Двое молодых людей, парень и улыбчивая девушка, еще не знали, что им предстоит прожить вместе двадцать лет и даже больше. Девушка была нездорова. Врачи сказали недавно, что детей у нее не будет. Молодой человек, кажется, просто держал девушку за руку и вел ее из Михайлова храма к воротам монастыря. Дни пребывания в благословенных псковских Печорах подходили к концу. Нужно было возвращаться в Москву. Мысль о том, чтобы пожениться, у молодых людей, конечно, была, но оба, возможно, по молодости и нерешительности, боялись додумать ее до конца.

Вдруг навстречу им вышла женщина, чем-то очень смущенная, подошла, протянула пакетик конфет «Ласточка» и сказала:

— Вы Катя? Отец Иоанн просил подойти к нему. Я только что от него. Сказал: а то без благословения уедут!

Оба, девушка и молодой человек, посмотрели друг на друга: вот оно! И бегом бросились к отцу Иоанну. Карман куртки юноши, раздувшийся от пакета конфет, смешно подпрыгивал при беге. Девяностые годы только начинались. Через год после венчания Катя родит сына, а еще спустя пару лет — дочку.

Однако вернемся лет на десять-двенадцать назад, когда поездка в псковские Печоры была отнюдь не безопасна.

В 1982 году на площади в обители заметна была группа молодых людей, среди которых один выделялся порывистыми движениями и живым взглядом. Он словно вбирал в себя все, что видел вокруг. В те годы Псково-Печерская обитель была местом среди верующих известным. Интеллигентная публика приезжала сюда для приобщения истинно духовной жизни. У многих ученых и артистов здесь жили духовники. Простые люди ехали к своим старцам, которых в псковских Печорах было несколько. Паломники подолгу оставались здесь, порой ночевали в храмах. Чаще всего — в более теплом Успенском. Сильные мира сего наведывались сюда по большей части тайно, так как за нетуристическое посещение монастыря (читай: с целью удовлетворения религиозных потребностей) в позднебрежневское время можно было не только лишиться работы, но и оказаться в тюрьме, а потом в лагере или в психушке. Появились и новые люди — волосатые, довольно суровые ребята, играющие рок-музыку. В «волосатой среде» ходили легенды, что в псковских Печорах бывали и Гребенщиков, и Кинчев. Так на самом деле и было. Успенский Псково-Печерский монастырь никого не оставлял равнодушным к своей изумительной красоте — не только архитектурной. Прежде всего, это была монашеская обитель, Богом хранимая все время гонений, прошедшая через закрытия, открытия и непомерные налоги. Это был один из самых заметных райских островов на территории СССР.

Молодой человек (на солнце его немного вьющиеся волосы казались рыжеватыми) наконец сосредоточился на группе паломников, окружавших невысокого роста священника, шедшего как бы сквозь толпу легкой, птичьей походкой. «Суетлив», — подумалось невольно молодому человеку.

«Я впервые увидел архимандрита Иоанна (Крестьянкина) в 1982 году, когда приехал в Псково-Печерский монастырь. Тогда, кажется, он не произвел на меня особого впечатления: такой очень добрый старичок, весьма крепкий (в ту пору ему было только семьдесят два года), вечно куда-то спешащий, даже суетливый, неизменно окруженный толпой паломников. Другие насельники монастыря выглядели гораздо строгоаскетичнее и даже солиднее», — напишет в «Несвятых святых» архимандрит, а ныне епископ Тихон Шевкунов. В 1982 году ему было 23 года. Талантливый студент-кинематографист уже начал уступать место будущему монаху.

Отец Иоанн прошел и скрылся в группе сопровождавших его людей. Но осталось странное и глубокое впечатление, которое наблюдательный молодой человек не мог не отметить, хотя вряд ли в то время придал этому впечатлению большое значение. Мягкость и «суетливость» отца Иоанна только подчеркивали подлинность, а ее почти невозможно описать. Будущий отец Тихон вскоре забыл о старичке в больших очках и с волосами, лежащими, как у «старого русского интеллигента».

Имя, данное в монашестве, не совпадает с именем в паспорте практически никогда. Но случается, что данное в детстве имя человек несет всю свою жизнь. Четырехлетний Ваня Крестьянкин прислуживал в алтаре местного храма, отец Иоанн Крестьянкин видел две мировых войны, прошел тюрьмы и лагеря. Бог сохранял его на самых крутых поворотах судьбы, потому что сердце отца Иоанна было открыто Богу.

В первом выпуске Духовной академии, 1945 года, оказалось сразу три замечательных человека. Каждому из них Господь даровал долгую жизнь, каждый стал воистину светильником, поставленным на высоком месте, чтобы светил всем. Одним из них был отец Иоанн Крестьянкин. Двое других — будущий митрополит Питирим (Нечаев) и будущий московский старец Василий (Серебренников).

В 1945 году Патриарх Алексий I рукоположил диакона Иоанна Крестьянкина во иерея. Молодой священник сразу же столкнулся с довольно сильным прессингом власти. Он был из самой первой после долгого времени поросли духовной, которую можно сравнить с нежными озимыми всходами. Но всходы оказались способными пережить сильнейшие весенние морозы.

Отца Ионна вызывали на Лубянку много раз. Новый священник храма Рождества Христова в Измайлове оказался чрезвычайно упорным, несмотря на мягкую, «интеллигентную» внешность. Можно представить, как он смотрел на следователя, — тогда худощавый, темноволосый. В лице допрашиваемого, конечно, были усталость и боль. Но не было ненависти и презрения. Беседы на Лубянке длились долго и сильно изматывали. Отец Иоанн едва не до кровавых слез молился Богу, умоляя Его открыть, что же делать, как противостоять натиску и сохранить священническое служение неповрежденным. По своему характеру отец Иоанн был очень деятельным человеком. Просто смириться с давлением и делать потихоньку свое дело было для него невозможно.

После очередного набега органов он решил обратиться к Святейшему Патриарху Алексию I. Отец Иоанн ждал сочувствия и мягкости. Но Святейший оказался строг. Он поднялся со своего места, давая понять, что разговор закончен, — высокий, прямой, спокойный и немного печальный.

— Дорогой батюшка! — сказал на прощанье Святейший. — Что дал я вам, когда рукополагал? Служебник. Так вот. Все, что там написано, исполняйте, а все, что затем находит, терпите.

Менее любящее и верное сердце не вынесло бы этих слов. Но отец Иоанн уже знал, для чего именно нужен священник — пастырь, готовый до смерти защищать вверенное ему Богом стадо.

В храме Рождества Христова отец Иоанн служил до 1950 года. К нему часто приходила молодежь, многие воцерковлялись. Возникали христианские кружки. Настоятель и клирики храма боялись, что власти обвинят в антисоветской агитации отца Иоанна, а заодно и их тоже. Составили донос, за которым последовал арест и заключение во внутренней тюрьме на Лубянке. Это было страшное время, но отец Иоанн, когда заходила об этом речь, говорил, что он не помнит ничего, кроме того, что «там близко Бог» и что он «никогда так не молился». Одного из следователей звали так же, как отца Иоанна, — Иван Михайлович. Отец Иоанн вспоминал его с особенной щемящей улыбкой:

— Он мне все пальцы переломал!

За этого следователя Ивана Михайловича отец Иоанн молился до конца своих дней.

«Да, подумали мы тогда, — вспоминает в «Несвятых святых» отец Тихон, — молитва отца Иоанна, да еще всежизненная, — это не шутка! Было бы интересно узнать судьбу следователя Ивана Михайловича, за которого так молится его бывший подследственный Иван Михайлович Крестьянкин».

Отец Тихон очень привязался к отцу Иоанну — монашеской, духовной любовью. В своих воспоминаниях он порой, как ребенок об отце, пишет: «Я уже знал, что значит не слушаться отца Иоанна». Из множества замечательных случаев, записанных отцом Тихоном, один достаточно хорошо рисует и обстановку брежневской эпохи в целом.

Духовный друг отца Тихона, красавец и талант отец Рафаил, тогда уже монах, служил, что называется, в глухом деревенском приходе. Отец Рафаил был подлинный монах — он расцветал в уединении и мог подолгу слушать, как «всякое дыхание хвалит Господа». Как-то раз приехал к нему родственник Валера. Сразу стало понятно, что Валера от кого-то или от чего-то прячется. Однако отец Рафаил беглеца принял и даже не спросил, по какому, мол, делу бегаешь. Живи, ешь, хвали Бога. А Валера в первый же вечер рассказал отцу Рафаилу все, как было. В Чистополе, где он жил, совершено страшное преступление. Обвинили Валеру, хотя он был ни при чем. Его знали как лихого малого, потому и повесили дело. Валера не знал, куда податься, — в тюрьму ему не хотелось; потому решил бежать.

Отец Рафаил и отец Тихон привезли Валерия к отцу Иоанну. Тот принял беглеца сердечно и внимательно выслушал. А потом вдруг сказал:

— А ведь пострадать тебе, Валерий, все-таки придется.

Оказалось, у Валерия за душой кое-что такое было, чего он не рассказал отцу Рафаилу, но что Богом открыто было отцу Иоанну. Не хотелось в тюрьму бедолаге. Но отец Иоанн велел возвращаться в Чистополь, домой. А пока — поговеть, пособороваться и причаститься. Вот как вспоминает это происшествие сам отец Тихон:

«Прощаясь с батюшкой, Валера спросил:

— А как вести себя в тюрьме?

Вот тогда-то отец Иоанн и сказал, очень жестко:

— Все просто: не верь, не бойся, не проси.

А потом добавил, уже совсем по-другому, как обычно:

— Молись — самое главное. Там Бог близко. Ты увидишь!

Отец Иоанн знал, о чем говорил».

Когда срок ссылки отца Иоанна закончился (это было в 1955 году), митрополит Питирим (а тогда Константин Нечаев) сам поехал за однокашником по академии — помочь его перевезти из лагеря на квартиру, чтобы немного пришел в себя.

В 1967 году, после двенадцати лет скитаний и трудностей, отец Иоанн Крестьянкин поселился в Псково-Печерской обители, где прожил до самой кончины в 2006 году.

Кончина его стала для многих невосполнимой утратой. Но и приобретением: появился новый человек, угодник Божий, стоящий на ступеньку ближе ко Христу, Которому поклонялся и Которого любил. Многие называли отца Иоанна старцем, да он таким и был. Но вот что сам он говорил о современном старчестве:

«Не надо путать старца и старика. И старички есть разные, кому 80 лет, кому 70, как мне, кому 60, есть старики и молодые. Но старцы — это Божие благословение людям. И у нас нет старцев больше. Бегает по монастырю старик, а мы за ним. И время ныне такое: «Двуногих тварей миллионы, мы все глядим в Наполеоны». А нам надо усвоить, что все мы есть существенная ненужность и никому, кроме Бога, не нужны. Он пришел и страдал за нас, за меня, за тебя. А мы ищем виноватых: евреи виноваты, правительство виновато, наместник виноват. «Примите, ядите, сие есть Тело Мое» — из-за меня Он был распят. «Пийте, сия есть Кровь Моя» — из-за меня Он ее пролил. И я во всем участник. Зовет, зовет нас Господь к покаянию, восчувствовать меру своей вины в нестроениях жизни».

Отцу Иоанну Крестьянкину открыты были ловушки современности. В 2001 году вспыхнула кампания по отказу от принятия ИНН. Началось целое правовое движение. По приходам стали ходить женщины в платках и мужчины солидного вида, собиравшие подписи под обращением в правительство. В паломнических автобусах только и говорили, что о кодированных и некодированных продуктах. Пожилые вспоминали, как они не желали принимать «сатанинские» паспорта нового образца.

Отец Иоанн Крестьянкин, у которого многие спрашивали совета относительно ИНН, высказывался примерно так: еще не спрашивают, за Христа ли ты или против. ИНН — это не клеймо на руку, описанное в Откровении. После его слов приходила ясность и уходила тревога. Встреча с отцом Иоанном была встречей с настоящим угодником Божиим и единым от древних старцем.