Книга: Самый Главный Господин. Рассказы
Назад: Тишина
Дальше: Ангел

Снег

Снег на Афоне — дело неслыханное. Тем более в таком количестве! Словно укутанная белым пушистым одеялом от вершины до самого побережья, Святая Гора на несколько недель погрузилась в несвойственное ей состояние. Видавшие виды престарелые монахи с изумлением покачивали головами: что будет? как перенесут такую нагрузку деревья? кто проложит тропинки между монастырями, засыпанные метровым слоем снега? Поначалу еще теплилась надежда, что пригреет пусть и зимнее, но все же теплое солнышко и снег растает. Но хмурая январская погода не торопилась впускать в свои владения весеннее тепло, и в итоге пришлось монахам смириться, взяться за обычные лопаты, не приспособленные к уборке снежных завалов, потревожить тишину афонского безмолвия визгом бензопил, расчищая дороги от поваленных деревьев.
Святки — самое время, чтобы поделиться с близкими праздничной радостью. Инок Давид раздумывал недолго и решил навестить своего давнего друга, тоже послушника, жившего через перевал.
Положив в рюкзак скромный гостинчик — большой кусок халвы, — Давид собрался в путь. Идти, если бы не снег, по афонским меркам недалеко: всего лишь четыре часа. Главное — обойти перевал, а там уже и рядом. Прибавив с учетом снежных завалов еще дополнительный час, Давид около двух часов дня отправил смс другу: «Привет! Ближе к вечеру, даст Бог, приду к тебе. Помолись!»
Ответа не последовало, но Давида это не смутило: он и сам никогда не держал телефон постоянно включенным.
Через час, уже в пути, Давид отправил еще одно сообщение: «Пойду напрямик через перевал. Снег выше колена. Тропы все равно не видно».
Ответ пришел сразу: «Держись, брат! Помощи тебе Божией! С наступающим праздником! Жду!»
Подбодренный скорым ответом, Давид пошел еще уверенней. Завязав промокшие полы подрясника над монашеским поясом, он глубоко проваливался в подтаявший и вязкий снег. Каждый шаг для него был небольшим подвигом. Словно печать Иисусовой молитвы, в белоснежном покрове ритмично появлялись новые глубокие следы: «Господи Иисусе Христе, помилуй мя!» Физической нагрузкой афонского монаха не напугать: будь ты келиотом или насельником общежительного монастыря, в расслаблении здесь не выжить. Главное — взять правильный ритм. Вбивая ноги в хрустящую, уже подмороженную корку наста, Давид старался совместить неторопливый ход и молитву. Усталость накатывала волнами, но разбивалась о сердечную теплоту обращенного к Богу сердца. Ему было тяжело и одновременно хорошо.
Когда он дошел, мокрый насквозь от снега и пота, до вершины перевала, перед ним открылась феерическая картина. Из-под нависших серых туч протянулась бирюзовая полоса закатного неба, облака расцветились, и в мгновение солнечный свет прожектором выхватил из сумерек склоны, деревья, обители, кельи, превращая их в какие-то гигантские рубины. Завороженный зрелищем, Давид погрузился в полную тишину. Где-то на задворках сознания пульсировала мысль: уже большая часть пути пройдена, но силы почти на исходе. Вынув телефон, он написал: «Я на перевале. Очень устал. Надеюсь, что дойду!»
Смеркалось быстро. Фонарик лишь выхватывал силуэты ближайших деревьев. Опускалась полная темнота. Разгоряченные нагрузкой мышцы начинали предательски остывать от мокрой одежды. Каждый новый шаг требовал предельного напряжения воли. Невыносимо хотелось спать. Небольшие остановки приходилось делать все чаще. Сердце уже не восстанавливало ритм, а билось взахлеб. Сил не оставалось вообще. Давида охватила паника. Среди мысленной сумятицы откуда-то появились слова: «для меня жизнь — Христос, и смерть — приобретение» (Флп. 1: 21). Схватившись за слова, словно тонущий за спасательный круг, негнущимися пальцами он достал телефон и написал: «Простите! Ухожу. Домой!» Рухнув на спину, руки — крестом, заиндевевшими губами он тихо произнес: «Господи! В руки Твои предаю дух мой!»…
Когда через два дня вызванные на поиски пропавшего монаха спасатели обнаружили в трехстах метрах от стен монастыря тело, они словно по команде обнажили головы. На снежном насте лежал, словно огромная черная птица, монах со скрещенными на груди руками — и легкая улыбка озаряла его совершенно спокойное лицо.
Назад: Тишина
Дальше: Ангел