Глава седьмая

– Здорово, правда? – Обследую нашу с Ашером комнату, дивясь роскоши, которую принимал когда-то как должное. Удобная кровать, отопление, кондиционер, мебель, способная выдержать любое стихийное бедствие. – Что еще человеку нужно? Меня, нищего, снабдили к тому же майками, носками, трусами, плавками, спортивными штанами и свитерами. Лежат в комоде, всё по размеру. Я уж и забыл, как это бывает, когда о тебе заботятся. Когда не надо добывать с боем каждый кусок и каждую тряпку. Плюхаюсь на кровать, преисполненный благодарности.

– Ничего, – соглашается Ашер, выкладывая на стол книги и фотки. Он наверняка заметил, что у меня-то пожиток ноль, но из вежливости молчит.

– Ты тоже обалдел, когда тебя выбрали? Я так да.

Ашер скромно пожимает плечами.

– Ну, я, в общем, надеялся, особенно когда стал летчиком-истребителем Израильских ВВС. Я еще до миссии решил пойти путем многих астронавтов, через летную школу. – На этом месте он внезапно грустнеет. – Но раз пилотом у нас будет робот, мне непонятно, что я вообще здесь делаю.

– Нельзя же во всем на роботов полагаться. Вдруг сбой в системе или авария какая-нибудь. Спорю, что доктор Такуми с генералом Соколовой и человека-пилота тоже возьмут.

Ашера это, похоже, взбадривает.

– Спасибо на добром слове. Возвращаться мне некуда… ну, ты знаешь.

– Хорошо знаю. – Уточнять не обязательно: отсутствие семейных фотографий и личных вещей говорит само за себя. Между судьбой наших стран есть трагическое сходство: воды Мертвого моря захлестнули миллионы домов, вынудив израильтян бежать с обетованной земли. – Надеюсь, мы оба войдем в финальную шестерку и улетим.

– Хорошо бы, – улыбается он.

Столовая, куда мы входим вдвоем, полна соблазнительных запахов, а на раздаче обнаруживается нечто позанимательнее еды: три служебных робота суетятся, готовя нам ужин. Толкаю локтем Ашера, он тихонько свистит.

– Да, это тебе не дома.

Ларк, Беккет и Екатерина уже сидят за столом, Наоми и Саки приходят следом. Глаза у Наоми красные, и мне очень хочется сделать что-нибудь, чтобы она улыбнулась. Но она смотрит в сторону, и я замечаю, что наши руководители и преподаватели тоже здесь – их стол стоит на небольшом возвышении. Доктор Такуми встает, и все умолкают.

– Добрый всем вечер. Думаю, ваши родные сейчас сидят перед телевизорами, смотрят репортаж о вашем прибытии в Хьюстон и очень вами гордятся.

Да… если бы.

– Настоящая наша работа начнется завтра. Чтобы запустить вас по кратчайшей траектории на Европу, нам придется спрессовать обычный полугодовой курс в один месяц. Это значит, что вы будете трудиться на пределе всех сил, не поддаваясь усталости, – что, собственно, и отличает настоящих астронавтов от просто любителей.

Я выпрямляюсь, чтобы доктор Такуми отметил мою готовность. Не дам себя выставить, чего бы это ни стоило.

– В процессе тренировок вас будут готовить как к путешествию в космосе, так и к выживанию на Европе. Будьте внимательны и помните: то, чему вы научитесь здесь, может спасти вам жизнь там. – Атмосфера сгущается, и доктор разряжает ее добродушным кивком. – А теперь будем ужинать. Когда назову вашу группу, идите с подносами на раздачу.

Дождавшись нашей очереди, я прямо-таки взлетаю со стула.

– Америка, Китай, то и другое? – спрашивает робот механическим голосом.

– Если можно, то и другое.

Он кладет на тарелку жареную курицу в ожерелье из зелени и кукурузный хлеб. Дальше Китай: мапо тофу и креветочный суп с клецками. Не помню даже, когда пировал так в последний раз. За столом некотрое время слышится только работа ножей и вилок, потом Екатерина, управившись первая, спрашивает:

– Видели документалку Би-би-си про Европу?

– Да, дядя нам показывал в Белом доме, – говорит Беккет с набитым ртом. Наоми возводит глаза кверху, я подавляю смех.

– Удивительно, правда? Юпитер с Европы выглядит в двадцать четыре раза больше, чем Солнце с Земли, и мы будем видеть его каждый день! Вот о чем я мечтаю больше всего: сидеть на льдине и смотреть на Юпитер.

– Да, с этим ни один земной вид не сравнится, – с загадочным выражением лица соглашается Ларк.

– А мне представляется наша высадка в другой части Вселенной, – включаюсь я. – Похоже на Марко Поло, только масштаб неизмеримо крупнее.

– Сначала старт, – мечтательно добавляет Ашер. – Я столько раз это видел в онлайне и всегда воображал, как сам лежу пристегнутый в капсуле. Никогда, правда, не думал, что полечу в такую даль – вот где самый сюр. А ты что скажешь? – спрашивает он Саки, сидящую напротив него.

Она, помолчав немного, отвечает тихо, но твердо:

– Не могу дождаться, когда улечу с Земли.

Поднимаю свой стакан с соком.

– Думаю, мы все присоединимся к этому тосту.

– Не могу понять, – взрывается вдруг Наоми. – Это вам не каникулы! Если выберут нас, мы можем сгореть еще в космосе, задохнуться в чуждой нам атмосфере и мало ли еще что. Не подойти ли к этому немного реалистичнее?

– Похоже, здесь кто-то струсил, – роняет Беккет. – Астронавты не должны ничего бояться, забыла?

– Бояться должны все.

Чувствую, она не всё говорит, что знает. Может, спросить?

– Все космические путешествия сопряжены с риском, – говорит Ларк, – но это еще не значит, что с вами непременно случится самое худшее. Наша миссия, можно сказать, обречена на успех: над проектом «Европа» работают умы всех космических агентств мира. Можете положиться на то, что они обеспечат миссии максимальную безопасность.

– Что бы с нами ни случилось, все лучше, чем сидеть на Земле и ждать смерти, – вставляю я. Саки и Ашер кивают, Наоми смотрит недоверчиво.

– Ты серьезно?

– Вполне. Считай себя очень везучей, если не понимаешь.

Она явно хочет что-то добавить, но Ларк снова вмешивается:

– Почему бы не завершить наш первый вечер чуточку веселее? Чем быстрее мы станем настоящей командой, тем лучше для нас – давайте расскажем что-нибудь о себе? – Желающих не находится, и она продолжает: – Ладно, я первая. Родилась и выросла в Хантсвилле, штат Алабама, – там, где находится Космический музей США. Неудивительно, что космос интересовал меня с малых лет. Я закончила Массачусетский Технологический, и меня сразу же взяли в НАСА. Мой первый космический полет совпал с последним рейсом на МКС. Потом доктор Такуми предложил мне поработать в международном учебном центре, и я перешла сюда.

– Вы были в последнем составе МКС? – восклицает Наоми. – Значит, о судьбе «Афины» услышали еще здесь, пока готовились к экспедиции. Вы знали, что…

– Ну вот и все обо мне, – перебивает Ларк с коротким смешком. – Екатерина?

– Можно короче – Катя, – улыбается та. – Меня вы могли видеть на последней Олимпиаде, но мало кто знает, что я хороший математик. Потому и на льду так сильна: вместо того чтобы нервничать, вычисляю вращения и углы для идеальных прыжков.

Продолжаем дальше, по кругу. Саки, оказывается, перескочила через несколько классов и стала самой юной студенткой Сингапурского университета еще до цунами. Наоми рассказывает о своем радиотелескопе. Меня от этих историй бросает в пот – как я-то к ним затесался?

Да вот так. Им на Европе нужен хороший пловец и ныряльщик, за это меня и выбрали. Если верить тому, что подслушала Элена, я этой миссии необходим точно так же, как самые умные головы. Может, еще больше их.

Беккет, последний по очереди, смотрит многозначительно, точно знает что-то, о чем мы понятия не имеем.

– Вам не кажется, что нас будто нарочно подбирали по парам? У Саки и Наоми научные достижения, Ашер с Екатериной математические гении, мы с Лео пловцы…

Ларк пытается его высмеять, только поздно уже: теперь мы видим друг друга в совсем другом свете. От сознания, что я не единственный в команде пловец, все съеденное начинает проситься наружу. Это был мой козырь, за это меня и выбрали. А вдруг Беккет ничем не хуже меня? Я уже год не тренировался и на соревнованиях не бывал.

– Что у тебя получалось лучше всего? – спрашиваю Беккета со всей доступной небрежностью.

– Четыреста метров вольным стилем.

– У меня тоже…

Мог бы догадаться, что буду здесь не один: подводный фактор играет очень большую роль в терраформировании Европы. Непонятно, с чего я так возомнил о себе.

Первый учебный день начинается с трезвона нашего интерактивного зеркала. Потом быстрый завтрак – особого аппетита, по сравнению с вечером, ни у кого нет, – и Ларк тут же ведет нас к лифтам.

Вот и шестой этаж. Мы идем вслед за ней прямо на бетонную стену.

– У каждой команды свой график – это придает максимальную индивидуальность вашему обучению. Сегодня местом ваших занятий будет натурный макет «Посейдона» – корабля, который полетит на Европу.

Ларк прикладывает свой медальон к нарисованному на стене знаку, и бетон, к нашему изумлению, разъезжается в стороны. В проеме видны белые космические капсулы и рука робота-манипулятора.

Мы входим. Это и есть тренажерный этаж: пространство размером с американское футбольное поле, где стоят громадные, соединенные между собой цилиндрические структуры. Стены и потолок имитируют черное небо глубокого космоса, но голубое футуристическое освещение компенсирует черноту – мурашки бегут по коже от этого зрелища. Из одной капсулы выходит генерал Соколова в красном скафандре с эмблемой миссии.

– Добро пожаловать на «Посейдон», – говорит она. – Капсулы и модули, которые вы здесь видите, – это составные части самого совершенного космического корабля из всех, что когда-либо строились. На нем финальная шестерка совершит свой перелет на Европу.

Переглядываюсь с Ашером, взволнованным не меньше меня. Наше будущее обретает реальность.

– Этот корабль не просто перенесет вас из точки А в отдаленную точку В: он обеспечит вам нормальную жизнь, защитит от враждебной среды глубокого космоса. Но если вы не поймете, как он работает, щит легко может обернуться смертельным оружием. Достаточно одной ошибки – например, неплотно закрытого шлюза, – чтобы весь экипаж мгновенно погиб. – Воображая себе эту веселую перспективу, идем за ней к первой капсуле. – Скоро вам предстоят учебные тревоги, где вы будете показывать знание корабельных систем и умение справляться с чрезвычайными ситуациями, поэтому прошу слушать меня внимательно.

Генерал поднимается по трапу в цилиндр, похожий на гигантский волчок с четырьмя соплами двигателей внизу. Последовав за ней, мы оказываемся в корабельной рубке с тем же голубым освещением. К потолку подвешены два экрана, перед ними пять кожаных кресел с откинутыми для старта спинками. Впереди застекленная пилотская кабина с еще парой кресел, приборной панелью и навигационным дисплеем с разрешением 4К.

– Кораблем будет управлять Киб под моим руководством, – объясняет генерал, – но кресло второго пилота займет один из финальной шестерки. Предстоящие симуляции полета помогут назначить его и распределить еще пять ключевых постов: старший помощник, бортинженер, научный эксперт, медик, подводник.

Ашер, судя по всему, метит во вторые пилоты, а меня в подводники прочит. Я-то готов, но Беккет больно уж уверенно ухмыляется.

– Бóльшая часть путешествия пройдет на автопилоте благодаря новым компьютерным алгоритмам, но три важнейшие стадии потребуют ручного управления: выход на орбиту, пересечение с Марсом, посадка на Европе. На марсианской орбите два астронавта должны будут выйти в открытый космос, чтобы обеспечить стыковку «Посейдона» с грузовым кораблем «Афиной». Если что-то пойдет не так…

– Эти двое могут погибнуть? – предполагает Наоми.

– Могут, – соглашается генерал, – но четверо оставшихся продолжат полет.

Катя позади меня громко сглатывает, но зацикливаться на этом особо некогда. Генерал открывает круглый люк в стенке и приказывает:

– За мной.

Ползем за ней по туннелю между разными отсеками: двигательным, складским и жилым. В последнем имеются отдельные каюты, камбуз, спортзал, два компьютера с большими экранами и две ванные с «космическим туалетом».

Я прямо-таки вижу себя за одним из компьютеров, чувствую гордость, с которой сообщаю миру о наших передвижениях. Знаю, это не от меня зависит, но мысленно я уже здесь.

– Здешний дизайн мне кого-то напоминает, – говорит Наоми. – По-моему, это работа доктора Греты Вагнер.

– Весьма проницательно, – удивляется генерал. – «Посейдон» действительно проектировала доктор Вагнер совместно со «Спейс-Экс».

Наоми улыбается по-настоящему впервые с тех пор, как я ее знаю.

– Значит, доктор Вагнер тоже участвует в миссии? Она сейчас здесь? Мы ее увидим на тренировках?

– Боюсь, что нет. Мы благодарны доктору Вагнер, но ее контракт с нами пришлось завершить.

– Почему? – восклицает Наоми.

– Из-за разногласий с другими проектировщиками, – туманно отвечает Соколова и тут же продолжает, не дав нам задуматься: – Сейчас мы пройдем в наиважнейший отсек корабля – шлюзовой. – Поворачивает рычажок, открывает люк. – Сначала вы, я потом.

Первым в туннель пролезает Беккет, потом Катя, потом я. Ползти приходится на животе. Слышно, как генерал закрывает люк, и ее голос разносится эхом в тесном проходе:

– Шлюз – последнее, что вы видите перед выходом в космос, и первое, что вас встречает по возвращении. Шлюз препятствует проникновению смертоносной внешней среды в атмосферу «Посейдона» и автоматически фильтрует примеси, оставшиеся после снятия скафандров. – Соколова делает паузу. – Думаю, вы теперь поняли, почему закрытый с опозданием люк может привести к вашей гибели.

– Да, – отвечаем мы хором.

Перед нами тяжелый шлюзовой люк с шестью задвижками, соединенными между собой. Генерал, пробравшись вперед, показывает, как нужно их открывать. Люк открывается, мы вваливаемся в шлюз. Катя с Наоми сталкиваются, Беккет грохается на пол.

– Не беспокойтесь, в невесомости это будет выглядеть гораздо изящнее. – Саки вылезает последней, и генерал резко спрашивает: – Саки! Что я говорила про люк? – Та бледнеет. – Ты идешь последней и должна закрыть его за собой.

Мне становится не по себе от ее ледяного тона.

– Я думала, это просто… – лепечет Саки.

– Лезь обратно. – Генерал берет ее за плечи и вталкивает в туннель. Она послушно дает задний ход, и Соколова захлопывает люк, чуть не отдавив Саки пальцы. В шлюзе воцаряется мертвая тишина.

– А как мне отсюда вылезти? – слабо слышится из туннеля.

– Никак. Выйдешь через тридцать минут, на следующем этапе.

– Но здесь же нечем дышать!

– Реальное удушье будет в сто раз сильнее. Вот что бывает, если кто-то неправильно пользуется шлюзом, выходя в космос. – Соколова поворачивается к нам пятерым. – Если усвоите этот урок как следует, он спасет вашу жизнь.

Она, как ни в чем не бывало, приглашает нас дальше в шлюз, но я не могу сосредоточиться: Саки, закупоренная в туннеле, занимает все мои мысли. То же самое, я чувствую, происходит с Наоми. Пока генерал показывает нам бокс для очистки скафандров, она пробирается назад к люку.

– Саки, слышишь меня? Это Наоми. Тебе надо расслабиться, чтобы пульс бился ровно. Если не будешь паниковать и попусту глотать кислород, сможешь целый час продержаться. Закрой глаза, попытайся уснуть…

У меня сжимается сердце. Наоми, рискуя, что ее тоже накажут, помогает девочке, которую едва знает. Соколова это прекрасно видит, но ничего не предпринимает – просто следит за Наоми уголком глаза, продолжая свою лекцию.

Ларк ждет нас на выходе и тут же уводит на следующий этап тренировки, на четвертый этаж. Я еще в лифте чувствую ностальгический запах хлора, и мышцы у меня напрягаются, как перед соревнованием.

– Раньше здесь помещалась лаборатория гидроневесомости с подводным макетом МКС, – говорит Ларк, ведя нас по длинному белому коридору. – Астронавты, я в том числе, надевали гидроскафандры, имитирующие микрогравитацию вакуума, и отрабатывали выход в открытый космос. Когда нашу миссию утвердили официально, доктор Такуми переоборудовал лабораторию для других целей. Здесь вы будете изучать подводные операции, необходимые для терраформирования Европы.

Она открывает двойные двери, и я замираю на месте. Огромный бассейн с флагами разных стран целиком взят из моей старой олимпийской мечты, но есть и коренные отличия. Такого глубокого, почти бездонного бассейна я в жизни не видел. На пятидесяти-шестидесяти футах внизу виден сплошной ледяной массив с пересекающимися цепями красных холмов – точно как на Европе.

К нам подходит человек в гидрокостюме дайвера. Ларк отдает ему честь и садится в первом ряду трибун.

– Здравствуйте, финалисты. Я лейтенант Барнс, офицер ВМС США, мастер ассоциации дайвинг-инструкторов.

Вот он, мой звездный час. Я расправляю плечи, адреналин поступает в кровь.

– Вы знаете, что сразу же по прибытии финальная шестерка должна будет пробурить ледяной покров и добраться до каменного океанского дна, где мы и создадим впоследствии земную колонию. Операцией будет командовать главный подводник, но пять остальных тоже должны стать сертифицированными ныряльщиками.

А главный, значит, я – больше некому. Кто еще может доставать ценные вещи со дна, как я в Риме? Я скроен для этой цели, как на заказ.

– Сегодня мы проведем вводный урок, – продолжает лейтенант Барнс. – Купальные костюмы у всех имеются?

Мы киваем: Ларк вчера вечером сказала, чтобы мы их надели.

– Хорошо. Надевайте акваланги и выходите на край бассейна.

Хочу сказать, что мне акваланг не нужен, но соображаю, что этот фокус лучше приберечь на потом. Барнс раздает баллоны, шлемы и маски. Слышится легкий гул и бибиканье: к нам движется робот Киб. Лейтенант бежит к нему, у меня встают дыбом волосы на затылке.

– Похоже, баллы нам присуждать будет, – замечает Катя. Если так, то это настоящее состязание! Я и так знаю, что буду первым, но с роботом в качестве судьи это в самом деле напоминает олимпийские игры, о которых я когда-то мечтал.

Заглядевшись на Киба, я забываю о своем главном сопернике.

– Черт. Что он делает? – шепчет Ашер, и я вижу, что успевший раздеться Беккет забирается на трехметровую вышку.

– Ой, – пищит Наоми.

Беккет вытягивается, отталкивается и выполняет безупречную «ласточку». Кажется, это не только мой звездный час…

– Мне вводная лекция ни к чему, лейтенант, – говорит вынырнувший Беккет. Обращается как бы к Барнсу, но смотрит только на Киба.

– Я заметил, – поднимает бровь лейтенант. – Кто-нибудь еще обойдется без моих наставлений или я могу продолжать?

Все мое тело вибрирует. Я не хвастун вроде Беккета, но сейчас определенно должен утереть ему нос. Скидываю одежду, прохожу мимо трехметровой вышки, поднимаюсь на десятиметровую. Внизу кто-то ахает. Мышечная память не подвела: я делаю в воздухе сальто и вхожу в воду почти без всплеска.

Есть! Я переиграл Беккета и по трудности, и по исполнению. Не в силах удержаться, оборачиваюсь к нему в ледяной воде и улыбаюсь с чувством большого удовлетворения. Вот что бывает, когда хочешь выпендриться, Беккет Вулф.

Он вылезает из воды хмурый. Все наши смотрят на меня, у Наоми в глазах смешинка. Надо же, какую умную девочку впечатлил, впору лопнуть от гордости.

Лейтенант Барнс с Кибом подходят ко мне.

– Молодец. Леонардо Даниэли, верно?

– Так точно.

Подтягиваюсь наверх под аплодисменты. Я и забыл, как здорово делать то, что любишь, что у тебя получается лучше всех. На секунду можно вообразить, что я дома, что Анджелика и родители свистят и выкрикивают мое имя с трибуны, как на всех состязаниях, но злобный взгляд Беккета возвращает меня к реальности.

Он мне этого не забудет, могу поспорить.