47
Меня всегда изумляло, когда люди думают, будто гости на ток-шоу говорят правду. Они верят, что приглашенные гости и ведущий передачи беседуют по-настоящему — словно у себя дома или в кафе.
Они играют!
У гостей ток-шоу всегда есть повестка дня, они знают, какие темы лучше обходить стороной и какой товар впарить зрителям. Такой сценарий разворачивается всегда, когда вы оказываетесь перед камерой или микрофоном. То же самое произошло, когда я был в постели с дюжиной женщин во время интервью к документальному фильму The Decline of Western Civilization Part II: The Metal Years.
Как только KISS избавились от грима, мне выпала возможность быть тем же парнем, что и на сцене, но без макияжа. Мне нравилось, что эта граница стерлась, но у меня все еще не получалось быть собой. Да, пожалуй, это звучит странно. Некоторые женщины были разочарованы, что я в реальности был не тем безумным парнем со сцены, когда мы оставались наедине. Я мог притворяться, мог строить из себя этого персонажа, мог быть таким в постели, но это было не по-настоящему. Женщины часто бесились из-за того, что я не оправдывал их ожиданий. В некотором смысле я был намного зауряднее и скучнее, чем они надеялись.
Сценарий The Decline of Western Civilization не был уж настолько нереальным. Но иметь столько женщин за один раз было нереально. Хотя вполне осуществимо, с поправкой на то, что мне понадобилась бы одна неделя. Но мне хотелось поднять градус абсурда до предела. Этот забавный персонаж на экране — плод моей фантазии. Наверняка, посмотрев эту сцену, некоторые люди подумали: «Вот засранец!». Но мне казалось это смешным, и я потешался вместе со зрителями.
Вы только посмотрите на него!
Я изображал супермена. Мне вот-вот должен был стукнуть четвертый десяток, а я все еще не оставлял мыслей о том, что мне нужно найти кого-то, осесть и завести семью.
Изображать супермена было весело, но казалось, что моя карьера, или то, как я ее воспринимал, стала бы для меня помехой в поисках того самого человека. Бывали ситуации, когда мне хотелось как-то оправдать себя. Некоторым своим подругам я пытался сказать: «Слушай, на самом деле я не такой», или: «Я на самом деле хороший парень», или: «По правде, я простой человек» — неважно, окажутся эти слова правдой или нет, но я хотел объясниться. Не самое хорошее оправдание для отношений. Тут либо тебя поймут, либо отвергнут.
Я вспомнил, как в начале 80-х ходил в нью-йоркский клуб под названием «Trax». Там постоянно ошивался один пожилой парень с редеющей шевелюрой. Тогда я подумал про себя, что никогда и ни за что не стану этим парнем. А сейчас, спустя 10 лет, я с ужасом осознал, что могу превратиться в него. Мне не хотелось быть типом, который маскирует свою лысину и все еще пытается приударить за молоденькими цыпочками. Это было некрасиво, неловко и стыдно. Но хуже всего было остаться одному. Как исправить эту ситуацию?
Я знаю! Надо жениться!
Не стесняясь, я начал рассказывать людям о своей новой цели. Окончательно перебравшись в Лос-Анджелес, я подумал, что лучший способ встретить кого-то это рассказать всем, чего я ищу. Я выложил все как на духу. Вскоре парень, которого я знал, рассказал мне об одной знакомой женщине, фактически его бывшей подруге. Он сказал, что, если она не будет возражать, он даст мне ее номер. Она отказалась, потому что только недавно разорвала отношения. Это пробудило во мне интерес, ведь запретный плод сладок. Я продолжал настаивать, пока она наконец не дала свое согласие. Она была актрисой по имени Пэм Боуэн, которая засветилась в таких сериалах, как «Макгайвер», «Детективное агентство “Лунный свет”», и «Веселая компания», а также была представителем крупной компьютерной компании.
Пэм опоздала на наше первое свидание. Когда нам наконец-то удалось провести немного времени вместе, она сказала мне, что избегала встречи со мной, потому что ей было трудно пережить расставание со своим бывшим парнем-итальянцем Клаудио, который вернулся в Европу, чтобы жениться на другой девушке. Та была беременна от него, и он чувствовал, что вернуться к ней — его долг. Позже я воочию убедился, что даже долг имеет свои ограничения.
На наше второе свидание я пригласил ее на премьеру в Los Angeles Opera вместе с Бобом Эзрином и его женой Фрэн. Моя помощница по секрету передала мне, что у Пэм нет подходящего наряда для вечера. «Нет проблем», — сказал я и взял платье в аренду, как это часто делают знаменитости на награждениях. По какой-то причине она не хотела, чтобы мы ее забрали, а предпочла встретиться со мной у меня дома. За двадцать минут до того, как занавес должен был подняться, Боб, Фрэн и я переглядывались, стоя у моего дома, и размышляли о том, останется ли у нас время, чтобы попасть на шоу. Пэм все еще не было. Фрэн повернулась ко мне и спросила: «Она всегда такая?» Я лишь пожал плечами. Наконец она объявилась на своей машине. «Я свернула не туда», — сказала она сквозь слезы.
Хм… Мы все забрались в лимузин, и водитель сделал невозможное, доставив нас центр города за рекордно короткий срок, как раз к тому моменту, когда в зале погасли огни.
По ходу того, как мы с Пэм начали больше общаться, я все больше времени проводил в окружении ее друзей, потому как своих у меня было мало. Однако ее друзья меня не особо заботили. Одной из них была Марла Мейплз, которая якобы прославилась из-за того, что разрушила брак Дональда Трампа. Сомнительное достижение. Но Пэм всегда хорошо отзывалась о многих людях, которых я считал сомнительными. «У них хорошее сердце», — говорила она.
«Хорошее для чего? Для трансплантации?» — отвечал я.
Дело ведь не в том, насколько у вас хорошее сердце, а в том, что вы делаете в своей жизни. Эти люди были плохими, исходя из их действий и жизненного опыта. Мне кажется, что это нельзя перечеркнуть заявлением, что у кого-то хорошее сердце. Тем не менее я убедил себя, что у меня реальные нормальные отношения, которые могут привести к браку.
В наших отношениях нашлось достаточно места драме. С самого начала мы постоянно отправляли друг другу записки, письма и открытки, в которых выражали разочарование, пытались извиниться или в чем-то объясниться. Определенно, проблемы шли с обеих сторон. Ну, я всегда думал, что у меня получится исправить все, что было не так со мной и с ней.
Я хочу отношений. Я хочу жениться. Я хочу семью.
Я хочу, чтобы моя жизнь напоминала картины Нормана Роквелла.
Однажды днем, в начале 1991 года мне позвонил Эрик Карр. Он только что вернулся домой от врача.
— Что случилось? — спросил я.
— Я выплюнул немного крови, поэтому решил, что мне нужно провериться, — сказал Эрик.
— Все нормально?
— Я не знаю, но очень волнуюсь. Они дали мне какой-то снимок, врачи обнаружили какое-то новообразование размером с палец в области сердца.
— Они что-нибудь сказали?
— Сказали, что это может быть рак.
— Не беспокойся об этом, — успокоил я, — все всегда кажется хуже, чем есть на самом деле. Нет причин думать, что все обязательно произойдет по худшему сценарию. Шансы, что это серьезно, ничтожно малы. И даже если это рак, о тебе хорошо позаботятся.
К сожалению, через несколько дней он снова позвонил мне. «Это действительно рак», — сказал мне Эрик. Хуже того, это была чрезвычайно редкая форма рака. Случаи заболевания раком сердца за каждый год можно пересчитать по пальцам одной руки. Но я все еще надеялся, что все будет хорошо.
Из Лос-Анджелеса он отправился прямиком в больницу в Нью-Йорке. Мы с Джином вылетели к нему, чтобы быть рядом во время операции на открытом сердце. Насколько я понял, врачи вырезали часть его сердца, а затем восстановили то, что осталось. Вскоре после этого нас попросили записать «God Gave Rock ’n’ Roll to You» для фильма «Новые приключения Билла и Теда». Песню продюсировал Боб Эзрин, пытаясь воссоздать магию с нашего альбома Destroyer и стереть память об одиозном The Elder. Эрик отчаянно хотел поработать над песней, но он все еще был слишком слаб. «Сейчас ты должен сосредоточиться на своем здоровье, — сказал я ему, — неважно, значит ли это улететь на тропический остров или просто отдых с медитацией».
Если бы я только знал… Я бы никогда не подумал, что это мог быть его последний шанс сыграть, но на тот момент я верил, что он выкарабкается несмотря ни на что. В итоге музыку сыграл Эрик Сингер, хотя Эрик Карр и приехал в Лос-Анджелес для участия в съемках и изображал барабанщика. Проходя курс лечения от рака, он потерял все свои волосы и должен был носить массивный парик, который имитировал его естественную шевелюру одуванчика. Во время съемки он играл как одержимый, дубль за дублем пытаясь воссоздать партии Эрика Стингера.
«God Gave Rock ’n’ Roll to You» получилась настолько классной, что мы решили попробовать сделать еще один альбом с Бобом Эзрином. Когда Боб находился в отличной форме, его тяжело было превзойти. Мне показалось, что он хотел что-то доказать (ему тоже было стыдно за The Elder), поэтому ему не терпелось засучить рукава и записать качественный альбом. Из Hot in the Shade получилась сборная солянка — было очевидно, что в группе царит разлад. Если бы Джин вернулся к делам, мы могли бы заново взяться за то, что у нас получалось лучше всего. Я был обеими руками за.
Мы сказали Эрику Карру, что собираемся записать альбом без него. Мы заверили его, что оплатим все счета и обеспечим его страховку. Я снова повторил, что сейчас он должен думать не о группе, а о своем здоровье, и это даже не обсуждается.
Боб пригласил группу барабанщиков, чтобы они репетировали с нами, когда мы начали работать над Revenge. Некоторое время мы играли с Эйнсли Данбаром, который успел поработать с Journey, Whitesnake и Jeff Beck Group. Он был потрясающим английским классическим барабанщиком, но нам просто не подходил. В какой-то момент мы вернули Эрика Сингера. Трудитесь ли вы в музыкальной группе, на фабрике или на любой другой работе, вам приходится взаимодействовать с другими людьми, и эта связь влияет на атмосферу работы и на конечный продукт. По воле судьбы, Эрик Сингер идеально подходил на эту роль. Он действительно заменил Эрика Карра в KISS — по крайней мере на несколько месяцев в студии звукозаписи.
Все это время я никогда всерьез не задумывался о том, что мы можем потерять Эрика Карра. Я был готов к тому, что длительный период он будет ослаблен болезнью, и такой статус-кво сохранится на неопределенный срок. Это была попытка оградить себя от дурных мыслей. Я ошибался.
Осенью 1991 года, когда мы работали в Лос-Анджелесе, мне позвонил Боб Хелд, мой друг из Нью-Йорка. Сначала я не мог взять в толк, что он пытался мне сказать. Эрик Карр перенес инсульт. Рак распространился на его мозг. Эрик был найден в своей квартире после того, как он позвонил 911. Когда на место прибыли сотрудники службы спасения, Эрик был уже без сознания, поэтому они просмотрели его адресную книгу и наугад набрали номер одного из его знакомых, которым оказался Боб. Но с этого момента мы не могли получить никакой информации. Несмотря на мои ежедневные звонки, его родители не хотели разговаривать со мной. Я не понимаю, почему никто не желал говорить со мной или с Джином, если уж на то пошло.
Несколько недель спустя, 24 ноября 1991 года, мой ассистент позвонил мне и сказал: «Эрик мертв». Я позвонил Джину и рассказал ему новости.
Это был шок, отчасти потому, что мы не могли получить ровным счетом никакой информации о его состоянии.
Эрик умер в один день с Фредди Меркьюри. «Rolling Stone» опубликовал статью о Фредди, но в журнале даже вскользь не упомянули о смерти Эрика. Я не мог простить им этого, и был уверен, что это не было оплошностью, как позже утверждали в руководстве журнала. Это не вопрос музыкальных предпочтений — это вопрос человеческой доброты и признания той радости, которую этот парень, сраженный раком, принес миллионам людей. Наши фанаты любили Эрика так же, как он любил их, а журнал обошел вниманием его смерть. Другие СМИ по всему миру трубили о смерти Эрика. Наплевательское отношение «Rolling Stone» не было случайностью или ошибкой. Потребовалось гораздо больше усилий, чтобы проигнорировать смерть Эрика, чем признать ее.
Я был так зол, что написал в журнал письмо. В нем я писал, что Эрик отстаивал и верил в те же идеалы, в которые когда-то верил «Rolling Stone» и его издатель Янн Веннер, но о которых они позабыли с вершины своей социальной лестницы. Если бы Веннер когда-нибудь встретил Эрика, то увидел бы в этом человеке родственную душу рок-н-рольщика, но шансов на их встречу было мало, потому как Эрик не стремился проводить время в Хэмптонс. (Респектабельный пригород Нью-Йорка, излюбленное место отдыха богачей. — Прим. пер.)
Мы с Джином полетели в Нью-Йорк на похороны Эрика. Прощание проходило у открытого гроба и было ужасным. Тело в гробу, державшее барабанные палочки, не было похоже на Эрика. Да и на человека это не было похоже. Больше всего походило на манекен. Подруга Эрика, модель «Плейбоя», с которой он встречался несколько лет, почему-то ненадолго вытащила барабанные палочки из гроба, и в этот миг пальцы Эрика пошевелились.
От запаха цветов едва можно было дышать, и кружилась голова. Но куда сильнее я ощущал враждебность, исходившую от других людей. На похоронах присутствовали Питер и Эйс. Питер, который, как известно, был обижен на Эрика и не любил его, заявил мне, что Эрик постоянно ему звонил. Это было похоже на театр абсурда. Подруга Эрика была переполнена гневом на меня и Джина. Оказалось, что Эрик называл нас плохими парнями, он сказал, что мы выгнали его из группы и не поддержали его, что в действительности было совсем не так. У всех сложилось впечатление, что Эрика вышвырнули, но его никто не выгонял. Как только мы сказали ему, что собираемся записать Revenge, он сам сжег между нами мосты. Я не считал себя плохим парнем, и было странно, что со мной так обращались.
Во время службы я почувствовал, как во мне что-то переломилось, и я начал безудержно рыдать. После смерти Эрика Карра я много размышлял о правильности своего поступка. Я был уверен в своей правоте, но постепенно понял, что ошибался. Мы избавились от Эрика самым худшим образом, лишив его того, что имело для него наибольшее значение, — его места в KISS. В водовороте дел, которые казались нам важными, это прошло мимо моего сознания. Было неправильно ограждать Эрика от того, что он любил больше всего, потому что KISS были для него спасительной тростинкой. Я должен был заметить это, ведь для меня группа имела такое же значение, а ведь я даже не был болен.
Я должен был догадаться.