10
РАДЖПУТ УМРЕТ, НО ИМЯ СВОЁ НЕ ОПОЗОРИТ
Саньогита находилась во внутренних покоях и не расставалась с новорожденным сыном. Хотела побыть с ним как можно дольше, прежде чем передать на воспитание родственникам. Чанд Бардаи сидел рядом и читал мантры. Перед дворцом полным ходом шли приготовления к массовому сати.
С утра на площади возводили широкий помост на высоких дубовых стояках. Слуги складывали под него кучи хвороста. На помост затащили кровать с изголовьем, на которой вчерашней ночью еще почивал живой Чаухан вместе с супругой, сундуки с одеждой и кухонной утварью. Рядом поместили миниатюрный столик, инкрустированный рубинами и сапфирами, на него положили священное писание в кожаном переплете и поместили шкатулку с драгоценностями. Вокруг ложа настелили яркие ковры и расставили стулья для челяди.
Жрецы внимательно следили за приготовлениями. Когда, по их мнению, все было сделано согласно правилам, они позвали Саньогиту. Вдове предстояла долгая церемония прощания. Для начала её отправили в главный храм, где она помолилась богам и попросила их о скорейшем воссоединении с супругом, намазала левую ладонь охрой и приложила её к входной двери — оставила след для потомков, затем трижды обошла вокруг храма и поговорила с горожанами, ожидающими её рядом со святым местом…
…Начинать церемонию не торопились — все же надеялись, что во дворец прибудут её близкие родственники во главе с младшим братом и его супругой. Ведь Саньогита приходилась родной дочерью радже Чанделу из рода Гахадавалов, который люто ненавидел Притхвираджа и соперничал с ним, претендуя на его земли так же, как и его прямой родственник — правитель Канауджа. Но гонец передал послание, в котором говорилось: «Мы давно забыли, что у нас есть дочь». Паджван тоже не смог приехать на церемонию. Рана его загноилась, он чувствовал себя ужасно. Преданная супруга выхаживала его. Так что, не считая горожан, только дальним представителям кулы Чахаманов, радже Харши и Мукешу предстояло торжественно проводить Чаухана с супругой в мир иной…
…Согласно древнему ритуалу, вдова махараджи старалась думать только о воссоединении с мужем и ждала «радостного» момента с нетерпением, как и подобает верной и преданной супруге.
Родственники клана мужа прибыли только к вечеру. Она последний раз поговорила с ними, вручила дорогие подарки на добрую память, после чего омылась водой, принесенной из священного источника, облачилась в новое белое сари, надела на волосы свадебную диадему с огромным алмазом, обрамленным узором из изумрудов, украсила запястья и лодыжки множеством золотых браслетов с драгоценными камнями.
Пока Саньогита занималась личными приготовлениями, на помост подняли забальзамированные останки Чаухана и возложили на кровать.
Брахманы и жрецы окрестных храмов собрались у помоста и забили в барабаны. Главный жрец поднес Саньогите чашу с сильнейшим отваром сомы, которую она выпила до дна, и вскоре стала безудержно веселиться, порхая, как бабочка, между родственниками.
Чанд Бардаи взял сверх меры веселящуюся Саньогиту под руку, трижды обошел с ней помост и проводил по приставной лестнице к кровати, затем уложил её рядом с телом, подал в руки священное писание и сел на стул рядом. Подошел еще один жрец, связал женщину с останками мужа веревкой, а нежные ступни её густо намазал смолой для быстрейшего возгорания. Под кровать добавили хвороста и облили его горячей смолой. Жрец подал знак остальным желающим совершить сати, и на помост потянулась вереница из человек тридцати челяди.
Мукеш стоял на площади в окружении воинов, вынужденно наблюдая за приготовлениями, и заметил, что вместе с челядью на «лобное место» поднялись судья и новый начальник дворцовой стражи… «Сегодня праздник… гуляют все. Хорошо, что я уговорил Абху остаться дома. Она бы не выдержала такого действа…» — с горечью подумал он и тоже попытался абстрагироваться от происходящего. Но, не получалось. Послышался женский плач, местами переходящий в надрывистый крик.
Хотя рыдающих во весь голос светлоликих наложниц — иноверок и обратили в Индуизм, умирать ужасной смертью они явно не желали. Их силком притащили из дворца и посадили у изголовья кровати рядом с погибшим, пригрозив заткнуть рты кляпами. Челядь пристроили за ними на стульях, служанок на низенькие скамейки, затем крепко привязали всех веревками к седалищам. Одна совсем молоденькая служанка попыталась вырваться, потеряв самообладание, но цепкие руки жрецов не дали ей возможности воспротивиться церемонии.
Когда последние люди были привязаны, между стульями положили вязанки дров. Родственники стояли у помоста и громко распевали гимны. Простые горожане запрудили все оставшееся пространство площади и подходы к ней, безропотно ожидая начала «празднества».
Внезапно солнце пропало. Вокруг потемнело.
— Затмение! — крикнул главный жрец, взглянув на небо, — Шива подал знак о начале церемонии!
Жрецы живо ударили в барабаны. Главный «церемонемейстер» взял горящий факел, подошел к Саньогите, подал ей в руки и торжественно произнес:
— Встань и иди в мир жизни, о женщина, иди…
Но женщина отчего-то медлила и не решалась поджечь собственные ступни. — «Отвар перестал действовать?» — подумал Мукеш, наблюдая за ней.
Жрец еще громче повторил:
— Встань и иди в мир жизни, о женщина, иди…
Несмотря на то, что ритуал строго предписывал ей поджечь себя и помост, у неё никак не хватало мужества дотронуться огнем до ног. Мощный инстинкт самосохранения явно мешал. Тогда жрец прибегнул к заранее заготовленной хитрости.
— Не бойся. Калпа бесконечно, сказал он, — подожги хотя бы хворост под собой, иначе жрецы ударят тебя палками по голове — так поступают с нерадивыми женами, и все сделают сами.
После такого заявления гордая Саньогита, воспитанная в строжайших традициях рода, собрала все своё мужество и дотронулась факелом до хвороста. Маленькое слабенькое пламя, подпитываемое смолой, моментально вспыхнуло и набрало силу. Барабаны зазвучали еще громче и энергичнее. Брахманы завершили ритуал — подожгли хворост под помостом с нескольких сторон. Часть гостей принялась танцевать, аккомпанируя себе бубнами. Едкий черный дым моментально заполнил собой все пространство, из которого в первую минуту летели жуткие утробные вопли обожженных людей, не заглушавшиеся барабанным боем и пафосными гимнами. В воздухе запахло паленым мясом. Жрецы «смилостивились» и дополнительно — для ускорения процесса, выплеснули на них чан с льняным маслом. Огромное мощное пламя резво взметнулось к небу, полностью поглотив всех, кто находился там.
Несмотря на запах и гарь, люди вокруг веселились и не собирались расходиться. Праздник продолжался до тех пор, пока все сооружение не сгорело дотла, и пламя угомонилось, оставив после себя лишь большую кучу пепла.
Площадь сразу заметно опустела. Остались только самые стойкие горожане, да служители культа Шивы ворошили палками пепел и тлеющие кое-где угли, проверяя, все ли части тела полностью сгорели, и не надо ли еще поддать огоньку. Мукеш облегченно вздохнул. Его уже занимали другие, более земные мысли — как объявить себя раджёй. Он хорошо помнил слова из Парашарасмирти: «царское достоинство — это не наследство. Оно не может быть передано другому лицу письменным документом. Им пользуются, когда приобретают при помощи меча. Землей правят герои». И в реальности, кроме мальчика — младенца, прямых наследников у Чаухана не осталось. Пока родственники будут еще тридцать дней читать священное писание, самый удобный момент прибрать к рукам власть.
Как подтверждение своим мыслям, он будто услышал тихий голосок Алины: «сейчас самое время, действуй! Я помогу тебе. Объяви, что теперь ты раджа. Кшатрии поддержат тебя… Ибо нет большей мудрости, чем своевременность».
Мукеш не колебался ни секунды по поводу правильности её мыслей.
— Тохар Гати, — позвал он верного помощника, — объяви остальным командирам гульм приказ о всеобщем построении. На правах родственника, я оставляю право управления землями, входящими в кулу Чахаманов за собой и объявлю об этом в гарнизоне. Если кто-нибудь воспротивится моему решению — устранить немедленно. Я дождусь построения здесь.
— А как же брахманы?! — осторожно спросил кшатрий.
— Сначала настроим воинов, потом брахманов… Преподнесу им ларец с золотом, и они никуда не денутся.
— Слушаюсь, повелитель, — моментально сообразил преданный кшатрий. — Сейчас же исполню твой приказ.
Мукеш не торопясь объехал площадь по кругу, постоял еще немного у кучи пепла и двинулся в сторону гарнизона. Кшатрии ждали его на земляном плацу. Он медленно проехал вдоль строя, вглядываясь в лица подчиненных, затем вернулся на центральное место, остановился и выкрикнул:
— Раджпут умрет, но имени своего не опозорит!
— Не опозорит! — вторили ряды…
Тогда он произнес основную речь, начавшуюся словами из Махабхараты:
— Мои храбрые воины! Вспомните, что говорили нам брахманы: «Те, кто с радостью принесли тела свои в жертву на огне величайшей из битв — ушли, истиннодоблестные, в миры, подобные миру Царя богов. Те, кто пали в бою, сражаясь, но без упоения боем, лишь повинуясь мысли „Надо умереть!“ — те пошли к гандхарвам. Те, кто на поле брани обратились в бегство, просили о пощаде в момент принятия смерти от меча, пошли к гухьякам. Те великие духом, кто, оставшись без оружия, вынесли от врагов жестокие мучения, кто, запретив себе стыд бегства, шли в битве прямо на врага, кто, всецело преданные дхарме кшатриев, пали, изрубленные острыми мечами, — те герои, осиянные славой, направились в обитель Брахмы…». Нет с нами больше повелителя, моего родственника и товарища! Надеюсь, что он уже пребывает на небесах у Индры, откуда ему беспрепятственно откроют дорогу в Брахму. Ибо геройски погибшему на поле боя не требуется дополнительное очищение.
— Слава Притхвирадже! — трижды крикнули воины.
Мукеш сделал небольшую паузу, и вместе со всеми сложил ладони вместе и трижды вознес их к небу, выражая преданность покойному, затем продолжил речь:
— Все вы знаете, что наша обязанность — защитить княжество от захватчиков. Посему, на правах старшего родственника по мужской линии, провозглашаю себя махараджей и беру управление войском и землями на себя.
— Хвала Чахаманам! — трижды крикнули воины, — смерть Гури! Мар! Мар!
— Благодарю за доверие, храбрые воины, — ответил задетый за живое единодушием Мукеш. — Назначаю своим первым помощником и советником Тохара Гати.
Тохар Гати выпятил грудь вперед и гордо ответил:
— Клянусь, что я никогда не посрамлю столь высокое звание!
— Кшатрии, проводите меня во дворец со всеми почестями! — вновь обратился к воинам Мукеш.
Командиры гульм построили пехотинцев, и ганы в полном составе двинулись в сторону дворца. Вскоре кшатрии запрудили всю дворцовую площадь. Мукеш смело направил коня через ворота к главному входу. Тохар Гати распорядился, чтобы пехотинцы двух гульм последовали за ним. Военачальник прошел в главный зал, где родственники ушедших в мир иной читали священное писание, и попросил разрешения сказать речь.
— Слушаем тебя, военачальник.
Тогда Мукеш еще раз повторил ту же когда-то хорошо заученную наизусть фразу, что произнес пред войском, и добавил:
— Но сейчас не время для воспоминаний. Раджпутские княжества в опасности. Султан Гури готовится к новому наступлению. Посему, на правах старшего мужчины рода, объявляю себя махараджей.
Родственники оглядели зал, заполненный кшатриями, и поняли, что претендовать на место Чаухана кому-то из них сейчас бесполезно. Слишком мощная поддержка оказалась у военачальника.
— Ты правильно говоришь, — ответил ему мелкий землевладелец, приходящийся по генеалогической линии Чахаманов более дальним родственником, чем Мукеш, — я наслышан о твоей доблести и уме и признаю тебя махараджей.
Он встал первым, подошел к Мукешу и обнял его. — Поддерживаю твое решение управлять княжеством. Пусть жрецы две недели проводят обряд жертвоприношения богам в честь тебя — нового раджи, мы же, тем временем, подготовимся к коронации.
Остальные последовали его примеру и поочерёдно поздравили смельчака.
— У нас нет времени ждать две недели, — раскусил хитрость родственника Мукеш, — назначаю коронацию на завтра, — добавил он к сказанному и тут же приказал, моментально забыв о присутствующих: — приведите ко мне казначея.
Тохар Гати подал знак. Несколько воинов отправились в покои хранителя богатств покойного раджи и привели его в зал.
— Где ключи от сокровищницы? — спросил Мукеш.
Казначей дрожащей рукой залез в складки халата, достал из кармана связку ключей и подал её военачальнику.
— Проводи меня в место, где хранятся монеты и драгоценности, — приказал тот ему.
Тучный казначей с отвисшим брюхом неуклюже засеменил по длинным переходам дворца и привел военачальника в подвал, освещаемый лишь факелами, вставленными в бронзовые подставки.
— Ну? — нетерпеливо спросил Мукеш, — где золото?
— Открой вон ту потайную дверь, — толстяк указал на самый большой ключ из связки и отодвинул гобелен со стены. Военачальник разглядел замочную скважину, вставил туда ключ, несколько раз провернул его в замке и дернул дверь на себя. Перед ним предстал небольшой зал. Вдоль его стен стояли несколько сундуков так набитыми золотом, серебром и драгоценными камнями, что крышки ни у одного не закрывались.
Мукеш подошел к первому попавшемуся, запустил в него руку и достал оттуда горсть монет с оттиском «Чаухан». На ум ему моментально пришёл кусок текста из знаменитой арии Мефистофеля, давно ставшей крылатым выражением: «В угожденье богу злата край на край встаёт волной; И людская кровь рекой по клинку течет булата! Люди гибнут за металл, люди гибнут за металл!»
«Да, что правда, то правда, во все века люди гибнут за металл, его вечно на всех не хватает. Еще и земли не хватает, и вера в божественное начало неправильная…, — подумал военачальник, — зато мне земли, которую необходимо отстоять, хватает, а имеющегося количества монет вполне достаточно, чтобы заплатить литейщикам за сотни пушек и расставить их по всей границе владений. Да что там пушки! Содержимого этих сундуков вполне хватит заплатить за помощь всем соседним княжествам! — ему было совершенно непонятно, почему покойный Чаухан жался на содержание армии. — Он что, тратился только на личные нужды и наложниц?»
— Подай мне вон тот ларец, — он показал казначею на небольшой тиковый ларчик, скромно стоящий на стуле.
Казначей поднял его и подал Мукешу.
— Что в нем?
— Изумруды.
— Отличный подарок для брахманов, — военачальник усмехнулся. — И много еще изумрудов в сундуках?
— Еще один стоит вон в том углу, — казначей показал рукой влево.
— Жизнь продолжается! — весело сказал Мукеш и добавил: — Идем отсюда. У меня еще будет время разобраться со всем этим хозяйством. Он пропустил вперед хранителя богатств и закрыл дверь… — Скажи, Аджмерская казна также полна?
— Аджмерская казна — основная.
— А кто ею распоряжается?
— Главный казначей княжества…
…Военачальник вернулся в зал, подошел к Тохар Гату и сказал ему на ухо:
— Завтра, после моей коронации, отправишь три ганы наших кшатриев в Аджмер. Свезешь уведомление об избрании нового раджи и оставишь их охранять дворец и казну. Ни одна золотая монета не должна пропасть зря. Нам необходимо срочно укреплять границы княжества, особенно на севере. Понял меня?
— Слушаюсь, повелитель.
— Да, и еще: вместо оставленных там преданных мне воинов, люди расслабившегося южного гарнизона вместе со слонами должны прибыть сюда. Будем учить их по полной программе.
— Я все исполню, повелитель.
* * *
Во дворце Раи Питхора полным ходом готовились к коронации. Мукешу пришлось забрать супружескую кровать, а заодно шудр и повара из своего дома. Теперь шудры занимались обстановкой главной спальни дворца — украшали изголовье кровати пышными венками и гирляндами из живых цветов, а повар командовал на кухне.
Жрецы под бдительным присмотром кшатриев готовили тронный зал к новой церемонии. На специальную круглую деревянную подставку на толстой ножке водрузили золотую корону, усыпанную рубинами и изумрудами, в центре которой красовался огромный желтый алмаз — «глаз» Притхвираджей. Рядом положили бархатную священную мантию. От двери до позолоченного трона, щедро усыпанного рубинами снаружи, постелили алую ковровую дорожку с золотым узором по краям.
Мукеш не наблюдал за приготовлениями. В это время он разговаривал с брахманами. Ларец с изумрудами и обещанный в дар приличный надел земли заставил их не сомневаться в правильности решения признать военачальника раджей.
Брахманы торжественно сопроводили его в главный городской храм, прочитали положенные отрывки из священного писания пред изваянием Шивы и попросили четырежды омыться водой из священного источника. Военачальник беспрекословно выполнил предписанный ритуал, после чего его облачили в новые парчовые одежды и проводили во дворец.
Жрецы же, тем временем, успели совершить первый обряд жертвоприношения, затем тщательно смешали семнадцать разных жидкостей, состав которых держался в строжайшем секрете, и перелили всё в четыре сосуда, сделанных из разных пород деревьев с мистическими названиями: джуджуба, гханта, кадамба и амбала, олицетворяющими четыре части света. Затем приготовили особый ритуальный лук со стрелами, предназначенный для таких церемоний, и принялись читать над ним мантры…
* * *
… — Абха, согласно традиции, пора привести себя в порядок пред коронацией, — сказал зашедший в её покои брахман Пандита. — Я отведу тебя в бани…
— Я готова. Идем. — Она направилась за новым семейным брахманом по переходам дворца, сплошь усыпанными цветами лотоса. Хоть Алина и понимала, что мало знает этого мужчину, но не могла отделаться от мысли, что он — уважаемый всеми мудрец, импонирует ей гораздо меньше, чем Мирша. Память о старце навсегда осталась в её сердце…
…Канта с новыми молодыми прислужницами уже ждали её. — Пад-мавати, я здесь, с вами! — радостно пискнула девушка, склонившись в поклоне, и добавила:
— Мукеш повелел нам: «Займитесь госпожой — омойте, натрите маслами и нарядите, как подобает для торжественной церемонии… Он обещал присоединиться к вам вскоре…».
— Пусть присоединяется, я разрешаю, — улыбнулась служанке Алина.
Её провели в просторный зал с парной и двумя бассейнами — большим, где можно плавать, и маленьким — подобием современной ванной с широкими мраморными скамейками по бокам. Уже успевшие полностью раздеться, служанки моментом сняли сари и с госпожи, дали ей выпить слабого настоя из сока дерева сомы и отправили в парную. Она прилегла на шелковую простыню, закрыла глаза и, наслаждаясь приятным запахом эвкалипта, полностью расслабилась. Перед ней появилась высокогорная долина, сплошь усыпанная алыми маками. Трудяги — пчелы перелетали с одного цветка на другой — собирали нектар. Алину неудержимо потянуло прогуляться среди такой красоты. Она ступила на траву, прошлась между цветами, присела над одним, возжелав ощутить его аромат, и неожиданно услышала человеческую речь у себя над ухом:
— Помни! Айбак боится туманов и предпримет нападение не раньше, чем через несколько месяцев…
— Бахадур, это ты? — девушка распознала знакомый голос, но вместо ответа услышала лишь короткое прощальное жужжание улетающей пчелы…
Пребывая в грезах, Алина не чувствовала, что тело её давно покрылось мелкими каплями пота, перемешанного с каплями влаги парной, и очнулась лишь тогда, когда Канта позвала её.
— Госпожа, — испуганно сказала девочка, вы перегреетесь! — подняла её, вывела из парной и помогла зайти в прохладную воду малого бассейна.
— Подайте ваши нежные руки, — попросили служанки.
Та вытянула вперед сразу обе. Девушки натёрли их влажными матерчатыми салфетками, пропитанными неким подобием современного жидкого мыла, потом смыли состав водой.
— Теперь привстаньте, — снова попросили они.
Госпожа поджала ноги под себя и подставила служанкам плечи, грудь и спину… Девушки проделали с ними туже процедуру, затем помогли выйти из ванны, уложили на скамейку и попросили широко развести бёдра. Подобного действа Алина, все же, не ожидала, но находясь под воздействием сока сомы, вместо стеснения, испытала удовольствие. Служанки помассировали её внутренние стороны бедер, несколько раз омыли йони водой, смешанной с небольшим количеством лимонного сока, затем причесали волосы вокруг и на лобке. Алина сначала удивилась «прическе», но спрашивать не решилась, дабы не выказать свою некомпетентность, и наблюдала, что с ней будут делать дальше… На волосы наложили теплый воск деревянной лопаткой, подождали, когда тот остынет и, сняли его вместе с волосами в противоположную сторону от роста корней. Боли девушка почти не почувствовала. Покрасневшую после «операции очищения» кожу смазали миндальным маслом.
— Госпожа, теперь садитесь, — попросила одна из служанок и поставила перед скамьей серебряный таз на деревянную подставку.
— Опустите голову, — Канта, плеснула на неё тёплой водой из кувшина, натёрла ароматическим сандаловым мылом, несколько раз тщательно сполоснула, затем обвернула мягким полотенцем, просушила и слегка расчесала концы прядей волос костяным гребнем.
Полностью занятая очередной процедурой, «без пяти минут пад-мавати» даже не заметила, как в зал вошел Мукеш, сопровождаемый шудрами. Она обнаружила их присутствие лишь после того, как служанки приложили руки ко лбу и поклонились. Алина оглянулась на дверь и, несмотря на выпитый сок сомы, «на автомате» прикрылась куском простыни. Военачальник довольно улыбнулся, разделся, прыгнул в бассейн с противоположной стороны зала и подплыл к ней. — Абха, иди ко мне, — позвал он.
— Не могу, здесь мужчины!
— Шудры для нас — не мужчины и женщины, а просто «бесполые» люди. Они всегда будут рядом, даже во время отдыха, — сказал Мукеш и добавил, понизив голос до шепота: — ты же врачей не стесняешься?
— Нет, — сказала Алина, но все еще медлила прыгать…
— Привыкай и не обращай на них внимания, — настаивал Мукеш, — прыгай в воду, иначе я стащу тебя сам…
После таких убедительных слов Алина скинула простыню и, как истинная женщина, с заложенными в неё природой на уровне подсознания правилами поведения в присутствии незнакомых мужчин, прикрыла грудь одной рукой, другую положила лобок и быстренько соскользнула в бассейн. Мукеш, прижал к себе, приник к губам долгим поцелуем и, не дав опомниться, вошел в её йони почти без предварительных ласк. Через секунду она и думать забыла о посторонних мужчинах…
Сколько времени они провели в бассейне, известно только богам. Опомнились супруги лишь тогда, когда терпеливо дождавшись окончания третьего по счету «заплыва», сопровождаемого восторженными короткими репликами, главный шудра осторожно напомнил им:
— Скоро коронация….
Мукеш оперся руками о бортик, легко подтянулся и встал. Его тотчас накрыли простыней и попросили:
— Прилягте на кушетку.
— Госпожа, вы тоже выходите, — напомнила Алине Канта, подала ей руку, вытянула из воды, промокнула простыней и провела к другой кушетке, что стояла подле той, где лёг Мукеш. Служанки принялись умащать их тела. Алина с интересом наблюдала, как искусные женские руки ублажают крепкое тело Мукеша, и заметила, как нежно и тщательно они массируют фаллос…
После приятного массажа их накрыли теплыми простынями, дали спокойно подремать еще несколько минут, затем попросили встать для одевания…
…В это время повар Мукеша с подручными готовили праздничный обед. Огромный овальный стол в главном зале украсили позолоченными приборами. Вокруг расставили стулья с мягкими бархатными сиденьями. По бокам стола установили массивные китайские вазы с лиловыми бархатистыми цветами.
Дошла очередь до холодных закусок и сладостей, куда легче всего подсыпать яд. Прежде, чем поставить блюда на стол, специальные шудры в присутствии охранников пробовали на вкус копченое мясо, заморские фрукты, местные лакомства из меда… — умудренный житейским опытом преданный повар был хорошо осведомлен об отравлениях во время коронаций. Обычно, этим «баловались» родственники, которых лишили власти. Хоть Мукеша и признали махараджей, — но тайные «доброжелатели» остались. Впрочем, они будут всегда, пока существует человечество…
…Жители города тоже готовились — осыпали улицы проросшими зернами пшеницы и орехами бетеля, молились в храмах и распевали гимны. Народ терпеливо ждал наступления торжественной минуты.
Наконец, она настала, о чем звонко и пронзительно заявили на всю округу глашатые на дворцовой площади…
… Дверь, ведущая из покоев махараджи в тронный зал, открылась. Почетные гости — родственники, командиры гульм, грамани — руководители поселений, жрецы, брахманы и жаждущие защиты от нападений купцы зашевелились, выказывая скрытое нетерпение. Раздались звуки литавр, призывавшие к «готовности номер один», люди замерли. Жрецы заскороговорили ведические мантры.
Мукеш, гордо подняв голову, чинно прошел через зал и встал рядом с тигриной шкурой, заранее брошенной на пол брахманом. В это время Алина, облаченная в ярко-желтое шелковое сари и сплошь увешанная драгоценностями, как и положено настоящей пад-мавати, уже заняла предназначенное ей место в зале. Опершись на спинку трона, она наблюдала за происходящим.
Брахман взял в руки священную синюю мантию, усыпанную золотыми звездами, называемую «чревом раджей», торжественно накинул её на плечи нового повелителя, затем дал ему в руку пять круглых шариков, выточенных из бивня слона, именуемых в народе костями, и произнес:
— Властелин, пусть все четыре части света и Зенит станут твоей судьбой!
Мукеш бросил кости на ковер. Они раскатились в разные стороны на приличное расстояние друг от друга. Брахман вымолвил:
— В твоём сердце живет пять лотосов. Ты творишь из пяти один. Пляши, как Шива Натараджи, и Брахма будет вечно жить в твоем разуме…, — потом обвел рукой круг, который обозначили лежащие на полу кости, и добавил:
— Много земли у ног твоих, повелитель… — отойдя в сторону, он передал руководство оставшейся части церемонии главному жрецу. Настала его очередь подойти к Мукешу, нарисовать ему тилак в виде красной полосы над переносицей и вложить в руки священный ритуальный лук с тремя стрелами. Военачальник сделал по три шага: вперед, вправо, влево и каждый раз направлял лук в сторону, куда шагал.
Жрец сопроводил его действия изречением из священного писания и добавил:
— Поднимись правильно и, сделав ум прямым, как поступает мастер со стрелой во время её изготовления, разбей в клочья нечестивцев…
После этих слов виновник торжества встал на тигровую шкуру, наклонил голову и получил помазанье из каждого сосуда.
— Да будут твои приближенные также послушны, как стадо коров под окнами твоего дворца, — выдал следующее изречение жрец и далее приказал: — выйди и дотронься стрелой до вожака.
Мукеш, сопровождаемый жрецами, вышел на улицу под радостные возгласы горожан, щедро осыпающих его рисовыми зернами, сел в колесницу и сходу въехал в пригнанное на площадь стадо коров с несколькими быками, которых, как принято по древней традиции, купили родственники Чаухана ему в подарок. Военачальник на секунду растерялся: который из быков — вожак, ему было неведомо, и он дотронулся луком до первого, ткнувшего любопытную морду ему в руку, тем самым символично утвердив главенствующее начало и среди подчиненных ему людей. Жрец удовлетворился окончанием церемонии и пригласил его обратно во дворец.
Махараджа «без пяти минут» снова вошел в зал и опустил колено на тигровую шкуру.
Главный жрец подошел к столику, где ждала своего часа корона, взял её в руки и торжественно водрузил на голову Мукеша. Желтый «глаз Притхвираджа» блеснул, испуская мощные лучи. Зал взревел от счастья — наконец-то люди смогли выплеснуть копившийся целый день душевный восторг на единодушно избранного ими вождя…
— Крылья растут на конце меча… Умей быть там, где герои, — торжественно изрек служитель культа Шивы.
— В сонное время не рождается вождь, но дни стремлений и дни тягостей создают вождя, — в свою очередь сказал брахман и торжественно добавил: — Взор вождя создаёт будущее!
Мукеш медленно поднялся с колен, стараясь не уронить корону, и произнес речь — в которой использовал фрагменты речи маршала Жукова на параде Победы. Только перефразировал её, с учетом временной специфики. Получилось актуально:
— Раджпуты! Я, избранный волею Брахмы и Шивы, кшатриев и свободного народа, безмерно благодарен вам за доверие! Клянусь, что не отдам врагу наши земли! Отстаивая каждый локоть земли, проявляя отвагу в каждом сражении, мы настойчиво учились бить врага наверняка, по всем правилам воинской науки! Да, у нас были моменты отчаянного положения. В неравном по силе сражении мы потеряли Чаухана, но выстояли и не пали духом! Выстоим же и сейчас, не дрогнем пред полчищами тупых мамлюков султана!
Из зала послышались одобрительные возгласы. Мукеш продолжил:
— Мы заставим его, как трусливого шакала, навсегда убраться на свою территорию!
— Мар Гури! Мар! — дружно взревел зал.
— С завтрашнего же дня займемся подготовкой к большой войне. Пусть Гури еще раз испытает на себе убийственную силу нового оружия!
— Новое оружие! Новое оружие!.. — закричали кшатрии и забряцали мечами о щиты.
— Но оружие — еще не всё, что необходимо для победы. Соединим же усилия нескольких народов — объединимся с раджей Патана, а через него со всем остальными князьями Кантипура и Бода в решающей битве!
— Объединимся! — послушно вторили гости в зале.
— Победа, или геройская смерть на поле боя! — выкрикнул в последний раз Мукеш, посмотрел на застывшую, как статуя, от удивления Алину, явно никак не ожидавшую услышать подобное, и добавил: — Я закончил речь.
Главный жрец подошел к нему со слезами на глазах и водрузил на шею венок из белых лотосов, тем самым еще раз показав народу, что полностью признал нового махараджу…
… Брахман махнул головой, и распорядитель открыл дверь в следующий зал, где стоял ломившийся от всевозможных кулинарных изысков стол.
Мукеш с Алиной, Тохар Гати, раджа Тараина, командиры воинских подразделений и остальные гости расселись вокруг стола. Распорядитель махнул рукой. Шудр поднес кувшин с кандарьей к кубку Мукеша и налил. Алина внезапно напряглась и тихо сказала:
— Не пей!
— Почему? — удивился Мукеш.
— Кандарья отравлена…
Мукеш подозвал к себе распорядителя:
— Шудр, что разливает вино, из наших?
— Да, — распорядитель сделал удивленное лицо.
— Тогда выпей из кубка за моё здоровье, — приказал Мукеш. — Ну, что медлишь?
Тот помялся и пригубил кандарью.
— Пей до дна! — более грозно приказал Тохар Гати.
За столом повисла гробовая тишина.
Несчастный побледнел, но ему ничего не оставалось делать, как выпить. Через минуту он упал на пол, тело его извивалось в судорожных конвульсиях, изо рта шла обильная пена.
— Измена! — крикнул Тохар Гати, подбежал к умирающему, наклонился и спросил:
— Чьё поручение ты выполнял, говори, иначе Брахма не примет тебя!
— Чандела, — успел ответить тот, несколько раз передернулся в конвульсиях и затих.
Военачальник схватился за кинжал и принялся размахивать им, изрыгая проклятья в адрес соседского раджи. Зал моментально заполонил отряд раджпутов, перекрыв все входы и выходы. Несчастного шудра, налившего «неудачную» кандарью, схватили и поволокли из зала.
— Доставить его в крепость для допроса! — отдал распоряжение военачальник, — только людей Чанделы нам во дворце недоставало! Откуда они взялись? По чьей рекомендации попали сюда на работу? Выяснить все и подробно! — а сам лично отправился в кухню, заставив теперь уже перепуганных поваров снова перепробовать все блюда, предназначенные для праздничного стола. Тревога оказалась напрасной. Отравителю удалось подсыпать яд только в кувшин, приготовленный для Мукеша и его близких.
Сидящие за столом гости взволнованно перешептывались. Брахманы, как умели, старались сгладить ситуацию — читали молитвы, вознеся руки к небу. Алина же не вымолвила ни слова и просто вцепилась в рукав халата онемевшего от случившегося Мукеша…
… Вскоре вернулся командир отряда кшатриев и доложил, что никого из чужаков во дворце не обнаружили. Но Тохар Гати приказал усилить охрану дворца и города и оставил нескольких воинов на кухне — тщательно следить за происходящим там…
Через некоторое время гости успокоились и принялись обсуждать положение страны, перемежая разговоры едой. К кандарью никто не осмелился даже пригубить.
…Наконец дошла очередь до подарков. Постепенно их стали доставлять в зал. Посмотреть было, на что. Представители «заморских» купцов не ударили в грязь лицом — накинули на плечи махараджи шубу из горностая, чтобы та обогревала его во время дождей и сырых туманов, и поднесли персидский меч из дамасской стали с рукоятью, украшенной росписью по эмали. Мукеш взял его в руки, рассмотрел, оценил качество, вставил в ножны, обтянутые мягчайшей бордовой кожей с золочеными накладками и повесил на пояс.
«Поднебесные» тоже расщедрились — преподнесли фарфоровый сервиз и несколько напольных ваз редкостной росписи, затем подали пторихарам знак, и те впустили в зал молоденькую пухлую африканку, будто вылепленную из темной шоколадной массы. Её наготу прикрывали лишь набедренная повязка из тончайшей тафты.
— Повелитель, — объявил узкоглазый купец и скосил взгляд в сторону, — пусть любовь и ласки девушки скрашивают тебе дождливые вечера и ночи.
Мукеш, не ожидал такого «подарка» и взглянул на Алину. Та невозмутимо рассматривала длинноногую девицу с крепкими развитыми руками и шеей, увитой яркими коралловыми бусами, хотя отлично слышала, что сказал купец.
«Ведет себя, как настоящая супруга махараджи» — отметил он и вслух поблагодарил:
— Я оценил подарок, друг, — но пусть пад-мавати найдёт ей применение. В данное время кроме приготовлений к войне меня мало, что интересует…
— Повелитель, перед тобой не простая, а искусная наложница, — не унимался упрямый купец и кивнул головой распорядителю зала. Тот подал знак музыкантам. Зазвенели бубны. Девушка крутанула бедрами, прогнулись назад, коснувшись плетеными косичками пола, потрясла грудями и медленно вернулась в исходное положение. Внезапно бубны зазвенели в несколько раз быстрее — задали поистине бешеный темп танцу. «Шоколадка» вытянулась в струнку и принялась имитировать движения змеи: извивалась, покачивая головой, шипела…, потом неожиданно легла на напольный шелковый ковер и поползла. Достигнув края ковра, она вскочила и, сложив руки над головой в виде купола, в истерическом экстазе закружилась на одной ноге, отталкиваясь другой от пола, вполне поспевая за темпом, задаваемым бубнами.
«Похожа на принявшую сильнодействующий наркотик служительницу тайного культа», — невольно подумала Алина, — «интересно, за какую провинность её продали в рабство?» Она попыталась представить себе картинку, но не смогла, вернее, не захотела тратить энергию понапрасну. Тут за недругами Мукеша приходится следить в оба, а не пробиваться через ауру девушки, плотно защищенную двойным энергетическим кольцом, к её мыслям. Она и так всё узнает чуть позже. Алина сразу получила первичную информацию, как только увидела «шоколадку». Девушка не связана общей энергетикой с отравителем и Ратхором…
Гости же притихли, в недоумении следя взглядами за танцующей. Темп движений наложницы постепенно замедлялся и, в конце концов, обессиленная «шоколадка» упала на пол. Шудрам пришлось уводить её под руки.
— Не нравится мне такой подарок, — шепнула Алина Мукешу, — отдай её вождю Патана.
Тот только улыбнулся в ответ и пообещал купцам сопроводить их в обратный путь с отрядом кшатриев и в следующий раз встретить на границе. Он отлично понял, что экзотическую «девочку» ему преподнесли в качестве предоплаты за охрану караванов…
…Выдохшуюся африканку сменили местные девушки в пестрых юбках. Груди красавиц оставались обнаженными. Их руки и ноги украшали медные браслеты с колокольчиками. Даже в перемычках между ноздрями и в сосках девушек болтались маленькие звенящие штучки. Они встряхивали ими, задавая себе нужный темп. Точные грациозные жесты танцовщиц заменяли предложения устной речи, где каждое движение пальцев обозначало определенное слово. Алина знала об этом. Ведь сама она в недавней «настоящей жизни» хоть и недолго, но занималась индийскими танцами…
Гости заметно оживились — привычное «своё» действо явно нравились им гораздо больше. Красавицы сумели окончательно вывести гостей их психологического ступора, случившегося после неудачного покушения — по окончании яркого красочного действа купцы и брахманы вознаградили танцовщиц несколькими горстями серебряных монет и принялись воодушевленно обсуждать сложнейший танец, полностью захвативший их воображение.
Музыканты прекратили играть. В зале возникла пауза, но буквально через минуту перед гостями появились новые танцовщицы в ярко — розовых нарядах с необычно широкими, собранными в складки юбками. Лица танцовщиц густо загримировали яркими красками под странные, неизвестные Алине чудища. В ноздрях, оттененных красной краской, болтались длинные подвески, на руках множество медных браслетов.
Загрохотали гхатамы — глиняные барабаны; к ним присоединились саранги — инструменты, издающие звуки, похожие на человеческое пение.
Две танцовщицы отделились от остальных, вышли на середину зала и принялись исполнять сложнейшие акробатические трюки, перемешивая их с мягкими танцевальными движениями. Тела танцовщиц казались гуттаперчевыми. Тоненькие звуки, исходящие от колокольчиков, привязанных к щиколоткам, придавали танцу еще больший задор.
«На месте суставов у них должны стоять шарниры», — невольно подумалось Алине. Она не могла понять, как можно так безболезненно выгибать кисти рук и ног в какие угодно стороны, улыбаться, одновременно делать совершенно отдельные движения головой, не синхронные туловищу и конечностям и, при этом, не испытывать никакой боли. «Как они умудряются перенести вес тела на одну ногу, а туловище „разделить“ на части? Их грудь и талия двигаются в противоположные стороны!»
Новое зрелище заворожило гостей еще более предыдущего. К танцующим прибавились новые. У двоих из них грим оказался черным, еще у троих ярко-желтым, а одной приклеили длинную седую бороду.
Не выдержав, Алина отвлекла Мукеша от разговора с Тохаром:
— Скажи, откуда эти девушки и где научились так танцевать? Я не видела их раньше!
Махараджа улыбнулся:
— Не девушки, а мальчики — танцоры, которые учатся своему ремеслу с раннего детства. Их называют готипуа. Деревня, где они живут, находится неподалеку. Древнее мастерство — тайную гимнастику — готипуа передают только своим родственникам.
— Никогда не думала, что тело может так двигаться. Это чудо, Мукеш, настоящее чудо!
— Нет никакого чуда, Абха. Тупой каждодневный, утомительный труд, не более.
— А почему у них маски разных цветов?
— Зеленый — цвет природы, черный — цвет джунглей, желтый — цвет брахманов.
— А борода?
— Бороду носит великий царь обезьян — Ханумана.
— Теперь понятно. Они разыгрывают представление.
— Да, ты правильно понимаешь. Мудрый Брахман побеждает хитрого Ханумана.
— Я бы так никогда не смогла, — призналась Алина.
— От пад-мавати и не требуется такого умения. У тебя иные задачи.
— Какие?
— Поговорим завтра…
…После танцев Тохар Гати вышел «на воздух». Алина тоже воспользовалась ситуацией — «отпросилась» у мужа и незаметно удалилась отдыхать.
Празднество же продолжалось. Неутомимые шудры сновали от стола на кухню, унося опустошенные гостями блюда и ставя на их места новые. К концу вечера гости все же расслабились и взбодрились крепкой каньдарьей, после чего перешли к более воинственным разговорам. Вскоре командиры гульм окончательно распалились и пошли пострелять из лука в каменную ограду внутреннего двора, переполошив сонных обезьян, павлинов и цесарок. Самый меткий получил приз — мешочек с монетами из рук только что избранного махараджи. Только к рассвету утомленные разговорами и едой гости угомонились — уснули прямо за столом, а Тохар Гати еле заставил подвыпивших офицеров вернуться в гарнизон…
