Глава восьмая

С учетом такого утра хочется, чтобы послеобеденные занятия прошли поспокойнее, желательно в классной комнате. Надо же перевести дух после лазания по космическим капсулам и ныряния в ледяную воду. Но мало ли что мне хочется… оказывается, самая крутизна как раз впереди.

Первые подозрения зарождаются, когда мы с Ларк выходим сначала из здания, а после из кампуса. Там нас ждет челночный трамвай, и Ларк объявляет:

– В воду вы сегодня уже ныряли, а сейчас испробуете воздушный, параболический дайвинг!

Этого только не хватало.

– Леталки-блевалки, – бормочу я.

– Точно! – ухмыляется Ларк, явно не улавливая ужаса в моем голосе. – Облетим вокруг Хьюстона в условиях невесомости на специальном самолете А-300. На высоте двадцати четырех тысяч футов, под углом сорок пять градусов он смоделирует полет по орбите, и вы получите представление о путешествии в космосе.

– Очуметь! – Ашер, Лео и Катя стукаются кулаками, Саки выдает одну из редких улыбок, даже настроение первого племянника вроде бы исправляется. Они что, все экстремалы? Я одна боюсь невесомости? Вон, ладони уже вспотели и пульс ускорился. Я даже на аттракционах не катаюсь с самого детства после печального опыта на «пиратском корабле» в Санта-Монике, потому и не гожусь в астронавты.

Пока трамвай везет нас на вертолетную площадку, прижимаю потные ладони к коленкам и представляю, как буду рассказывать дома нашим о своих приключениях в космическом центре.

На вертолетке уже стоит самолет с синей надписью «0-гравитация» на борту. Дверь открывается, опускается трап, Ларк командует:

– Пошли!

Все весело бегут в самолет. Не хочу, не хочу, не хочу!

– Давай, – подталкивает меня Ларк. – Я с тобой.

Усилием воли переставляю ноги. Дизайн внутри перевернутый: всего несколько рядов позади, остальной салон пуст. Сажусь рядом с Саки.

– Этот тренинг не зря называется «леталки-блевалки», – говорит Ларк, раздавая нам бумажные пакеты, – поэтому не стесняйтесь, если вас вырвет. Один из наших медиков окажет вам помощь, если понадобится, но, скорее всего, вы испытаете воздушную болезнь в легкой форме. Чем больше будете тренироваться, тем скорее привыкнете, вот почему астронавты перед стартом выполняют до сорока парабол за один раз.

От одной мысли к горлу подкатывает. Мне и одного раза выше крыши, какие уж там сорок. Послушать ее, это какой-то новый вид спорта.

– Взлет через пару минут. Сидим тихо и ждем сигнала. На нужной высоте снимаем обувь и следуем за мной в параболическую зону.

Шасси приходят в движение. Приказываю себе дышать ровно, но что-то не получается. Самолет взлетает и круто идет вверх. Хватаюсь за Саки – мне все равно сейчас, за кого и за что держаться. Она отвечает крепким пожатием – первый дружеский жест с тех пор, как нас поселили вместе, – и говорит:

– Ничего, все будет в порядке!

Похоже, мы поменялись ролями. Пробую улыбнуться.

– Спасибо. Я, знаешь, больше по научной части, экстримом не увлекаюсь.

– Кто-то, видно, решил, что экстрим тебе тоже под силу, иначе тебя не взяли бы.

В салоне мигает свет и звенит звонок.

– Вперед, за мной! – кричит Ларк.

Всем, кроме меня, не терпится покататься на новом аттракционе. В свободном пространстве Ларк велит нам лечь на спину. Ложусь между Саки и Лео. Остро сознавая его близость, краснею и отворачиваюсь.

– Когда самолет пойдет вниз под углом сорок пять градусов, вы испытаете перегрузку, равную 1,8 земного притяжения, – говорит Ларк. – Лежите тихо и не делайте резких движений до перехода в свободное падение.

О господи. Так и есть – на грудь что-то давит. Кровь отливает от головы к ногам, внутренности тащит туда же.

Двигатели выключаются.

– Переходим в режим невесомости, – говорит Ларк. Хватаюсь за пол, чувствуя, как уходит куда-то давящая на меня тяжесть. Миг спустя мы все отрываемся из пола, как восставшие из мертвых. Я ору, наши руки-ноги беспомощно болтаются в воздухе – и вот мы летим. Летим!

Со мной происходит странное. Я вишу, касаясь ногами потолка, но как-то не умираю, даже рвотных позывов не чувствую. Все как раз наоборот: меня будто освободили от всех моих бед и волнений.

Все взвизгивают и смеются, порхая туда-сюда по салону. Лео подплывает ко мне, мы сталкиваемся. Я хохочу, а он берет меня за руку и начинает крутить.

– Всегда хотел на потолке станцевать, – подмигивает.

В животе у меня екает – не уверена, что от невесомости. Когда Лео перемещается к Ашеру, я взмахиваю руками, как птица, и лечу в другой конец самолета.

Между параболами кое-кто из наших зеленеет и хватается за пакет, а мне хоть бы что. Оказывается, я крепче, чем думала, и то, чего я так боялась, обернулась настоящей волшебной сказкой.

Я легче воздуха, и мне все легко.

Возвращаясь в лагерь, взъерошенные и ошарашенные, все мы мечтаем о трех вещах: душ, еда и постель, но на жилом этаже наши нехитрые планы разваливаются. Чей-то крик из мальчикового коридора пронзает меня насквозь. Ларк переходит на бег, мы бежим за ней и тормозим у закрытой двери, где уже собрались встревоженные ребята.

– Что происходит? – спрашивает Ларк. Ей отвечает Диана, британская финалистка, знакомая мне по выпуску новостей.

– Доктор Такуми только что сообщил… Ночью по Тяньцзиню, где живет семья Цзянь Су, прошел невиданной силы тайфун. Река Хайхэ затопила почти весь город… выживших нет.

Я прислоняюсь к стенке, сострадая закрывшемуся в комнате Цзяню и всем китайцам. Что было бы со мной, услышь я такое о Лос-Анджелесе? А ведь он вполне может стать следующим, пока меня нет. Страх укрепляет мою решимость скорее отсюда вырваться, вернуться домой.

– С ним сейчас доктор Такуми и наш командир, – говорит австралиец Каллум. – Мы просто не хотим расходиться… пока он в таком состоянии.

– Он теперь не скоро придет в себя, – подает голос Лео. – Хорошо, если вообще переживет это.

Я смотрю на него с удивлением. Он что, по собственному опыту это знает? Вот ужас…

– Лео прав, – соглашается Ларк. – Не нужно докучать Цзяню. Пойдите лучше в комнату отдыха и постарайтесь расслабиться, а я останусь и спрошу, не нужно ли им чего.

Вряд ли нам удастся расслабиться, но мы послушно тащимся куда велено. Только Беккет отделяется и уходит – интересно куда.

– Еще один город погиб, – говорю я Саки. – Даже представить трудно, что сейчас чувствует Цзянь.

Саки смотрит на меня как-то странно и ускоряет шаг, как будто не хочет идти со мной рядом. Ну вот… только что подружились, и опять она за свое.

– Я тут подумала… – говорит Катя, когда мы вдесятером собираемся в комнате отдыха. – Мы ведь все здесь потеряли кого-то из близких? И ни у кого нет по-настоящему безопасного дома, которому не грозил бы потоп или подземные толчки? Мы вообще-то все такие, как Цзянь Су.

Все вокруг, к полному моему шоку, согласно кивают. Раньше я расстраивалась из-за того, что мы за последние два года дважды переезжали, теперь начинаю осознавать, как мне повезло. Мои-то все целы, и тем страшнее было бы потерять кого-то из них.

– У меня даже и страны не осталось, – говорит, глядя в пол, Ашер. – Святой земли больше нет, а в поселениях для беженцев что за жизнь. Европа – моя единственная надежда.

– Как и у всех нас, – подхватывает Диана. – Будем молиться, чтобы после выбора финальной шестерки остальные сумели как-то справиться с ситуацией.

Лео вдруг вскакивает и выходит в библиотеку. Я, повинуясь импульсу, иду следом.

– Ты в порядке?

Он не обращает на меня никакого внимания, но я беру его за руку и останавливаю в разделе «История покорения космоса».

– Что с тобой, Лео?

– Даже думать не хочется, – выпаливает он, глядя прямо перед собой, словно меня здесь и нет. – Не знаю, что буду делать, если меня вынудят вернуться домой.

– Почему? – шепчу я.

– Снова слышать их голоса… ждать, что они войдут в дверь. Не могу больше.

– Мне так жаль, Лео, – говорю я сведенным горлом. – Не рассказывай больше, если не хочешь.

Его взгляд фокусируется на мне.

– У меня сестренка была. – Слова вырываются из него, как из давно закупоренной бутылки. – Анджелика. Тебе бы она понравилась. Шустрая такая, забавная, наше общее солнышко. И сорванец, конечно… – Он светлеет и тут же гаснет опять. – Я не должен был видеть ее там, под водой, с лицом…

Я обнимаю его с глазами, полными слез. Чувствую, как стучит его сердце, как вздымается его грудь при каждом неровном вздохе.

– Мне очень, очень жаль. Я тебя понимаю, хотя у меня все иначе. Мой младший брат, Сэм… он жив, но у него больное сердце, и врачи говорят, что ему недолго осталось. Я чуть сама не умерла, когда услышала этот диагноз. Это ведь генетическое – мне тоже полагалось бы заболеть, а я вот здорова. Тем более что я старшая.

– Мы должны защищать их. Это неправильно, что мы живем дольше.

– Вот именно.

Но тут входит другая команда, и мы прерываемся. Мы смущены, что поделились чем-то столь сокровенным, но другое чувство тоже присутствует – я вижу это по глазам Лео.

Солидарность. Сознание, что ты обрел друга.

Ночью я не могу спать. Меня преследуют тревожные мысли о Европе и страх за домашних. Это самый долгий мой срок без общения с ними. Их отсутствие я ощущаю как физическую боль, как незаживающую рану. Раньше я никогда не беспокоилась о том, что они делают, как чувствует себя Сэм, потому что всегда была рядом или, по крайней мере, на связи. Поговорить бы хоть, не дожидаясь, когда нам это позволят.

Тут-то я и вспоминаю про конверт, который мне дал Сэм. Я не хотела его открывать при Саки, но теперь она спит. Если что-то и способно меня подбодрить, так это письмо от брата.

Откидываю одеяло, беру из-под кровати фонарик (он всегда лежит там на случай стихийных бедствий), расстегиваю наружный карман рюкзака, нетерпеливо вскрываю конверт… но внутри лежит не письмо, а флэшка, хорошо мне знакомая.

Лихорадочно шарю в рюкзаке, отыскивая планшет – единственный электронный прибор, который нам разрешили взять в Центр, поскольку он работает без сотовой связи или вай-фая. Включаю его, вставляю флэшку, снова залезаю под одеяло и чуть не взвизгиваю, видя на экране голову инопланетянина. Так я и думала – ну и жук же ты, Сэм!

Это мой собственный хакерский прототип, который я составила три года назад, чтобы войти в сеть больницы Бербанка. Сэм тогда боролся за свою жизнь, и я просто не могла сидеть сложа руки. Мне нужно было залезть в медицинские файлы и обнаружить то, что замотанные врачи могли просмотреть. Освоив к тому времени язык Пайтон, я без проблем закодировала серверные скрипты и проникла в систему.

Так мне удалось выяснить, что Сэму требуется не фармацевтическое, а биотехнологическое средство – на основе этого я и разработала потом свой метод редактирования ДНК. Хакерство я забросила и к этой флэшке больше не прикасалась, но братик позаботился, чтобы она попала мне в руки.

Меня переполняет смесь страха с адреналином. Я прекрасно понимаю, чего добивается Сэм: он верит, что я смогу остановить миссию и вернуть финалистов домой… но решусь ли я взломать базу данных НАСА?

Да, мне хотелось бы спасти своих товарищей по несчастью, но после вчерашнего вечера я уже не уверена, нужна ли им такая защита. Неужели Европа все-таки меньшее из двух зол?

Прячу флэшку обратно в конверт. Не стоит принимать поспешных решений. Если меня поймают, я окажусь в тюрьме, возможно даже пожизненно. Пусть себе лежит, пока я не определюсь с выбором.