На протяжении 1920-х гг. социально-экономическую жизнь Америки формировали три основные тенденции. Прежде всего это десятилетие, особенно его первая половина, было отмечено быстрым ростом производительности. Ярче всего рост проявился в автомобилестроении. К 1924 г. каждые 10 секунд с конвейера сходила одна Model T. Всего десятком лет ранее на сборку одной машины уходило 14 часов. Росла производительность не только в автомобилестроении: офисы заполнила армия молоденьких секретарш, на которых можно было перевалить массу работы за минимальную зарплату (до тех пор, пока они не вышли замуж); розничные магазины сосредоточились на предложении дешевых товаров и скромного сервиса. Профсоюзы после послевоенного периода бурной активности разве что в летаргию не впали, инфляция была нулевой, и компании получили возможность обращать львиную долю этого роста производительности в корпоративный доход: уровень его между 1913 и 1925 гг. удвоился. Количество компаний, зарегистрированных на бирже, выросло впятеро, а общая стоимость акций – с 15 млн долл. до 30 млрд долл..

Второй тенденцией была модернизация экономики за счет расширения сектора услуг и роста городов. Перепись 1910 г. показала, что Америка перешагнула важный барьер, и теперь в сфере услуг работало больше людей, чем в сельском хозяйстве. Сектор сферы обслуживания продолжал быстро расширяться, и в 1920-е гг. к старым профессиям (таким как учитель) добавлялись новые – «менеджер по персоналу», например.

Примерно в то же время количество горожан превзошло количество жителей сельской местности. Нация, определявшая себя в образах прерий и ковбоев, теперь начала идентифицировать себя с небоскребами и «детьми асфальта». Небоскребы становились все выше: в 1930 и 1931 гг. Манхэттен обрел две из своих главных достопримечательностей – Крайслер-билдинг и Эмпайр-стейт-билдинг; офисные площади в этом районе Нью-Йорка почти удвоились. Выходящие один за другим новые журналы – Time (1923), The American Mercury (1924) и The New Yorker (1925) – стремились угодить городским снобам, разжигая войны в области культуры, полыхающие и поныне. The New Yorker кичился тем, что журнал «издается не для пожилых дамочек из Дубьюка». Фрэнсис Скотт Фицджеральд в «Великом Гэтсби» писал мимоходом о «безвестных темных далях за городом». Генри Менкен, описывая «обезьяний процесс», создавал неприглядный образ сельской Америки – в особенности южной сельской Америки – как территории, где обитают идиоты с гнилыми зубами (примечательно, что книга, которую использовал для преподавания теории Дарвина Скопс, была фактически грубым гимном чудесам евгеники). Уильям Брайан, чье противостояние с маститым адвокатом Кларенсом Дэрроу во время разбирательств по делу серьезно усилило его общественный резонанс, после завершения процесса умер – так завершилась карьера одного из самых влиятельных политиков в истории Америки.

Самой интересной, пожалуй, была третья тенденция – демократизация и распространение величайших изобретений периода laissez-faire – электричества, автомобилей и аэропланов, а также, в более широком смысле, бизнес-корпорации как таковой. 1920-е гг. были десятилетием растущего благосостояния масс, а также периодом постепенного перегревания рынков. Средний американец получил доступ к вещам (таким как собственные дома, например), которые прежде были предметами роскоши и предназначались только для богатых или вообще не существовали всего несколько лет назад (такие как автомобили и радиоприемники). Бурно разрастались пригороды. Дома подключались к сетям электроснабжения и водопроводным сетям. И к 1929 г. 3 млн домовладений в Америке – то есть каждое десятое – имели акции каких-либо предприятий, что привело к катастрофическим последствиям.