Часто дети инстинктивно уходят от лишнего общения, когда чувствуют нехватку энергии. Ведь любое событие требует распределения сил нервной системы, это всегда баланс между приобретением и потерей. Ребенок очень много сил отдает лечению, поэтому общий запас его энергии невелик, приходится экономить. Например, ребенок может избегать общества человека, общение с которым интуитивно посчитает «затратным», потому что тот задает ему слишком много вопросов. С целью сохранить силы дети иногда отказываются даже от участия в событиях, которые здоровые сверстники посчитают веселыми и радостными. Это ограничение относится и к больничным развлекательным мероприятиям. Пишет мама Изабель:

Да, ребенок тратит свои физические силы, но не только. Он расходует и силы душевные, психические, нервные. Вот что писал замечательный французский психолог Пьер Жане:

«Примечательно также, что меланхолическая (депрессивная. — А.Х.) реакция может наблюдаться после сильной или продолжительной радости… Это происходит потому, что радость связана со значительными затратами сил, вследствие чего она приносит с собой истощение и, таким образом, вызывает меланхолическую реакцию…»

В своих работах он использовал еще понятие «персона». В магазин, клуб, на массовое мероприятие обычно приходит не целый человек, а персона, то есть какая-то его часть, не всегда им осознаваемая. И все усилия этих учреждений рассчитаны именно на уровень персоны. Многие развлекательные мероприятия в больнице тоже адресованы именно ей, а потребности болеющего ребенка, по крайней мере высшие, требуют более высокого личностного уровня. Массовые акции увеселения могут не дотягивать до него, оставляя ощущение дефицита чего-то настоящего и обозначая тонкую грань между радостью и «развлекаловкой». Нет радости — будет грусть и тоска, а избыток веселья вызовет слезы из-за опустошенности, в том числе и физической. Стоит учитывать, что мероприятия, призванные радовать болящих, принесут больше пользы, если будут ориентированы на конкретных детей и их состояние. Конечно, технически организовать такие праздники сложнее, но зато эмоциональный эффект будет куда более гармоничным.

Сказанное выше относится скорее к экономии душевных сил, нежели к одиночеству. Одиноким же болеющий ребенок может чувствовать себя по разным причинам. Во первых, из-за вынужденной изоляции от сверстников, продиктованной требованиями режима лечения, например в связи с малым количеством лейкоцитов.

«Чтобы избежать опасности заражения, мы должны были соблюдать строжайшую изоляцию. Нам предписывалось без надобности не выходить из палаты, а если уж нужно было, то в специальном халате и со стерильной маской на лице. Посетителей тоже пускали только в стерильных халатах и масках».

Все бы ничего, но с точки зрения некоторых врачей выход из палаты, чтобы навестить соседа, «не имеет особой надобности».

Различные рядовые ситуации в ходе лечения тоже могут вызывать у ребенка переживание одиночества. Часто его причиной становится поведение врачей, не слишком чувствительных к душевным состояниям своих маленьких пациентов:

«В промежуток между уколом и самой операцией они на двадцать минут оставили меня совершенно одну. Мне это совсем не понравилось, в голову полезли всякие дурные мысли».

Такое одиночество можно назвать ситуативным, поскольку возникает оно в конкретных эпизодах, связанных с лечением, как побочный эффект больничного распорядка, поведения врачей или требований протокола. Это одиночество от соприкосновения с внешней преградой на пути к другим. Если бы ее не было и путь был бы свободен, все было бы хорошо.

Другой вид одиночества — результат дефицита общения с близкими или значимыми людьми. Отчасти, конечно, оно связано и с теми условиями, о которых мы говорили выше, но здесь речь идет об остро переживаемом состоянии отделенности.

«Стоит мне ненадолго остаться одной, как мне опять делается грустно… а мне этого никак нельзя, потому что грусть и печаль забирают у меня слишком много сил».

…Я боюсь лишиться вас, потому что всем, кто здесь находится, я, в общем, безразлична, а вам — нет.

Я бесконечно люблю вас».

Это одиночество оставленности, покинутости. В нем главное — не границы, мешающие выйти к другим, а переживание отсутствия личных отношений. Это затерянность в суматохе «аэропорта». Без встречи с другим, с собеседником, ребенок останется «там, у себя», в изоляции, которая под влиянием переживаний переходит в «замурованность», одиночество, соединенное с ощущением невозможности его преодолеть.

Своего предела это одиночество достигает тогда, когда к нему присоединяется страх смерти. Другой в этом случае нужен не только как собеседник, но и как гарант помощи.

Света. На момент описываемых событий ей было почти семнадцать лет, но подобные реакции возникают у детей разных возрастов. Света лечилась уже долго. Общее состояние было тяжелым: интоксикация, общая слабость, сильные боли. Она часто говорила маме, что боится, но этот страх не был связан ни с чем конкретно: «Просто боюсь и все». Была в поведении Светы и еще одна особенность. Она просыпалась рано утром, часов в пять-шесть, под каким-либо предлогом будила маму, например просила попить чего-нибудь тепленького. Маме нужно было встать, чтобы приготовить чай. Спать она уже не ложилась. А Света в это время засыпала снова, иногда так и не выпив чай.

Из-за тяжелого состояния Светы наше общение с ней было эпизодическим и кратким. Сама она не могла описать словами свои переживания. Попробуем, однако, «реконструировать» происходившее, посмотреть на ситуацию ее глазами.

Проснувшись от боли, беспокойства или страха, Света обнаруживала, что она одна. Не физически, конечно, это одиночество другое. Вот мама рядом в палате спит. Где-то в отделении есть медсестры, но на посту слишком тихо… Я не одна, но я наедине со своим состоянием, болью, страхами. Пока все это под контролем… Но мало ли что может случиться, пока все остальные спят… у меня у самой нет сил встать… но я могу позвать на помощь… но ведь могут и не успеть… и тогда… Значит, лучше позвать на помощь заранее. Хочется, чтобы кто-то из «своих» не спал и контролировал ситуацию. Но ведь явного повода для беспокойства нет, и, если спросят, как в прошлый раз, что случилось, я не смогу объяснить, что не так. Ну вот, опять, пока лежала, захотелось пить… «Мама, мама, сделай, пожалуйста, чайку».

С какого-то момента одиночество из-за разрыва связи с социумом перестает пугать ребенка. Это значит, что с ним произошли качественные изменения. Такое одиночество может быть названо одиночеством бытийным. Сильнее всего оно проявляется на последних этапах болезни, по мере приближения к границе жизни, и о нем мы поговорим позже. Здесь лишь отметим, что поначалу изоляция, вызванная болезнью, рождает у ребенка противодействие. Он хочет вернуться в мир людей, но с какого-то момента это стремление ослабевает и вектор внутреннего движения ребенка поворачивается от других людей. С этого момента одиночество перестает его пугать.