14
Самое честное и странное выражение смерти.
Шесть свиных туш. Изначально животные-трехлетки весили более сорока килограммов. Судя по степени разложения, первые из них появились здесь в конце лета. Их подвесили за задние ноги с помощью лебедки и толстой веревки на высоте двух с половиной метров от земли. По останкам свиней можно было бы изучать анатомию где-нибудь в университете, например. К коже, или к ее ошметкам, были прикреплены деревянные таблички. На них красным цветом: Банди, Гейси, Крафт, Бишоп, Ральф и Фиш. Имена самых известных серийных убийц. Подобное зрелище могло доставить удовольствие только энтомологу.
Давид стоял на стремянке; он стянул защитную маску и подул на стержень ручки, а потом записал на карте Бишопа, что на третье февраля, пятнадцать часов двенадцать минут, по всей видимости, ни одно насекомое не отложило в него личинку и ни из одной личинки не вылупилось ни одного насекомого. Для Calliphora Vicinal и Calliphora vomitories было еще слишком холодно. Мухи же не сумасшедшие. Кладбищенская фауна тоже любит комфорт.
Давид снова аккуратно надел маску. На этом кладбище вонючих туш, ошметков плоти, объектов культа он размышлял над печальной участью, уготованной малышу Гринчу. Что у маленького поросенка, весом чуть больше пуделя, может быть общего с программой «Schwein 2005–2006»? Безусловно, как и утверждал Дофр, разложение молодого организма происходит иначе! Конечно, благодаря опытам на поросятах есть вероятность получить более полные данные о том, как разлагаются тела детей, умерших в лесу! По мнению старика, ученые попросили предыдущих постояльцев убить и подвесить Гринча пятого февраля, чтобы начать новый опыт «Schwein 2» в разгар зимы. Но почему же тогда они сами этого не сделали, ведь они только-только уехали? Что-то не сходится.
Сдерживая легкое отвращение, Давид подтащил стремянку к милашке Банди. Замерзшая черными капельками кровь контрастировала с ватной белизной ее кожи, созданной самой природой. Эта смерть, источающая запах падали, не была знакомой ему смертью, которую можно скрыть с помощью консервирующих веществ или скальпеля. Здесь она вела себя свободно, без ограничений, она все больше и больше оттачивала свои скульптуры, призвав в помощники медленное разложение временем. Эта смерть была смертью ребенка, которого убийца закапывает в землю и оставляет разлагаться в собственном саду, смертью девочки-подростка, которую оставили привязанной к дереву на расправу диким зверям, – той смертью, о которой никогда не говорят. Стоявший в полном одиночестве под этими распятыми тушами Давид бросал вызов смерти, глядя ей прямо в лицо.
Несмотря на защитную маску, из-за запаха Банди ему пришлось уткнуться носом в куртку. Ему не маска была нужна, а скафандр! И хотя холод очень замедляет разложение, свинья, которую зарезали в конце осени, воняла аммиаком. Затхлостью, которая вызвала у Давида тошноту. В своей фантазии он даже не осмеливался вообразить сцену, развернувшуюся здесь в середине лета, под палящими лучами солнца. Вероятно, потому, что вместо этого он представлял себя затерявшимся на лугу, поросшем аронником.
Аронник… Тест Дофра в лаборатории… Аронник, зеленое пятно разложения, бензопила…
Лаборатория… Лаборатория… Фотография энтомолога… Лупы и микроскопы… Различные выдвижные ящики в боковых шкафчиках… Откуда Дофр достал карточки… Конечно! Там точно должна была храниться исследовательская картотека, а также разные варианты энтомологической программы. В таком случае будет легко проверить существование программы «Schwein 2».
Давид спрыгнул со стремянки и обошел туши.
Подошел к загону, куда временно помещали Гринча подышать свежим морозным воздухом. Поросенок потерся о ногу Давида. Дощатая дверь в загон была заперта. Давид присел на корточки и погладил просунутый ему пятачок поросенка.
– И речи не может быть, чтобы принести тебя в жертву, малыш, – прошептал он. – Мои дочь и жена тебя усыновили, так что ты останешься с нами до конца, идет?
Потом он быстро пошел ко входу в шале. Кэти с Кларой лепили снеговика, который был еще в самом начале своего жизненного пути – в виде беловатой кучи. Аделина, чуть вдалеке, отпиливала ветки, забивала гвозди, рубила топором, она была полна решимости построить домик для черного дрозда. По возвращении с прогулки под заинтересованным взглядом птицы обе женщины друг с другом не разговаривали. И узнать почему, не представлялось возможным.
Войдя в лабораторию, Давид вздрогнул. В углу сидел Дофр, в белой рубашке и брюках цвета мокрого асфальта, в руках он держал страницы текста.
– Я… Я думал, вы отдыхаете! – удивился Давид.
Дофр подъехал к письменному столу, казалось, он впервые чувствовал себя смущенным.
– Ты меня застукал с поличным! Я не заметил, как ты ушел с места исследований! Я знал, что ты собирался делать замеры, и явился сюда, чтобы… как бы выразиться…
– Прочитать продолжение, которое вы должны узнать только завтра утром.
Дофр кивнул и положил страницы слева от пишущей машинки.
– Здесь царит особая атмосфера, волнующая даже. Запахи, изоляция, разлагающиеся туши… – все это идет на пользу твоему роману. Начало превосходное! Ожидание – пытка для меня!
– А придется подождать, – резко ответил Давид.
Он положил таблицу замеров около микроскопа, подошел к письменному столу и тщательно проверил стопку из уже написанных страниц.
– Что-то не так? – спросил Дофр.
– Нет, все в порядке. Просто я не люблю, когда роются в моих вещах…
Он посмотрел на выдвижные ящики:
– Я хотел бы ознакомиться с документами, описывающими программы «Schwein» и «Schwein 2», если вы не возражаете.
Дофр вскинул брови:
– Могу я узнать причину этого интереса? Тебе что же, недостаточно того, что ты читаешь личное дело Палача?
– Я просто хотел бы кое-что проверить…
– Что именно?
– Существование программы «Schwein 2»… Я не понимаю, почему именно я должен зарезать Гринча. Почему он один в своем загоне? Где остальные поросята?
Прервавшись, Давид указал на фотографию энтомолога с тушами:
– Почему он сам его не подвесил? И что с…
– Притормози, Давид, притормози… Я понимаю твои чувства, но я предупреждал тебя в отношении жены и дочери. Они не должны привязываться к нему… Гринча нужно будет зарезать пятого февраля. Таковы распоряжения. Чего ты так разнервничался? В конце концов, это же просто животное… С людьми тебе приходилось проделывать вещи в сто раз хуже.
Давид сухо кивнул.
– Открывай ящики, если хочешь, и копайся в документах. Если ты понимаешь по-немецки, увидишь, что я тебя не обманываю.
Дофр отпер один ящик. Затем поворошил бумаги:
– Ну же! Давай! Тут все есть! Кривые, замеры, «Schwein», «Schwein 2»! Давай! Чего же ты ждешь? Ты ведь решил, что я лгу!
Давид почувствовал, что краснеет:
– Все… все в порядке, я вам верю… Но… я не знаю, смогу ли… сделать то… чего вы от меня ждете…
Дофр снова чуть нервно подкатился к столу:
– У тебя получится. Я в этом уверен… Ладно! Поговорим лучше о том, что нас обоих интересует, если ты не против! Ты закончил с личным делом Палача?
– Еще нет. Сложно продвигаться… Надо писать, заниматься повседневными делами, делать замеры для энтомологов… Но я нашел… интересные факты…
– Да?! Любопытно! Какого же рода?
Давид застыл. Словно жертва гипнотизера, смотрел он на игральные кости, которые перебирал в руке Дофр, вытащив их предварительно из кармана пиджака.
– Давид? Что происходит?
С трясущимися от волнения руками тот склонился над листом бумаги и нацарапал цифры. Уравнение. Это было уравнение. 101703… 101005… 98784… 98101… 98067… 97878… 97656… Загадка Палача… На кончике его пера.
– Ты начинаешь меня беспокоить! – не вытерпел Дофр, теребя мочку уха.
Молодой человек поднял на него мрачный взгляд.
– Артур! – Давид замолчал и снова погрузился в расчеты. – Надеюсь, вы можете посвятить мне немного времени!
– Если это срочно… Слушаю тебя.
Давид бросился к толстой папке с документами. Он послюнявил указательный палец и начал в возбуждении перелистывать страницы. Дофр смотрел на него с восхищением.
– Так! Так! Посмотрим быстренько на историю Палача… Четвертое июля… Четвертое июля одна тысяча девятьсот семьдесят седьмого года… Жорж и Паскаль Дюмортье, первые жертвы, убиты у себя дома согласно очень четкому ритуалу, который в деталях удалось восстановить криминалистам. Он заковывает в наручники и засовывает кляп в рот мужу, раздевает его…
– Я знаю! Покороче, пожалуйста!
– Слушайте, я… Мне это необходимо! Позвольте, я продолжу!
– Хорошо, – ответил Дофр.
– Итак, Палач раскладывает перед собой инструменты. Кусачки разных размеров, скальпели, пару ножниц и всякого рода ножи. Ставит весы, на одну чашу кладет перо Маат, которое весит сто двадцать пять граммов, и просит супругу, Паскаль, уравновесить чаши, положив на вторую то, что она пожелает взять у своего мужа. Паскаль работает директором школы, это женщина с железной хваткой…
– То, что она пожелает… – повторил бывший психолог. – Палач не говорит ей, что и как. Он полностью полагается на ее воображение. Если чаши придут в равновесие, он оставит их в живых.
– Совершенно верно! – воскликнул Давид. – Она видит своего ребенка в руках мучителя, видит нож, приставленный к горлу малыша, поэтому она должна делать так, как Палач говорит. Страх смерти, инстинкт самосохранения…
Артур кивнул:
– Он любил психологическое давление… Давление – один из ключевых моментов, которые приводили его в состояние эйфории. Именно поэтому он выбирал для своего ритуала женщин с волевым характером. Самых стойких.
Дофр опустил глаза, он неожиданно занервничал. Быть может, он заново проживал сеансы с Бурном? Или в очередной раз вспомнил, что не смог разглядеть в своем клиенте маньяка?
Синдром переноса. Смешение личностей. Раны времени.
– И Палач не ошибся, – продолжал Давид. – Паскаль находит в себе смелость и пытается выполнить его условие. Пытается спасти жизнь им троим. Потому что верит сидящему перед ней мужчине. Он станет ее палачом, но, как это ни парадоксально, и спасителем тоже. Тем, кто все решит. Эксперты, работавшие на месте преступления, предположили, что первым делом она начала состригать у мужа волосы на голове, стараясь стричь как можно ближе к черепу, потом на торсе, потом под мышками… в паху… Она соберет лишь около сорока граммов, намного меньше того, на что рассчитывала…
– С массой волос так легко ошибиться, – заметил Дофр, подняв вверх указательный палец. – Большая ошибка начинать именно с них… Потому что по правилам она могла добавить веса, но никак не уменьшить его. Ей надо было приберечь волосы напоследок, чтобы уравновесить чаши весов. Что еще она могла взять у такого стройного мужчины, как Жорж Дюмортье? Но чтобы этого не оказалось и слишком много? Настоящий вызов. Он…
Вдруг Дофр резко замолчал.
– Прости. Я склонен увлекаться. Эта история так во мне засела… Продолжай же, прошу.
Давид показал ему цветную фотографию с места преступления.
– На следующий день после анонимного звонка, совершенного из телефона-автомата, следователи найдут на полу в доме жертв убийства волосы, большой палец и несколько кусочков плоти из ягодиц Жоржа… Конечно, они не понимают сразу смысл своей находки и смогут связать ее с весами только после того, как годом позже обнаружат тело Тони Бурна и пыточные приспособления.
Давид вытащил следующее фото в пурпурных тонах. Жертвы крупным планом.
– Жорж был убит выстрелом в висок из пистолета «Smith & Wesson», его супругу пытали, а потом… задушили особо жестоким образом. Что же касается двухлетнего ребенка, его пощадили. На черепе у него, в том месте, которое выбрил Бурн, была сделана татуировка. Число «101703». Что это за номер, никто до сих пор так и не смог разгадать.
Давид снова порылся в папке, он прерывисто дышал и вытащил оттуда разлинованные листы светло-зеленого цвета. Артур внимательно следил за каждым его движением, он был заинтригован.
– Двадцать пятого июня одна тысяча девятьсот семьдесят седьмого года за десять дней до начала убийств пациент по имени Тони Бурн приходит к вам в кабинет, который находится примерно в тридцати километрах от места убийства. Он представляется кассиром супермаркета и говорит, что его преследуют очень нестандартные страхи. Он с детства страдает перебоями в работе сердца. Незадолго до своего визита к вам из-за резкой боли в груди он решает, что в скором времени его сердце может отказать ему. Бурн боится идти к врачу, поскольку страшится трансплантации. Он приходит в ужас от одной мысли о том, что у него в груди будет биться чужое сердце. У него это настоящая фобия. Я правильно резюмирую ситуацию?
– Абсолютно, – ответил Дофр, чуть помедлив. – И тогда мы решаем провести…
– …ряд сеансов психоанализа, – подхватил его фразу Давид, – что, однако, вам сделать не удается, в силу того что Бурн не отличался прилежностью; кроме того, на первом же сеансе на него накатывает приступ ярости, из-за которого он уходит, не пробыв у вас и пяти минут. Так что между первым и третьим убийством, которое произошло спустя ровно восемь месяцев, вы так и не смогли хоть на сколько-нибудь сдвинуться с мертвой точки. Цитирую вас: «Мне неизвестна настоящая цель его визитов. Он настаивает на своих визитах ко мне, но только тогда, когда ему самому захочется, и отказывается освободить свое сознание. Вероятно, терапия будет долгой и сложной…» После месяца отсутствия Бурн возвращается. На этот раз он более разговорчив и ужасно нервничает. Он признается, что все реже выходит из дому – именно в этом кроется причина его отсутствия – и что делает это в случае крайней необходимости, так он не дает участиться пульсу и тем самым экономит сердцебиение. Во время работы в супермаркете на кассе он чувствует себя хорошо, поскольку его движения ограниченны и требуют от него лишь небольшого усилия. На одной из карточек вы записали: «Когда он не разговаривает, я могу прочитать у него по губам, как он считает удары своего сердца. Я посоветовал ему купить кардиометр, но он отказался, засомневавшись, не изменит ли магнитное поле, которое создает этот датчик, его синусовый ритм». Второе наблюдение по окончании следующей консультации: «Он постоянно думает о весе предметов. Зрительно он взвешивает все, что встречает. Часы, футболку, украшение. Налицо явная необходимость оперировать цифрами, количественно определить все, что его окружает. Я убежден, что этим он пытается о чем-то сказать. О фрустрации, а может быть, это способ придать себе уверенности…»
– К чему ты клонишь?
Давид встал с места, в руках у него была газетная вырезка.
– Четвертого мая тысяча девятьсот семьдесят восьмого года, четвертое убийство. Полиция, как затем написали в прессе, в первый раз рассказывает о татуировках на черепах детей и раскрывает числа: 101703 у первого малыша, затем 101005, 98784 и 98101 у трех следующих. Власти открывают горячую линию. Вся страна объединяет свои усилия против Палача. Должен же во Франции существовать хоть один человек, способный разгадать смысл и связь между этими цифрами! Естественно, телефоны разрываются. Даты, факторизация целых чисел, координаты планет, порядок стихов в Библии, эзотерический бред, криптография… каких только предположений не выдвигалось! Но решение этой загадки знал только один человек. Тот, кто ходил к вам на консультации, в перерывах между слежкой и издевательствами над своими будущими жертвами.
Давид выхватил из рук Дофра крапленые кости и сунул их ему под нос.
– С того момента, как я начал интересоваться серийными убийцами, признаюсь, дело Тони Бурна увлекает меня сильнее прочих. Я ученый, Артур, и должен вам сказать, что я тоже, хотя с последнего убийства Палача минуло уже более четверти века, провел немало бессонных ночей, пытаясь разгадать значение этой серии из семи цифр. Меня часто мучили кошмары! Но разгадка не давалась. Почему, как вы думаете?
– Может, ты объяснишь?..
– Потому что у этих цифр… Между ними нет никакой прямой связи! Их следовало рассматривать не вместе, но одну за другой!
Дофр быстрым движением схватил кости и сжал в ладони.
– Это становится интересным. У тебя есть какое-то решение?
– Вы его уже знаете, Артур!
Давид ударил себя кулаком в грудь:
– Разгадка здесь, в каждом из нас!
– Продолжай!
– Сердечный ритм! Что может быть проще!
Артур напряженно наклонился вперед:
– Точнее!
– Когда мы с вами встретились в первый раз в вашей машине, вы мне сказали: «Мы займемся тайной чисел… Вся правда скрывается в самом сердце цифр…» – «В самом сердце цифр»… Какая ловкая игра слов! Цифр, связанных с сердцем. Сердце, которое создает цифры. Каково среднее количество ударов сердца в сутки? Вы знаете ответ, Артур, я не ошибаюсь?
Его собеседник кивнул:
– Не ошибаешься. Семьдесят в минуту, что дает примерно сто тысяч…
Давид шагал из угла в угол со сложенными на груди руками.
– Сто тысяч, да. А какие числа использовал Палач применительно к своим семи двойным убийствам? 101703, 101005, 98784, 98101, 98067, 97878 и 97656. Уменьшающиеся числа. Тони Бурн уменьшал свою физическую активность! Вытатуированные цифры представляли собой показатели его организма до того, как он приступал к своему жестокому ритуалу! Ряд знаков, которые определяют его личность, и только его! Это его подпись!
Дофр зааплодировал:
– Какой прогресс! Решительно, ты очень талантлив!
Давид стукнул кулаком по столу:
– Хватит играть со мной в игры! Вы же читали газеты! Благодаря этим татуировкам вы совершенно точно должны были связать Тони Бурна, который говорил с вами о количестве сердечных сокращений, с Палачом-125, как и я сейчас! Вы могли остановить его!
Дофр не пошевельнулся, он был пугающе спокоен.
– Все так, если… если считать, что я решил эту загадку с цифрами уже во время наших с Бурном сеансов? Давид, хватит быть таким наивным! У тебя есть все элементы, чтобы решить эту задачу! Ты изначально знаешь, что Тони Бурн и убийца с пером Маат – один и тот же человек. Прошло двадцать семь лет. Вышли десятки книг, посвященных Палачу. Фотографии, результаты вскрытия, свидетельства. А я?! Ты об этом подумал? Что у меня тогда было на руках? Ничего! Совершенно ничего! Пациент, который приходил ко мне на сеансы, когда ему вздумается, больной, каких я полдюжины в день принимал. Он у себя пульс мерил? И что? У меня были пациенты, которые ели свои собственные экскременты, они же не стали от этого людоедами? Слушай, прекрати сходить с ума! Мной занимались полицейские-криминалисты, специалисты из контрразведки, и после всего этого ты осмеливаешься оспаривать мои слова? Если бы тогда я знал, кто был Палачом, сейчас бы это уже было доказано и я не сидел бы тут и не разговаривал с тобой! – На мгновение он замолчал. Все его лицо и шею залила краска. – Я вложил тебе в руки гранату, – сказал он Давиду, выезжая из лаборатории, – и я знаю, что тебе это ужасно нравится! Но работай с ней как можно более осторожно. Потому что она может взорваться у тебя прямо под носом!
