Но продолжим медицинскую линию. 14 августа Саше начали делать химиотерапию, или, как ее называют пациенты, просто «химию». Это была массированная, жесткая «химия». Шансов на то, что Саша перенесет ее и останется жить, как я теперь понимаю, было очень мало, но это был единственный способ поставить заслон на пути болезни. И Саша перенесла эту «химию». С трудом, через рвоту, страшное падение лейкоцитов, но перенесла. Потом была вторая «химия». Перенесла она и ее. 17 сентября, после месяца пребывания в Онкоцентре, нас выписали домой на перерыв в лечении сроком на две недели.

Домой возвращался тяжело больной ребенок, инвалид. Все, что она смогла, — это, собрав все силы, выйти сама из машины и дойти до двери подъезда. Смотреть на нее было больно. Ослабленная до крайности, желтая, без волос, измученная страданиями, капельницами, уколами. То, что она сможет через две недели вернуться в Онкоцентр, в руки советской медицины (речь о которой должна идти отдельно), представить было нельзя. Мы стали искать альтернативные способы лечения. После многих вариантов мы остановились на одном, поверили его автору, врачу по образованию, которая лечила специальными настоями из трав различные болезни, как она говорила, и онкологические в том числе. Это была сложная система из притираний, снадобий внутрь, лечебных клизм и т. п. Процедуры занимали большое время, требовали соблюдения диеты, жесткого распорядка всего дня. Для жены и Сашеньки это была тяжелая ежедневная работа, борьба за здоровье.

Другой линией борьбы была линия психологическая. С самых первых дней Сашенькиного диагноза с ней начал работать замечательный психотерапевт А. Г. Это был подвижнический, безвозмездный труд. Он работал с Сашей в Морозовской больнице в самые трудные начальные дни практически ежедневно, потом — несколько раз в неделю. Его метод требует описания специалистом-психологом. Здесь же очень кратко и огрубленно обозначу его суть в моем понимании. Она состоит в том, чтобы научить ребенка внутренне, психологически взаимодействовать со своей болезнью, понимать, что у него есть иммунитет, внутренние защитные силы, которые способны бороться с ней и победить. Понять, разумеется, не как некую абстракцию, но как реальность, наглядно представимую, живую для ребенка. Для этого А. Г. вводил ребенка в состояние полусна, легкой дремоты, так, однако, что сохранялась полная обратная связь с ним. Затем он предлагал некоторые вопросы и ждал ответа на них от ребенка. Ребенку при этом ничего не навязывалось, ничего от него не требовалось, его ответы, представления о своей болезни и борьбе с ней были продуктом лишь его внутреннего восприятия и творчества. Иммунитет, например, представлялся одним детям в виде солдатиков, которые вступали в бой с темной силой (болезнью), другим — в виде воды, которой тушат огонь болезни.

У Саши тоже были свои внутренние «помощники» — она называла их «покой», «сила», «воля», «свобода», «ресурсы». Всеми ими управлял «волшебный ларец» или «центр». Болезнь представлялась Саше по-разному, часто как капсула «получерная-полусине-фиолетовая». Причем локализация поражений указывалась ею чрезвычайно точно, хотя она, конечно, ничего не могла о ней знать предварительно. Так, в одно из занятий А. Г. предложил ей представить, что у нее есть такой волшебный телевизор, который может показать, где еще гнездится болезнь. Саша осмотрела все тело с помощью этого «телевизора» и говорила, что на нем прямо загорались надписи — «кости таза», «голова», то есть те места, где действительно локализовались метастазы. «Помощники» затем выскребали болезнь, это было неприятно, подступала тошнота, словно это делали острыми ножами, потом протирали это место жидкостью и затем заливали «закрепителем». «Закрепители» были трех цветов: первый — желтый, затем — красный, а последний, «самый сильный», — зеленый. Все это были реалии, которые, повторяю, Саша видела, находясь как бы в легкой дремоте, полусне. Потом, легко выйдя из этого состояния, она рассказывала, что видела и что чувствовала, могла даже нарисовать увиденное. Многие ее постижения и восприятия были поразительны и звучали как прозрения. Даже названия «помощников» — «покой», «воля», «сила». Великий Пушкин писал: «На свете счастья нет, но есть покой и воля». Саша не читала этих строк, откуда у нее взялось представление об этих важнейших сущностных силах духа?

Или как она говорила о разных уровнях организма. Организм — как винтовая лестница, и каждый уровень — как площадка перехода от одного винта к другому. Сначала между уровнями пустота, и ее надо наполнить, обустроить, чтобы было на что опереться, и лишь тогда подниматься далее. Указывала она и число уровней — девять, что отвечало многим описанным ранее духовным построениям и иерархиям.

По сути, это была символика познания, постижения, стереометрия его, внутренний план. И говорил это девятилетний ребенок. Иначе как внушением свыше и духовидением не объяснишь. Но кто внушал и чей дух нашептывал? Этот вопрос беспокоил нас и оставался без ответа. Ответ дала сама Сашенька за два дня до ухода из земной жизни, о чем скажу много позже. А пока мы с волнением и надеждой следили за мастерской и самоотверженной работой А. Г. и за удивительными постижениями Сашеньки.

Внутренний мир ее структурировался, болезнь не была уже темной, анонимной силой. С ней взаимодействовало и боролось не только сознание, но и подсознание. Даже сны Сашины направлялись против болезни. Вот один из них. Во сне она увидела болезнь, которая была как колбаса и ходила с таблетками и лекарствами, которыми лечили Сашу. Саша схватила болезнь за горло и крикнула другим детям — пусть они принесут лук, чтобы болезнь понюхала его и ушла, ибо в русской пословице сказано: «Лук от семи недуг». Или другой сон, более ранний: «У старика было дерево, большой дуб. И оно заболело. И старик начал думать, как спасти его. А волшебник сказал: ты должен очень осторожно раскопать корни, но так осторожно, чтобы не задеть даже муравья, и там найдешь коробочку с лекарством; потом надо закопать и дать дереву это лекарство. Старик начал копать, все делал очень аккуратно и достал пузырек, но все же задел одного муравьишку, повредил лапку, и пришлось его лечить».

Являлись и сакральные символы. Особо значимым был следующий сон. Ей привиделся во сне популярный гипнотизер, который одно время выступал с сеансами по телевидению. Личность темная, внушавшая Саше страх. Саша испугалась и стала звать на помощь. И тогда явился сияющий лев и прогнал темного гипнотизера. Потом сказал: «Я сейчас назову имя твоего святого, и ты сможешь всегда призывать его». Лев назвал это имя, оно было новым для Саши, и во сне она повторила его. Но затем, проснувшись и рассказав сон, Саша не могла вспомнить — какое же имя было названо. Она помнила только, что какое-то такое, какого ранее не слышала, что-то вроде «Лондон» и «гуталин» одновременно. Мы посмотрели в святцах, память каких православных святых отмечается вокруг даты Сашиного дня рождения. Близко были Лев, Леонтий и Лонгин. Когда назвали Саше имя Лонгин, она сказала: «Да, это он, похоже, как во сне». Ранее этого святого не только она, но и мы не знали.

Некоторые из этих снов Саша могла в сеансах с А. Г. продолжить, как бы досмотреть. Так было, например, со сном про «болезнь-колбасу». А. Г. предложил Саше, находящейся в полусне, призвать льва и своего ангела и досмотреть тот сон. Потом Саша рассказала: «Дети принесли лук, болезнь понюхала лук и в пепел превратилась. А лев и ангел принесли лекарство и стали граблями вычищать все тело от головы до ног. Ангел говорил, что нужно верить в Бога и молиться, нужно не забывать Бога, всегда думать о Нем и молиться. „Ты молилась, — сказал ангел, — и Бог дал тебе выздоровление“». И лев ей говорил свои слова: «Я царь зверей, я должен всем помогать, и я тебе помог».