Глава 22
За дверью – весна.
Наверное, тут конец мая. Ароматы, звуки… Разноголосое, цветное половодье…
Колышется на ветру сочная зелень. Птичий щебет долетает из сквера. А вдали за кустами и асфальтовыми дорожками – вопли ребятни. Футбольный матч – в самом в разгаре.
Я помню ту спортплощадку.
Я знаю, что там, за кустами.
Турники с облезлой краской. Кое-как скошенный газон. На краю всегда пробивалась упорная лебеда…
А если миновать футбольное поле и свернуть за панельный дом – увидишь трёхэтажное, из красного кирпича здание.
Школа… Моя школа.
Я опустил База на траву – молодую, яркую. Совсем не похожую на ту – из города мёртвых.
Рядом – выложенная камнем площадка. Посреди, в крохотном фонтане журчала струйка. Можно напиться и умыться.
Здорово!
Жаль, что мои друзья – до сих пор ослепшие. Но мне лучше. И им должно полегчать.
– Привал, – объявил я сиплым голосом, – Тут безопасно!
– Где мы? – прошептала Майя.
– Это сквер. А там, фонтан с водой… Здесь хорошо… Сирень цветёт.
– Вижу.
Я радостно вздрогнул. Оклемалась после «светлячка»?! Так быстро!
Притянул её к себе и поцеловал в запылённую щёку. Она мягко высвободилась. Смущённо моргнула:
– Это твой город?
– Наш, – кивнул на Крота, – И твой тоже…
Я схватил руку слепого. Мне хотелось, чтобы и он ощутил пусть малую часть всего нахлынувшего, невероятного:
– Слышите? Птицы поют… Мы вернулись! У нас получилось. Я отведу вас домой – только скажите куда.
– Не надо, – хрипло ответил Крот, – Сам дойду.
Я изумлённо на него уставился.
А Крот растерянно улыбнулся. Он смотрел на меня обоими глазами. Ясными, внимательными… На левом – уже нет бельма. И даже шрамы заметно разгладились.
Я молча пожал его руку.
Отошёл, кусая губы.
«Точка флуктуации». Лери не обманула.
Вокруг моего дома – не осталось тумана. За сломанной дверью не было дыма и пламени. Обычный густой сумрак подъезда. А в целых стёклах отражались солнечные блики.
Заглянуть бы туда… Подняться по лестнице на второй этаж… Дверь с овальной табличкой «27» – чёрные цифры на белом эмалевом фоне.
Вдавить кнопку звонка. И ждать шагов…
Нет.
Потом…
Мы пили воду из фонтана – удивительно вкусную. Привкус ржавчины совсем её не портил… А где-то вдали щёлкал соловей.
Баз – до сих пор в «отключке». Лучше его не трогать. Ксюхе опять смочили губы. Девочка лежит тихо. При ярком свете заметно насколько она бледная.
Нельзя ждать исцеления. Что-то надо делать. Искать врачей, лекарства…
Здесь ведь должны быть врачи?
Иногда дальними аллеями проходили люди. Странно, нас будто не замечали.
Может, мы просто их отпугивали? Картинка ещё та – грязные, закопчённые типы с автоматами. Один – раненый без сознания. И девочка в бинтах.
Она повернула голову:
– Денис…
Я помог ей сесть, опираясь на ствол клёна.
– Холодно, – шепнула Ксюха.
Сорвал с себя разгрузочный жилет, накинул поверх.
– Спасибо, – она жадно осмотрелась по сторонам. Глаза болезненно, лихорадочно блестели. Приоткрыла рот и сморщилась.
– Не надо говорить, – попросил я, – Знаешь, Крот опять может видеть. А мы оправились после «светлячка». Это такое место! Правильное… «Точка флуктуации». Здесь всем становится лучше. А говорить не надо… – я встал, вешая на плечо автомат, – Потерпи. Доктора, лекарства – всё будет!
– Там… Инютин.
Бредит. Кончилось действие обезболивающего.
– Спокойно, милая… Никого там нет.
– Дурак, – вздохнула Ксения и вяло шевельнула рукой, – Обернись!
По соседней аллее, правда, кто-то шёл. Мужчина, а рядом – мальчик и девочка со школьными рюкзачками.
Я присмотрелся. И узнал.
Он здорово помолодел – абсолютно без седины. Щурился на солнце и что-то терпеливо втолковывал детям. У девочки – серьёзное лицо, она – неуловимо похожа на Инютина. А пацан слушал невнимательно. Подпрыгивал и беззаботно размахивал фиолетовым рюкзаком.
Я стоял в пяти шагах от них. Улыбался, как идиот.
Все прошли мимо.
Никто даже не глянул…
Я бросился вслед – прямо через кусты сирени.
– Денис! – закричала Лери.
Догнала и вцепилась в куртку. Вот глупая!
– Ты что?!
Она качнула головой:
– Не надо…
– Ты перегрелась? Это Инютин! Он – живой!
– Они все – живые. Понимаешь? Все! Целый город!
Несколько мгновений мы смотрели друг на друга. Я первым отвёл глаза. Кивнул и выдавил:
– Понимаю.
Те трое уходили по аллее. Пацан размахивал рюкзаком, смешно колыхался бант в волосах девочки. И ровный, спокойный долетал голос Андрея Инютина.
Теперь никто не сможет их разлучить.
Никогда…
Я отвернулся.
Чугунная тяжесть сдавила грудь…
В этом городе нам не было места.
Флуктуация.
То, что не может длится долго. Как марево в пустыне, блики на воде…
Реальность – по ту сторону миража. «Оборонщики», вертолёты с надписью «US NAVY». И холодной иглой в сердце – застарелая, неизлечимая тоска…
Крохотная серебристая точка плывёт в высоте. Белый след тянется за самолётом. Тянется и тает.
Вот уже ничего. Лишь небесная синь…
Я хотел бы стать пустотой. Раствориться в бескрайнем небе. Исчезнуть вместе с призрачным городом.
Но я не могу.
Всё, что я умею – убивать…
Кто ты, Денис Воронин?
Прожитые дни выплывают из забытья, как чёрные письмена на камне…
А Лери не умолкает.
– …Ты должен был прийти, – звенит её голос, – Чтоб исцелить их боль.
Смешно.
А кто исцелит мою?
– … Для этого ты здесь.
– Не только, – качаю головой. И вскидываю автомат.
Очередь отбрасывает Лери в кусты. Я шагаю ближе и два раза стреляю ей в голову. Алая кровь заливает тёмные, похожие на паклю волосы.
Чьи-то быстрые шаги – за спиной. Рывком оборачиваюсь и опять жму «спуск».
Крот упал.
Я подхожу, склоняюсь над ним. Полагается контрольный выстрел…
Но я стою. Вглядываюсь в лицо Крота.
Падаю на колени и хватаю его за руку. Пальцы – сухие, ещё теплые. Как у живого.
Только изменить ничего нельзя…
Что есть память?
Это яд, молнией пронзающий тело. Когда не можешь дышать, не можешь видеть проклятое безоблачное небо и чувствовать одуряющий аромат сирени…
А всё, что тебе остаётся – последнее, единственное лекарство.
Оно в кармане.
У него удобная ребристая рукоять. Чёрный, милосердный зрачок.
Надо приставить его к своему виску – не замечая раненого крика Майи.
Вот так…
Щёлкнуть предохранителем.
И надавить туговатый крючок спуска.