Тишина
Какой разной бывает тишина! Страшная, пустая, пугающая — в глухом лесу: словно тысячи глаз отовсюду поджидают, когда ты уснешь, чтобы подойти поближе, посмотреть, обнюхать, потрогать — а кто ты такой?
На Афоне — тишина совершенно другая. Она словно насыщена радостью бытия, в ней нет лишних звуков, столь привычных уху городского жителя, но при этом нет и напряженной тревожности, свойственной обычной природе. Святогорская тишина неспешно течет, соизмеряясь выверенному веками монашескому ритму жизни. Ее можно пить, словно нектар вечности, и насытиться невозможно. Умолкает все и снаружи и внутри — и ты начинаешь по-новому вживаться в жизнь, различать в ней прежде недоступные тебе оттенки и отзвуки: пустой, разрушительный шум уходит — и жизнь окрашивается свежими красками. Эта тишина, словно свернувшаяся внутрь себя, зовет к сосредоточенности: убрать, отсечь все лишнее, все, что не жизненно необходимо, а главному дать простор действовать широко и свободно. Не зажимаясь. Без скупости и экономии. Без «тайм-менеджмента» и «показателей эффективности». Неудивительно, что именно здесь, на Афоне, в середине XIII века появилось движение исихастов (от греческого «исихия» — тишина) — молитвенников, которые настолько глубоко погружались в тишину своих сердец, что достигали видения нетварного Божественного света.
Приходит вечер, и корпуса монастыря медленно погружаются в сумерки. Серп луны задиристо смотрит куда-то ввысь, переглядываясь с уже засиявшей красавицей Венерой. Удивительно, но даже пролетающий мимо скоростной катер не может разрушить глубинную сплоченность этой тишины. Службы закончились, братия готовится ко сну. В отличие от нашей, мирской жизни здесь не пытаются бежать от темноты, тщетно бороться с ней электрическим освещением: можно, конечно, и даже ток в розетках келий есть — да только зачем? Всему свое время: время спать — вместе с природой — и время молиться в полумраке свечей, горящих перед древними образами. Афонская ночь целиком принадлежит Богу: словно драгоценные камни, монастыри, скиты, кельи принимают в себя свет Божественной милости и расцвечивают этим светом молитвы окружающий мир. Здесь молитва — образ жизни, а не какой-то краткий и непонятный вымученный эпизод: ей пропитано все — почему и природа не грозная, а какая-то прирученная, смирная, неагрессивная, не пугающая. Но стоит лишь включить смартфон и заглянуть в вездесущий интернет — и эта тишина тебя тотчас отпускает: и ты сразу становишься каким-то чужим этому заповеднику мира и молчания. Ведь вся эта внешняя тишина — лишь проявление той глубины сердечного покоя, которым и живут монахи.
Однажды философа Умберто Эко спросили: что бы вы хотели сказать современному миру? Он ответил: сотвори молчание. Вот он, оказывается, рецепт целительного лекарства от стресса и разочарования, от спешки и вечного недовольства. Сотворить молчание — это вовсе не «свалиться в бездну небытия»; напротив — это значит прекратить суетиться и открыть уши, чтобы слышать. Умолкнуть и обратиться в слух — чтобы услышать то самое главное, что Бог так хочет сказать каждому из нас: Бог любит нас и хочет только одного — чтобы и мы полюбили друг друга!
