Пронесшийся по стране после Гражданской войны ураган созидательного разрушения создал высочайшую концентрацию не только богатства, но и гнева. Гнев концентрировался вдали от центра капиталистической цивилизации – в сельских районах, а не в городах, в особенности на бескрайних равнинах Среднего Запада. Воплощением этого гнева стало движение грейнджеров – фермеров, объединенных в национальную ассоциацию «Покровители земледелия», основанную в 1867 г. Своей задачей ассоциация провозгласила содействие интересам американских фермеров, все еще составлявших крупнейшую категорию работников в США, хотя уже и не с таким гигантским отрывом, как ранее. В умах большинства американцев (и в том числе в их собственных умах) фермеры были истинными носителями подлинных американских ценностей. Движение грейнджеров было «двухголовым монстром»: с одной стороны, это было движение самопомощи, поощрявшее своих участников заботиться о себе самостоятельно, получая образование и объединяясь в клубы и сообщества для совместного приобретения оборудования и материалов и совместного продвижения своих продуктов на рынке; с другой – политическое движение, активно выступавшее за улучшение условий жизни. На пике движение грейнджеров объединяло 1,5 млн участников, его местные отделения были разбросаны по всем уголкам сельской Америки.

У грейнджеров была масса поводов для жалоб. Они жаловались – неправомерно – на то, что железнодорожным баронам все достается на дармовщину: как мы видели, единственным способом стимулировать железнодорожные компании прокладывать пути в пустошах была возможность дать им шанс получить достойное возмещение понесенных затрат. Во второй половине XIX в. сотни железнодорожных компаний обанкротились. Грейнджеры жаловались – опять неправомерно – на то, что Рокфеллер и ему подобные пользуются привилегиями: скидки для оптовых покупателей являются общеупотребительной и совершенно оправданной коммерческой практикой, учитывая снижение затрат на единицу продукции при производстве больших партий товара. Но вот жалобы грейнджеров на то, что они порой становились жертвами монополий, были вполне правомерны: если жители Восточного побережья обычно могли выбирать, каким видом транспорта пользоваться (поезд другой компании, или канал, или простую дорогу), фермеры Среднего Запада были привязаны к единственному транспортному монополисту. В их речь вошло жаргонное словечко «прокатить по железке», означавшее «облапошить». Вполне правомерны были и их жалобы на то, что сельское хозяйство неуклонно теряло рабочие руки, хотя они неверно оценивали причины такого долгосрочного упадка: переселение американцев из сельской местности в города было вызвано не зловещими манипуляциями неких таинственных сил изнутри системы, а прежде всего повышением эффективности фермерства, которую они сами же и обеспечивали, внедряя разнообразные новшества.

Рост недовольства в сельских регионах привел к образованию новых политических партий – таких, например, как Народная партия, более известная как Популистская. Способствовал он и появлению яростных активистов – таких как Мэри Лиз, убеждавшей канзасцев «не сеять, а жечь!», и, конечно, Уильям Брайан. Платформа Популистской партии, принятая на первом ее съезде в Омахе 4 июля 1892 г., прекрасно отражала нараставшее неприятие капитализма:

С началом 1880-х гг. к разгневанным фермерам присоединяются разгневанные рабочие. Организованной рабочей силы в Америке в первой половине XIX в. практически не существовало, поскольку в основной массе рабочие были ремесленниками, продающими результаты своего труда напрямую потребителям. Однако после Гражданской войны волнения на предприятиях, как и в остальных странах с развитой промышленностью, стали в Америке частью повседневности: так, в период между 1881 и 1905 гг. произошло 37 000 стачек. Наибольшее их количество пришлось на строительную и горнодобывающую отрасли, но самые ожесточенные потрясли отрасли, составлявшие основу второй промышленной революции, – железнодорожную и металлургическую.

В 1886 г. более 600 000 рабочих оставили свои рабочие места; на страну обрушилось цунами забастовок – 14 000 стачек против 11 562 компаний. Позднее эти события стали известны как Великое потрясение. Кульминацией стала общенациональная восьмичасовая забастовка 1 мая. В 1894 г. Пульмановская стачка полностью блокировала работу транспортной сети США. Для ее прекращения потребовалось личное вмешательство Гровера Кливленда. В том же году в результате «великой забастовки угольщиков» остановилась добыча угля в Пенсильвании и на Среднем Западе, практически парализовав целые сектора американской промышленности.

Самой кровопролитной битвой того периода стала Хомстедская стачка 1892 г., в которой рабочие выступили против Эндрю Карнеги и Генри Фрика. Точнее, их главным противником стал Фрик, поскольку Карнеги, не желавший потерять репутацию друга рабочих, решил отправиться в один из своих многочисленных отпусков, переложив весь груз на плечи Фрика. К 1892 г. на семи домнах завода компании Homestead Steel Works, расположенного в 11 км к востоку от Питтсбурга, на берегу реки Мононгаэлы, работало 4000 металлургов. Фрик попытался оптимизировать затраты на оплату труда, привязав размер зарплат к цене на сталь (которая в тот момент падала), а не к доходу компании. Объединенная ассоциация работников железоделательной и сталелитейной промышленности выступила против; Фрик окружил фабрику частоколом в 4,8 км с колючей проволокой, прожекторами в 2000 свечей и бойницами для стрельбы, а также нанял 300 сотрудников детективного агентства Пинкертона для защиты штрейкбрехеров. В последовавших за этим яростных схватках погибли 16 человек. Общественность была шокирована. Забастовщики выиграли первый раунд противостояния, вынудив пинкертоновцев сдаться, но губернатор Пенсильвании обратился к войскам: 8500 солдат получили приказ сорвать забастовку и захватить завод.

Ключевой причиной этих протестов была дефляция, в тисках которой пребывала экономика Америки с окончания Гражданской войны до 1900 г. Особенно серьезная дефляция наблюдалась в период с 1865 по 1879 г. В целом с 1865 по 1900 г. цены снижались на 1,9 % в год. Цены на некоторые товары упали гораздо ниже; сельскохозяйственная продукция с 1870 по 1880 г. подешевела на 29 %, а цены на несельскохозяйственные товары снизились на 13 % (см. рис. 5.4). Дефляция привела в замешательство четыре пересекавшиеся группы людей – производителей, заемщиков, нанимателей и наемных рабочих. Производителям пришлось снижать цены на свои товары. Номинальная цена на кукурузу обрушилась с 50 центов за бушель в 1890 г. до 21 цента шесть лет спустя. Фермеры лихорадочно пытались вырастить все больше зерна, чтобы поддержать свой номинальный доход. Заемщикам приходилось оплачивать дешевеющими долларами долги, взятые в более дорогих долларах, а также подорожавший процент кредита. Это было предпосылкой классовых и региональных конфликтов: дефляция способствовала переходу богатства от заемщиков на юге и на западе к заимодавцам на востоке. Бремя дефляции легло не только на «маленького человека»: отраслям с высокими постоянными издержками – таким как железные дороги – приходилось доплачивать за свою производственно-техническую базу. Нанимателям приходилось сокращать номинальную заработную плату, чтобы сохранять конкурентоспособность и обслуживать свои займы. А работники получали пониженную номинальную зарплату. И это также становилось предпосылкой конфликтов: рабочих волновало то, что их зарплаты снижались, а не то, что этих денег им хватает на более долгое время (Джон Кейнс впоследствии называл это «вязкость номинальной зарплаты»), а у нанимателей появлялись дополнительные причины заменять нахальных рабочих послушными машинами.

Движущей силой протестов было нечто более туманное, чем дефляция, – тревога, вызванная самим масштабом перемен. В книге «Дрейф и контроль» (Drift and Mastery) Уолтер Липпман утверждал, что главным драйвером президентской кампании Уильяма Брайана было желание защитить традиционный американский стиль жизни от «великих организаций, которые пришли в мир». «Он думал, что сражается с плутократией; но по сути дела он боролся с гораздо более глубоким явлением: он боролся с бóльшим масштабом человеческой жизни». Но то, что Липпман называл «бóльшим масштабом человеческой жизни», имело еще более глубокую природу: это была неотвратимая реорганизация экономики. И масштабы этой реорганизации были огромными. Доля фермерских рабочих в Америке упала с половины всех работников в 1880 г. до четверти в 1920 г. (для описания этого процесса в Чикаго 1888 г. изобрели слово «урбанизация»). Между 1890 и 1914 гг. из Европы прибыло 15 млн иммигрантов – частично это были католики из южной Европы, и они не смешивались с традиционными протестантскими группами естественным путем. К тому же рабочие также массово реорганизовывались, чтобы совладать с переменами: к 1914 г. около 16 % рабочих входило в профсоюзы – меньше, чем в Дании (34 %) или Великобритании (23 %), но больше, чем во Франции или Германии (14 %).