«Хоть на этот раз Чаухан прореагирует адекватно? Вряд ли» — рассуждал военачальник, — что же, он сам и будет виноват в собственном падении и смерти… Я не буду его больше уговаривать. В сложившейся ситуации Притхвираджа только мешает. Вряд ли он распорядится об усилении приграничного гарнизона, так как слишком беспечен, чтобы принимать взвешенные решения.

У Мукеша созрел окончательный план действий, который он принялся воплощать в жизнь без промедления. Первый и главный пункт плана — наладить производство пушек. Раздумывал он недолго и взял за начальную основу трёхфунтовый шуваловский «Единорог», но решил немного увеличить калибр, сделав его, таким образом, четырёхфунтовым. Заодно он увеличил и длину ствола. Увеличивался также и вес ствола пушки — главное, чтобы его расчёты оказались точными.

Как только чертёж и расчёты были завершены, он отправился к ремесленникам — пришлым китайцам, осевшим в городе, отливающим бронзовые изделия, и долго объяснял, что от них хочет. Принцип они уловили сразу, но вот детали… С деталями оказалось сложнее. Пришлось рисовать чертежи. Но он не учел, что литейщики из рук вон плохо умели читать чертежи, но его выручил кусок глины, взятой у гончара, и хотя ствол он вылепил неказистый, но талантливые литейщики и резчики по дереву поняли смысл задумки. Теперь перед ним встали другие задачи: собрать по окрестным землям как можно больше олова, доставить его в город и переплавить вместе с медью; для чего пришлось быстро соорудить плавильную печь гораздо большего размера, чем те, что использовались для изготовления безделушек и кухонной утвари. Но благодаря верным помощникам и с этими задачами он справился.

Тохар Гати оказался не только сильным, но и смекалистым воином. Он показал Мукешу просторный природный грот в скале, который и послужил местом для новой плавильной печи. Примерно за неделю ремесленники успели не только изготовить форму для пушки, но и отлить первую дюжину весьма красивых бронзовых орудий. Декор резчики по дереву придумали сами — изобразив на стволе битву богов, в которой не последнее место занимал Ганеша с телом человека и головой слона.

Всё это время одна часть доверенных кшатриев продолжала готовить порох и набивать им двухкилограммовые бронзовые ядра для пушек, а другая часть занялась изготовлением бронзовых разрывных наконечников — набивали порохом двадцатисантиметровые стволы по той же технологии, что и горшки, вставляли в них запалы и прикрепляли к стрелам. Стрелы поджигали и посылали на приличное расстояние при помощи тугого лука. Разрывные наконечники служили скорее психологическим оружием — большинство их них взрывались в воздухе и могли разве, что поцарапать мамлюков. А вот шальная стрела, «найдя» случайную цель и взорвавшись после того, как уткнулась в тело, гарантированно выводила бойца из строя либо убив, либо сильно оглушив. Бронзовые гранаты весом в три четверти килограмма с их трёхсотграммовым зарядом пороха и корпусами, напоминающими гранату-лимонку, были куда опаснее. Взрывом одной гранаты могло убить и трёх-четырёх мамлюков, вот только забросить такую штуковину далеко было очень трудно, только предварительно раскрутив на привязанной к ней верёвке, а посему не каждый наёмник отваживался взять в руки грохочущую смерть, так как несколько воинов уже погибли на тренировках. Командирам приходилось насильственно — пинками и зычными окриками заставлять наёмников учиться обращаться с непростым оружием.

… Работа кипела и днем и ночью. Но не сразу «Москва построилась». Литьё пушек оказалось делом весьма трудоёмким. При более тщательном рассмотрении оказалось, что модель ствола пушки получилась отличной, а вот с литейной землёй пришлось повозиться. Её изготавливали из хорошо просушенной молотой глины, промытого кварцевого песка с добавлением толчёного угля и смеси олифы с небольшим количеством сахарного сиропа. Литейная земля нужного качества получилась только с седьмой попытки, когда было найдено наилучшее соотношение частей глинопесчаной смеси и связующего. Больше всего пришлось повозиться с землёй для закладного стержня. Ведь именно от неё зависел успех всего предприятия.

Рядом с плавильной печью была устроена литейная яма, в которую ставили вертикально песочную форму, после чего её заполняли слегка увлажнённым песком и плотно утрамбовывали. Расплавленную бронзу заливали в широкую горловину литника, находившуюся сбоку от полости ствола. Металл подавался в неё снизу и быстро поднимался вверх. Воздух выходил из формы через душники и выпары. Последний состав литейной земли оказался настолько удачным, что её без добавления свежей можно было использовать три-четыре раза, лишь слегка увлажняя. Так что, с ней проблем не было, зато имелась другая, с тонко истолчённым графитом, который шел на припорох, благодаря которому литейная земля не прилипала к модели.

У купцов нашлось всего несколько кусков этого минерала, и потому скоро графитовый припорох закончился, но его довольно удачно заменила ламповая копоть. Благо резчики по дереву изготовили ещё три модели с точно таким же декором, как и на первой, а поскольку они пустили в дело крепчайшую древесину мансонии, то модели могли служить не один десяток лет. На литьё пушек пустили всю бронзовую и медную посуду.

Мукеш несколько раз подумывал, что надо бы переплавить все статуи и статуэтки богов, но сам же и отказался от такой мысли. Индия не Россия, где на пушки переливали колокола…

…Бронзовых дел мастера стремились довести каждую пушку до идеального состояния, но Мукеш только и разрешил, что слегка отшлифовать их кусками песчаника с водой. Всё внимание он приказал уделить обработке стволов внутри, для чего самый лучший кузнец выковал по его чертежам три стальные развёртки нужного диаметра и длины. Обработанные таким нехитрым способом стволы получились идеальными.

Мукешу пришлось заплатить мастерам раза в два больше изначально означенной суммы. Но он не жалел собственных денег на нужное дело. Ведь он работал «на себя», вернее, на свою армию и собственный имидж…

Военачальник спал по четыре часа в сутки. Все его остальное время занимало приготовление к большой войне. На территорию гарнизона «пришлых» не пускали. Все, что происходит в крепости, преданные ему раджпуты держали в строжайшем секрете. Под страхом смерти он попросил не разглашать то, чем они занимаются. Хотя, они и так бы молчали. Гордым раджпутам позорная смерть не улыбалась. Только смерть на поле боя устраивала их.

…Мукеш успевал везде, и везде его приказания исполнялись неукоснительно, без наводящих вопросов. Он чувствовал, что находится на пике популярности. А вот нравится ли такая его популярность Чаухану? Хвала богам, пока военачальник не чувствовал какой-либо ревности с его стороны и продолжал беспрепятственно заниматься укреплением боеспособности армии.

Но во Вселенной все происходит неожиданно. Видимо Брахма не уследил за демонами: после очередных учений Мукеш приехал домой поздней ночью и решил поспать хоть несколько часов. Но не тут-то было. Его неожиданно разбудил кшатрий.

— Чаухан просит вас явиться во дворец немедля, — сообщил он.

Несмотря на колоссальную усталость, Мукеш заставил себя встать с постели, второпях собрался и предстал пред очами повелителя. Притхвираджа явно был без настроения.

— Чаухан, что произошло на этот раз? — спросил военачальник.

— Не спится мне, Мукеш, тревожные мысли гложут душу.

— Да, поговорить о насущном действительно назрело: как бы ты не сопротивлялся моим словам, напоминаю, что над нами нависла серьезная угроза — отлично подготовленная боеспособная армия Гури. Предлагаю усилить все приграничные гарнизоны — доставить в близлежащие крепости как можно больше продовольствия и боеприпасов. Каждый день нужно быть готовыми к новым нападениям.

— Я согласен с тобой, — заставил себя произнести вслух Притхвираджа.

— И пора объединяться с другими кланами, — добавил военачальник.

— С моими личными врагами?! — вскричал Чаухан, — не говори мне о них больше!

— Но есть еще клан Чалукьи и Чолы из Танджура. Может, пошлем к ним гонцов с приглашением на переговоры?

— Раджи этих кланов по происхождению ниже нас, но не признают этого, слишком высокомерны и вряд ли решатся помогать нам.

— Чаухан, напоминаю, тогда нас всех разобьют поодиночке.

— Никогда! Раджа Паджван имеет хорошо обученное войско. Мы справимся, как и в прошлый раз, объединившись с ним.

— Не справимся. У Гури людей гораздо больше, чем в прошлый раз.

— Ты забыл, что в прошлый раз я уже победил его, и даже сумел ранить!

— Нет, не забыл. Но сейчас он стал гораздо сильнее и опаснее.

— Тогда набирай на службу новых наёмников из местных крестьян.

— Местных наёмников надо обучать. На их подготовку уйдет несколько масов, а у нас мало времени.

— Платить хорошо обученным нечем, уходи, — махнул рукой Притхвираджа, — я поразмыслю в одиночестве. Остальные мои советники, так же, как и я, слишком честолюбивы. Легче принять смерть на поле боя, чем объединяться.

— Не смею больше уговаривать тебя, — Мукеш поклонился и демонстративно, не спрашивая позволения, вышел из зала для приемов.

«Хочешь умереть с пафосом — я препятствовать не буду. Флаг в руки» — подумал раздраженный очередной безрезультатной беседой военачальник, спустился на выложенный крупными каменными плитами двор и поднял голову вверх: небо над Питхором затянуло рваными черными тучами. «Давно я не видел таких, непрерывно наползающих, как саранча, мрачных облаков. Сегодня махараджа окончательно прогневил богов!» — пронеслась мысль в голове у Мукеша. — «Последняя серьезная гарджа — гроза случилась ранним утром, как раз перед битвой с Ратхором…, пожалуй, поеду не домой — досыпать, а в гарнизон. Распоряжусь отправить усиленные дозоры вдоль всей границы. Войско необходимо привести в боевую готовность…».

…Мукеш второй день наблюдал за бездействием Чаухана и думал: «Зря раджа надеется, что Гури боится его после последнего набега. Пленные говорят, что не знающий жалости афганец без устали укрепляет армию, а значит, готовит очередной „сюрприз“. Что он предпримет в ближайшее время? С какой стороны ждать его внезапного появления?»

Оказалось, что мыслил он правильно. Алина подтвердила, что к границам княжества стекается огромное войско. Вот — вот Гури вновь предпримет атаку. Утром дозор подтвердил опасения: кшатрии донесли, что на прошлой неделе Муххамед предпринял нападения на два других более мелких княжества и завоевал их. Но, несмотря на крайне тревожную обстановку, Чаухан позволил себе развлекаться со вчерашнего дня. Был повод. Его любимая супруга родила первенца — сына…

…Хорошо, что Мукеш не тратил времени зря. Тайно изготовленные пушки, поставленные на массивные дубовые лафеты, оснащённые простой и прочной системой прицеливания, вывезли из гарнизона. А полторы сотни самых надёжных сметливых и преданных лично Мукешу воинов-раджпутов, быстро переквалифицировавшихся в канониров и артиллерийскую прислугу, тренировались в стрельбе. Все они умели читать и писать, а потому могли разобраться в простейших артиллерийских таблицах и инструкциях, составленных аспирантом. По результатам недельного пребывания на стрельбище раджпуты поняли, что именно они будут элитой армии и потому не щадили сил так же, как не щадили сил те, кто без устали добывали селитру и серу для изготовления пороха. Неподалёку от учебной артиллерийской позиции находились самые тугоухие слоны и лошади, которых приучали к грохоту выстрелов, чтобы в будущем можно было быстро менять позицию. Каждое орудие могли легко сдвинуть с места пяток артиллеристов из орудийного расчёта. Но и слонов научили буксировать пушки.

В итоге, снабжённые сошниками лафеты пушек Мукеша получились очень похожими на лафеты знаменитой пушки «Наполеон». Так что, «на свет родился» некий орудийный гибрид. Широко разнесённые пушечные колёса позволяли быстро разворачивать его в любую сторону…

…Пороховые заряды разной мощности упаковали в цилиндрические пропитанные маслом мешочки, пошитые из плотного шелка, а просмоленные пыжи из трёх слоёв войлока точно подогнали по калибру, что позволяло быстро перезаряжать орудия.

Плохо было только одно: полностью готовыми оказались всего полторы дюжины орудий, зато прямой наводкой они стреляли на расстояние в восемьсот метров, а полёт ядра с пороховым зарядом повышенной мощности составлял примерно два километра. Бронзовые ядра с деревянной дистанционной трубкой взрывались с отменной мощностью. Ведь конструкция орудия оказалась весьма неплохой, что и не удивительно. Его конструктор хорошо знал историю, и потому сумел опередить время на несколько столетий…

… Военачальник терялся в догадках: «Муххамед хитер и непредсказуем. Попробую поговорить сегодня с Чауханом еще раз, хотя, вряд ли он меня послушает…». — Мукеш не выдержал и решил явиться к радже без приглашения. Если Чаухан пошлет его вон, он ничего не потеряет…

Сразу по прибытию во дворец старый шудра проводил его во внутренние покои. Саньогита кормила грудью младенца, а повелитель любовался ими обоими и пребывал в отличном настроении.

— Мукеш, послушай, как забавно сопит и причмокивает мой сын!

— Да, мой повелитель. Малыш выглядит крепким. Будет, на кого оставить княжество.

Раджа довольно улыбнулся, выслушав похвалу военачальника, и задал вопрос:

— Надеюсь, на моих землях все спокойно?

— Пока спокойно, мой повелитель, — Мукеш наклонился к радже, и следующие фразы произнес шепотом: — Но я чувствую близкую опасность.

Чаухан и нахмурился, предугадав ответ.

— Дозорные сообщают, что войско Гури на подходе.

— Выйдем в сад, — попросил Чаухан, — от такого известия моя супруга лишится молока, — он махнул рукой, подзывая молодого шудру.

— Принеси нам джаджир — кальян.

Шудра поклонился и исчез за занавесью.

— Сядь рядом со мной, — Чаухан показал Мукешу рукой на маленький синий диванчик, стоящий под махровой сиренью в отдаленной части сада, тяжело плюхнулся на него и замолчал.

Мукеш сел напротив. Некоторое время ему пришлось «любоваться» изрядно выросшим за последнее время животом повелителя. «Вот она, расплата за чрезмерную похоть. Чаухан прилично располнел».

Притхвираджа не торопился продолжать разговор. Он ждал шудру с джаджиром и поглядывал на большого белого попугая с красным хохолком, сидящего в позолоченной клетке, подвешенной рядом на старом ветвистом баньяне. Попугай копировал крики самцов-павлинов, распушивших зелено-синие хвосты и чинно расхаживающих вокруг неприметной самки, дремлющей рядом с фонтаном…

Наконец, шудра вернулся с большой серебряной колбой, из которой торчали две полые трубочки, обтянутые змеиной кожей. Вверху колба заканчивалась глиняным блюдцем с дырочками и колпаком.

— Поставь рядом с нами, на столик, — приказал раджа, подождал, пока шудра разожжет кедровые угли, затем взял в рот трубочку, глубоко вдохнул в себя душистую смесь и выпустил большую струю дыма. Сложный аромат, состоящий из корицы, имбиря, аира, кардамона, гашиша и цветов лотоса быстро распространился по террасе.

— Попробуй, новая смесь тебе понравится, — предложил он Мукешу, откинувшись на спинку дивана.

— Непременно, мой повелитель, — Мукеш вдохнул через другую трубочку и вопросительно посмотрел на Притхвираджу. Через пару минут тот снова заговорил:

— Я решился. Отправь гонцов в соседние княжества — пригласи на переговоры. Другого выхода, действительно, нет. Придется объединить наши войска.

«Ты „вовремя“ прозрел!» — хмыкнул Мукеш, а вслух сказал:

— Слишком поздно, мой повелитель. На нашей стороне выступят только ваш родственник — раджа Паджван, да сосед — раджа Тараина. Последнему деваться некуда. Все сражения происходят на его территории. Княжество находится в непосредственной близости от Пенджаба. Именно оттуда Гури и совершает вылазки. Не забывай, что султан уже успел подчинить себе княжества Лахор и Пешевар. Раджа Чанделла сразу не согласится воевать на нашей стороне. Его, также как и вас, нужно было начинать уговаривать гораздо раньше. Раджу интересуют только личные владения.

Повелитель сделал вид, что последнюю фразу не расслышал и спросил:

— Что говорят пленные? Сколько людей удалось собрать султану?

— Чаухан, его армия разрослась. Он набирает воинов из любых кочевых племен. Не отказывает никому. Единственное условие, которое выставляется им — полное повиновение командирам. Сейчас в распоряжении Муххамеда уже сто пятьдесят тысяч мамлюков и наемников, столько же лошадей и двести боевых слонов.

— Откуда слоны у султана? — удивился раджа.

— Набрал из покоренных им княжеств.

Притхвираджа снова вдохнул в себя смесь и замолчал… На террасе показался доверенный шудра и прервал его размышления:

— Всемогущий, во дворец прибыл гонец с личным посланием для вас, — он с поклоном поднес свиток радже. Тот нехотя развернул его. Через секунды лицо Чаухана стало чернее тучи.

— Прочти, — он нервно кинул свиток на колени Мукешу.

Тот прочитал вслух:

— Неверный пес, через два восхода солнца я обезглавлю тебя. Готовься к поражению.

Чаухан вскочил с места и неистово закричал:

— Убить гонца, немедленно!

Мукеш вскочил следом.

— Я хочу видеть его мучения! Прикажи привести слона! — отдал он распоряжение шудре.

— Куда, к фонтану, мой господин? — слуга замешкался от удивления.

— Нет. Мы выйдем во внутренний двор. Поторопи людей. Пусть вынесут кресла для нас и подготовятся к казни.

Чаухан, как маятник, заходил взад — вперед по террасе, затем бросил военачальнику:

— Спускаемся, — перепрыгивая сразу через три ступени лестницы, он выбежал во двор, где уже суетились шудры. Зная норов своего господина, они вовремя успели вынести кресла. Чаухан, запыхавшись, плюхнулся на мягкое сиденье и наблюдал как через арку, служащую проходом во двор, неспешно шел старый слон. Следом рабы несли помост. Мукеш сел по правую руку от раджи и помалкивал, погрузившись в размышления о будущей войне, но быстро очнулся от жуткого крика гонца. Слон, по команде погонщика, немедленно расправился с заранее обреченным на смерть мамлюком. Раджа встал и направился в свои покои. Казнь не принесла ему удовлетворения. Задетое самолюбие кипело еще сильнее.

— Готовься к сражению, — кинул он военачальнику на ходу.

По дороге в гарнизон тот успел заскочить домой и сообщить Алине, что главная война, к которой он так тщательно готовился, началась. Она спокойно выслушала его, закрыла глаза, помолчала с минуту, затем прошептала информацию, которая предназначалась только для его ушей. Теперь он знал, как действовать, и что произойдет дальше…

В небе над Тханисаром — столицей маленького соседнего княжества Харши, расположенного неподалеку от земель Притхвираджи, всходило солнце. Несколько тысяч пехотинцев из трех объединенных армий, равномерно распределенных между «ходячими танками» — один полностью экипированный слон на пятьдесят человек, и сто тысяч конных лучников построились в линию в долине на подступах к городу.

Притхвираджа расположил армию по собственному усмотрению, и Мукеш не стал делать ему никаких замечаний. Во всеобщей суматохе подготовки к бою ему удалось сделать главное, незаметно доставить к месту сражения артиллерию и спрятать её от чужих глаз.

Чаухан, к удивлению раджпутов, облачился в новый халат шафранового цвета, надел мор — тюрбан, украшенный рубинами, и наручи. Внешний вид повелителя показывал, что он приготовился к последней в своей жизни схватке с врагом. К тому же, он заметно нервничал. Утреннее омовение и медитация не помогли. Ему никак не удавалось сосредоточиться и забыть кошмар сегодняшней ночи: царица нагов — Манаса крепко обвила его холодным телом, головой прижалась к левой стороне груди, выпустила из пасти черный раздвоенный язык и прошипела:

— «Рука Кутб уд-Дина…, Кутб уд-Дин…, Дин…, Дин…, остерегайся его…».

Чаухан подозвал к себе Мукеша и, плохо скрывая волнение, заметил:

— У Гури огромное количество мамлюков.

— Я говорил тебе, повелитель, но ты не верил.

— Но я не вижу слонов у Гури. Наверное, у него их нет.

— Возможно, что их спрятали в лесу, мой повелитель. Давай подождем, пусть воины султана первым начнут атаку, а мы еще раз попросим Шиву и Арджуну пустить с небес золотые стрелы и поразить врагов.

Чаухан промолчал в ответ. Он не захотел рассказывать собственный сон воечальнику…

… Айбак, командующий боем, тоже не торопился. Напряжение обеих армий росло…

— Началось! — вдруг крикнул Мукеш, опустил на лицо стальные косички, подал знак лучникам и, подняв меч, поскакал с Чауханом вдоль строя, к которому присоединились раджупы Харши и Мелеси Панджвана.

Махараджа явно нервничал — бесконечно дергал за узду скакуна, то ускоряя, то замедляя темп. Мукеш, напротив, был спокоен, как никогда, и крикнул повелителю:

— Пора, подайте знак кшатриям!

Махараджа высоко поднял меч и угрожающе махнул им несколько раз.

— Мар, — закричали раджпуты, — мар Гури, мар… Не отдадим афганцу наши земли! — и забряцали оружием в знак поддержки Притхвираджи.

Со стороны неприятеля раздался жуткий вой, первые ряды мамлюков Муххамеда расступились и конные лучники рванулись вперед. Они метко прицеливались и стреляли в самый низ слоновьих ног, быстро маневрируя на поле боя. Стальные кольчуги, надетые на животных, доходили только до колен, оставляя открытыми нижнюю часть ног, и не защищали их от стрел. Это был промах. Пехота, в задачу которой входило тщательно охранять ноги животных, все же, пропустила несколько стрел. Слоны Чаухана ревели от боли, крутились на месте и отказывались слушать команды. Медные ракеты с разрывными бронзовыми наконечниками, выпущенные раджпутскими лучниками, хоть достигали цели, но на место убитых вставали всё новые и новые полчища мамлюков. Их не страшили и оглушительные взрывы куда более мощных бронзовых гранат, разящих сразу по несколько воинов передней линии своими осколками. С криками и ржанием падали на траву люди и кони, но их место в строю занимали скачущие сзади конные мамлюки.

«У воинов Муххамеда новые, более тяжелые стрелы, — заметил Мукеш, — Афганец продумал наступление…».

Вслед за конницей султана в бой ринулась пехота. Конные раджпуты неистово рубили головы мамлюкам и старались держать строй не слишком плотным, чтобы можно было пропустить сквозь него пехотинцев. Им удалось сделать коридор. Пехотинцы, прикрываясь щитами от стрел неприятеля и подгоняемые офицерами, сидящими в боевых колесницах, пошли в наступление. Раджпуты держались по двое и закрывали щитами от стрел не только себя, но находящегося сзади метателя гранат. Теперь, когда до врага было рукой подать, самые невозмутимые из воинов Мукеша сноровисто поджигали фитиль, делали замах, и бронзовая граната, кувыркаясь в воздухе, улетала метров на тридцать, чтобы взорваться за спинами мамлюков. Вот теперь взрывы гранат причиняли куда больший урон, однако мамлюки со странным упорством обречённо шли и шли на смерть. Видимо, смерть под пытками за трусость страшила их больше, чем смерть в бою.

Целый день над полем слышался ожесточенный лязг оружия, отчаянные крики людей, рев слонов, взрывы гранат и стрел. Раджпуты, одетые только в шлемы, металлические нарукавники и дхоти, передвигались быстрее, чем мамлюки, запрятавшие тяжелые кольчуги под складки длинных халатов, подпоясанных ремнями.

Малеси Паджван уже который раз посылал своих кшатриев в атаку, но толку было мало. Мамлюки не уступали. Тогда Паджван спустился со слона, вскочил на коня и рванулся вперед, расчищая себе дорогу мечом, то и дело опускающимся на головы рабов, пытавшихся выбить его из седла.

Воины, вдохновленные храбростью раджи, последовали его примеру и с удвоенной силой принялись уничтожать врага. Все же, бесстрашного Малеси задели мечом по руке, и кшатрии вывели его из боя и заставили перевязать рану.

Солнце клонилось к закату. Но окончательно сломить врага не получалось. Как только раджпуты оттесняли мамлюков на исходные позиции, снова появлялись все новые и новые воины-рабы. Барабанщики, подбадриваемые палочными ударами надсмотрщиков, изо всех сил старались поддерживать боевой дух кшатриев и перекрывать несмолкаемый вой мамлюков. Казалось, сражению не будет конца. Ни одна армия не уступала друг другу в смелости и силе.

Перелом наступил после того, как часть слонов Притхвираджи, в ноги которых попали стрелы, внезапно полегла на землю.

— Повелитель, стрелы отравлены! — догадался Мукеш.

— У нас еще достаточно людей, — ответил Чаухан, — мы отстоим наши земли.

Подняв меч, он закричал:

— Раджпуты, за мной! — и безрассудно поскакал вперед, прямо на врага, не дожидаясь, когда остальные догонят его.

— Чаухан, остановись! Куда ты! — крикнул ему военачальник. Но тот, наоборот, пустил коня в галоп.

Мукеш заорал, что было силы:

— Махараджа в опасности, — рванулся за ним, но было уже поздно. Как подтверждение его опасениям, внезапно появились те, о ком забыли: навстречу смельчакам выдвинулись «ходячие танки», укутанные в такие же кольчуги, что и животные Притхвираджи. Они ждали своего часа в лесу. Четко выполняя команды погонщиков, слоны полностью преградили путь воинам Притхвираджа и стремительно оттеснили с десяток раджпутов, среди которых оказался и Чаухан, к краю поля — ближе к расположению основных сил армии Муххамеда, после чего замкнули кольцо. Раджа оказался в самом его центре. Кшатрии, что находились рядом с ним, пытались спрятать повелителя под щитами, но их быстро перебили тяжелыми стрелами, выпущенными лучниками, сидящими на боевых слонах. Растерянный Чаухан остался совершенно один в окружении неприятелей. Никто из мамлюков не посмел самовольно поднять руку на раджу. Они реагировали только на распоряжения Кутб уд-Дина…

… Из башни, возвышающейся на спине самого крупного боевого слона, выкинули лестницу. Муххамед, а следом за ним и Айбак, спустились вниз. Султан широко улыбнулся Чаухану. Мамлюки столпились рядом и радовались победе, показывая пальцами в сторону пленника и улюлюкая от счастья в ожидании щедрого вознаграждения.

— Подвести Чаухана к султану, — распорядился Кутб уд-Дин.

Воины скрутили руки пленному радже, подвели к Муххамеду и силой опустили перед ним на колени. Но тот поднял голову, гордо посмотрел в глаза султану и сказал:

— Земля, на которой ты стоишь, веками принадлежит раджпутам. Она никогда не станет твоей.

— Она уже моя, побежденный пес, а ты — жалкий пленник. Я не раз предупреждал, что убью тебя, если будешь сопротивляться. Но ты не верил. Священная война проходит под защитой Аллаха. Он сопровождает и защищает нас во всех сражениях. Так что, рана, что ты случайно нанес мне, затянулась быстро. Но твой урок я запомнил. Хочешь жить — моли о пощаде.

— Никогда, — гордо ответил Чаухан и плюнул в сторону победителя.

Султан подошел к Айбаку и что-то прошептал ему на ухо.

Медленно, наслаждаясь своим превосходством, Кутб уд-Дин достал из глубины складок халата острый кривой нож и с размаху резанул им по глазам раджи. Тот вскрикнул, закрыл лицо руками и опустился на землю. Муххамед посмотрел на окровавленное лицо раджи с зияющими на нем пустыми глазницами, довольно улыбнулся, опустил кисть руки вниз и нарочито равнодушно приказал:

— Айбак, снеси ему голову с плеч.

Тот незамедлительно выполнил приказ своего Бога и Господина, затем нагнулся, снял с его пальца необычный перстень, в котором вместо традиционного изумруда был вставлен кристалл горного хрусталя, и поднес султану.

— Оставь безделушку Чаухана себе — равнодушно отмахнулся султан от подарка.

— Благодарю за подарок, всемогущий, — Айбак натянул его на свой указательный палец, повертел и так и сяк, любуясь красочными переливами кристалла, и несколько раз цокнул языком, выказывая удовлетворение…

Мукеш не видел, что происходило с Чауханом дальше, но помнил: гибель тридцатитрехлетнего раджи, описанная в старинных легендах, действительно произошла именно так: неожиданно для себя, в горячке сражения Притхвираджа и попал в руки Муххамеда… Но ничего не поделаешь. Видимо, сама Вселенная уничтожила Чаухана. Да и думать о смерти махараджи сейчас не время. Необходимо спасти город и его жителей. Наступил решающий час битвы, о чем и Алина мысленно предупредила его, находясь в храме и успокаивая жителей. Посему, военачальник стал действовать без промедления: за пальмами спрятали пушки и ядра, незаметно доставленные сюда из гарнизона. Пришло время пустить в ход полевую артиллерию. Её численность была невелика, всего полторы дюжины четырёхфунтовых орудий и по полсотни зарядов на каждую пушку.

Мукеш берег их напоследок — выжидал, когда мамлюки подустанут и потеряют бдительность. Раджпуты — артиллеристы, дежурившие рядом с новым оружием, еле дождались приказания Тохара Гати выкатить тщательно замаскированные пушки на небольшое возвышение позади сражавшихся товарищей, снять с них дубовые ветки, зеленые накидки и направить стволы восемнадцати орудий, поставленных в ряд на расстоянии в дюжину шагов друг от друга, в сторону слоновой гущи. Канониры зарядили их пороховыми зарядами для стрельбы на среднюю дистанцию, а в ядра вставили дистанционные трубки, взрывающиеся буквально через две-три секунды после падения на землю. Мукеш махнул красным флажком. Артиллеристы поднесли фитили и выстрелили залпом.

На этот раз залпы полутора дюжин орудий были настолько громкими, что и султан, и его воины, явно устрашившиеся грохочущей смерти, буквально остолбенели. Первые залпы послужили раджпутам долгожданным сигналом к стремительному отходу на позиции с обеих сторон от артиллерийской батареи. Воспользовавшись замешательством афганцев, кшатрии подхватили на руки раненых и понесли их в сторону своих, заворожено наблюдая, как в их сторону несётся синеватая копоть…

…Один раз, второй, третий… Все восемнадцать двухкилограммовых ядер ударили в самую гущу слонов султана. С десяток животных Гури тяжело опустились на бок, человек пятьдесят пехотинцев, вернее их останки, отбросило взрывной волной метров на двадцать. Перепуганные лошади неприятеля, находящиеся рядом, понесли, колесницы перевернулись. За время кутерьмы, образовавшейся от неожиданной атаки, пушкари успели снова зарядить стволы ядрами и выстрелить еще раз. На перезарядку орудий у ревущих от ненависти раджпутов ушли считанные секунды. Они быстро прочистили стволы банником, смоченным водой с уксусом, затем первый заряжающий затолкал в ствол шелковый мешочек с пороховым зарядом, второй воткнул пыж и вложил ядро с вставленной в него дистанционной трубкой, после чего вместе с прочищающим загнал его в ствол.

Вторым залпом раджпуты послали ядра за спину своим товарищам прямо в ряды вконец ошарашенных мамлюков, и хотя расстояние между взрывами было более пятидесяти метров, ядра рванули строго по линии, словно разрезав поле битвы пополам.

— Что происходит! — вскричал Муххамед, услышав мощные взрывы, сотрясшие округу.

— Поднимемся в башню и посмотрим, — ответил Айбак.

Перед ним открылась безрадостная картина: раджпуты обстреливали их воинов из неизвестного мощного оружия. Среди мамлюков царил хаос. Многие оглохли и полностью потеряли ориентацию. Сразу после орудийных залпов раджпуты пустили в ход свинцовую картечь размером с вишню, упаковав её в мешочки из плотной хлопковой ткани. Враг находился на расстоянии примерно в семьсот метров от батареи, а картечные картузы имели немалую мощность. Картечь разлеталась весьма приличным веером и буквально выкашивала воинов султана сотнями, а он только и мог, что в бессильном гневе сжимать кулаки не понимая, что за страшное смертоносное и грохочущее оружие появилось у раджпутов неизвестно откуда. Впрочем, после девятого по счёту залпа, уткнувшись носом в землю, он припомнил, что у китайцев вроде бы есть какое-то оружие, издающее страшный грохот…

…Пользуясь их растерянностью, раджпуты пошли в наступление и теснили их в сторону дороги, откуда те и пожаловали.

— Уходим! — Айбак понял, что его армия неожиданно понесла гораздо больше потерь, чем ожидалось, и подал знак командирам: на сегодня хватит…

— Мукеш, Айбак отступает! — крикнул Тохар Гати.

— Очень хорошо. Мы получили передышку, но ненадолго. Скоро они явятся снова. Так что, мы лишь выиграли время, чтобы отлить еще десятки пушек. Тебе придется проехать по соседним гарнизонам, помочь соорудить там плавильные печи и привезти кшатриям готовые ядра и порох. А еще необходимо найти тело Притхвираджа, — добавил к сказанному Мукеш, — он погиб, как герой, пытаясь спасти город и армию… Да восхвалят его боги…

— Откуда ты знаешь, что Повелитель погиб?! — удивился Тохар Гати, — возможно, что сейчас он ведет переговоры в шатре у султана!

— Султан не ведет переговоров с противником. У него существует только одно понятие: жизнь во имя войны до победного конца. Захваченных в бою раджпутов он не милует, даже если перед ним махараджа.

Военачальник сложил руки вместе и поклонился богам во все три стороны. Тохар Гати примолк, пораженный словами командира, и проделал тот же самый ритуал…

… Раджпуты терпеливо дождались, когда последние мамлюки скроются за линией горизонта, и Мукеш приказал искать тело Чаухана. Нашли его сразу — на краю поля. Его голова была насажена на острый кол, вбитый в землю. Кшатрии сняли голову и приставили к телу, уже лежащему в повозке. Мукеш заметил, что варджа на пальце Чаухана уже не было. «Что же, придется его вернуть…» — подумал Мукеш, вспомнив рассказ деда…

… Воины возвращалась в город тихо, без сопровождения привычных победных звуков труб. Мукеш ехал впереди, освещая дорогу факелом. Рядом с ним катилась повозка с повелителем. Только к ночи они добрались до Раи Питхора. Завидев процессию с приспущенным флагом, протихара открыли ворота и, узнав мертвого Притхвираджу, воздели руки к небу, вопрошая:

— Почему? И громко завопили, оплакивая махараджу:

— «Чем мы прогревали тебя, о всемогущий Шива? — Разве не подносили мы тебе щедрые дары, не исполняли яджус — жертвоприношение, не следовали мудрым советам, не воспевали в молитвах?» — Продолжая вопрошать, они вглядывались в тёмное небо, пытаясь услышать ответ…

…Весть о гибели повелителя разлетелась по городу за считанные минуты. Люди в спешке выскакивали из храмов, падали на колени и обращались к богам все с тем же вопросом.

Процессия добралась до дворца. Широкие ворота, ведущие в арку двора, уже были распахнуты. В них стояла Саньогита. Увидев тело мужа, она бросилась к нему и воскликнула:

— О солнце Чауханов! Я помню тот день, когда отец Малеси Паджвана, ныне пребывающий вместе с братьями в Брахме, выкрал меня из дворца отца. В тот день они погибли, отбиваясь от нагнавших их в пути кшатриев дворцовой стражи, но раненый Малеси сумел привезти меня сюда, и я, вопреки воле жестокого отца — твоего врага, стала верной женой, женой Притхвираджа! Я всегда была предана тебе, о мой, обожаемый всеми муж! Никто так полно не испил чашу удовольствий и славы как, ты. Жизнь — пустяк. Погибнуть героем — значит стать бессмертным! Я последую за тобой, о мой, обожаемый всеми муж!

«Аджмерские наложницы тоже последуют за ними, а их не менее ста, — с горечью в сердце подумал Мукеш, — сколько еще женщин и придворных слуг погибнет в огне, устремившись следом за повелителем в новую жизнь…»