Интеллектуалы-прогрессисты обитали в мире, совершенно не похожем на мир сельских радикалов или профсоюзных активистов. Эти профессора, журналисты, юристы и правительственные функционеры, относясь к числу профессионалов и представителей среднего класса, вели вполне комфортабельную жизнь. Они инстинктивно смотрели на рабочих свысока – особенно на иностранцев; они всерьез обсуждали, стоит ли разрешать тем голосовать и даже можно ли им позволить иметь детей. Но при этом они были центральным элементом коалиции, направленной против свободной конкуренции. Они предоставили реформаторам то, в чем те нуждались, чтобы начать активную деятельность, – ощущение попранной справедливости и организационные возможности. Они заявляли американцам, что ситуация, которую те долго воспринимали как должное, на самом деле является проблемой и более такое положение вещей терпеть нельзя. Они создавали реформистские организации с тем же пылом, с которым бизнесмены создавали компании.

Величайшим достижением прогрессистов стало изменение отношения американцев к правительству. До того, как они начали действовать, американцы воспринимали бизнес позитивно, а правительство – цинично. Однако через пару десятков лет прогрессисты убедили значительное количество людей, что все как раз наоборот. Журналисты-разоблачители продемонстрировали темную сторону главных воротил американского бизнеса: Ида Тарбелл опубликовала серию из 19 статей о деятельности компании Standard Oil в McClure's Magazine. Она утверждала, что взлет этой компании обеспечили «мошенничество, обман, особые привилегии, масштабные нарушения закона, взятки, давление на конкурентов, коррупция, запугивание, шпионаж и даже открытый террор». «Народный адвокат» и будущий член Верховного суда США Луи Брэндайс выступал против «проклятия большого бизнеса» и банков, которые пускались в рискованные операции с «чужими деньгами», которые им не принадлежали. Политэконом и публицист Генри Джордж вопрошал, почему «невероятный рост возможностей в производстве благ» не «заставил подлинную бедность остаться в прошлом». «Одно состояние громоздится на другое, – утверждал он, – а люди с небольшими доходами теряют к этому доступ, а у части менее успешных масс полностью исчезает личная независимость и предприимчивость». Один из ведущих журналистов-разоблачителей Генри Ллойд заявлял, что «денежные мешки» пошли против «народа и всеобщего блага».

Самые талантливые авторы того периода добавили свои голоса к хору «разгребателей навоза». Эптон Синклер писал об ужасающих условиях работы на чикагских заводах пищевой промышленности. Фрэнк Норрис в романе «Спрут» (The octopus) клеймил железнодорожную компанию Southern Pacific как «уродливую опухоль, гигантского паразита, жирующего на крови всего народа». Теодор Драйзер в своей трилогии вывел собирательный образ маниакального магната, прототипом которого послужил Чарльз Йеркс.

Многие лидеры прогрессистов пошли гораздо дальше атак на недостатки крупного бизнеса, поставив под сомнение сами экономические основы капитализма. В 1869 г. потомок двух президентов Чарльз Адамс опасался, что общество «создало класс искусственных существ, которые грозят вскоре стать хозяевами своих творцов. Всего несколько лет назад существование корпорации, под контролем которой находилось несколько миллионов долларов, считалось весьма тревожным признаком, а сейчас в этой стране уже существуют организации, распоряжающиеся финансовой мощью объемом в тысячи миллионов… они уже устанавливают свое деспотическое правление, которое невозможно скинуть никаким единичным или нерегулярным общественным усилием». Прогрессисты восторженно приветствовали эту аргументацию; в их глазах гигантские корпорации были угрозой великой американской традиции децентрализации власти и народной демократии. Они требовали объяснить, на каком основании компаниям законом предоставляются щедрые привилегии, когда те не считают необходимым принимать на себя более широкие обязательства перед обществом.

Сильнейшее влияние на общественное мнение оказывало Движение социального евангелия. В период расцвета laissez-faire ведущие богословы утверждали, что законы свободного рынка освящены Богом. В эпоху прогрессизма, однако, некоторые церковные лидеры утверждали уже прямо противоположное – что капиталистический индивидуализм не только не соответствует христианской этике, но и напрямую противоречит ей. Уолтер Раушенбуш, пастор-баптист и теолог, утверждал, что «доктрина спасения через конкуренцию 100 лет была фундаментальным положением действующего вероисповедания капиталистических наций». Но это была ошибочная доктрина. Христиане должны стремиться к прекращению конкуренции, поскольку та «аморальна», ибо отрицает идею «братства», лежащую в основе христианства. Бесконтрольная конкуренция грозит «исторгнуть христианский дух из общественного строя».

Оборотной стороной демонизации бизнеса была сакрализация государства. Король прогрессистских философов Вудро Вильсон утверждал, что американцы тратят слишком много усилий на то, чтобы ограничить власть правительства, и совсем недостаточно для того, чтобы сделать его «гибким, организованным и эффективным». Философ и публицист Герберт Кроули в книге «Перспективы американской жизни» (Promise of American Life) перевел этатистские положения британских фабианцев – таких как Беатрис и Сидней Веббов – в американскую стилистику и продолжил их популяризацию, основав в 1914 г. журнал The New Republic.

Эти этатистские воззрения в значительной степени сформировали новую академическую науку – экономику. Ричард Эли (и другие) в 1885 г. основали Американскую экономическую ассоциацию (АЭА). Манифест этой организации называл принципы laissez-fairу «политически небезопасными и морально несостоятельными». Один из учредителей АЭА Вашингтон Глэдден считал, что личная свобода является неподходящей основой для демократического правления. Экономисты-прогрессисты с восторгом приветствовали идеи евгеники и нативизма. Через три года после основания АЭА объявила, что выплатит премию за лучшее эссе о пагубных последствиях неограниченной иммиграции.

Заключительной атакой прогрессистов на мироустройство Гровера Кливленда стала реорганизация политической системы. Они начали массированное наступление на заложенную отцами-основателями систему сдержек и противовесов, утверждая, что эти ограничения способствовали созданию властных клик, а демократия требовала открытости. В 31 штате, начиная с Орегона и далее на запад, одобрили прямые выборы кандидатов в президенты по партийным спискам («праймериз»), чтобы снизить влияние партийных боссов. В 1913 г. США ратифицировали 17-ю поправку к Конституции, учредившую прямые выборы сенаторов вместо того, чтобы тех назначали законодательные органы штатов. Семь лет спустя 19-я поправка наделила правом голоса женщин. Но прогрессистам этого было слишком мало. По словам Уильяма Бейдера, Тедди Рузвельт считал Конституцию «упрямым препятствием, которое надо преодолеть в борьбе за продвижение его прогрессистской повестки». Вудро Вильсон был уверен, что Америка не сможет справиться с миром гигантских корпораций, когда президентскую систему правления сковывает система сдержек и противовесов XVIII в. Америке требовалась полноценная конституционная революция – появление сильного премьер-министра британского образца и жесткая партийная дисциплина, которая поддерживала бы его полномочия.