Митрополит видел этот образ и раньше. Спаситель в белом хитоне словно выступает из тьмы. Этот хитон напоминает о свете Преображения, воссиявшем на горе Фавор, и о свете Воскресения, когда ученики не узнали своего Божественного Учителя — так Он преобразился в Своем Воскресении. Рука, написавшая этот образ, несомненно, ведала, Кого она дерзает изображать. И Он Сам, Господь, отвечал иконописцу, выступая из тьмы, показывая Свои пронзенные гвоздями пречистые руки и уверяя в Своем Воскресении.

Шел декабрь 1937 года. Написавший эту икону, как сообщили митрополиту Сергию, был накануне расстрелян в Бутове. Это была тяжелая потеря для Церкви. Митрополит Сергий, тогда уже Патриарший Местоблюститель, помолился о упокоении митрополита Ленинградского Серафима. Образ Спасителя вспомнился не случайно. Для человека, привыкшего к суровым условиям, сдержанного, скрытного, но с живым сердцем и чувствами, внезапные потери бывают чрезвычайно горькими. Митрополит плакал. Беззвучно. Сильные очки и густая борода скрывали его слезы. Он знал убитого и считал его святым — про себя.

Среди новомучеников митрополит Серафим (Чичагов) занимает особенное место. Его жизнь была долгой — 82 года без одного месяца. Он видел как пышность и торжество Церкви, так и самые страшные гонения на нее. До принятия священства владыка был военным, и вполне может быть назван героем Русско-турецкой войны. Ни во время Первой мировой войны, ни во время гонений владыка не оставлял служения литургии. Его занятия, помимо священнического служения, которое он исполнял тщательно и с любовью, были чрезвычайно разнообразны. Бог одарил Своего избранника всеми дарами, каких только может пожелать человек. Владыка Серафим был врач, музыкант, живописец и литератор. И было удивительно, как, человек старой школы, противник новой власти, владыка Серафим решился поддержать митрополита Сергия, которого считали едва ли не красным. Воистину между ними присутствовал Сам Христос, заповедавший Своим ученикам мир.

Леонид Михайлович Чичагов, будущий митрополит Серафим, происходил из старинного дворянского рода. Отец его был полковником, а после генерал-майором артиллерии, и сын тоже выбрал военное дело. Таинство Святого Крещения совершено было над младенцем в храме святого Александра Невского при Михайловском артиллерийском училище, и владыка говорил, что так его призвание воина явило себя в самом начале его жизни. Леонид Михайлович участвовал в Русско-турецкой войне, был ранен. Именно на войне родился новый человек — ищущий Бога и к Нему всегда стремящийся. После войны Леонид Михайлович занялся благотворительностью. Одним из его детищ стало Общество помощи военным. Часто вышедший в отставку военный не мог сразу же по выходе получить пенсион. Общество заботилось о нем, а также и о детях-сиротах, родители которых погибли на войне. После Русско-турецкой войны таких военных и детей-сирот стало очень много.

Воинское служение породило жажду к служению священническому. Встреча с отцом Иоанном Кронштадтским окончательно укрепила намерение Леонида Михайловича стать священником. Кронштадтский пастырь стал духовным руководителем будущего владыки. От него владыка Серафим перенял особенное отношение к служению литургии. Супруга Леонида Михайловича Наталья поначалу не одобрила его намерение, она желала видеть его известным военным. Однако после беседы с Иоанном Кронштадтским свое мнение изменила. У Чичаговых было четыре дочери. Супруга Наталья скончалась в тяжелой болезни, когда старшая девочка была еще подростком.

Господь наделил Леонида Михайловича такими многочисленными дарами, что проще сказать, что у него не получалось. Музицировал в императорской России каждый хоть сколько-то образованный человек. Леонид Михайлович писал замечательную музыку. Чаще других инструментов пользовался фисгармонией, которая путешествовала с ним, куда бы его ни послали. Прибыв на новое место, даже будучи уже епископом, он сам подбирал певчих для церковного хора, репетировал с ними. Написанные им «Листки музыкального дневника» полны возвышенной, поэтической грусти, светлой печали по Богу.

Давно интересовала Леонида Михайловича и медицина, ее изучению он посвятил некоторое время по выходе в отставку. Его труд — «Медицинские беседы», представляющий оригинальную систему лечения болезней.

Литературный дар, в прошлом обращенный к описанию войны, по принятии Леонидом Михайловичем священства был направлен на создание летописи Серафимо-Дивеевского монастыря — труда всей жизни Чичагова.

С Серафимом Саровским у Леонида Михайловича существовала особенная связь. В один из первых приездов Леонида Михайловича, тогда еще военного, в Дивеево местная блаженная Паша так и сказала, что она ждет его и что его послал сюда сам преподобный Серафим. Именно это имя будущий владыка получит на хиротонии. Когда высочайшее согласие на освидетельствование мощей преподобного было получено, Леонид Михайлович был избран в комиссию, председателем которой был митрополит Киевский Владимир (Богоявленский), будущий священномученик. Серафимо-Дивеевской обители владыка отдаст более 20 лет жизни.

Весной 1927 года митрополит Сергий (Страгородский) вышел из тюрьмы совершенно другим человеком. Видимо, именно в этом непродолжительном заключении с ним произошла глубокая перемена. Впечатлительный, жаждущий благовествовать во всех концах земли молодой миссионер, каким будущий митрополит был до революции, умер. Вместе с ним умерла нежная, пылкая и такая нестойкая надежда на человеческую поддержку и человеческое понимание. Митрополит не то чтобы разуверился в людях — он теперь больше говорил Богу о людях, чем людям о Боге. Только Христос знает, что делать, без Него ни одно деяние не возможно. Горький и скорбный опыт, который митрополит приобрел в последние годы, дал уверенность, что Христос управит Церковь, что Церковь будет сохранена и врата адовы не одолеют ее.

Церковь страдала от раскола. Так по стеклу расползаются от незначительного камешка трещины, если камешек брошен под нужным углом. Возникло обновленчество: «Живая церковь» во главе с Владимиром Красницким, «Союз церковного возрождения» Антонина Грановского и «Союз общин древлеапостольской Церкви», возглавлявшийся Александром Введенским. Все это море житейское накатывало волнами на митрополита Сергия, немногословного, опытного в делах церковного управления, жесткого и властного. И он понимал, что лучше, если власть будет сосредоточена в одних руках. В мае митрополит Сергий объявил о созыве Временного Патриаршего Синода.

Митрополиту Сергию очень нужна была поддержка такого авторитетного владыки, каким был митрополит Серафим (Чичагов), которому в 1927 году было уже около семидесяти лет и здоровье которого сильно пошатнулось после ссылки в Архангельский лагерь.

Митрополита Серафима знали как непримиримого противника большевиков. Его поддержка могла бы повлиять на раскольников, привлечь их к объединению Церкви, к чему стремился митрополит Сергий. В феврале 1928 года, 23 числа, состоялось назначение митрополита Серафима на Ленинградскую кафедру. Именно в Ленинграде возникло движение иосифлян. Бывшая столица империи стала гнездом нового раскола. В такое смутное время владыка Серафим вернулся в свой родной город.

Ленинград встретил его неласково. Большая часть храмов находилась в расколе и подчиниться новому митрополиту отказалась. На приветственное письмо епископу Димитрию, одному из лидеров раскольников, владыка Серафим ответа не получил. Однако удар выдержал и начал свое пастырское служение. Прежде всего — совершал литургии в городских и пригородных храмах во все воскресные и праздничные дни. Служению литургии владыка Серафим придавал особенное значение. Из-за расколов немногие прихожане отваживались причащаться, не зная, кому принадлежит храм. Поскольку большинство священников либо скрывались, либо были арестованы, литургия совершалась редко. Причащение было явлением исключительным, это был вызов новой власти.

— Пока совершается Божественная литургия, пока люди приступают к Божественному причащению, дотоле можно быть уверенным, что устоит и победит Православная Церковь, что возродится и спасется Родина наша. Поэтому, — убеждал митрополит Серафим паству, — паче всего думайте о хранении, совершении и непрерывном служении (ежедневном, даже многократном на разных престолах) литургии. Будет она — будут и Церковь, и Россия.

Из храмов, не принявших раскол, выделялась церковь Скоропослушницы, где служил священник Михаил Прудников, которого в Ленинграде почитали как старца. За короткое время своего пребывания в бывшей столице владыка Серафим служил там несколько раз. Многие верующие, раньше ходившие в обновленческие храмы, стали теперь ходить к Скоропослушнице и причащаться. В самом начале апреля владыка велел отслужить во всех храмах молебен о умиротворении церковной вражды, что и было сделано.

Вот как описывает это время митрополит Петербургский и Ладожский Иоанн (Снычев): «Необходимо упомянуть и о великом ленинградском старце о. Михаиле (Прудникове), который самой своей жизнью и беседами с приходящими к нему удерживал людей от разделения. Сам вождь раскола еп. Димитрий глубоко уважал о. Михаила и очень надеялся, что тот поддержит его дело. Однако пастырь ни на минуту не согласился с этой мыслью. „Ныне Церковь Божия в огне!“— говорил он о плодах разделения. А когда умирал, то последними его словами были: „Слава Богу, что я умираю в Православии. Великая беда тем, кто ушел в раскол“. После его смерти, последовавшей 3 сентября 1929 года, его духовник, о. Петр Крестовоздвиженский, до этого времени избегавший посещать Сергиевские храмы, поспешил в церковь Скоропослушницы, сказав, что молитвы о. Михаила спасли его от пропасти, к которой он не только приблизился сам, но и увлекал за собой других».

Пребывание владыки Серафима в Ленинграде было недолгим. В 1933 году ему исполнилось 77 лет. Временный Патриарший Синод издал указ о его уходе на покой. 24 октября владыка отслужил в Ленинграде свою последнюю литургию — в Спасо-Преображенском соборе, который знал с юности. Какие чувства испытал он, служа эту литургию, можно только догадываться. Владыка целиком находился в Божественном восхищении, одновременно созерцая и свою юность, и свою грядущую кончину. По возвращении в Москву владыка Серафим некоторое время жил в резиденции митрополита Сергия в Бауманском переулке. Вскоре он перебрался в дом возле станции Удельная Казанской железной дороги, так как его пребывание в столице могло спровоцировать новый арест.

Но дело митрополита Серафима, начатое в 1924 году, продолжалось и уже близко было к завершению. В 1937 году сотрудники НКВД арестовали владыку и отправили в Казанскую тюрьму. Ему был 81 год. Он уже не мог самостоятельно передвигаться. Вместо «воронка» его везла в Москву скорая помощь, к которой его вынесли на носилках.

— С крестом в тюрьму повезли, — сказал разбуженный чекистами дворник, глядя, как удаляется машина, — Божий человек.

7 декабря тройка НКВД по Московской области в числе нескольких десятков смертных приговоров подписала расстрел и гражданину Чичагову. Владыка был расстрелян 11 декабря ночью, в дубовой роще, в деревне Бутово. Даже на смертном одре этот замечательный подвижник и ученый внушал власти страх.

Икона Спасителя в белом хитоне и сейчас доступна для поклонения в храме Ильи Пророка в Обыденском переулке Москвы.