Глава 4. День шестой

Роберто Ганессо был психологически просто раздавлен случившимся. Сейчас самым сильным его желанием было забиться в какое-нибудь уединённое место, чтобы не встречаться глазами с теми, кого он невольно предал. Хотя кроме Антонио никто больше не бросил в лицо Роберто слов упрёка, тем не менее, ему казалось, что все вокруг смотрят на него, как на мерзкого провокатора. А в будущем, когда люди начнут один за другим умирать от голода, кто-то из доходяг обязательно перед смертью не откажет себе в последнем удовольствии плюнуть в морду подонку, который по своей идиотской глупости украл у ещё достаточно сильных людей семь-десять дней жизни, которых вполне могло хватить до прибытия помощи.

Не зная, куда ему деться от стыда, Ганессо буквально влетел в помещение самолётного фюзеляжа и, стараясь не встречаться ни с кем глазами, бросился к пилотской кабине. Оказавшись там, он первым делом закрыл за собой дверь, после чего позволил себе, наконец, разрыдаться. Вскоре ему почему-то стало труднее дышать, в голове начал разливаться странный дурманящий сознание туман. Он вдруг вспомнил, как через несколько лет после того, как они с братом убили девушку на дороге, он уже в качестве студента-медика впервые попал на занятия в анатомический театр. В переполненный студентами амфитеатр аудитории служители выкатили на каталке тело молодой девушки с ввалившимися глазами и множественными кровоподтёками и ссадинами на лице и теле. Что-то в её лице сразу показалось Ганессо очень знакомым. Так что он сразу отвёл глаза от трупа. При этом Роберто слышал, как человек в зелёном медицинском одеянии рассказывал будущим хирургам и фармацевтам, что девушку нашли на обочине одного из скоростных шоссе. Документов при ней погибшей было, и её сразу записали в неопознанные трупы.

Бедняжку сбил автомобиль. Но сидящие в машине мерзавцы даже не попытались помочь несчастной, а просто сбежали с места преступления – ровным голосом вводил студентов в курс дела лектор. – К сожалению, к нам регулярно привозят из полицейского морга подобные тела. Увы, но в нашем мире достаточно много негодяев, не имеющих права называться людьми….

Сидя в пилотском кресле Роберто вспоминал, как чуть не упал в обморок, когда на секунду представил, что там лежит та самая велосипедистка. Едва полузабытое видение из прошлого постепенно рассеялось, Ганессо вспомнил, с какой искренней благодарностью смотрели на него все эти дни многие из тех, кому он помог, и его всё больше охватывало чувство стыда и презрения по отношению к самому себе. А ещё перед его внутренним взором всплыла неподвижная девичья фигурка на мокром асфальте, её подрагивающая миниатюрная ступня в свете автомобильных фар. Почему-то в сознание Ганессо больше всего врезалась эта голая нога и валяющаяся далеко в стороне босоножка, которую девушка потеряла при падении с велосипеда. Этот пронзительный образ совершённого им когда-то злодейства и невозможность что-то исправить всегда вызывал в душе Роберто ощущение почти физической боли. Случайно его взгляд упал на зелёную брезентовую сумку, почему-то лежащую на полу кабины. На ней имелась пластиковая этикетка с именем пилота. И тут Роберто вспомнил, как незадолго до своей смерти лётчик просил дать ему пистолет, чтобы застрелиться. Ганессо ужаснулся от чудовищной мысли, которая тут же пришла ему в голову: «Сама судьба услужливо предлагает мне выход из создавшегося положения. Это ведь гораздо проще, чем медленно и мучительно умирать от голода самому, и видеть, как вокруг умирают по твоей вине другие».

Ни разу до этого в своей жизни Роберто всерьёз не думал о добровольном уходе из жизни. Но сейчас в его мозгу творилось нечто странное, должно быть от недостатка кислорода и многодневного недоедания.

Для высокогорья кислородное голодание (гипоксия), от которого в первую очередь страдает мозг, – обычное дело. Нередко следствием гипоксии являются странные переживания и необычные поступки. Все чувства человека обостряются до предела, полузабытые эпизоды могут вырасти до размеров непреодолимых внутренних конфликтов. У альпинистов есть даже такое понятие – «высотное сумасшествие». Порой это состояние может проявиться внезапно на фоне сильного эмоционального потрясения. Нечто подобное сейчас творилось с Ганессо. Неожиданно Роберто явственно ощутил металлический привкус оружейного ствола у себя во рту и тут же увидел, как взорвалась его голова после того, как он нажал на пистолетный спуск и грянул выстрел…

Нет, он был жив и невредим. Но всё увиденное им в галлюцинации было настолько реальным, что Ганессо пережил настоящий психологический шок. Все остальные проблемы по сравнению с ярким образом собственной страшной гибели показались ему какими-то мелкими, словно игрушечными. Ведь он только что дошёл до самого края пропасти, и даже заглянул в её тёмную непроглядную тьму, откуда на него дыхнуло ледяным ветерком замогильной вечности. Роберто и теперь совершенно реально чувствовал во рту неприятный привкус оружейного металла. Теперь он совсем не хотел умирать, но, тем не менее, машинально продолжал копаться в пилотской сумке. К огромному своему облегчению Ганессо обнаружил в ней только пустую кожаную кобуру с маркировкой компании «Кольта». Но его нисколько не разочаровало отсутствие пистолета. Напротив! Роберто был искренне благодарен незнакомцу, который избавил его от вида оружия, из которого он пускай даже в собственном воображении, только что застрелился.

Из пилотской кабины Ганессо вышел уже без тяжкого камня на душе. Он ободряюще улыбнулся удивлённо смотрящим на него со своих подвесных гамаков Фредерико и Альберто. Сейчас этим двоим приходилось очень тяжело. По всем законам медицины люди с такими серьёзными переломами конечностей должны попадать в больницу в течении первых часов после травмы. Конечно, Роберто на пару с Сербино сделали всё, что могли, но их усилий оказалось недостаточно, чтобы предотвратить гангрену. Осматривая дурно пахнущую рану Фредерико, Ганессо чувствовал себя сельским доктором у постели умирающего от сердечного приступа крестьянина, который вместо серьёзного лекарства в состоянии выписать бедняку лишь рецепт на дешёвый и бесполезный аспирин. Роберто знал, что эти почерневшие распухшие ноги до недавнего времени были главным жизненным капиталом Фредерико. За эти ноги парня из бедняцких трущоб пригласили в университет. А в будущем они должны были прославить и обогатить своего обладателя на профессиональных регбийных полях. Много раз со скамейки запасных Роберто с восхищением наблюдал за тем, как без всякого видимого усилия Фредерико лавирует между частоколом защитников вражеской команды и уходит в победный отрыв сразу от трёх-четырёх неприятельских защитников. Многие специалисты пророчили этому природному самородку, а точнее его длинным стройным ногам ослепительно спортивное будущее, которому, к великому сожалению, уже не суждено было сбыться.

…Роберто всё говорил и говорил, стараясь, чтобы его голос звучал как можно беззаботнее. Фредерико слушал его внимательно, хотя между его бровей залегла складка какой-то озабоченности. За последние дни Арандо сильно сдал, черты его лица заострились, под глазами залегли чёрные тени, кожа приобрела пергаментный оттенок. Но в самих его глазах читалась упрямая решимость бороться до конца. «Вот с кого всем нам надо брать пример» – в какой то момент подумал Ганессо. Неожиданно Фредерико поманил его пальцем. Когда Роберто нагнулся к его лицу, Фредерико сказал:

– Меня зовут Фредерико Арандо и я обязательно вернусь домой. Я ведь знаю, что Альберто намного хуже, чем мне, и за ним необходимо хорошо присматривать. Ты меня понял, док?

Несколько секунд они смотрели друг другу прямо в зрачки, потом Роберто понимающе похлопал Фредерико по плечу.

– Конечно. Я тебя понял. Ты прав, дружище, тут есть те, кому моя помощь намного нужнее, чем тебе. А ты справишься.

Психологическое состояние Альберто Алтунья было прямо противоположным железной решимости Фредерико. В отличие от Фредерико, кости обеих ног которого были буквально перемолоты при падении самолёта, у Алтунья была сломана только ступня левой ноги. Но, даже не смотря на то, что травма у Альберта была не такой тяжёлой, как у его товарища по «больничному отсеку», он чувствовал себя намного хуже. И всё из-за того, что его душу покинула надежда. У Альберто был сильный жар. Он непрерывно бормотал слова молитвы и не реагировал на обращённые к нему вопросы. Его неподвижный взгляд был устремлён в пространство прямо перед собой. Роберто даже показалось, что несчастный бредит. Чтобы пробиться к сознанию пациента он пошёл на хитрость. Отойдя на минутку в сторону, Ганессо сорвал со случайно оказавшейся в его кармане со вчерашней ночи упаковки мятных конфет этикетку, а, вернувшись, сообщил Альберто, что сегодня утром случайно обнаружил в пилотской кабине пустую коробку из-под авиационной аптечки.

– Рядом с нею валялась упаковка каких-то таблеток. Я не сразу поверил, что такое возможно. И, тем не менее, на пачки чёрным по белому написано хорошо мне знакомое название. Профессора говорили нам, что это лучший на сегодняшний день антибиотик. Если принимать по две такие таблетки каждый день, то можно побороть любую инфекцию.

Альберто перестал бормотать и с интересом посмотрел на руки Роберто, которые тот держал в карманах своего пиджака. Затем Альберто всем корпусом подался по направлению к Ганессо и поинтересовался.

– А у тебя достаточно этих таблеток, чтобы давать их ещё и Фредерико?

– В том то и дело, что нет. Я должен выбрать кого-то из вас двоих. Упаковка только одна и рассчитана она на один полноценный курс. Поэтому делить её нет смысла.

Альберто задумался. Его размышление было достаточно продолжительным по времени. Наконец, приняв для себя какое-то важное решение, он неожиданно спросил:

– Ты видел мою спортивную машину, которую дядя подарил мне на прошлое католическое Рождество?

– Да видел. Крутая тачка. Когда ты подлетаешь на ней к университетской автостоянке, наши девчонки начинают сразу прихорашиваться, словно они на кастинге, а ты модный продюсер.

Бледные губы Альберто тронула лёгкая улыбка от всплывших в его сознании приятных воспоминаний.

– Клянусь, Девой Марией, я отдам её тебе, если ты потратишь эти таблетки на меня.

Видя, что Роберто несколько обескуражен его предложением, Альберто торопливо стал его убеждать:

– Ну, подумай сам: что тебе может предложить за своё спасение этот голодранец Фредерико, который на свою небольшую стипендию содержит всю свою огромную семью и ещё толпу дальних родственников. Если он не сможет из-за травмы по-прежнему играть в регби за университет, его вообще могут выкинуть на ту загородную помойку, где его когда-то нашли спортивные скауты. А теперь представь, что с помощью этого препарата ты спасёшь меня.

Сладко улыбаясь своим грёзам, Альберто стал расписывать, как в благодарность за спасение сына его отец устроит для Ганессо приём в их большом загородном доме своими окнами и открытыми террасами выходящим на океан.

– На стол обязательно подадут много рыбы с разными гарнирами и под всевозможными соусами. Кстати, советую тебе обязательно попробовать чилийский сибас под устричным соусом. Это жирная рыба с белоснежным мясом, которое когда ты его ешь, распадается на ровные нежные ломтики, имеющие безупречный мягкий вкус. Его лучше всего запивать белым вином…

Замечтавшись, Альберто неловко двинул покалеченной ногой, и сразу же вскрикнул от острой боли. Возвращение в реальность было крайне болезненным. Но ещё тяжелее было постоянно думать о том, что такая удобная и счастливая жизнь, какая у него была до этого проклятого полёта, может больше не повториться – никогда. Если бы Альберто мог, он бы сейчас встал перед Ганессо на колени и целовал его ботинки, только бы тот подарил ему жизнь. Но этого не потребовалось. Роберто с готовностью пообещал, что будет лечить с помощью чудо-препарата только его, как имеющего наиболее предпочтительные шансы выкарабкаться из болезни.

Когда Ганессо вышел на свежий воздух, он увидел на краю вытоптанной в снегу десятками пар ног «поляны» американку. Сэнди Холл предложила ему сигарету. Они закурили. Некоторое время журналистка с загадочным выражением лица поглядывала на Роберто, а потом, не выдержав, призналась:

– Извините, но я случайно слышала ваш диалог с этим парнем. У вас что, действительно есть этот фантастический антибиотик?

Роберто опасливо оглянулся. Характерным жестом в виде прислонённого к губам пальца он показал женщине, чтобы она говорила не так громко.

– Нельзя допустить, чтобы мои слова вновь услышали. Естественно, ничего такого у меня нет. Но, наблюдая за страданиями этого человека, я неожиданно вспомнил про вычитанный мною в каком-то медицинском учебнике классический пример с плацебо. Однажды был проведён эксперимент. Одной группе тяжёлобольных давали новый экспериментальный препарат, а другой с таким же диагнозом обыкновенную сладкую пустышку – плацебо. А потом выяснилось, что эффект от воздействия суперсовременного лекарства и сладкой конфетки оказался примерно одинаков. Главное поселить в душе человека веру, и тогда он способен без чьей-либо помощи восстать даже со смертного ложа.

– Вы действительно в это верите? – игриво постукивая пальчиком по клавишам включённого в кармане диктофона, усмехнулась Холл. Случайно она нажала на кнопку воспроизведения, и Роберто неожиданно для себя вдруг услышал в записи только что произнесённые им слова. Не смотря на вскрывшийся подвох, Ганессо постарался сохранить невозмутимый вид.

– А вы можете предложить мне настоящий антибиотик? – напряжённо улыбаясь, в свою очередь поинтересовался он. – Послушайте, я вам даже завидую.

– Это ещё почему? – удивилась Холл.

– В то время как другие думают здесь только о жратве и прилёте вертолётов, вы, по-моему, продолжаете увлечённо играть в свою любимую журналистику.

Сэнди умела мгновенно отвечать ударом на удар:

– Но вы ведь тоже, как будто играете здесь в медицину, и даже ставите интересные опыты над своими больными. Может и продуктовый неприкосновенный запас вы призвали всех досрочно уничтожить тоже во имя какого-нибудь смелого эксперимента? Постойте, постойте, я припоминаю, что в фашистском лагере Дахау тоже ставили эксперименты над людьми, например, с целью выяснить, как долго человек способен продержаться в ледяной воде. Кстати, полезные оказались опыты. Я даже слышала, что недавно в Канаде, не смотря на моральные ограничения, решили использовать полученные нацистскими медиками температурные кривые выживаемости людей в ледяной воде, чтобы усовершенствовать спасательные костюмы на рыболовецких судах. Так что дерзайте дальше, «доктор-смерть»!

Со стороны могло показаться, что мило общаются хорошие приятели. На самом же деле разговор напоминал бескомпромиссный поединок, когда каждый ищет любую возможность, чтобы силою своего красноречия побольнее уколоть соперника. Удивительно, как порой в мгновение ока из-за чьей-то досадной неловкости может вспыхнуть между ещё недавно вполне дружелюбно относящимися друг к дугу людьми пламя взаимной неприязни. Когда они разошлись, Холл поклялась себе, что при первой возможности обязательно отомстит этому смазливому грубияну.

Первым, кого Сюзанна, очнувшись, увидела у своего изголовья, был Нандо. Он держал её за руку, осторожно гладил по волосам и рассказывал какую-то детскую сказку. Даже в забытьи Сюзи продолжала ощущать присутствие рядом с нею брата. Она знала: он будет всегда рядом и не даст её в обиду никому. Даже если за нею явится костлявая старуха с косой, Нандо будет беспощадно биться и с самою смертью. Его взгляд был полон нежности и любви.

– Как ты себя чувствуешь?

– Нормально. Я только что видела странный сон. Будто я стою на движущемся эскалаторе, который везёт меня куда-то вниз. Там внизу мне уже машет рукою мама, чтобы я поторопилась. Но самое странное, что ты словно вкопанный стоишь у самого входа на лифт и ни в какую не соглашаешься вступить на его бегущую дорожку. Помню, я ещё подумала во сне: «всё-таки какой же наш Нандо иногда бывает упрямый баран!». Девушка тихо рассмеялась. Нандо нежно провёл рукой по её светлым волосам. Когда она вновь заснула, он тихо поднялся, навстречу входящему с улицы Роберто.

– Ну как она? – участливо спросил Ганессо.

– Она умирает.

– Брось, ты не можешь быть в этом уверен.

– Это точно. Господи, какая же она красивая! – Чаввадо отвернулся.

Роберто видел со спины, как затряслись плечи Нандо.

– Держись, брат.

– Когда она умрёт, я отправлюсь в горы – неожиданно решительно заявил Чаввадо.

– Но ты же замёрзнешь!

– Я надену тёплую куртку сестры, а для ног дополнительно сделаю тёплые чуни из вещей, которые найду в чемоданах.

Роберто понимал, что Нандо, как и все они тут, близок к помешательству из-за постоянно переживаемого чувства отчаяния. Но, в отличие от пассивного большинства, Нандо мог в этом состоянии действительно решиться на безумный поступок, например, в одиночку уйти в горы.

– Послушай меня, брат. Все мы родились посреди пальм на берегу тёплого океана. Если кто-то из нас и бывал раньше в горах, то лишь в качестве горнолыжного «чайника». Чтобы выжить на такой высоте, надо быть профессиональным скалолазом и иметь с собой солидный запас еды. Говорю тебе как врач: там в горах твой организм будет замерзать так же быстро, словно куриное яйцо, поставленное в морозильник. Твоим внутренним органам понадобиться сжигать много калорий, чтобы сохранять тепло. Если внутренняя температура твоего тела упадёт с нормальных 36, 6 всего на один градус ты погибнешь.

– Значит, я буду бросать в свою внутреннюю топку достаточно калорий – пожал плечами Нандо.

– Но где ты возьмёшь еду?

– Я отрежу достаточно мяса от пилотов. Это ведь из-за них погибла моя мать и умирает сейчас сестра.

Это было сказано всё в том же спокойном и уверенном тоне. Будто речь шла о покупке говядины в мясной лавке. У Роберто даже челюсть отвисла, когда он услышал такое. Только тут он случайно обратил внимание на обувь Нандо. Эти добротные замшевые ботинки на толстой рифленой подошве с высоким шнурованным подъёмом очень любил руководитель их делегации. В прошлом году он приобрёл их в Америке в магазине распродажи излишков военного имущества, и любил похвастаться, что в этих ботинках человек уверенно чувствует себя на любой поверхности, потому что они созданы для американского спецназа.

– Зачем ты снял с «Папы Берро» его ботинки? Это же мародёрство в чистом виде!

– Ты считаешь, что мертвецу хорошая обувь будет нужнее, чем мне, когда я отправлюсь в горы? Ладно, если тебе доставит удовольствие видеть мои обморожённые пальцы, я пойду в своих кедах.

Роберто, наконец, сообразил, что его позиция моралиста в сложившихся условиях действительно выглядит откровенным маразмом. Просто в отличие от Нандо и Чезе Чарруа, у него естественный для любого человека инстинкт самосохранения находился под слишком толстым налётом разных моральных условностей и ограничений, выработанных современной цивилизацией. Необходимо было, наконец, понять, что обычные законы нравственности тут не работают.

*

– Эй, капитан, у меня есть для вас кое-что! – задиристый женский голос вывел Антонио на состояния глубокой задумчивости. Стоявшая перед ним американская журналистка разглядывала Переза насмешливо и бесцеремонно. – Эй, вы меня слышите? – повторила она.

– Привет, – немного покровительственно усмехнулся Антонио и легко поднялся с кресла, предлагая его даме. Сэнди отметила про себя, что у этого супермена отменное тренированное тело и вообще он похож на прирождённого вождя и героя: полные чувственные губы, сломанный нос, пронзительные серые глаза и уверенный внимательный взгляд, от которого у женщины приятно и томительно защемило внизу живота. Даже просто разговаривать с этим мужчиной было для Холл изысканным эротическим наслаждением. Ничего подобного с ней ещё никогда не бывало.

– Как я поняла, вы тут самый главный, поэтому я хочу отдать эту вещицу вам. Сэнди протянула Антонио небольшой радиоприёмник. – Я только сегодня вспомнила про эту штуку в своём чемодане.

Заметно волнуясь, Антонио включил приёмник. Послышалось тихое шипение. Чтобы разобрать в хаосе радиопомех голоса с Большой земли Переза прижался ухом к динамику. Минут пятнадцать он сосредоточенно крутил колёсико настройки, пытался уловить среди шумов человеческую речь или хотя бы музыку.

– Пока ничего, – без намёка на разочарование признал неудачу первого «радиосеанса» Антонио. – Зато теперь у нас появилась надежда хотя бы услышать мир людей. Надо будет только сделать выносную антенну из проволоки. А передатчик у вас в чемодане случайно не завалялся?

– Да-а-а, – разочарованно протянула Холл, – сколько я знаю мужчин, не перестаю убеждаться, что все вы на редкость неблагодарные типы. Вам всегда хочется заполучить больше, чем вам предлагают. К примеру, один мой нью-йоркский приятель несколько лет в великолепном стиле добивался руки девушки, выигравшей титул «Мисс Америка». Но самое поразительное, что всего через месяц после свадьбы, какие-то репортёры сфотографировали счастливого обладателя первой красотки страны выходящим из гостиничного номера в обнимку с новой пассией.

– Надеюсь, это была «Мисс Вселенная»? – продолжая сосредоточенно слушать эфир, машинально поинтересовался Переза.

Этот разговор происходил вдали от общей тусовки. Вечерний морозец загнал большинство местных обитателей в убежище. Антонио же задержало фантастическое зрелище заката. Если при свете дневного солнца окружающий пейзаж ассоциировался с такими понятиями, как «суровая красота» и «дикая мощь». То теперь главным было настроение загадочности, ощущение великой тайны этой недоступной для большинства людей девственной зоны. Казалось, наступало время безраздельного правления мрачных и непонятных для человеческого разума горных духов. Странно, но за все дни, что они находились в горах, Антонио впервые обратил внимание на великолепие этого мистического времени дня. Окружающие заснеженные вершины окрасились в нежно-розовый цвет, воздух стал синим. Но больше всего поражало небо, которое пылало багровым огнём и постоянно менялось. Это небо казалось теперь необычно близким и в тоже время живым и объёмным, словно волнующаяся морская стихия. Родившийся на берегу Атлантического океана Переза, впервые ощущал мощь и величие океана воздушного.

Разговаривать с видом на такую красотищу, и не заразиться особым философским настроением, было невозможно.

– Карлитос был прав, когда говорил, что здесь присутствие Бога ощущаешь как-то яснее? – щёлкая выключателем приёмника, неожиданно для Сэнди восторженно произнёс Антонио. – Теперь я понимаю, почему многие так стремятся с риском для жизни вскарабкаться на вершину.

Переза стал рассказывать вычитанную им где-то историю про английского миллионера, ни разу до этого не видевшего гор, но решившего подарить себе любимому на полувековой юбилей экстремальный тур на вершину Эвереста – высочайшей вершины мира. Англичанин щедро оплатил услуги первоклассных инструкторов и высокогорных носильщиков – шерпов. Наёмники буквально втащили теряющего сознание пятидесятилетнего клиента на самую заветную точку для любого альпиниста. Здесь миллионеру вкололи ударную дозу стимулятора – кортизона, чтобы он мог насладиться своим триумфом.

– С бедняги стащили кислородную маску, – Антонио увлечённо вспоминал так к месту и ко времени всплывшую в памяти журнальную статью, – после чего миллионер страдальчески улыбнулся и перед тем, как окончательно потерять сознание успел пролепеть уже плохо слушающимся сознания языком: «Господи, прости меня, что я без приглашения вторгся в твою прихожую…».

Холл невольно залюбовалась рассказчиком – высоким, стройным, с многодневной щетиной на худых щеках и всклокоченными длинными чёрными волосами. Правда, его потерявшим форму и во многих местах порванным пиджаком наверняка побрезговал бы городской бездомный. Но в данных обстоятельствах это было не так уж и важно. Сэнди будто не замечала торчащей из дыры на рукаве его пиджака подкладки и мятых брюк. Вообще, этот мужчина мало походил на тех ухоженных красавцев с безупречными манерами, с которыми Сэнди обычно приходилось общаться на многочисленных светских мероприятиях и в редакциях. В отличие от них, только изображающих стопроцентных мачо, этот человек на деле производил впечатление настоящего мужика, который что бы ни случилось, не подведёт тех, за кого он в ответе. Впервые в своей жизни успешная деловая леди попала в ситуацию, когда не мужчина зависел от неё, а она зависела от воли и разума мужчины. И в первый раз не привыкшая принимать мужчин всерьёз убеждённая феминистка забыла о своём скептическом отношении к «слабому сильному полу». Сэнди видела, как все выжившие пассажиры смотрят на Антонио. Неизвестно, как бы повели себя эти люди не будь между ними человека, имеющего такой авторитет и твёрдые моральные принципы. Антонио естественным образом принял на себя роль вожака и делал всё, чтобы спасти доверившихся ему людей. Даже когда у него что-то не получалось, как в истории с уничтоженными припасами, Антонио продолжал сохранять в глазах всех героический ореол лидера, которому не может быть равноценной замены.

И тут Холл с отвращением вспомнила смазливого мальчика, которого она в прошлом году в качестве дорогостоящего сувенира привезла к себе в Нью-Йорк из поездки в Венецию. До сих пор Сэнди не жалела, что поселила в своей роскошной квартире на 57-й стрит чистокровного итальянского жеребца. Паренёк всегда был готов по первому желанию ублажить свою госпожу и одновременно даже не помышлял об ограничении её свободы, ибо был абсолютно доволен тем, как хозяйка его содержит, и очень боялся в наказание за какую-нибудь провинность быть отправленным обратно на родину. Но теперь Сэнди вдруг совершенно ясно открылось, что вся её многолетняя игра в сильную стерву была вызвана желанием убедить саму себя в том, что можно прожить счастливую жизнь и без верного сильного плеча рядом. «Мы все привыкли использовать друг друга. Так будем пользоваться только самым лучшим!» – с восемнадцати лет было девизом Холл. Она и блестящую карьеру сделала во многом благодаря своему таланту отдавать себя во временное пользование нужным людям и при случае использовать других.

«Уж лучше выкурить лишний „косяк“, чем секс с этим профессиональным Ромэо» – с досадой подумала Холл, вспоминая декоративного мужчинку, ожидающего её дома. Кто знает, возможно, судьба специально изолировала её от привычного мира. Ведь там у вечно спешащей по делам на скорости «миля в минуту» Сэнди, просто не было времени осмыслить свою жизнь. Но стоило ей остановиться, как сразу стало понятно, что вера в собственное благополучие была всего лишь обманкой, наркотическим дурманом.