Старый альбом с фотографиями, ломкими и липкими от времени, хранит намного больше, чем может показаться на первый взгляд. Давайте посмотрим эти старые фото. У некоторых отломались пожелтевшие углы, некоторые треснули по самой середине. А некоторые тщательно прятали, чтобы их не могли найти при обыске. Когда гонения начали стихать, эти фото заняли свое место в альбоме. На одном — чуть подкрашенный образ Божией Матери. На другом — священник с короткой бородой. Он только что вернулся из лагеря.

Священник давал крест в наполовину отреставрированном храме, где некогда служили преподобные, чьи мощи спрятаны в одном из помещений архиерейского дома. Он любил этот храм и, хотя имел возможность служить в соборе, часто совершал здесь в будни литургию. Приближалась зима. Стены были еще сырыми от штукатурки. Сквозь зияющие окна — не хватило денег на стекла — видна была говорливая стая скворцов. Батюшке было больно видеть этот начатый и незаконченный ремонт. По ночам свежая штукатурка из-за холода покрывалась инеем.

Молящихся было человек десять, хоть и служили в канун большого праздника. Но эти смиренные, тяжело стоящие на коленях старушки и старики были священнику роднее его оставленной ради монашества семьи. Это была Церковь. Вскоре священника арестовали: был донос, что он вымогает у прихожан деньги.

Аресты происходили не реже, чем во время гонений. Теперь священников забирали за нетрудовые доходы, за сокрытие доходов, за «безнравственное поведение». Архиепископ Иов (Кресович) противодействовал закрытию храмов. Владыка перебывал почти во всех городах епархии, много служил молебнов и в проповедях умолял прихожан отстаивать храмы. В 1960 году был арестован и приговорен к трем годам лишения свободы за «неуплату налога и сокрытие доходов».

В 1959 году в Саратовской области прогремело дело четырех — осуждены были верующие, православные христиане за неповиновение властям. Им вменялась, как и во времена оны, антисоветская агитация. Срок дали — 10 лет. Церковное начальство и родственники написали ходатайства о пересмотре приговора во все высшие инстанции, но в пересмотре было отказано.

В 1961 году закрыта была Киево-Печерская лавра, что стало очень болезненным ударом по всей Церкви. Самые настоящие гонения проходили в Почаевской лавре, монахи буквально вынуждены были прятаться от ночных облав в подземных помещениях. Вскоре встал вопрос и о ее закрытии. Героический наместник Алипий (Воронов) стойко выдерживал советские набеги и как-то объяснил, что власти лучше будет пустить танковую роту на монастырь, чем монахам уйти отсюда.

Пост заместителя председателя Совета по делам религий при Совмине занимал Фуров, продолжавший политику своего начальника Куроедова еще более жестко. Это был человек в массивных очках, болезненного вида и с брезгливым выражением лица. Основная идея власти в отношении Церкви, кажется, была воплощена, и теперь ни у кого не оставалось сомнений, что «попы» целиком зависят от власти. Вот как говорил об этом четвертый зампред Совета по делам религий Владимир Фуров: «Многие антирелигиозные мероприятия проводились „церковными руками“. Отстранение духовенства от финансово-хозяйственной деятельности было проведено по рекомендации Совета по делам религиозных культов решением Синода Русской Православной Церкви. Сокращение церковного актива и обслуживающего персонала проводилось в основном „руками исполнительных органов религиозных объединений“. И даже закрытие монастырей, семинарий проводилось по соответствующим рекомендациям Совета Патриархией».

К концу шестидесятых годов давление власти немного ослабло: кажется, потому, что больше ничего с Церковью сделать невозможно было. Беспокоили диссиденты, в том числе и религиозные, которым помогали правозащитные и религиозные организации Запада. Но КГБ работал отлично, так что все диссиденты были как на ладони.

Хрущев был отстранен от власти в канун праздника Покрова Пресвятой Богородицы в 1964 году. Генсеком выбран Леонид Ильич Брежнев. С новым правителем возникла и новая надежда. Одним из первых постановлений в отношении Церкви в брежневское время стало «О некоторых фактах нарушения социалистической законности в отношении верующих». Когда постановление было принято, прошла волна амнистий — слабая, но на фоне прежнего ужаса и это было счастьем. Амнистированные священники могли вернуться домой. Многие снова начали служить в оставленных ими храмах. Однако число приходов все-таки сокращалось.

Священника в этом человеке можно было узнать только по размашистому жесту, которым он перекрестился, подойдя к храму, где служил лет десять назад. Сквозь облупленную штукатурку проглядывал красноватый кирпич. Окна были заколочены досками. Внутри — летучие мыши и нечистоты. Священник даже не побывал дома, а пришел именно сюда. Недавно он получил письмо с извещением, что жена его скончалась от рака, так как не хватило денег на лечение, а сын не хочет его видеть.

— Первенец! — воскликнул батюшка.

И непонятно было, кому адресован этот выкрик: храму или сыну. В домике на краю села батюшку ждала его мать. По выходным и в праздники у нее собиралось пять-шесть пожилых женщин. Как стемнеет, тайком приходили и молодые. Считалось, что смотрят телепередачи. В деревне телевизор был редкостью. На самом деле все пришедшие читали Псалтирь, Евангелие и праздничные каноны. Сельчане упоминали в доносах эти собрания, но пожилые женщины делали вид, что глухи, и показывали справки об инвалидности. А телевизор и правда в этом доме порой громко орал: поет Эдуард Хиль. В народе известно было, что дед Эдуарда Хиля был руководителем церковного хора.

Весной 1970 года, в канун Страстной, храм Преображения Господня смотрел румянее, чем обычно, из сырого и уже просевшего снега. Через дорогу — знаменитое Переделкино, где текла писательская жизнь, с дачами и вечеринками. Порой писатели возникали и у Преображения — взъерошенные, как воробьи, серьезные. Здесь, на Патриаршем подворье, служили лаврские монахи. Здесь жил архимандрит Кирилл, тогда уже пожилой человек, о котором отзывались как о подлинном монахе и старце. Архимандрит Кирилл был тих, рассудителен и строг. Толпы, осаждавшие Преображение и зеленые ворота Подворья, ждали именно его — получить его благословение, попросить молитв. Многие утверждали, что отец Кирилл обладает даром прозорливости. Удивительно было видеть, как люди, которые боялись богослужений и исповеди, не любившие священников, льнули к старцу, желая получить утешение и помощь. Отец Кирилл выслушивал, отвечал на письма и всем говорил: «Чаще ходите в церковь!»

Святейший Патриарх Алексий был очень болен. Ему было 92 года. В его келье было тихо, чуть цокали коготками его любимые собаки, которые время от времени тонко поскуливали, словно утешали умирающего. Святейший чувствовал предсмертное одиночество и потому почти никого не принимал. Он молился, как мог, готовясь встретить последний час. Порой поднимал руки, словно кого-то благословлял. Он очень похудел за время болезни. В неверном свете сумерек порой казалось, что это не живой человек, а ожившая икона. Всеми делами ведал теперь митрополит Никодим, живой, остроумный и смелый человек. Надеялись, что Святейший встретит эту новую Пасху. Но он скончался в канун Лазаревой субботы. Все оттаявшее за ночь снова сковало льдом.

Тело Святейшего было перевезено в Богоявленский собор, а оттуда, в самом начале Страстной седмицы, траурная процессия, несколько медленных машин, отправилась в Троице-Сергиеву Лавру, еле различимая в утреннем тумане. Погребли Святейшего Патриарха Алексия I рядом с могилой глубоко им почитаемого митрополита Макария (Невского).

Церкви нужно было выбирать нового Патриарха.

1970 год был годом столетия со дня рождения Ульянова-Ленина. В этот год власть проводить Собор не разрешила. В августе 1970 года Фуровым составлена была докладная о проделанной работе. Вот что в ней говорилось: «Провели серию успешных мероприятий. Во-первых, коренную перестройку церковного управления, отстранение духовенства от административных, финансово-хозяйственных дел в религиозных объединениях, что лишило их власти и подорвало авторитет служителей культа в глазах верующих; во-вторых, восстановление права управления религиозными объединениями органами, выбранными из числа самих верующих, что полностью соответствует требованиям советского законодательства о культах; в-третьих, перекрытие всех каналов благотворительной деятельности Церкви, которые ранее широко использовались для привлечения новых групп верующих и укрепления затухающих приходов; в-четвертых, ликвидация льгот для церковнослужителей в отношении подоходного налога, обложение их как некооперированных кустарей, прекращение государственного социального обслуживания гражданского персонала Церкви, снятие с профсоюзного обслуживания церковных активистов, роспуск и ликвидация профорганизаций в религиозных организациях, занимавшихся под руководством попов соревнованием за лучшее обслуживание прихожан; в-пятых, ограждение детей от влияния религии, в результате теперь полностью прекращено привлечение подростков к участию в церковных хорах и к сослужению духовенству; в-шестых, перевод служителей культа на твердые оклады, независимо от совершенного ими количества богослужений и обрядов, ограничение материальных стимулов духовенства, что снизило его активность. Таково содержание церковной реформы. Она позволила усилить контроль за деятельностью духовенства и более усиленно вести работу по ограничению влияния Церкви».

Конечно, подростки пели на клиросе. В Загорске по особенному белому беретику можно было узнать певчих. Ввиду закрытия храмов богослужения часто совершались тайно в квартирах. Отец Александр Мень собирал в своем доме людей, читал и толковал Евангелие. Жизнь городского подвижника довольно сильно отличалась от жизни пустынника-подвижника, но это было то же подвижничество.

— Прошу дать мне один день в счет отпуска, — попросила работница сберкассы своего начальника. — Вот заявление.

— Да, вы говорили, что у вас родственник заболел, — недоверчиво отозвался кадровик.

Приближалась Страстная Пятница.

— Он человек пожилой. Может и умереть, — ответила женщина, — в прошлом году чуть не умер.

— Хорошо, подпишу, — без особого энтузиазма согласился начальник.

А женщина, как девочка, выбежав из здания банка, помчалась скорее на Ярославский, на электричку в Троице-Сергиеву Лавру, чтобы успеть на чтение Двенадцати Евангелий. Переночевав у местной бабульки, утром — снова в Лавру, на богослужение. И так — до самой Пасхи! В понедельник — на работу.

К Собору, на котором должен был быть избран Предстоятель Русской Церкви, готовились весь год. Многие иерархи желали видеть патриархом митрополита Алма-Атинского Иосифа. Но тот отнекивался. Однажды, едва не рассмеявшись, сослался на возраст. В другой раз не вполне вежливо заявил, в своем обычном тоне: «Атам Пимен уже куколь сшил!» Странно было это слышать людям, которые от владыки же слышали одобрительные отзывы о манере служения и личности митрополита Пимена. Как старший, владыка Иосиф делал критические замечания, слушая кассеты с записями служения и проповедей Пимена, но по лицу было видно — доволен. Наконец к владыке пожаловал высокий гость — епископ Питирим. Удивительно было видеть, как высокий, осанистый Питирим, одетый опрятно и тщательно, смиренно беседует с владыкой Иосифом — старичком хулиганистого вида. На колени владыке Иосифу во время серьезной беседы запрыгнул кот Ромка — Ромео. Туда же, на колени, отряхивая невесомый пух, пыталась попасть кошка Джулька — Джульетта.

— Я ведь неуч, ничего не закончивший, не имеющий никакого образования. Да и что же мне становиться Патриархом в таком возрасте? — поглядывая на Питирима, сказал владыка Иосиф.

Однако зачем-то вывел епископа во двор. Сел на ступенечку, подозвал любимца Джерри, уже старого пса с белыми слепыми глазами. Владыка Иосиф вынул из-за пазухи стопочку с винцом и шоколадную конфету. Джерри припал на передние лапы и получил лакомство.

— Моя валерьянка! — сказал о Джерри владыка Иосиф, потрепав лохматого.

Затем добавил очень тихим и очень ясным голосом:

— Не могу. Как юродивый, не имею благословения.

Тогда один из виднейших иерархов попросил благословения бывшего зэка, а ныне митрополита:

— Владыко святый, помолитесь обо мне!

Питирим понял, что владыка Иосиф несет подвиг юродства, на который у него есть благословение, а посему быть Патриархом не может.

Собор 1971 года оказался из всех Соборов РПЦ двадцатого века самым многочисленным. Власть настаивала, чтобы Церковь всячески подчеркивала свою миротворческую миссию, потому в докладах на Соборе много внимания уделялось иностранным Церквям и отношениям с ними. Пожаловала целая армия зарубежных гостей, принятых с обычной советской пышностью.

2 июня открытым голосованием избран был новый Патриарх — Пимен.

Владыка Иосиф Алма-Атинский на Соборе присутствовал и сказал за обедом довольно весело:

— Но если бы я знал, что Пимен станет Патриархом, то я бы тогда не стал отказываться!

Владыка Питирим, услышавший это словечко, улыбнулся.

Вот почти дословная цитата из предисловия к книге воспоминаний архиепископа Василия (Кривошеина) об Архиерейском Соборе 1971 года: «В конце 80-х годов появился один из первых фильмов о Православии в годы гонений — „Надеющиеся на Тя да не погибнем“. Среди прочих эпизодов, встреч, бесед — рассказ старенького батюшки о том, как он однажды в каких-то далеких, безлюдных краях набрел на крохотный домик, двери которого были открыты. Батюшка вошел и осмотрелся. В домике находились самые простые вещи, топилась печь. Возле стены стояла кровать, покрытая одеялом. А под одеялом — маленький жеребенок. Таких называют выпадками. Изумлению гостя не было предела. Он остался в домике, решив дождаться необыкновенного хозяина. Спустя какое-то время вошел высокий молодой человек. Гость стал допытываться: почему под одеялом жеребенок. „Так у него мамушку убили“, — ответил хозяин. „Признайся, ты не обычный человек, ты монах!“— воскликнул гость. „Да, монах“, — прозвучало в ответ. Это был ссыльный монах; его фамилия — Извеков». Будущий Патриарх Пимен.

В Троицком соборе Троице-Сергиевой Лавры есть книжная лавка. Там можно купить разные, подчас довольно старые и уже ставшие раритетными издания. Иногда за этой лавкой нес послушание очень старый монах. Поклониться мощам преподобного Сергия приехала женщина с дочкой-подростком. Девочка вдруг замерла у этой лавки, разглядывая с изумлением какую-то синюю книгу.

— Молитвослов! — Женщина вздохнула: денег не хватит с этим ребенком, купи да купи. — У тебя же есть молитвослов!

Но девочка продолжала смотреть на загадочную книгу. Подошел старичок-монах.

— Эта книга особенная. Молитвослов и Псалтирь. Принадлежала Пимену. Видишь — страницы ходят. Ее много читали. А знаешь ли ты, что Пимен прочитывает за день всю Псалтирь?

— Всю Псалтирь? — изумилась девочка. — Как это?

Мама, конечно, купила книгу.

Архитектор Геннадий совсем недавно закончил МАРХИ и был полон планов. Он был верующим человеком и даже мечтал стать священником. Однако светская жизнь его пока не отпускала. Нужно закончить вуз, встать на ноги. Накануне Пасхи Геннадий был помолвлен с девушкой, внимания которой долго добивался, и теперь чувствовал себя совершенно счастливым. Молодые люди решили собраться вместе с друзьями на даче, чтобы отметить событие.

Ночью вдруг, повинуясь некоему светлому веянию, достали свечи и пошли, как крестным ходом, через болотца к местному храму. Так семейное торжество переросло в пасхальное.

Вскоре архитектор Геннадий станет отцом Геннадием Огрызковым, известным московским старцем.