римский сенат принял решение запретить культ Вакха, римского бога вина и религиозного экстаза. О запрете вакханалий рассказал два столетия спустя римский историк Ливий (59 г. до н. э. – 17 г. н. э.) в отрывке, где, как полагают некоторые ученые, он сильно преувеличил распутство и разнузданность почитателей Вакха.
Ливий указывает, что культ Вакха пришел в Рим из Этрурии и распространился «как зараза». По его словам, это был дикий, разнузданный культ, включавший в себя ночные оргии и ритуальные убийства.
Вакхические собрания, рассказывает Ливий, проводились ночью, под покровом темноты. Начинались они с роскошного пира, где рекой лилось вино, напиток Вакха, и распутно смешивались друг с другом мужчины и женщины, так что «начинались всевозможные порочные дела, ибо каждый в эту ночь готов был воспользоваться случаем и осуществить все, к чему влекла его природа».
Однако буйным весельем дело не ограничивалось. Вечер набирал обороты, и пьянство и распутство сменялись «настоящими убийствами», скрываемыми от внешних: «Никто не слышал призывов о помощи за воплями вакхантов, громом барабанов, звоном цимбал и ревом разгоряченной толпы».
Свидетельство очевидцев заставило римский сенат обратить внимание на эти опасные ритуалы. Под угрозой наказания свидетель открыл, что в культ вовлекают исключительно молодежь – людей, не достигших двадцати лет. Одного из новичков подводят к жрецам культа как «своего рода священную жертву». Этого злополучного юношу или девушку окружают обезумевшие вакханты и вакханки – и под пронзительные вопли, пение, гром цимбал и бой барабанов творится главный обряд этого культа: ритуальное изнасилование. Более того: «Всякий, кто отказывается участвовать в зверстве или не желает совершать преступления, погибает как священная жертва сам».
Особенно поразило сенат известие о том, что все эти безобразия творятся уже давно, что в них вовлечена масса народа – и не только из низших классов, но и «мужчины и женщины из порядочных семей». Мало того: культ распространялся с угрожающей быстротой. Сенат вмешался и издал указ: празднествам Вакха был положен конец, а те, кто активно участвовал в вакханалиях – таких, как говорят, было семь тысяч – и «запятнал себя распутством или кровопролитием… были приговорены к смерти». Сенат приказал снести все святилища, посвященные Вакху, и не только в Риме, но и по всей
Италии – за исключением, уточняет Ливий, тех, где имелись «прежде освященные» алтари или статуи. По всей видимости, это означает, что некоторые местные культы Вакха были признаны невиновными, и им позволялось существовать дальше. И действительно, дальше Ливий сообщает: всякий, кто считал вакхические ритуалы «освященными древним обычаем» и необходимыми для себя, мог подать официальное прошение с просьбой разрешить ему и дальше поклоняться Вакху. Однако таким верующим не дозволялось «иметь общий денежный фонд, руководителя ритуалов или жреца». Таким образом, разрешалось индивидуальное поклонение, но организации вакхантов, с руководством, иерархией и денежными фондами, запрещались. Этот эдикт эффективно уничтожил культ Вакха – по крайней мере прекратил разнузданные празднества, что заканчивались изнасилованиями и убийствами.
Можно подвести итог: по современным стандартам, римская религия была чрезвычайно открыта и толерантна, но все же не до бесконечности. Были пределы – и пределы эти совпадали с пределами терпимости общества к «антисоциальному» поведению. Вопиющая безнравственность и совершение преступлений по религиозным мотивам запрещались – и сурово карались.
Магия, атеизм и суеверия
Как правило, римские власти противостояли, по крайней мере на словах, не только безнравственным и общественно опасным культам, но и тому, что считали своего рода псевдорелигией, ложным использованием божественных сил в эгоистических и, в конечном счете, антиобщественных целях, известным под именем «магии». Магия в античности воспринималась отнюдь не как фокусы или ловкий обман. В ее реальность верили глубоко и серьезно. Считалось, что магия предполагает незаконное и недостойное взаимодействие с даймоническими силами, в результате которого маг получает возможность причинять вред другим или заставлять людей действовать против собственной воли. Это взаимодействие состояло в исполнении колдовских ритуалов, чтении заклинаний и призвании темных сил – с целью проклясть или даже убить врага, заполучить какие-либо сверхъестественные способности или влюбить в себя первую красавицу (или первого красавца) родного села.
Ученые давно спорят между собой о том, как определить магию, особенно в соотношении с дозволенной «религией». Традиционный взгляд состоял в том, что маг принуждает божественные силы ему повиноваться, в то время как верующий смиренно их умоляет; или что магия манипулирует силами тьмы, а религия обращается к силам света. Однако во второй половине XX века ученые начали понимать, что провести четкую определяющую границу между практиками, которые можно назвать магическими, и практиками, которые можно назвать религиозными, не так-то легко. Магия во многом использует те же методы и стремится к тем же целям, что и религия.
Магия в античности воспринималась отнюдь не как фокусы или ловкий обман. В ее реальность верили глубоко и серьезно.
Так что ученым пришлось переосмыслить концепцию античной магии и начать видеть в ней своего рода темную сторону религии. Магия в таком понимании включает в себя религиозные практики, которые общественное мнение воспринимает как маргинальные, эзотерические, тайные, нечестивые, запретные и опасные, – и противопоставляет обычным культовым практикам, открытым, всем известным, законным и достойным (хотя выглядеть они могут почти так же).
Как ни определяй магию, очевидно: в античности она существовала. Об этом свидетельствует множество источников, как литературных, так и археологических: например – свинцовые «таблички проклятия», с помощью которых маг призывал гнев божий на врага, или папирусы с описаниями ритуалов и заклинаний, обеспечивающих магическое воздействие.
Помимо культовых практик, считавшихся общественно опасными, общее неодобрение как на государственном, так и на частном уровне вызывали еще две крайности в области религии: атеизм – и суеверность. В определенном смысле это были противоположные края спектра.
Атеизм в современном его понимании в античности встречался чрезвычайно редко: очень мало кто верил, что в мире в самом деле не существует богов. Однако само слово «атеизм» означает попросту «безбожие»: разумеется, обходиться без богов можно было и не отрицая их существования. Как отмечает специалист по римской религии Джеймс Райвз, чаще слово «атеизм» применялось к тем, кто «отрицал традиционные формы почитания [богов] или пренебрегал ими». Иначе говоря, атеистами называли тех, кто отказывался участвовать в традиционном поклонении богам. Такому человеку стоило ждать от соседей сурового общественного осуждения и даже враждебных действий. В «атеизме» часто обвиняли христиан. Связано это было, очевидно, не с тем, что они отрицали божественную реальность, а с тем, что отказывались признавать (более делом, чем словом) существование множества богов и взаимодействовать с ними традиционным способом.
Христиан со временем начали обвинять и в суеверии, хоть для большинства древних римлян это понятие и было противоположно атеизму. Суеверием называли чрезмерный страх перед богами и тем, что они могут сделать, ведущий к крайним и неумеренным попыткам отвратить их гнев. Плутарх, клеймя суеверие, называет его «страхом, что унижает и крушит человека, ибо в богов он верит, но считает их источниками всякой боли и бедствия». Он отмечает, что из такого страха перед богами нет выхода: он преследует суеверного и во сне, и даже в смерти. Смерти суеверный, пожалуй, боится больше всего – не столько ее самой, сколько того, что последует за ней: «Реки огня… призраки самых фантастических очертаний… судьи, мучители, зияющие пропасти и глубочайшие бездны, исполненные бесчисленных воплей и стенаний».
Увы, суеверный полагает, что все эти несчастья заслуженны, ибо «он ненавистен богам, боги его наказывают и все муки, которые приходится ему претерпевать, он заслужил своим поведением». Итак, он «воображает, что боги скоры на гнев, неверны, капризны, обидчивы, мстительны и жестоки; в результате суеверный обречен ненавидеть и бояться богов… Ненавидя и страшась богов, он становится им врагом. И все же, хоть и страшится их, он поклоняется им, приносит жертвы, днюет и ночует в их святилищах».
С точки зрения Плутарха, такое поведение куда хуже атеизма – и намного отвратительнее для самих богов. Он объясняет это при помощи ясного и убедительного сравнения:
Что касается меня – я предпочел бы, чтобы люди говорили обо мне, что я вовсе не рождался и Плутарха на свете нет, чем говорили бы: «Плутарх непостоянен, капризен, скор на гнев, раздражается из-за мелочей, впадает в ярость из-за пустяков. Если вы пригласили к себе на ужин других друзей, но не его, или если из-за недостатка времени не зашли его навестить, или не поздоровались с ним, встретив на улице, – он вцепится в вас зубами и будет грызть, или схватит и изобьет до смерти вашего ребенка, или натравит своих ручных зверей на ваши поля и погубит ваш урожай».
Религия в прошлом и настоящем: итоги
Из всех черт римской религии, описанных выше, атеизм и суеверие, пожалуй, ближе всего к нашему современному опыту. В наше время живет немало атеистов, вовсе не верящих ни в каких богов, или тех, кто вообще об этом не думает и не уделяет религиозным вопросам никакого внимания. Немало на свете и монотеистов, страдающих суеверием в плутарховском смысле – преисполненных ребяческого страха перед божественным властителем мира, готовым обрушить на них любые беды и в этой жизни, и в грядущей. Здесь мы стоим на знакомой почве.
Однако во многих других отношениях римские религии совершенно нам незнакомы. Богов в этих религиях много; суть их – не в вере, а в практике; в них нет вероучения, правоверия и ересей, почти нет этических требований (за редкими исключениями – например, запретом на отцеубийство), нет священного «Слова Божия», дающего наставления о богословии или о повседневном поведении. Нет международных религиозных организаций или лидеров. Религии в целом высокоинклюзивны и, по нашим стандартам, необычайно толерантны. Важнейший их элемент – культовые ритуалы: жертвоприношения, молитвы и гадания. Ни в современной реформистской синагоге, ни в мечети, ни в баптистской церкви за углом мы не найдем ничего подобного. Однако именно такая религиозность господствовала на протяжении всей римской древности.
Господство ее не ограничивалось определенной областью, которую мы могли бы отгородить от остальных и назвать «религиозной сферой». Важно всегда помнить, что вплоть до Нового времени – фактически до Просвещения XVIII века, а в некоторых частях мира и до сего дня, – религиозная сфера не отделялась от общественно-политической. Государство не только поощряло и пропагандировало религиозные культы, но и назначало жрецов. В Риме основные жреческие места считались политическими должностями, их занимали профессиональные политики. Сам император носил звание pontifex maximus – «верховный жрец» государственных культов. А предшественники его, как мы сейчас увидим, почитались как боги. Религия пронизывала и государство, и саму жизнь. Религия была везде.
