Закрытие фронтира
Формирование элит европейского типа на Восточном побережье совпало с закрытием американского фронтира на Западе. Открытый фронтир придавал Америке энергию и оптимизм. Первая в мире новая нация уделяла много сил обустройству своего фронтира – и как только одна его часть заселялась, дальше к западу открывалась еще одна. Каноническим образом Америки стала семья пионеров-переселенцев, пробирающаяся по новым территориям в своем крытом фургоне. Европейские страны располагались настолько тесно друг к другу, что им не оставалось иного выхода, кроме войн за территорию или экспансии на другой континент. Типично американским ответом на эту проблему был совет: «Отправляйся на Запад, сынок!» Бескрайние просторы американского фронтира позволяли Америке привлекать миллионы европейцев не только перспективами новой жизни и свободы, но и обещаниями бесплатных участков земли. В 1893 г. молодой историк Висконсинского университета Фредерик Тёрнер на ежегодной встрече Американского исторического общества в Чикаго обнародовал революционные тезис: фронтир закрылся окончательно.
Закрытие фронтира многие, как и Тёрнер, посчитали дурным знаком, переменой к худшему. Фронтир сообщал американскому обществу эгалитарность: люди, изнывавшие под гнетом бостонских браминов или нью-йоркских набобов, могли просто перебраться на Запад. А теперь даже Запад был весь заселен: и в Сан-Франциско появился собственный престижный район Ноб-Хилл. Фронтир служил гарантом мужественного и непреклонного американского индивидуализма. Теперь же Америка пошла по пути декадентствующей Европы, превращаясь в «оседлую цивилизацию». Фронтир создавал ощущение бесконечных возможностей. Теперь же некогда бескрайние просторы Запада были разрезаны на участки и распределены по владельцам.
То, чем для греков было Средиземное море, разрушавшее цепи обыденности, предлагавшее новые испытания и ощущения, стимулировавшее появление новых учреждений и видов деятельности – всем этим и даже чем-то бóльшим был для Америки, а отчасти и для Европы, фронтир, постоянно сдвигавший свои границы. И теперь, через четыре столетия после открытия Америки, под занавес века, прожитого под сенью Конституции, фронтира больше нет, а с его закрытием завершается первая эпоха истории Америки.
Тёрнер чрезмерно драматизировал ситуацию. После закрытия фронтира скорость роста производительности труда повысилась: формирование внутреннего рынка завершилось встраиванием в него Западного побережья, что позволило начать покорение новых экономических фронтиров. Америка оставалась страной дешевой рабочей силы и больших открытых пространств. Люди массово продолжали переезжать с места на место: чернокожие с Юга с 1900 г. перебирались в северные города, а «оки» оставляли свой «пыльный котел» ради Калифорнии. Тем не менее Тёрнер кое-что нащупал: Америка начинала долгое преобразование страны неограниченных возможностей в страну ограничений и компромиссов.
Уильям Брайан был очевидным выразителем интересов этой новой Америки, ограниченной закрытием фронтира, управляемой новым правящим классом и бурлящей от недовольства. Он прекрасно подходил на роль того, кто заявил бы: «Я зол как черт и больше не собираюсь этого терпеть!» Но он был слишком эксцентричной и неуправляемой фигурой для того, чтобы достичь высшего положения в политической жизни страны. Политиком, который сделал гораздо больше для того, чтобы выразить дух общественной активности в законодательных инициативах, стал не демократ, а республиканец – Теодор «Тедди» Рузвельт.
