Церковь тридцатых годов медленно погружалась в подполье. Становилось все меньше возможностей для богослужения. Храмы закрывались. Очень часто в помещении храмов создавались конторы, заводики или вообще клубы. Священников и иерархов, не принявших Декларацию митрополита Сергия, было много. Возникло целое движение «непоминающих» — за литургией они не возносили имя митрополита Сергия, а поминали только митрополита Петра. Тех, кто митрополита Сергия за литургией поминал, называли «сергианами». Оформилась подпольная катакомбная церковь, члены которой также не поминали митрополита Сергия. Власти такое разделение было на руку: начались преследования по политическим мотивам, якобы за неподчинение власти. Священнику, находящемуся в ссылке, могли дать новый срок или снова отправить в лагерь — за антисоветскую агитацию и контрреволюционную деятельность. По сути — за то, что исполняет священнические обязанности.
Однако верующие по-прежнему стремились к своим пастырям. Их не пугали огромные расстояния. И на Север, и в Караганду тянулись живые человеческие ниточки. По этим ниточкам передавалась жизненно важная информация, а также все насущное: еда, нехитрые лекарства, теплые вещи. Многие из духовных чад исповедников, томящихся в ссылках и лагерях, приняли тайный постриг: внешне жили обычной жизнью, но тайно соблюдали монашеский устав.
