Теперь еще об одной линии, на поиск которой толкнули отчаяние, ужас перед страшным диагнозом. Мы искали, откликались на все возможные пути, и одним из них была помощь экстрасенсов — людей, лечащих на расстоянии, могущих взаимодействовать с пациентами по их фотографиям и т. п. Мы знали, что Церковь запрещает общение с ними, но страх за ребенка и желание помочь пересилили. Нам казалось, кроме того, что там есть разные люди — одни темные, берущие деньги, другие — светлые, не берущие денег. Причем последние нередко ходят и в церковь. В начале августа нам указали на одну женщину средних лет, семейную, которая не так давно обнаружила у себя экстрасенсорные способности и уже до этого бескорыстно помогала больным детям. Эта женщина, назовем ее здесь Лидия, согласилась помочь и нам. Она взяла Сашины фотографии, выбрала несколько и начала свою помощь. Скажем, в определенное время дня, когда Саша была еще в больнице, она должна была лечь на кровати, расслабиться и воспринимать внушение на расстоянии от тети Лидии. Ежедневно вечером ей звонила моя жена, рассказывала о состоянии Сашиного здоровья, ее настроении, советовалась по всем вопросам.

В Онкоцентре мы узнали от родителей других пациентов о лекарствах, изготавливаемых народными лекарями и дающих, как говорили, хороший эффект при онкологических заболеваниях. Одно из этих лекарств изготавливалось знахаркой из Севастополя, другое — из Воронежа. Через родственников, проживающих в Севастополе, и через знакомых наших друзей в Воронеже мы достали оба лекарства. Лидия проверяла их, взвешивала, какое лучше, и указала на одно из них — севастопольское. Все это делалось заочно, на расстоянии, о результатах этой работы жена узнавала вечером по телефону. Иногда Лидия давала и такие рекомендации. Она сказала, что прабабушка Саши — тоже Александра, давно уже умершая в преклонном возрасте, — оттуда, с того света, противодействует, ибо обижается, что ее столь давно не поминали здесь. «Поэтому, — говорила Лидия, — надо срочно заказать в церкви поминовение прабабушки Александры». Мы, конечно, сразу выполнили рекомендацию.

Картина Сашенькиной болезни будет совсем не полной, если я, хоть кратко, не помяну той помощи, которую мы с первых дней получали от друзей и родственников. Тяжелая болезнь в Советском Союзе, тем более маленького ребенка, — это вызов не только организму пациента и даже не столько ему, сколько семье и родственникам заболевшего. Советская медицина — мало того что по большей части бездушна и манипулятивна, она давно уже не способна обеспечить элементарных медицинских условий для выздоровления: нет нужных медикаментов, нет должного сестринского ухода, низкая квалификация врачей, полное равнодушие к нуждам больного. Если на защиту ребенка вкруг него не встанет множество людей, которые будут доставать лекарства, обеспечивать питание, оставаться на ночные дежурства, осуществлять давление на врачей, сестер, давать им деньги, подарки, следить за правильностью выполняемых ими процедур и т. д. и т. п., то без всего этого ребенок скоро погибнет. Погибнет не от болезни, а от того, что советская медицина уже давно разучилась самостоятельно бороться с ней, давно уже переложила множество собственных обязанностей на плечи близких.

Вспоминаю пустые ночные коридоры Онкоцентра, по которым я бегаю в поисках медсестры отделения, поскольку необходимо срочно снять капельницу у ребенка, иначе воздух войдет в вену. Медсестры нет, видимо, спит, я бегу на другой этаж, в другое отделение и прошу кого-нибудь из тамошних медсестер подняться и сделать необходимую процедуру. Но молоденькие сестры не хотят, они сидят и пьют чай, и говорят, что мой ребенок не из их отделения. После долгих уговоров одна из них соглашается, и я усиленно благодарю ее за такое благодеяние. И все это отнюдь не исключение, а будни. Повседневность советского медицинского бытия, причем не где-нибудь, а в центральном детском онкологическом учреждении.

То же с лекарствами. Прежде всего перед вами стоит задача узнать, какое лекарство надобно для ребенка. Врач, однако, не выписывает рецепта нужного лекарства и даже не называет его, ему запрещено, ибо лекарства этого обычно нет в общедоступных аптеках. Затем врач, наконец, сообщает чуть ли не под секретом нужное название, разумеется, без выписки рецепта. И начинаются поиски лекарства, которого, повторяю, нигде нет — ни в аптеках, ни в больницах. И достать его нужно не в отдаленном будущем, а сегодня вечером или завтра утром. Осуществить это одним родителям не под силу — включается сеть друзей, родственников, друзей друзей и знакомых знакомых. Так вот наши друзья помогали нам делать все эти невероятные, неосуществимые, казалось бы, вещи.

Кроме того, уже с самого начала болезни некоторые из врачей прямо говорили, что лечиться в Советском Союзе безнадежно и что надо ехать в США, ФРГ или Израиль. Это была еще более безумная рекомендация, чем достать лекарство, которого нет. Лечение, как нам говорили, стоит не менее 100 тыс. долларов. Ни у нас, ни у кого из нашего окружения нет вообще никакой валюты, рубль неконвертируем, никаких зарубежных клиник, зарубежных благотворителей мы не знаем. Таковы были исходные позиции. А затем начались звонки, телеграммы, факсы по множеству каналов — издателю в Америку, другу в Польшу, бывшему сотруднику в Иерусалим и т. д. История болезни Саши с помощью друзей переводилась на английский язык, писалось обращение к зарубежным коллегам по профессии, которое подписали два ведущих в стране специалиста, рассылались в разные места запросы и просьбы. Затем было написано обращение к зарубежным юристам от имени Сашенькиного деда — юриста. Росла папка бумаг, прошений, писем. Мои друзья переводили материалы, звонили в разные страны, рассылали факсы, используя для этого все свои возможности, служебное положение, связи. Маленький ребенок лежал в Онкоцентре, а в это время непрерывно до двух часов ночи звонил телефон, и помню, как в одну из таких ночей почти подряд звонили из Сан-Франциско, Варшавы, Иерусалима, Риги, Донецка, Ярославля. С одной стороны была болезнь и бездушная советская медицина, с другой стороны — люди, встающие на помощь ребенку. И как в евангельской притче о самарянине (Лк. 10: 25–37), стало видно, кто истинно ближний, а кто — дальний. Саша начала показывать, да и поворачивать мир иным образом, вызывая, выявляя в каждом из нашего окружения либо не подозреваемое до того душевное богатство, либо так же не подозреваемую до того душевную пустоту и отстранение.