Семья — еще одна важная составляющая социального пространства ребенка. Невидимые нити связывают детей и родителей, братьев и сестер, родителей между собой. Эти нити, как струны, звучат по-разному. Иногда фальшивят, иногда рвутся… Но их звучание создает неповторимую мелодию каждой семьи. Тяжелая болезнь вмешивается и в эту область жизни.

Отдельно от своих родителей и близких ребенок существует только как имя и фамилия на бланках лабораторных анализов. На самом деле он — часть семьи, и события, связанные с ним, влияют на всех ее членов. Вспомним о том, что болезнь ребенка — это жизнь, протекающая в особых условиях, и тогда нам станет понятно, что болеет вся семья, так как изменяется жизнь и всех остальных ее членов:

«…успехи онкологии можно было бы преумножить, если бы больше внимания уделялось душевному состоянию больного и его семьи».

Как и сам ребенок, его семья приходит к пониманию ситуации постепенно. На первой стадии болезнь воспринимается как «поломка»: что-то пошло не так. Ничего, обратимся к специалистам, они помогут, отремонтируют — и все будет «как раньше». Да, в случае простуды или вывиха такой подход оправдан, но не в ситуации тяжелой болезни. Ее не получится свести к сумме отдельных симптомов и, вылечив их, вернуть прошлое. Влияние болезни выходит за пределы тела и охватывает всю жизнь ребенка, а значит, и его семью.

Это влияние воспринимается в разные периоды по-разному. Вот что пишет мама Изабель через много лет после тех событий:

В этих словах, обращенных в прошлое, мы слышим осознание хода развития переживаний. Реакцию семьи в целом можно описать как реакцию одного человека на экзистенциальные кризисы, и она имеет определенные стадии, рассмотренные в первой главе. Каждому этапу соответствует своя степень откровенности, часто требующая больших усилий и мужества. Первой проверкой становится обсуждение с ребенком диагноза и предстоящего лечения. Частая в таких случаях ошибка родных — отказ от разговора, либо из-за нежелания говорить на эти темы совсем, либо из-за стремления переложить эту тяжкую ношу на кого-то другого, более «компетентного», с их точки зрения, человека. Как правило, причиной такого решения становятся страхи самих родителей: страх за ребенка, страх перед его возможными ответными реакциями. Фраза «он будет плакать, а мы не хотим его расстраивать» очень характерна в такой ситуации. Понимание того, что ребенок может расстроиться ничуть не меньше из-за недоверия к нему, приходит позже. Как и понимание собственной слабости в такой ответственный момент:

В этом свидетельстве речь идет о конкретном случае: в самом начале лечения врач, не предупредив родителей, «просветил» Изабель относительно ее болезни, чем сильно напугал девочку. Сделал он это со свойственной многим врачам прямотой, которая может быть вызвана множеством причин, начиная с профессионального выгорания и заканчивая искренней уверенностью, что говорить нужно именно так, «чтобы не мучились неизвестностью». Эта прямолинейность начинает господствовать в том случае, если у родителей не хватает мужества поговорить с ребенком самим. О чем и пишут родители Изабель.

Во время лечения дети постоянно сталкиваются с вопросами, многие из которых требуют мужества и от них самих, и от их близких. И действительно, его нельзя купить по рецепту, а можно лишь, как пишет мама Изабель, вырастить в глубине собственного сердца. Это относится не только к каким-то конкретным ситуациям, как, например, разговор о диагнозе, но и ко времени болезни в целом, когда надо иметь мужество быть вместе.

В это время велика роль семьи как единого целого. Семья противостоит одиночеству, периодически подступающему к ребенку, еще и потому, что она — малая Церковь. Церковь же, как писал священник и философ Иосиф Фудель, — это преодоление одиночества человека в мире.

Быть вместе с болеющим ребенком — очень важное дело. В каком-то смысле оно тоже требует огромного мужества. Пишет мама Изабель:

«Мы очень скоро поняли, насколько это важно, быть во время сеансов лечения всегда с тобой, и насколько зависит от этого успех самого лечения. Своим присутствием мы как бы гасили твои страхи, а если удавалось, переключали разговорами твои мысли на что-нибудь прекрасное, вселяющее надежду».

О том же пишет и Сашин папа:

«…это время… было периодом моей с Сашей особой душевной близости… Она говорила стихами, ждала меня, требовала постоянного присутствия, особенно когда ее одолевали страдания и боль».

В такие моменты, когда родные со-переживают ребенку, разделяют его боль, и происходит преодоление одиночества.

Важным и ценным оказывается и просто присутствие. Дети вообще часто просят: «Посиди со мной…» И не обязательно при этом что-то делать, иногда не нужно даже говорить. Они просят о том, чтобы просто побыть вместе. Мама Изабель, как и многие другие родители, подмечает это:

Во время лечения желание ребенка «быть вместе» возрастает в разы, а превращаясь в почти симбиотическую привязку к маме, особенно в сочетании с боязнью «белого халата», становится проблемой. Например, маленькие дети, проходящие долгий курс терапии, не отпускают мам от себя ни на шаг, даже в ближайший магазин.