Несколько месяцев спустя, в январе 1992 года, Пэм устроила для меня вечеринку-сюрприз по случаю моего сорокового дня рождения в павильоне Голливудского спортивного клуба. Я был застигнут врасплох и взволнован, увидев большую толпу гостей, среди которых были и мои родители, которых Пэм тайно привезла из Лос-Анджелеса. Она также наняла трибьют-группу KISS под названием Cold Gin. Эти ребята начали собирать полный зал в клубе Troubadour, исполняя классические песни KISS в гриме в то время, когда трибьют-группы еще не стали массовым явлением.

Парнем, играющим роль Эйса в группе, был гитарист Томми Тейер. Я немного был знаком с Томми и даже пытался что-то с ним написать. Он отлично вжился в роль и отточил каждое движение, каждый рифф. Я был очень впечатлен. Очевидно, что он как следует постарался над этим образом и гордился собой. Было очень забавно видеть, как эта группа делает то, чем я больше уже не занимался. Томми сказал мне, что он изменил свой круг профессиональных интересов. Помимо трибьют-группы, он в основном занимался продюсированием и менеджментом других групп. Он не хотел быть самым старым парнем в группе, который до сих пор пытается добиться славы, проживая со стриптизершей на Франклин-авеню. На удивление, я прекрасно понимал его желание «не быть самым старым парнем в клубе».

Музыка Cold Gin также стала любопытным напоминанием о том, что KISS начинали как классическая рок-группа. Наш ранний материал больше напоминал такие коллективы, как Humble Pie или The Who, чем творчество косматых рокеров из 80-х. Было приятно иметь в послужном списке Revenge, поскольку это был альбом, заслуживающий доверия, на котором мы вернулись к тому, что у нас получалось лучше всего. Музыка никогда не стоит на месте. Нам казалось, что мы устарели, но это было заблуждение. Нам не нужно было гнаться за модой — надо было просто делать свою работу и делать ее хорошо.

Вскоре нам пришлось готовиться к турне Revenge. Несмотря на то, что Эрик Сингер принимал участие в записи альбома, мы не давали ему никаких гарантий насчет совместных гастролей или насчет его постоянного участия в группе после смерти Эрика Карра. Теперь нам предстояло решить, что делать. Джин и Брюс совершенно не знали Эрика Сингера как человека и пересекались с лишь ним пару раз в студии звукозаписи. Но я мог поручиться за трудовую этику Эрика и его чувство ответственности, поскольку работал с ним в сольном турне. Эрик Сингер был командным игроком, когда это имело значение — во время долгих часов, проведенных вместе в дороге.

Следующая проблема, с которой мы столкнулись, сегодня может показаться глупой. У Эрика Сингера были светлые окрашенные волосы, и по этому поводу у нас с Брюсом и Джином состоялась встреча, на которой мы обсудили, сможем ли мы смириться с этим. У всех в истории группы были темные волосы. Может ли парень со светлыми волосами участвовать в KISS? Черт возьми, на данном этапе нашей жизни мы не собирались принимать решение, основываясь на цвете чьих-то волос.

Таким образом, Эрик Сингер, как и предсказывал Эрик Карр, стал новым барабанщиком KISS. В апреле мы репетировали и отыграли несколько клубных концертов, чтобы посмотреть, на что он способен. Мы быстро выяснили, что у Эрика был потрясающий голос. Для меня это стало сюрпризом, несмотря на то что он гастролировал в составе моей сольной группы. Как только мы приступили к репетициям классического материала, Эрик сказал: «Хорошо, какие вокальные партии я должен спеть?»

Я думал, он шутит. Джин напел ему партию: «Ты можешь спеть это?» Она пелась в слишком низкой тональности, поэтому Джин взял эту часть на себя, а Эрик попробовал исполнять более высокие партии. Эрик был неподражаем в высоких гармониях, и вскоре мы поменялись местами. Теперь он исполнял все высокие партии, которые в музыке KISS, как правило, содержали основную мелодию. Я переключился на одну из других частей. Я обрадовался такой помощи, потому что было тяжело заниматься всем этим в одиночку — разговаривать с залом между песнями, исполнять главную партию и припевы всю ночь напролет. Такой замечательный вокалист, как Эрик, стал настоящей находкой для группы.

Перед тем, как отправиться в Европу, чтобы провести первую часть тура в поддержку Revenge, я планировал просить руки Пэм. Когда она забеременела, я знал, что время настало. Я купил красивое обручальное кольцо в винтажном стиле, который ей так нравился, и сам выбрал камень. Я почувствовал волнение, когда получил его, это чувство усилилось, когда я сделал ей предложение, а вернувшись домой в июне и начав приготовления к нашей июльской свадьбе, я был вне себя от радости.

Когда Пэм забеременела, и день нашей свадьбы неуклонно приближался, мы наконец-то устроили встречу с юристом, чтобы обсудить наш брачный договор. Я настоял на этом из-за того, что в брак мы вступали, имея огромную разницу в денежном и имущественном плане. На тот момент я с радостью оплачивал практически все счета Пэм. Однако мне хотелось попытаться прийти к какому-то соглашению, когда в наших отношениях все еще преобладает доброжелательность. Не прошло и пяти минут встречи, как она в истерике выбежала из кабинета. Когда я догнал ее, она сказала, что мы можем родить ребенка, не заключая брак. Она сказала, что ничего не хочет от меня, если в будущем у нас что-то не получится. «Там, откуда я родом, — сказала она, — слово это закон».

Преодолев страх полностью потерять Пэм, я сообщил ей, что все еще хочу жениться, даже без каких-либо брачных контрактов. За несколько дней до свадьбы у Пэм случился выкидыш. Мы были опустошены, но провели церемонию, как и планировалось. Все на свадьбе знали о нашем горе, и от мрачной атмосферы невозможно было спрятаться. Я хорошо знал, что такое замалчивать трагедию.

Когда KISS отправились покорять арены в октябре, Пэм, казалось, совершенно не знала, где я был, был ли у меня в тот или иной день концерт или выходной. Я звонил ей, и она понятия не имела о том, где я и что я делаю. Меня начали одолевать сомнения: порой задавался вопросом, во что я ввязался, а иногда думал, что мне нужно сделать все возможное, чтобы сохранить наш брак. Я могу все сделать, как надо.

Итальянский парень, с которым Пэм рассталась незадолго до нашего знакомства, никогда не переставал ей звонить, и все это время она поддерживала с ним общение. Клаудио звонил ей несколько раз в неделю из Европы. Я мог понять, почему он не проявляет никакого уважения ко мне или к нашему браку, но почему Пэм поступала так же, было для меня загадкой. Особенно после того, как я сказал ей, что звонки очень меня беспокоили, и попросил ее прекратить. Они и слышать об этом не хотела. Идти на уступки не входило в ее видение идеального брака. Она воспринимала подобное как ущемление своей свободы или ограничение ее права быть тем, кем она хочет. Хоть это и не решило бы основную проблему, но я придумал, как мне казалось, отрезвляющий аргумент: «Почему бы мне не позвонить жене Клаудио, чтобы узнать, в курсе ли она, что вы ребята постоянно созваниваетесь. Интересно, как она к этому отнесется?» Пэм со злостью посмотрела на меня. Как она выразилась, я душил ее свободу.

Позже я узнал, что их общение не прекратилось, — просто это случалось, когда меня не было рядом. Казалось, что я оказался в до боли знакомой ловушке — искал одобрения или принятия, но не получал его. Мы, образно говоря, «дергали друг друга за рычажки» таким образом, что ни один из нас не был счастлив. «Ты не разрешаешь мне быть собой, — говорила она. — Ты никогда не увидишь, какая я на самом деле».

Мы до посинения обсуждали эти вопросы, но я твердо решил сохранить наши отношения. До меня с самого начала доходили эти тревожные звоночки, и я решил не обращать на них внимания. Такое поведение не было для меня сюрпризом. Однажды она поехала в Мексику на съемки телесериала под названием «Land’s End», и я решил слетать к ней во время перерыва в турне. Когда я добрался туда, то обнаружил сообщения от Клаудио на ее телефоне в отеле.

Вы шутите?!

Звонки продолжались, а мои постоянные просьбы о том, чтобы Пэм перестала с ним разговаривать, были встречены ей в штыки. Я чувствовал, что ни я, ни наш брак не имели для нее большого значения. Действия говорят громче слов, и в этом случае действия говорили ох как громко. Тем не менее я не бросил ее. Казалось, мы расходимся практически во всем, и в глубине души я понимал, что наш брак обречен. Но я не хотел признавать неудачу.