Книга: Капитализм в Америке: История
Назад: Глава 8 Золотой век роста: 1945–1970 гг.
Дальше: От мускулов к мозгам

Война и мир

США вышли из Второй мировой войны, не понеся существенных потерь в сравнении со своими союзниками и противниками. Традиционный соперник Америки в борьбе за мировое господство Европа была разрушена. Человеческие потери в Европе в связи с войной составили, по оценкам, 36,5 млн человек, потери США – 405 000 человек. Сельскохозяйственное производство упало вдвое. Промышленность была отброшена назад на десятилетия: Германия в 1946 г. производила не больше, чем в 1890 г.. Крупнейшие города – такие как Берлин и Варшава – лежали в руинах. «Это кладбище. Здесь Смерть», – описывала польская писательница Янина Броневская Варшаву, куда она вернулась после освобождения города. Около 25 млн русских и 20 млн немцев остались без крыши над головой. Напротив, за исключением налета японской авиации на Перл-Харбор, война не затронула просторы Американской земли.
Многие экономисты, в числе которых был и Элвин Хансен, опасались, что экономический рост остановится, как только пропадет стимул военного времени – как это было в 1918 г. Однако этого не произошло. Неудовлетворенный спрос на дома, автомобили и товары массового потребления, накопившийся за время лишений, связанных с Великой депрессией и Второй мировой войной, заставлял экономику работать на максимальных оборотах. Промышленники применяли повышавшие производительность технологии, которые они освоили во время войны, повсеместно: компания Swanson предложила свои знаменитые «телеужины» – порционные полуфабрикаты мясных блюд с овощным гарниром на алюминиевых подносах с заданным временем приготовления, – чтобы сохранить свой бизнес, когда резко упал спрос на армейские пайки. Американцы сохранили дух солидарности военного времени и в послевоенные годы: если они смогли победить самую зловещую империю, которую только видел мир, сражаясь вместе за границей, они, безусловно, могли построить страну процветания, работая вместе дома.
Американское первенство подкреплялось двумя решениями, принятыми в последние дни войны и в первые дни мира. Первым было решение остерегаться европейского увлечения социализмом. Великобритания, товарищ США по оружию, отметила окончание войны, проголосовав за построение Нового Иерусалима. Правительство лейбористов, победивших с огромным отрывом, национализировало ключевые предприятия, ввело систему социального обеспечения «от колыбели до могилы» и пообещало широкую программу социалистических преобразований. Национализированные отрасли задыхались от раздутых штатов и падения производительности. Весь пар программы социалистических преобразований ушел в свисток.
Несмотря на то, что в Вашингтоне было много интеллектуалов – сторонников «Нового курса», желавших построить собственный Иерусалим, их держали на коротком поводке. Даже во время войны Америка избегала национализаций в ведущих отраслях, предпочитая, напротив, предоставлять крупным компаниям оптовые заказы и свободу действий, и те производили заказанное. После войны тем более естественным было возвращение к привычному ходу вещей. Правительство помогало людям покупать дома и получать образование, отказавшись при этом от режима централизованного планирования военного времени.
Благодарить за это мудрое решение страна должна Гарри Трумэна и Дуайта Эйзенхауэра. «Простой парень» Трумэн отличался естественным неприятием великих идей и огромных трат. «Я не хочу никаких экспериментов, – говорил он своему советнику Кларку Клиффорду. – Американцы прошли через множество экспериментов, они хотят от них отдохнуть». Эйзенхауэр гордился своей аполитичностью: он приветствовал умеренные социальные реформы (Барри Голдуотер обвинял его в том, что тот проводит «грошовый "Новый курс"»), но верил в сбалансированный бюджет и контроль за государственными расходами. Свою роль сыграло и консервативное движение. Под влиянием активных социалистов европейские страны «левели»: коммунисты получили 26 % голосов во Франции, 23,5 % – в Финляндии, 19,5 % – в Исландии и 19 % – в Италии. И только Америка «правела» под влиянием консерваторов, которые терпеть не могли правительство. Миллионы американцев прочли «Дорогу к рабству» Фридриха фон Хайека – или по крайней мере ее сокращенную версию в журнале Reader's Digest. Предприниматели объединялись, чтобы поддержать Американский институт проблем предпринимательства, перебравшийся из Нью-Йорка в Вашингтон в 1943 г. Гимн освобожденному от оков индивидуализму, спетый Айн Рэнд в книгах «Источник» и «Атлант расправил плечи», принес ей толпы восторженных почитателей. Даже сразу после войны, в которой американские и советские солдаты сражались плечом к плечу против общего врага, антикоммунизм был распространен очень широко: опрос 1946 г. показал, что 67 % американцев против того, чтобы коммунисты занимали государственные должности, а опрос 1947 г. – что 61 % респондентов высказались за объявление коммунистической партии вне закона.
Вторым решением было обратиться к миру. США удержались от искушения вернуться к излюбленной изоляции, как после Первой мировой войны. Они отказались от искушения наказать своих оппонентов, как европейцы сделали в Версале, положившись на мудрый совет, который Герберт Гувер дал Гарри Трумэну в 1946 г.: «Можно отомстить или добиться мира – но нельзя сделать и то и другое». Америка пошла наперекор своей традиции, решив, что ее долговременные национальные интересы заключаются в том, чтобы восстановить капитализм в глобальном масштабе; в том, чтобы предложить помощь как своим измученным друзьям, так и побежденным врагам. США «не могут более оставаться островом в себе, – заметил один из дуайенов американской внешней политики Генри Стимсон. – Ни один частный проект, ни одно общественно-политическое решение ни в какой области жизни нашей страны сегодня не могут игнорировать тот настоятельный факт, что если они не учитывают происходящее в мире, то становятся абсолютно бесполезными».
Америка заложила основы либерального торгового режима, резко снизив тарифы на облагаемый пошлинами импорт в среднем с 33 % в 1944 г. до 13 % всего шесть лет спустя. Она заложила также основы глобального управления экономикой, создав Международный валютный фонд и Всемирный банк на конференции в отеле в Бреттон-Вудс, штат Нью-Гэмпшир, в июле 1944 г. За этим, в 1947 г., последовало Генеральное соглашение по тарифам и торговле (позже преобразованное во Всемирную торговую организацию, ВТО). Америка заложила основы глобального политического управления, приняв участие в формировании Организации Объединенных Наций в 1944–1946 гг. План Маршалла в 1948–1952 гг. предоставил Европе около 13 млрд долл. на восстановление – больше, чем вся предыдущая международная помощь, вместе взятая. Министр иностранных дел Великобритании Эрнст Бевин назвал речь госсекретаря Джорджа Маршалла в Гарварде 28 апреля 1947 г. «одной из величайших речей в истории человечества».
Архитекторы нового миропорядка были практичными реалистами, а не наивными идеалистами. Они понимали, что близится новое противостояние – между капитализмом и коммунизмом; они понимали, что компаниям США нужны мировые рынки сбыта. «План предполагает, что мы желаем восстановить Европу, которая сможет и будет конкурировать с нами на мировых рынках, – писал директор ЦРУ Аллен Даллес о плане Маршалла, – и по этой самой причине сможет покупать значительные объемы нашей продукции». Доля США в мировой торговле промышленными товарами выросла с 10 % в 1933 г. до 29 % в 1953 г., что обеспечило работой миллионы американцев. Не было никакого сомнения в том, кто в новом мире главный. Вдохновителем Бреттон-Вудских встреч был Джон Кейнс, однако ключевые решения на них принимали министр финансов США Генри Моргентау и его заместитель Гарри Уайт: участники конференции раскланивались с Кейнсом, но слушали Моргентау и Уайта. Кейнс был настолько потрясен нескрываемым стремлением Америки сменить (а не дополнить) Великобританию на месте мировой супердержавы, что он жаловался на то, что США хотят «выцарапать Британской империи глаза».
От «горячей войны» против стран Оси Америка быстро перешла к войне холодной против стран Варшавского договора. Эта война добавила мрачных тонов к общенациональному оптимизму: люди, задумывавшиеся о будущем, опасались глобального уничтожения. В марте 1955 г. Дуайт Эйзенхауэр говорил о возможности для США использовать ядерное оружие так же обыденно, как «если бы вы использовали пулю или что-то подобное». В 1962 г., во время Карибского кризиса вокруг размещенных СССР на Кубе ракет с ядерными боеголовками, мир подошел к катастрофе как никогда близко: Джон Кеннеди считал, что вероятность начала ядерной войны составляет 25 %. При этом холодная война в некотором смысле дисциплинировала общество, которое иначе могло окончательно погрязнуть в изобилии. Если в 1960-е гг. самые лучшие и талантливые посвящали себя общественной работе, а в 1990-е уходили в финансовый инжиниринг, то в 1950-е гг. они шли в Пентагон и в ЦРУ.
Назад: Глава 8 Золотой век роста: 1945–1970 гг.
Дальше: От мускулов к мозгам