В классической работе 1942 г. «Капитализм, социализм и демократия» Йозеф Шумпетер блестяще продемонстрировал, что бюрократизация (включая бюрократизацию корпораций) убивает дух предпринимательства, а вместе с ним – и дух капитализма. Политики 30 лет игнорировали Шумпетера. В 1960-е гг. Джон Гэлбрейт даже утверждал, что современная корпорация заменила «предпринимателя как направляющую силу предприятия управленцами». Но когда в 1970-е гг. экономика скатилась в стагнацию, к Шумпетеру наконец-то прислушались. В 1980–1990-е гг. предприниматели восстановили свое центральное положение в жизни Америки и основали компании, которые во имя гибкости и нововведений сокращали управленческую бюрократию.

Стартап Билла Гейтса переиграл IBM и покорил мир. Говард Шульц со своим стартапом под названием Starbucks предложил Америке альтернативу дрянному кофе. Бизнес Шульца появился на северо-востоке страны, откуда распространился по всем уголкам США. Фред Смит создал логистическую компанию FedEx на основе бизнес-плана, до того противоречащего здравому смыслу (направлять все посылки в центральный хаб, прежде чем отправлять их адресатам), что его преподаватель в Йельском университете поставил ему за первое описание этой идеи оценку «С» (тройку).

Американцы с энтузиазмом приветствовали возрождение предпринимательства. Основанный в 1977 г. журнал Entrepreneur процветал. Джордж Глайдер и Майкл Новак расхваливали предпринимателей – великих агентов экономических перемен. Питер Друкер, прославившийся анализом крупных корпораций (самым примечательным был анализ компании General Motors в книге «Концепция корпорации» (Concept of the Corporation)), в 1985 г. опубликовал яркую книгу «Бизнес и инновации».

Предприниматели нового поколения могли полагаться на три ресурса, которыми Америка располагала в изобилии, превосходя в этом отношении все другие страны. В сочетании с лояльным к предпринимательству президентом в Вашингтоне эти возможности произвели настоящий переворот в бизнесе. Изобретательные финансисты обеспечили новые источники денежных средств – такие как «мусорные облигации» Майкла Милкена и капитал от рискованной, но оправдавшей себя индустрии Кремниевой долины. Ведущие университеты предоставили научные парки, технологические офисы-лаборатории, бизнес-инкубаторы и венчурное финансирование. Либеральная иммиграционная политика обеспечила надежный приток мотивированной рабочей и интеллектуальной силы.

Амар Биде из Университета Тафтса предположил, что дополнительный импульс развитию предпринимательства в США придало так называемое «рискованное потребление». Американцы нехарактерно более других склонны пробовать самые разные новые продукты, даже если для этого нужно серьезно потратиться или обучиться новым навыкам. Также они необычайно требовательны к производителям и готовы активно заставлять тех улучшать их продукты. Большое сообщество яростных поклонников Apple помогало компании преодолевать многие трудности.

К этому списку надо добавить еще одно преимущество – юридические новшества. В 1977 г. штат Вайоминг принял закон о создании новой организационно-правовой формы предприятия – общества с ограниченной ответственностью. Компании такого типа пользовались не только налоговыми льготами товариществ, но и привилегией ограниченной ответственности. Реакция на это нововведение была небыстрой до тех пор, пока Налоговое управление США не выпустило новую форму налоговой декларации в 1988 г. После этого плотину прорвало. Законодатели по всей стране конкурировали в создании двух типов организаций – обществ и товариществ с ограниченной ответственностью. В результате возникла двойственная корпоративная экономика. Крупные компании в большинстве своем придерживались традиционной организационно-правовой формы, сформировавшейся в конце XIX в. Фирмы помельче располагали целым набором организационных моделей, что предоставляло им беспрецедентно широкий выбор пределов своей ответственности, параметров устава и возможностей для ликвидации компании.

Возвращение к предпринимательскому капитализму значило нечто большее, чем просто послабления новым предпринимателям, инвестирующим в будущее в своих гаражах. Это означало и преобразование уже существующих компаний. В 1980-е гг. крупные забюрокраченные компании послевоенной эпохи зашли в тупик. Скорость, с которой большие американские компании покидали список 500 журнала Forbes, за период c 1970 по 1990 г. выросла вчетверо. Имена, прежде говорящие о постоянстве компании, вроде Pan Am исчезали. «Корпоративные мятежники» – такие как Netscape и Enron (шесть лет подряд признававшийся журналом Fortune самой инновационной компанией Америки) – появлялись из ниоткуда и изменяли свои отрасли. «Старые» фирмы, пережившие подобный водоворот, сумели это сделать только потому, что воспроизводили внутри себя те же процессы, которые происходили на внешнем для них рынке: они выводили капитал и трудовые ресурсы из умиравших видов деятельности и направляли их в развивавшиеся направления бизнеса, где их можно было по-новому, творчески сочетать с растущими талантами.

Наиболее прославленным бизнес-руководителем той эпохи стал Джек Уэлч. Всеобщее признание ему принесла его готовность приложить созидательное разрушение к одной из самых знаменитых компаний Америки. Свое 20-летнее (1981–2001) правление он начал с безжалостной уверенностью в том, что General Electric должна стать лучшей (или по крайней мере второй) в каждом из выбранных ей направлений бизнеса – или уйти из них. В 1981–1990 гг. он ликвидировал 200 предприятий, создававших примерно четверть общего объема продаж компании, и приобрел 370, включая Employers Reinsurance (перестрахование), осветительный бизнес компании Westinghouse и Kidder, Peabody & Co. (ценные бумаги). Он сократил головной офис компании, передав процесс принятия решений в бизнес-подразделения. В ходе реструктуризации было уволено 120 000 работников, но акционерная стоимость конгломерата существенно выросла.

Уэлч, получивший прозвище Нейтронный Джек, был невероятно предан идее возродить такой тип корпорации, как конгломерат. Подавляющее большинство успешных руководителей отказались от диверсификации, предпочитая сфокусироваться на развитии основного бизнеса компании. Так, популярные в 1960–1970-е гг. многопрофильные корпорации были жестоко унижены иностранными конкурентами, отбиравшими у них рынки в одной области за другой. Инвесторы потеряли к ним интерес, оценивая их рыночную стоимость ниже, чем сумму входящих в конгломераты отдельных компаний, и считая, что лучше рискнуть приобрести акции целого портфеля компаний, чем позволить корпоративным менеджерам заниматься диверсификацией. Это спровоцировало бум слияний и поглощений. Целая плеяда корпоративных реорганизаторов своей деятельностью вызвала крупнейшую с начала ХХ в. волну реструктуризации: компании отказывались от непрофильных видов деятельности, приобретая те фирмы, которые имели отношение к их ключевому бизнесу. Примерно треть крупнейших промышленных компаний Америки в тот период были поглощены или слились.

Лихорадочная реорганизация, охватившая бизнес в 1990-е гг., вышла за рамки вожделенной цели, подготавливая компании к грядущей эре доминирования информационных технологий. Адепты реинжиниринга утверждали, что подобно тому, как компании прошлого были неспособны капитализировать распространение электричества до тех пор, пока они не избавились от многоэтажных фабрик, заменив их одноэтажными, так и современные компании не смогут капитализировать потенциал компьютерной революции, пока не перестроят свои внутренние процессы. К 1994 г. в той или иной мере подверглись реструктуризации 78 % компаний из списка 500 Forbes и 68 % из рейтинга FTSE-100 (список крупнейших компаний Лондонской фондовой биржи, который составляет газета Financial Times).

Впрочем, все больше компаний – безотносительно того, считали ли они, что подвергаются «реинжинирингу» или нет, – осознавали, что для того, чтобы извлечь максимум из новой технологии, им требуются радикальные внутренние преобразования. К концу 1990-х гг. компьютеры встречались повсеместно не только на столах «белых воротничков», но и – в виде миниатюрных приборов – в руках заводских рабочих. Компании избавились от орды клерков. С тех пор менеджеры смогли сами печатать документы, сами вести учет, сами формировать свое расписание и следить за ним. Они начали призывать и рядовых работников самостоятельно организовывать свою деятельность и управлять цепочками поставок.

Другая серьезнейшая перемена того периода произошла в отношениях между компаниями и обществом в целом. Огромные бюрократические компании кейнсианской эры взяли на себя целый ряд социальных обязательств – от предоставления работникам пожизненного найма до спонсирования местных оперных театров. В 1980–1990-е гг. компании стали более жестокосердными при пользовании кнутом и пряником: если в 1980 г. средняя зарплата руководителя компании из списка Forbes была в 40 раз выше, чем у фабричного рабочего, то в 1990 г. – уже в 84 раза, а в 2000 г. – в 475 раз; вместе с тем средний срок работы директора компании на своем посту сократился. В ответ директора избавлялись от излишков персонала, сокращали избыточные расходы и концентрировались на эффективности.

Интеллектуальное обоснование такого беспощадного подхода представил в 1970 г. Милтон Фридман в статье «Социальная ответственность бизнеса состоит в увеличении прибыли» (The Social Responsibility of Business Is to Increase Its Profits). Шесть лет спустя двое специалистов в области экономики финансов из Университета Рочестера – Майкл Дженсен и Уильям Меклинг развили его идеи в статье «Теория фирмы: поведение менеджеров, агентские издержки и структура собственности» (Theory of the Firm: Managerial Behavior, Agency Costs and Ownership Structure), ставшей самой цитируемой научной работой о бизнесе. Дженсен и Меклинг утверждали, что на эффективность компаний всегда негативно влияет конфликт между владельцами (желающими получить максимальную прибыль от инвестиций) и их агентами (которые всегда пытаются преследовать свои личные интересы). Управление менеджерскими компаниями, доминировавшими в американском капитализме как минимум с 1950-х гг., было организовано ради удобства самих менеджеров, набивавших карманы зарплатами и бонусами. Дженсен и Меклинг утверждали, что наилучшим способом разрешить эту проблему было заставить менеджеров думать так, как думают владельцы; для этого им надо было платить акциями и опционами и держать в постоянном напряжении – в страхе потерять работу из-за потенциального поглощения компании. Вознаграждение, привязанное к эффективности, и активный рынок под контролем корпораций вскоре, по мнению Дженсена и Меклинга, должны были оздоровить корпоративную Америку.

Правительство в основном держалось в стороне от процессов реструктуризации, считая, что корпоративные потрясения способствуют созданию богатства. Антимонопольные органы поддержали слияние WorldCom с MCI на сумму 37 млрд долл. и 70-миллиардное слияние Citicorp с Travelers.

Было лишь несколько исключений. Руди Джулиани пришлось одернуть двух зарвавшихся крупнейших корпоративных рейдеров – Майкла Милкена и Айвана Боески, а антимонопольная служба вела затяжную баталию с Биллом Гейтсом. Эти эпизоды в свое время вызвали оживленные дискуссии, однако такие исключения не сильно изменили характер эпохи.