Первым в списке друзей Пименова значился Павел Шаров. Именно к нему Крячко и намеревался наведаться в первую очередь. Все-таки в одном вузе учатся. Может, это ничего и не значит, но как-то все же ближе, чем Никита Луговой. К тому же Луговой к ним примкнул только пару лет назад, когда они познакомились в каком-то клубе, а с Шаровым Вадим дружил еще со школы.

Но просто так заявиться к Шаровым домой и заявить, что он из полиции и ему нужен их сын, было бы неправильно. С одной стороны, многие так и делают, но в ситуации с Пименовыми стоило проявить крайнюю осторожность. И Крячко, как всегда, нашел простой выход. Во второй половине дня к двери квартиры Шаровых подошла миловидная девушка в короткой юбочке и изящном дорогом топике. Никаких излишеств, минимум косметики и украшений. Хотя девушке все это было и не нужно. Стройная, с загорелыми ногами и блестящими глазами, она была олицетворением молодости и красоты.

За дверью в квартире помолчали, а потом раздался женский голос:

– Вам кого?

– Здравствуйте, – жизнерадостно и приветливо отозвалась девушка. – А мне Павел нужен. Он дома?

После небольшой паузы дверь все же открылась. Женщина средних лет в домашнем халате с заспанными глазами осмотрела с ног до головы визитершу, потом бросила взгляд на мужчину, который деловито переписывал показания электрических счетчиков, на уборщицу, старательно протиравшую перила лестницы. Мирная картина, много людей, не вызывающих подозрения. Снизу по лестнице поднялась соседка, поздоровавшаяся с уборщицей, потом с Шаровой.

– А Павла нет, – ответила наконец хозяйка квартиры.

– А когда он будет? – с приветливой улыбкой начала выяснять девушка. – Он мне очень нужен. У нас в университете один проект интересный открывается межрегиональный. Я в инициативной группе, а Вадима мы хотели пригласить для написания текстов. У него такой слог интересный, он умеет сразу внимание привлекать. Вот мы и подумали…

– Да он на даче сейчас, – ответила женщина, лицо которой стало немного добрее – девушка ей понравилась.

– Ой, а вы не могли бы передать Павлу номер моего телефона? Меня Оля зовут, Оля Родионова. Пусть он мне позвонит, и я все объясню. Правда, это очень интересный проект, и заработать можно. Если мы хорошо начнем, то по результатам этого проекта можно рассчитывать на грант Правительства Москвы или даже президента.

Девушка, продолжая щебетать, вытащила из кармашка сумки блокнотик, написала номер своего телефона, вежливо попрощалась и легко сбежала по ступеням вниз. Крячко с серьезным видом стал подниматься по лестнице наверх. Через пару минут, когда он спускался в лифте вниз, у него зазвонил телефон.

– Ну, как я, товарищ полковник? – раздался в трубке задорный девичий голос. – Справилась?

– Молодец, курсант! – похвалил с усмешкой Стас. – Только переигрывать не надо. А так, считай, что тебя ждет великое будущее в оперативной работе. Образ выдержала четко.

– Я просто не могла закончить разговор и не вызвать улыбки этой хмурой женщины, – весело затараторила девушка. – Мне почему-то показалось, что это особенно важно было сделать. Ну, чтобы она поверила мне, чтобы позвонила сыну. А можно, я с вами поеду, Станислав Васильевич? Может, и там придется снова мою роль использовать? Ну, обстановка такая сложится, что нельзя будет напрямую…

– Отставить, курсант! – строго приказал Крячко, выходя из лифта, и тут же сменил тон: – Все, Оля, спасибо. Ты и правда молодец, справилась. Дальше мы уж сами. Отдыхай, каникулы же!

Через час из технического отдела сообщили, что на номер телефона «Ольги» позвонил абонент. Навигация показала положение аппарата абонента. Это дом в садовом товариществе «Ромашка» в 15 километрах от Москвы, в районе поселка Сабурово по Пятницкому шоссе. Установлено, что звонил сам Шаров. Номер зарегистрирован на его имя. Эту сим-карту он покупал два года назад сам, по своему паспорту. Разговор от имени «Ольги» вела дознаватель ГУВД в рамках той же легенды «интересного проекта».

Крячко тут же выехал в Сабурово. Проскочив МКАД, он прибавил скорость. Все идет хорошо, думал Стас. Правильно, если ребята прячутся и перестали видеться, значит, они чего-то боятся. Если просто рассорились, распалась компания, то зачем прятаться? Оперативная установка показала, что Павел Шаров вот уже месяц не появляется дома. А мать очень спокойно, без тени тревоги сообщила Ольге, что он на даче. Хотя нет, тень тревоги все же была, но не настолько, чтобы считать, что мать парня в панике и хочет оградить его от всего мира. Ничего, разберемся, уверенно сказал сам себе Крячко. Еще с этими сопляками возиться, когда там криминальные разборки с трупами и кража дорогого раритетного оружия.

Он в очередной раз сверился с навигатором. До дома, из которого отвечал по телефону Шаров, было всего метров пятьдесят. Не стоит подъезжать так близко, решил Стас, пройдусь, осмотрюсь. На лужайке возле местного продовольственного магазинчика стояло несколько машин. Будет вполне разумно оставить здесь свою, она не будет бросаться в глаза. Припарковавшись, он запер машину и пошел по переулку между участками. Легкие брюки, льняная рубашка навыпуск, легкие туфли. Крячко шел с легкой улыбкой на лице, поигрывая ключами от машины. Пара женщин на участках, мимо которых он проходил, бросали на незнакомого мужчину заинтересованные взгляды.

Образ соответствует, с улыбкой подумал Стас, вписываюсь в общую атмосферу. Теперь бы еще взглянуть на участок Шаровых. Да еще попасть туда, да доверительно переговорить с Павлом. Планировать такие контакты он не любил. Ситуация редко повторяется, и большей частью Стас надеялся на вдохновение и экспромт. Иногда достаточно было попросить попить или отвертку, сославшись на неисправность в машине. Бывало, люди, например, помогали прохожему, которому срочно надо было зарядить телефон.

Участок Шаровых ничем не отличался от других. Такая же сетка-рабица, местами увитая виноградом. Обычный кирпичный дом с мансардой, банька, фруктовые деревья, небольшая грядка клубники, цветочки. Он сбавил шаг и прислушался: из дома доносилась музыка. Любопытно, но двадцатилетний современный парень слушал «Богемскую рапсодию». Стас привык к тому, что нынешняя молодежь слушает музыку более современную. Ладно, музыка – дело второе, но надо как-то попасть в дом и вызвать Шарова на откровенный разговор. Желательно, пока с ним нет родителей или других взрослых родственников. С ними потом разговор будет особый.

Чего он тут торчит в одиночестве, подумал Крячко, осматриваясь. Но потом поймал себя на мысли, что Павел мог быть и не один, он, может быть, здесь целый месяц любится с какой-нибудь девушкой. Ладно, отсюда не докричишься, решил он. Обойду-ка я участок с другой стороны. Дом стоит ближе к противоположному забору, там хоть камнем в окно, хоть свистом можно привлечь внимание. А может, удастся и увидеть что-нибудь интересное.

Крячко быстрым шагом обошел два следующих участка и вышел к дому Шаровых с другой стороны. Этот переулок был больше захламлен, здесь давно не косили траву, а на углу красовалась большая лужа, видимо из проржавевшей магистральной поливной трубы. Как все неопрятно, подумал Стас, обходя лужу, этот дачный поселок далек от благоустроенного совершенства. Окинув взглядом глухую стену дома, он с неудовольствием понял, что окон на эту сторону не было. Зато слышнее была музыка и… В доме что-то с грохотом упало, а потом послышался крик боли.

Стас замер на месте. И только теперь он увидел, что сетка возле стены дома, в той части, где ее скрывал большой куст сирени, была прорезана. Да ее просто перекусили, звено за звеном, вон теми арматурными ножницами с длинными ручками, которые бросили на отмостку за куст. Не раздумывая больше, Крячко присел и полез в дыру. Размер был подходящий, метра полтора высотой, так что пролезть он смог быстро, не зацепившись за сетку.

А в доме снова крик, потом с грохотом что-то скатилось, видимо, по лестнице со второго этажа. Музыки больше слышно не было. Стас выхватил из кобуры под мышкой пистолет и, рванув входную дверь, заорал как можно громче:

– Всем стоять! Полиция!

Сейчас главное – остановить происходящее. Что-то ведь происходило, кто-то кричал от боли, что-то падало. Все это очень походило на драку, на смертельную схватку. Лестницу, ведущую на второй мансардный этаж, он увидел справа и тут же побежал к ней. На его глазах с грохотом что-то упало, видимо, человеческое тело. Так и есть, через секунду он увидел окровавленную руку, которая безжизненно свесилась, пачкая перила. Крячко мгновенно оказался на нижних ступенях. Светловолосая голова парня лежала на ступенях, рука безжизненно повисла, а выше, на верхней площадке, – чьи-то ноги в кроссовках.

– Стой, стрелять буду! – крикнул он и бросился наверх, надеясь, что сумеет выстрелить по ногам, чтобы задержать преступника. Там преступник, а на лестнице без движения лежит Павел Шаров. Его фото Крячко видел раньше, ошибиться он не мог. Но когда Стас оказался на втором этаже, там уже никого не было. Створка окна покачивалась, стеклопакет в ней разбит, на подоконнике крюк, а вниз вдоль стены, видимо, спускалась веревка, он почему-то не сомневался в этом. Стас подошел и выглянул. Так и есть. А ведь парень альпинист, он и в дом Пименова попал через окно с крыши по веревке, и здесь. А в загородном доме профессора преступник без таких сложностей обошелся. Интуиция подсказывала, что преступник – один и тот же. И сейчас он снова ушел.

– Живой? – Крячко спустил на пол окровавленное тело Шарова, и тот застонал. – Не бойся, я из полиции. Все хорошо, ты в безопасности.

Ран было три. Одна колотая, наверное, не очень опасная, в плече чуть выше локтя. Крови много, но жизненно важных органов здесь нет. Еще одна резаная рана прочертила кровавой полосой грудь, распоров рубашку. А вот третья неприятная: справа от пупка, колотая. И трудно угадать, что там задето внутри, а что нет. Справа печень, а это серьезно!

Выдвинув один за другим ящики комода у стены, Стас нашел простыни, наволочки и стал закрывать раны, пытаясь остановить кровотечение. Сделав жгут, перетянул плечо выше раны. И только после этого достал свой телефон, стараясь не перепачкать его в крови, и вызвал «Скорую помощь». Укол бы тебе сделать, подумал Крячко, глядя на бледное лицо Шарова, обезболивающее, противошоковое, и стал набирать номер Гурова.

– Лева! Хочу огорчить тебя. Хотел сказать, что есть и приятная сторона вопроса, но подумал, что приятного все же в этом нет.

– Ты что, Стас? Что случилось? – Голос Гурова был глухим и напряженным. Кажется, он ждал самых неприятных новостей. Интуиция и ему подсказывала, что все очень серьезно.

– Если коротко, то Павел Шаров еще жив, но сколько он проживет, я не знаю, не могу определить серьезности ранений. Нападавший скрылся, хоть я и пытался стрелять. Ранения у Шарова ножевые.

– Кинжал? Ты видел нападавшего?

– Не берусь судить, чем его ранили. Раны большие, может, и кинжал, а может, и самодельный нож, заточка. Преступника не видел, только ноги. Типичные для молодых мужчин кроссовки. Уже не подростковые, но все еще относящиеся к молодежному типу. Джинсы синие, поношенные. Больше ничего не сумел увидеть. Он со второго этажа в окно ушел.

– Через окно, – задумчиво повторил Гуров и добавил: – В квартиру Пименова киллер тоже попал через окно. Альпинист он, Стас, или альпинистскую подготовку проходил. Снаряжение на месте осталось?

– Висит, куда оно денется, – устало ответил Крячко, усевшись на пол и прижавшись спиной к лестнице. Цвет лица Шарова ему не нравился. – Обычная синтетическая веревка, которую можно купить в любом спортивном магазине. Крюк, правда, титановый, легкий. Это вещь дорогая, но легкая. Ради такого дела киллер мог и потратиться на него.

«Скорая» появилась через две минуты. За это время Крячко дважды приводил пострадавшего в сознание, и тот снова его терял. Он открыл калитку и пропустил в дом медиков. Наблюдая за их работой, Стас с трудом сдерживался, чтобы не задать очень важный вопрос – а будет ли парень жить. Наконец врачи, установив капельницу, попросили его помочь донести носилки до машины.

– Насчет этого не знаю, – покачала головой немолодая женщина-врач. – Я не знаю, насколько серьезна полостная рана. Все будет ясно после операции. Ждите. И еще надо сообщить родственникам. Вы это сделаете сами?

– Да, не беспокойтесь, – невесело усмехнулся Крячко. – Обязательно сообщим. У нас к ним очень много вопросов теперь. Очень много.

Профессора Маврина привезли в половине одиннадцатого вечера. Гуров поднял голову, оторвавшись от бумаг на своем столе, и посмотрел на доставленного. Молодой лейтенант из дежурной части доложил и вышел из кабинета, повинуясь кивку полковника.

– Садитесь, Олег Сергеевич, – холодно велел Гуров. – Хотелось бы вложить в это слово больше смысла, но пока не имею на это права. Не уполномочен.

– А у вас что, именно в это время и принято привозить людей для допросов? – ехидно осведомился профессор. – Пораньше было нельзя? Или вы меня всю ночь собираетесь мучить? Говорят, во французской криминальной полиции есть такой способ допросов, когда подозреваемому не дают спать несколько суток. Следователи меняются, а он сидит.

– Смотрите, какие познания, – усмехнулся Лев и откинулся на спинку кресла. – Только вы напрасно пытаетесь говорить со мной в таком снисходительном тоне, Маврин. За последние сутки ваше положение не улучшилось, а, наоборот, значительно ухудшилось. Вы даже не понимаете, что у нас есть все основания задержать вас и препроводить в изолятор временного содержания суток на двое, на трое. А потом, глядишь, и следователь вас официально арестует.

За спиной Маврина неслышно открылась дверь, и в кабинет вошел Крячко. Профессор начал хмурить брови, а его шея стала наливаться кровью от праведного гнева.

– Это какие же у вас есть основания для моего ареста? И кто-то мне совсем недавно предлагал свободу и свое снисходительное отношение на мою помощь. Учтите, помощь в деле, в котором я просто свидетель.

– Свидетель? – взревел Крячко так, что Маврин вздрогнул и втянул голову в плечи. – Простой свидетель?

– Подожди, Станислав, – поморщившись, попросил Гуров.

– Нет уж! Я скажу, Лев Иванович! Ты меня не останавливай! – Крячко рывком развернул стул вместе с Мавриным к себе лицом. – Ты возмущен, ты недоволен, свидетель! А ты хоть понимаешь, какую дверь в преисподнюю отворил своим заказом, своим желанием иметь этот чертов кинжал? Вы там все на понтах, вы все хвалитесь, у кого в коллекции оружие интересней, а здесь люди ради вас друг другу животы вспарывают! В квартире профессора Пименова труп! Мало тебе? Зарезали исполнителя твоего заказа. А сегодня еще один парень в больницу доставлен весь в кровище, и неизвестно, выживет или нет! И снова твой кинжальчик. Им двадцатилетнего парня искромсали как бекон!

– Что вы говорите? – начал было возмущаться испуганный Маврин. – Я ни в чем не виноват. Кто-то кого-то убил, но я здесь ни при чем. Я не просил и не заказывал убийств!

– Не просил? – рычал возбужденный Крячко. – Не заказывал? А они идут теперь. Без твоего согласия и твоего спроса идут. Вот, на тебе!

Он отошел в угол, где на вешалке висел его пиджак, готовый к отправке в химчистку. В этом пиджаке он был сегодня в садовом товариществе, в нем вытаскивал с лестницы раненого Шарова. Стащив пиджак с вешалки, Стас швырнул его в руки профессора:

– На! Ты же врач, ты знаешь, что такое кровь. Вот она! Кровь того парня, которому я десять минут, пока ехала «Скорая помощь», всяким тряпьем раны затыкал. А он лежал и истекал кровью! Этим самым кинжалом, который ты так хотел. Кто следующий? Мать этого паренька, девушка, дочь, чья-то жена? А может, ты сам, упырь?

Маврин брезгливо держал в руках пиджак с окровавленными лацканами и рукавами. Бросить его на пол он боялся, боялся гнева этого полковника, а держать в руках не мог. Профессора трясло нервной дрожью. Крячко подошел к нему, вырвал свой пиджак из дрожащих рук задержанного и проговорил хриплым голосом:

– В аду тебе сниться будут эти кровавые кинжалы, эти трупы будут звать тебя и тянуть к тебе руки, вурдалак. А ты чистенький и невинный, как агнец, будешь блеять и прижиматься в углу, пытаясь спрятаться. И будешь оправдываться, только оправдания тебе нет! И не будет!

– Лев Иванович, – взмолился Маврин, поворачиваясь к Гурову и ища его поддержки. – Ну, вы же понимаете, что я не виновен. Не я это делал, не я просил этого! Я даже не просил красть кинжал, я просил изучить возможность получить его.

– Получить? Вы знали, что обращаетесь с просьбой в криминальную среду, – холодно ответил Гуров. – Вы знали, что там проблемы решаются просто, а препятствия устраняются с пути тоже легко и просто. Или вы наивно полагали, что хозяина коллекции буду долго и нудно уговаривать, соблазнять благами, деньгами и перспективами? Людей убивают, понимаете вы или нет? Как нам остановить убийцу, кто он, сколько их?

– Я не знаю. – Маврин опустил голову, и его голос перешел на еле слышный шепот. – Я не думал, что будет все так страшно. Не думал, что эти люди такие страшные. Этот Барон, этот Вангель, он показался мне интеллигентным, порядочным человеком, деловым человеком. Мы с ним даже не обсуждали такие варианты развития событий, тем более с кровью. Я же не знаю этих людей, которых Вангель нанимал, я не знаком ни с кем из них.

– Не знакомы? – переспросил Гуров. – Допустим. Вот что, Маврин, давайте вместе вспоминать. По минутам все ваши встречи с Бароном. О чем говорили, кого он называл, может, упоминал в разговоре. Сейчас важно каждое имя, каждая кличка, просто какие-то броские приметы человека, который мог быть причастен к этой краже и убийству. Итак, кто вам посоветовал обратиться к Вангелю?..

– Не разрешают допрашивать, – стоя спиной к Гурову и наливая в чашки кофе, констатировал Крячко. – Я с ней и так и эдак, а она ни в какую.

– Тяжелое состояние? – спросил Лев, принимая из рук напарника чашку. – Опасная рана?

– Нет, не в физическом ранении дело. Состояние не ахти, но стабильное. Опасности для жизни вроде бы нет. Лечащего врача беспокоит моральное и психическое состояние Шарова. Он сильно напуган, почти в истерике. Они ему колют что-то успокаивающее, но нервишки у парня на пределе.

– Ну, его можно понять. Преступник нанес ему три ножевые раны. А тебе не кажется, Стас, что это уже цепочка? Нападение на человека в квартире Пименова-старшего. Убит копией раритетного кинжала вор, который пришел украсть оригинал. Оригинал после этого пропал. Нападение на дизайнера в загородном доме Пименова-старшего, когда там был его сын. Нападение с холодным оружием, видимо, с оригиналом раритетного кинжала, похищенного у самого Пименова. Нападение на друга Пименова-младшего. Оружие не установлено, но я не удивлюсь, если им окажется все тот же кинжал. И третий друг Пименова-младшего – Никита Луговой…

– Исчез, и мы его никак не можем найти, – продолжил Крячко.

– Ничего нового?

– Ничего. Родители по-прежнему в панике. Установить тех, с кем он уехал на море, не удалось. Родителям рассказал про турбазу в Подмосковье. Я думаю, что он ни на какое море и не уехал, а просто прячется где-то в Москве.

– Прячется, – повторил Гуров. – Почему? Чтобы с ним не приключилось того, что и с Шаровым? Нет, Стас, поехали в больницу. Убедим мы лечащего врача. Нет у нас иного выхода! Время идет, а этот клубок так и не распутывается. Нам новые смерти не нужны! Пойдем к Орлову, изложим ему всю ситуацию. Пусть распорядится об охране Шарова в больнице. Глядишь, парень немного успокоится и ответит на наши вопросы.

Лечащий врач Шарова стояла в ординаторской со стаканчиком кофе в руке. Окно за ее спиной начинало темнеть, в коридорах больницы устанавливалась вечерняя тишина. Закончились операции, лечебные процедуры, ушли домой врачи. Осталась только дежурная смена. Гуров говорил, а сам смотрел на руки хирурга. Удивительно, мелькнула в его голове мысль, Пономарева не хрупкая женщина, даже грузная немного, с широкой костью, как это называется в народе, а вот пальцы у нее, как у музыканта. Музыкальные, тонкие, почти трепетные пальцы. А ведь есть что-то общее у музыканта и хирурга. Нет, не в движении пальцев. Скорее в тонкости искусства, в том, насколько малейшее движение этих вот трепетных пальцев важно для человека. У музыканта рождается музыка из звуков, у хирурга из его пальцев заново рождается жизнь. Каждое движение может принести смерть, если пальцы ошибутся, но они не ошибаются, и они дарят жизнь. Это ли не музыка!

– Вы понимаете, – строго говорила хирург, – что своим допросом вы возвращаете пострадавшего снова в ту среду, в ту часть его сознания, где страх смерти, где боль, отчаяние и безнадежность. Ведь преступник сумел трижды ударить его ножом. Трижды Шаров ожидал неминуемой смерти, трижды он прошел через нее. Раз за разом. Не всякая психика это выдержит.

– Дорогая Ирина Григорьевна, – начал было проникновенным тоном Крячко, но Гуров положил руку на его локоть и поднялся.

В ординаторской воцарилась тишина, которую нарушали только маленькие часы-ходики у двери. Уютные звуки маятника, пощелкивания шестеренок. Гуров подошел к окну и стал смотреть на улицу. Вот так всегда, подумал он. Каждый считает, что он прав. А ведь правота не бывает только твоя или моя. Она единственная. И это надо понять и ощутить. Всегда, в каждом решении, в каждом поступке мы идем на компромисс. С коллегой по работе, с женой, да с самим собой, в конце концов.

– Понимаете, Ирина Григорьевна, – тихо сказал он, глядя в окно. – Иногда в жизни приходится обращаться не к высочайшей мудрости, а к простой арифметике. Да, да, к самой элементарной арифметике. Приходится просто считать и складывать. Или вычитать. Что больше: один или, скажем, пять. Да хотя бы один или два. Вы вот беспокоитесь за самочувствие Шарова, а преступник тем временем на свободе. Шаров единственный, кто его видел. И чем больше мы щадим именно Шарова, тем больше вероятность, что этот преступник убьет или искалечит еще кого-то. Да, мы обязаны его щадить. Вы – потому что давали клятву Гиппократа, мы – потому что давали присягу своему народу защищать и беречь. Но это решение и есть как раз мужество выполнения своей клятвы. Не умрет Шаров, просто придется с ним возиться еще и еще. Спасать его психику, лечить его тело и душу. Но мы этим поступком спасем еще и других невинных, на кого может напасть этот маньяк или кто он там. Нет у нас времени на ожидание. Вы помните Чернобыль? Тогда тоже можно было не посылать туда невинных людей, чтобы они не получили смертельных доз облучения. Но тогда бы пострадало и погибло намного больше, поэтому и посылали. Жертвуя немногими, спасали, можно сказать, целый мир. Это как на войне. А мы с вами, каждый в своем окопе, на такой же войне. Вы – за жизни и здоровье, мы – тоже за жизни, но защищая от преступников. Часто вооруженных, как вот в случае с Шаровым.

– Вы знаете, Лев Иванович, – покачала головой хирург. – Это нечестно – пользоваться своим красноречием, убеждая смертельно уставшую женщину. Я сегодня двенадцать часов простояла у операционного стола. А еще мне пришлось подменить другого врача, у которой муж попал в аварию, и ей нужно быть с ним в клинике.

– Что делать, – вздохнул Гуров. – Долг, он всегда долг. В каждой профессии.

– Ладно, пойдемте. – Пономарева поставила на край стола стаканчик из-под кофе и пошла к двери. – Я вас понимаю. Я даже выйду и останусь за дверью. Но прошу вас, товарищи. Как только у Шарова начнется истерика, вы должны сразу выйти и дать нам возможность вмешаться. Его реакция может привести к необратимым последствиям.

– Мы не будем его пугать и давить на него, – пообещал Крячко. – Мы будем просить у него помощи и призывать его к сотрудничеству. Обычно люди идут навстречу, когда осознают, что полиция – единственная, кто его действительно в состоянии защитить, спасти, помочь в безвыходной ситуации. Тем более что мы на самом деле выставим сегодня охрану у палаты Шарова.

– Ему грозит опасность? – Пономарева остановилась у двери и обернулась. – Час от часу не легче!

Павел Шаров лежал на спине и смотрел в потолок прямо над собой. Но стоило только приоткрыться двери палаты, как он сразу поднял голову с подушки и уставился на входящих. То, что с двумя мужчинами к нему пришла и его лечащий врач Ирина Григорьевна, несколько успокоило раненого, но взгляд парня оставался напряженным.

– Паша, это товарищи из полиции, – сказала Пономарева, подходя к постели и осматривая капельницу. – Им нужно поговорить с тобой. Ты же понимаешь, что все произошедшее с тобой будет расследоваться. Так что отвечай на все вопросы, а я потом приду с медсестрой, тебе пора делать уколы.

– Меня зовут Лев Иванович, – представился Гуров, пододвигая белый табурет поближе к кровати и усаживаясь на него. – А это полковник Крячко. Мы из уголовного розыска.

Шаров смотрел на гостей, переводя взгляд с одного мужчины на другого. Страх и недоумение в его глазах стали исчезать, но пальцы правой руки все равно стискивали простыню. Гуров осмотрел перебинтованное тело Шарова и остался доволен. Да, как и говорила лечащий врач, никаких серьезных ранений у парня не было. Даже рана в область живота и та оказалась не очень опасной. Чудом не были задеты внутренние органы. Шаров потерял много крови, и у него была сильно травмирована психика. Все-таки пережить такое нападение, мысленно уже попрощаться с жизнью, получая удар за ударом кинжалом. А парень он физически крепкий, может, поэтому и смог уворачиваться, вырываться, может, поэтому киллеру и не удалось его так легко убить.

– Так, парень, – уверенно добавил Крячко, подходя к кровати и облокотившись на спинку в ногах раненого. – Можешь больше не беспокоиться. Найдем мы этого урода, а ты с этой минуты под охраной. Никто тебя больше не тронет. Понимаешь?

– Вы что, полицию ко мне приставите? – нервно улыбнулся Шаров.

– А ты не иронизируй, – покачал головой Гуров. – Уже приставили. Там ОМОН у твоей палаты дежурит. На окнах решетки, здание охраняется. Так что давай ловить того человека, который напал на тебя. Расскажи, как все произошло.

– Блин! – с шумом выдохнул Шаров и покачал головой. – Я не понял, откуда он взялся. Здоровый детина! И так неожиданно, что я только в последний момент его заметил. Не повернись вовремя, в морге бы лежал сейчас. Капец! Вот такой ножище или кинжал какой-то! Я только успевал уворачиваться, кидал в него чем попало. На улицу хотел выбежать. Он в руку ударил, по груди. Боль, кровища. Думал, хана мне… А потом в живот как саданет. И все, в глазах все перевернулось.

– Откуда он появился, где ты сам был в этот момент? – стал уточнять Крячко.

– На втором этаже в спальне. Точнее, я выходил из нее, белье хотел в машинку заложить на первом этаже. А тут он.

– Описать сможешь нападавшего? Внешность, одежду, особые приметы, может быть, какие-то есть?

– Не знаю, – судорожно вздохнул Шаров, а потом прижал руку к левому виску. Гуров заметил, что у парня дергается глаз. – Глаза у него бешеные, круглые. Волосы… наверное, короткие. Ничего больше не помню.

– Ну а хотя бы в какой руке у него был кинжал? В правой или в левой?

– В… – Шаров нахмурил лоб и посмотрел в стену напряженным взглядом, как будто снова представлял ту картину, заново переживал ситуацию, когда смерть дышала в лицо, когда холодная сталь ранила его тело и казалось, что спасения уже нет и не будет. – Не знаю… В правой… или в левой! Все так быстро было. Я даже не успел понять ничего!

– Хватит, Паша! – строго проговорил Лев. – Ты мужик или баба? Соберись, черт бы тебя побрал!

– Соберись? Мужик?! – стал выкрикивать Шаров слова. – А вы сами бы на моем месте как собрались?

– Знал бы ты, сколько раз мы бывали на твоем месте. И под ножом, и под пистолетом! – оборвал его Крячко. – И мы прекрасно знаем, что просто так не нападают. Тебя не ограбили! Он приходил из-за тебя, из-за тебя лично! За что он хотел тебя убить?

– А за что меня убивать? – чуть ли не со слезами от избытка эмоций стал тараторить Шаров. – Я сижу, никого не трогаю, я вообще месяц на даче живу, меня и в городе не было!

– А месяц назад? – тут же спросил Гуров, уловив эту деталь в интонациях раненого. Почему он именно месяц здесь живет, почему именно месяц он никого не трогает?

– Что, месяц…? – хрипло спросил Шаров, со страхом глядя на полицейских.

– Не дури! – коротко бросил Крячко и сел рядом с Шаровым на кровать. – Что случилось месяц назад, куда вы все разбежались и попрятались? Почему хотят убить Вадима Пименова, почему хотят убить тебя? Мы вашего третьего дружка не можем найти. Где Никита Луговой?

– Не знаю, – прошептал Шаров.

– Вот и мы не знаем, хоть и ищем, – вздохнул Лев. – А может, до него уже добрались? Может, его уже и в живых нет? А?

Павел только замотал головой, как будто во рту держал воду и боялся ее расплескать, выплюнуть. В его глазах был уже не страх, а полное отчаяние, безысходность. Устал Шаров бояться, до икоты устал уже бояться. Это чувствовалось. Сыщики смотрели на него и ждали. Оба понимали, что угадали суть происходящих событий, своим поведением Шаров подсказал им причину.

– Ну, что вы натворили? – потребовал Гуров. – Кто вам мстит, за что? Дурак, убьют же всех, если мы его не остановим! Ты не понял, что он настроен серьезно?

– Дура, сучка! – застонал Шаров, ударил кулаком по колену, а потом схватился за перевязанный живот. – Это она все, это из-за нее! Да на ней пробу ставить негде, а она из себя целочку строила! Да ее весь района драл, а с нами она вот так решила? Да она просто на принцип пошла, на деньги развести нас хочет. Помешанная она, и друзья у нее помешанные! Я не знаю, кто это, не знаю!

– Тихо! – рыкнул Крячко. – Давай без истерики. Спокойно и по порядку рассказывай, что вы натворили, что за «она»?

– Из клуба. «Нирвана». Она там часто бывает. Я не знаю, как ее зовут. Она с парнем туда ходит.

– Дальше что!

– Как-то так получилось, познакомиться решили. Она флиртовала, заигрывала. Ну, когда домой пошла, мы за ней увязались, типа, проводить. А она с этим пацаном. Тюфяк какой-то, все молчал, а мы подвыпили тогда, короче…

– Ну!

– Потрахаться с ней хотели, а она ломаться, как девочка. Мы-то знали, кто она на самом деле…

– Что знали, откуда знали? – хмуро потребовал Крячко.

– Ну, что она шлюха, что с ней многие… Не, ну не то чтобы сами видели, но это Вадик так говорил… Или не Вадик. Я не помню!

– Вы ее изнасиловали? – процедил Гуров сквозь зубы. – Втроем?

– Не, ну, че сразу – изнасиловали? Я же, она сама…

– Изнасиловали? Она вырывалась?

– Да… – обреченно ответил Шаров и опустил голову.

– Рассказывай подробно, утырок! – с ненавистью посмотрел на парня Стас. – Рассказывай, или бросим тебя, к чертям собачьим, отдадим этому мстителю, и пусть труповозка вас собирает. Время на тебя тратить!

Гуров строго посмотрел на напарника. Крячко только помотал головой в ответ, говоря, что не стерпел. Сильно разозлил его этот подонок. И Шаров наконец начал рассказывать. Как они втроем с Пименовым и Луговым пытались познакомиться с девушкой, несмотря на то, что она в клубе была с парнем. Девушка была веселая, «заводная», за словом в карман не лезла. Шаров не мог теперь вспомнить, что их тогда так раззадорило. Бывало у них, и не раз, после веселья в клубе не менее веселое время с девушками на чьей-нибудь квартире. Не часто и без насилия. А здесь как переклинило, заводили ее насмешливые интонации.

Парня этой девушки они просто прогнали пинками, и он ушел. И это распалило студентов еще больше. Зажав вырывающейся девушке рот, они утащили ее в безлюдную часть парка и стали насиловать по очереди. А потом как протрезвели неожиданно. А может, так и есть, может, и протрезвели, ведь, кроме пива, ничего в тот вечер не пили. А еще Шаров помнил слова девушки, как она шарила по траве в поисках трусиков и сумочки и зло, без слез говорила, что им не жить теперь, что все вы, уроды, кровью умоетесь.

– И что потом? – спросил Гуров после длительного молчания.

– Потом? Потом по домам разошлись. Молча. Утром уже Вадик всех собрал, и мы стали думать, что делать. Испугались того, что натворили. Решили на время скрыться из Москвы, никуда не ходить, «Нирвану» вообще за километр обходить. Короче, затаиться. Ничего не было, ничего не знаем, и все тут.

– Что, эту девушку вообще не знаете? Ни имени, ни фамилии, ни где учится или работает?

Шаров только отрицательно помотал головой. Он сидел на кровати, унылый еще и оттого, что все вынужден был рассказать полицейским. Теперь и за это придется отвечать, но это лучше, чем если тебя зарежут когда-нибудь в темном углу. Кого она там наняла, Шарову было неизвестно, но как-то она нашла крутого, который их всех выследил.

Гуров достал блокнот и стал терпеливо фиксировать со слов Шарова описание девушки, ее спутника, которого прогнали насильники. По этим данным можно попробовать установить знакомых пострадавшей, а потом уже выяснить, кто этот мститель. В том, что это месть, Лев уже не сомневался. Как там сказал только что Шаров? Глаза у нападавшего были бешеные? С ненавистью нападал, значит, не грабитель.