Глава 18
Пустошь – великая, образовалась она не одна. Выжженных ядерными бомбами земель во множестве разбросано по планете. Сколько в том мире, до войны, было крупных и не очень крупных городов? Вот почти столько же теперь пустошей. Раньше – язвами в зеленом покрове материков, а теперь уже проплешинами красовались по всей территории Великой Империи проклятые, мертвые земли – царство глотов, жутких существ и необъяснимых явлений.
В этом месте две пустыни соединялись узкой горловиной, минимальная ширина которой примерно пятьдесят километров. Специально никто не измерял, но за ночь, если очень постараться, то пройти ее можно. Днем температура воздуха раскалялась до плюс шестидесяти, а иногда и выше, по ночам опускалась до минус пяти-восьми градусов. По этим землям при свете солнца мог идти лишь безумец или тот, кто там родился и живет, но столкнуться с местными – это верная смерть. Многие пользовались этим коротким, но очень опасным путем, чтобы за сутки попасть из северной части Империи в южную, или наоборот, а живущие там существа не упускали лишней возможности поесть. Со временем появились проводники – отчаянные рубаки, отставные солдаты и другие наемники, не раз уже пересекавшие «горловину», и драли они с путников три шкуры за свои услуги. Или плати, или иди сам, но дойти, не зная местности и ее особенностей, шансов было очень мало. Можно пойти окружным путем, а это, считай, месяц дороги. Многие предпочитали заплатить, но и боевитое сопровождение не являлось гарантом безопасности. Группы путников набирались по три, шесть, девять человек и так далее. Почему так, никто не знает, но бывалые проводники приметили, что с подобным числом путников редко случаются потери, хотя, пустошь часто брала свою кровавую дань. К тому же, проводники прославились своим суеверием, и в группе с ними считались. Зачастую люди вынуждены были оставаться вблизи опасных мест по нескольку дней в ожидании своей очереди или определенных сопровождающих лиц, с кем уже имели дело и были уверены в качестве их умений. Чтобы себя хоть немного обезопасить, наемники и наниматели строили укрепленное жилье – так образовались небольшие «казармы» по обе стороны перешейка. Перерожденные иногда выходили из пустыни поохотиться на живые земли, и люди сражались, отбивались и вновь строили стены крепче и выше прежних, разрушенных глотами. У северян дела обстояли, куда как выгодней: река спасала, а вот южан не единожды выедали подчистую. Но, как говорится, хлебное место всегда найдет хозяина. Так появилось два города: Южный Перешеек и Северный Перешеек.
Воды с тех пор много утекло, и первые посадники давно упокоились, а города, ими заложенные, продолжают расти. Многие оседают в этих местах: охотники, наемники, проводники и те, кто просто скрывается от закона. Императоры редко чистят эти два города – за них это делает естественный отбор. Год от года народа становилось больше, а места всем не хватало, и начали возводить снаружи еще одну стену, а за ней – следующую. Каждые несколько десятилетий появляется новая городская стена, но и старую рушить никто не собирался. Так и получились два города соответственно в семи и в девяти кольцах, вложенных одно в другое, словно матрешки. Чем ближе к центру, тем богаче район и зажиточней население, а имперский наместник, разумеется, ныне живет в самом центре, полностью заняв первое кольцо, где на месте старой «казармы» давно уже стоит настоящий дворец с дивными садами. Пройти к центральным районам мог не каждый – только строго по пропуску. Эти пропуска, вообще-то, были у всех, кроме обитателей самого крайнего кольца от входа. Там обитал весь сброд, а гостевые дома слыли самыми настоящими притонами трущоб. Местные стражи порядка предпочитали в тех местах не появляться, но если все же приходилось, то не иначе, как целым взводом.
* * *
Калин с Норгом долго шли вдоль узких, мрачных улиц и переулков, приблудный мар упрямо топал следом. Мальчик первое время старался прикрывать нос рукавом, но спустя полчаса немного привык к зловонию и, перехватив поудобнее сумку, просто смотрел внимательнее под ноги, чтобы никуда не провалиться и ни на кого не наступить. Грязь, хлам, во множестве гнилые отходы, фекалии и даже, как показалось мальчику, полуразложившийся труп – все это валялось посреди улицы. Но проходя мимо, Калин с ужасом понял, что этот человек жив, но настолько весь покрыт корками, струпьями и открытыми язвами. Грязные обрывки ткани, когда-то бывшие одеждой, едва прикрывали обнаженное, тощее тело неопределенного от грязи и болезни цвета. Сидящих во тьме полуголых, истощенных людей Калин тут увидел много, и это несмотря на глубокую ночь и тревожную суматоху за городской стеной.
По ощущениям мальчика они пробрались в самую глубь этой человеческой клоаки, когда Норг наконец-то условным стуком громыхнул в двери одного из домов.
– Идите лесом! – крикнула из-за дверей, судя по голосу, немолодая женщина.
– Сидели стоя, – ответил Норг деловито.
Калин удивленно уставился на товарища. Тот подмигнул. Послышались шоркающие шаги, и дверь отворилась. На пороге стояла бабища в три обхвата шириной и, держа в руке кривенькую серую свечку, подслеповато щурясь, пыталась разглядеть лица, затем спросила:
– Чего ты там сказал?
– Дурында ты проклятая! – шагнул вперед Норг, одним толчком отпихнув со своего пути упитанную женщину. – Ты условный стук слышала? Так какое «Идите лесом»?! Попутала, мандатра драная?! Я тебе что тут, пойло паленое покупать пришел? Стук услышала, значит, хозяева вернулись, на задние лапки прыгнула и галопом двери открывать. Я тебя обменяю, к чертовой матери, идиотка! Был бы Лаки на месте, не позволила бы себе такого хамства. Расшишела в край! – самозабвенно орал северянин, по-хозяйски развалившись на топчане.
К концу его пылкой тирады масляная лампада уже дымилась на столе, который очень быстро заставлялся разными крынками и плошками. Грузная тетка, несмотря на свою немалую массу тела и далеко не женский рост, под два метра, порхала с завидной скоростью по помещению, при этом бесконечно извиняясь и ссылаясь на то, что была спросонья и не расслышала, что стук был условным.
– Норг, а как ты понял, что Лаки еще нету?
– Да хрен бы она тут мне эти загадки загадывала, коли кто из наших в доме был бы. С каждым годом эта клуша все наглее и наглее становится. И жопу себе отъела, вон, в двери скоро боком входить станет.
– Да я же не ем почти ничего, господин, – жалостливо подала голос от печи, как понял мальчик, рабыня. – Это у меня кость просто такая широкая.
– Не ест она, как же, – усмехнулся Норг.
– Норг, а чего наших так долго нет? – обеспокоился Калин. – Может, случилось чего? Может, поискать их?
– Сиди. Придут. Их много, приметные они, вот и задерживаются.
– А мы с этим маром, ну прям… Вот, черт! – подскочил Калин со скамьи, но тут же был схвачен за рукав.
– Сядь, сам погляжу, – и, уже выходя в дверь, гаркнул служанке: – Запрись!
Норг ругал себя: и как же он, старый идиот, сам не догадался, что, если имперский мар торчит под дверью, то Лаки с ребятами не подойдут, расценив это как опасность, засаду, да все, что угодно, но носа своего уже не покажут в этом месте. А мальчишка вперед него это понял.
Калин сильно нервничал, оставшись один в незнакомом месте, с незнакомым человеком, разглядывающим его, не скрывая своего любопытства. На стол она накрыла, но к еде пока никто так и не притронулся. Женщина уселась в дальнем углу напротив парнишки и широко зевнула, показав свои желтые с червоточинами зубы и даже розовые гланды. Мальчик отвернулся, но зевота почему-то всегда такая заразная… Захотелось спать. Веки налились тяжестью и под собственным весом буквально слипались, не желая подниматься. Несколько раз тряхнув головой, Калин встал и, отгоняя дрему, принялся нарезать круги по комнате, мерно вышагивая от стенки к стенке. В дверь постучали, снова так же, как до этого стучал Норг, условным кодом. Женщина распахнула рот, собравшись что-то крикнуть, но наткнулась взглядом на остановившегося мальчика и, захлопнув рот, проворно соскочила со своего места, шустро переваливаясь с ноги на ногу, ринулась открывать двери.
– Здравствуйте, господин, – тут же затараторила она с порога, кланяясь и пятясь. – Долгие лета вам, господин.
– Уйди прочь! – натужно рыкнул Нушик, занося деда.
Следом ввалились Гриня и Норг, неся на себе Крона. Торс раненого был перевязан рубахой Грини, потому как тот был в одних штанах, но кровь все равно просочилась сквозь ткань и обильно капала тяжелыми бусинами, разбиваясь в бурые кляксы на дощатом, давно не чищеном полу. Замыкали процессию Витька-свистун и незнакомый Калину мужик с перепачканной по самую рукоять здоровенной дубиной. Видом он походил на отъявленного бандита-вышибалу, только что побывавшего в драке. Вся его одежда и лицо сплошь покрыты бурыми брызгами и, кажется, даже кусочками мозга, которые отчетливо выделялись светлыми пятнами на запыленной экипировке.
Раненого уложили на кровать, Лаки ссадили на топчан.
– Силана, воды мне подай, – устало попросил старик.
Сейчас в свете лампады он выглядел еще старше, чем есть. Впалые щеки и длинные тени, глубоко залегшие от самых глаз, казались темными продольными шрамами на его лице. Недоставало только нарисованной широкой улыбки, и получился бы настоящий печальный клоун. Калин плотно сжал веки, до белых вспышек в глазах, и, как мокрая собака, мотнул головой. Видение исчезло.
– Пи-и-ить, – послышался слабый голос Крона.
Громыхнув посудиной, мимо мальчишки, слегка задев, пронеслась Силана, неся в руках ковш с водой. Калин ринулся следом, хватая ее за руку, чуть ли не завопив:
– Нет! Нельзя!
Все присутствующие уставились на ребенка.
– Нельзя ему пить, если он в живот ранен. Куда его? Рану смотрели?
– Нечего там смотреть, лекарь нужен, – мрачно ответил Витя.
На миг уйдя в свои воспоминания, Гриня, кивнув, тихо произнес:
– Правильно мелкий говорит, если кишки порвали, то пить нельзя. У нас многие от того померли, хотя могли бы и выжить. Пику он брюхом словил, но насколько серьезно, в горячке боя я не приметил, и что там ему повредило, разве узнаешь теперь. Рану лишний раз лучше не тревожить, и без того кровища вон как хлещет. Лекарь нужен, но где его сейчас взять-то.
– Мда, еще и зачистка эта… – задумчиво пробормотал незнакомец, устало присев на лавку. – Гори оно адовым пламенем, вот же вляпался-то, а… – и, иронично усмехнувшись, добавил, – везучий я, сукин сын.
Калин не слушал, о чем говорят мужчины, он, тяжело приложив свою ладонь на свой же лоб, впился пальцами в череп и лихорадочно вспоминал всю медицинскую науку, которую успел получить от своих многочисленных учителей, а главное, от Дока. И, видимо, нужное начало всплывать в памяти мальчика: глаза его забегали по помещению в поиске нужных вещей, а губы беззвучно шевелились, проговаривая нечто крайне важное.
И, наконец, глядя все так же в пространство перед собой, он выдал:
– Мне нужно много кипяченой воды, нож, ножницы, нити, лучше шелковые, тряпки чистые. Рви простыни! – это он уже повернулся к служанке и, повысив голос, – воду на огонь поставь!! – вышел из себя, потому что женщина столбом стояла на месте и глядела на него бараньим взглядом, вопросительно поглядывая на Лаки, а время стремительно утекало, забирая жизнь человека.
– Делай, что он велит, бегом! – отдал приказ старик, и баба, охнув, кинулась исполнять повеление хозяина.
– Чего это ты тут раскомандовался, пострел? – недовольным тоном спросил Витька и сердито, с долей презрения поглядел на мальчика.
Худощавого телосложения, неказистый лицом, обычной такой внешности, каких тысячи, абсолютно ничем не приметный парень этот, Витька. Болтун, балагур и любитель посвистеть песенки. Как непобедимый боец, он тоже не показывал себя на ринге, дрался средне, по заученной программе. Калин не раз наблюдал за этим парнем, и все думал: зачем, на фига он нужен Лаки? Ведь этот старый лис не станет держать человека просто так, из доброты душевной, и раз он тут, и с ним все считаются и относятся уважительно, значит, есть на то серьезная причина. Пару раз мальчик замечал очень пластичные, быстрые движения, но все это происходило вроде как по случайности. Однажды Лаки нечаянно толкнул локтем дорогой стеклянный бокал во время празднования очередного удачного завершения выступлений, и мимо проходящий Витька его успел поймать. То мар взбрыкнул, заупрямился, а парень всего лишь одним касанием в районе ушных раковин привел животное в надлежащее расположение духа. А раз даже влез на высоченное дерево посмотреть дорогу, и так быстро и тихо это проделал, что Калина даже зависть взяла. Но малька Витька невзлюбил с первых дней. В отличие от остальных, он избегал с ним прямого общения и не упускал случая, чтобы тыкнуть носом в совершенную ошибку или подкусить обидным словцом. В спарринг с ним тоже не вставал, да и Лаки на том не настаивал. Калин не понимал, за что к нему такая неприязнь у этого парня, ведь они никогда ни в чем не пересекались. Вот и сейчас он впился в пацана взглядом, полным недоверия и злости. И двинувшись в сторону Калина, с каждым шагом цедил сквозь зубы:
– Кем ты себя возомнил, сопляк? Лекарем? А может, самим Богом?
– Цыц! – рыкнул Лаки. – Рот закрыл! А ты, – он посмотрел на Калина, – давай, говори шустро, чего удумал.
– Если ему сейчас рану не зашить, то до утра он умрет. Как я понимаю, нормального, да хоть какого лекаря вы сегодня ночью не найдете, а к утру он уже и не понадобится. Глянь, из него сколько натекло уже, – кивнул мальчик в сторону раненого.
На скорую руку перетянутый живот и край постели уже пропитались алой кровью.
– С чего ты взял, что сможешь ему помочь? – спросил Лаки, пытливо всматриваясь в лицо мальчика.
– Кровь у него алая. Была бы черная… а так свезло, значит, надо быстро промыть рану от грязи и сшить. Возможно, ничего серьезного, я много раз видел подобное и знаю, как это сделать. Но только, если там не очень плохо все. Серьезно оперировать я не умею, но по мелочи заштопать могу, учили меня. Я думаю, что справлюсь, только время сейчас терять нельзя, он и так уже крови много потерял и еще потеряет.
– Думает он, – вновь подкинулся Витька-свистун, – а если нет, то хрен с ним? Так?
Лаки серьезно посмотрел на парня:
– Уймись. Ты что можешь предложить? Ну? Говори… Нет вариантов? Вот и помолчи пока. Потом поговорим.
Парень потупил взгляд и, скрипнув зубами, промолчал.
– Так, – Лаки вновь вернул свой хмурый взор на Калина, – делай все, что надо, и постарайся не убить этого сукина сына раньше срока… он мне еще пригодится. – И уже тихо, для себя, добавил: – И жене его потом говорить о смерти…
В доме собрали все имеющееся спиртное и постельное белье – повезло, что у Лаки была тяга к роскошному комфорту, и дорогие, выбеленные простыни пошли на операционные нужды. Множество свечей расставили вокруг больного. Велев прижать больного к столу в три пары рук, Калин приступил к врачеванию. Он заметно нервничал и перед тем, как что-либо сделать, тихо проговаривал вслух все предстоящие действия:
– А теперь сшить вот это. Нет, не так, сначала зацепить… ага, отлично… – так и бормотал, колдуя долго, старательно, с закусыванием губы…
За окном начало светать, но в этом доме никто не спал, а на обеденном столе вместо еды лежал Крон. Бледный, как полотно, но живой. Сильно он наорался.
– Все, – наконец-то произнес Калин и, отступив назад, пошатнулся, – ох, черт, голова закружилась.
Мальчишку тут же подхватили крепкие руки Норга и усадили на скамью.
– Ну, малыш, силен ты в науке. Не думал я, что справишься. Не иначе, как сам Ган сегодня рядом с тобой стоял.
– Да, благоволят тебе Боги, я тоже приметил, – добавил Гриня.
Дед прокашлялся в кулак, видать в горле запершило, и отвел в сторону глаза, задумался.
Мужчины хотели перенести раненого на постель, но мальчик возразил:
– Не троньте его пока, пусть так полежит. Я не уверен, что сделал все верно и не пропустил чего-то. Ему сейчас лучше, чтобы тело вот так, ровно лежало. И еще, антибиотики бы какие-нибудь найти заранее. Температура поднимется, как пить дать, а гасить нечем. Нужны лекарства, отвары из трав, вытяжки, настои. Тут знахарки или ведуньи водятся?
– Водятся, Калин, водятся, – задумчиво произнес дед. – Откуда же ты умный-то такой на мою голову взялся. Нушик, приведи себя в должный вид и отправляйся к нашему знакомцу за снадобьями нужными. Денег где взять, сам знаешь. И передай ему, если станет драть втридорога, сам шкуру с него спущу.
Нюша кивнул и отправился на второй этаж по деревянным ступеням, слегка поскрипывающим под его весом.
Калин посмотрел на свои окровавленные руки, бездвижно лежащие на коленях, и подумал, что надо бы их вымыть, пока не засохло. Но, наверно, он это подумал вслух, потому что спустя миг дородная служанка уже поставила табурет у ног мальчика, водрузила на него корытце и принялась бережно, кусочком ткани в теплой воде отмывать от крови правую, затем и левую руку. Разомлев от приятных ощущений, Калин вновь погрузился в спасительную сонливость и, не дождавшись окончания процедуры, так и уснул сидя, уткнувшись подбородком себе в грудь.
Норг дернулся в сторону мальчика, но вожак остановил его жестом.
– Спит. А ну, ребятки, снимите-ка меня, а малого сюда уложите, пусть отдыхает.
* * *
«День сейчас, или ночь? Сколько я проспал? Как там Крон, воспаление уже началось?» – поползли сонные мысли в голове Калина.
Открыв глаза, он уперся взглядом в стену, а за спиной полушепотом бубнили голоса. Мальчик хотел уже подняться, чтобы посмотреть, как там раненый, но услышанная фраза, брошенная Свистуном, заставила его передумать и сделать вид, что он продолжает крепко спать.
– Да от пацана давай избавимся, и число ровное выходит, – предложил голос Вити.
Ответом ему было молчание, и лишь тяжелое дыхание Нушика послышалось громче остальных.
– Да не зыркай ты так на меня, дыру прожжешь, – ответил Витя с долей иронии в голосе. – Ну, шутки шутками, а теперь давайте серьезно. Только я один понял, что мальчишку готовил Мастер смерти?
Кто-то сдавленно крякнул. Шорох одежд, скрип мебели – сидящие люди шевелились, меняли позы.
– Ну-у… – подал голос Гриня, – я подозревал что-то, но чтобы Мастер смерти? Не, Вить, ты гонишь. Какой идиот станет ребенка этому обучать, да еще и отпустит потом вот так свободно по Империи гулять? Видал я императорскую элиту и скажу тебе, мелкому до них срать и срать еще. Там такие звери…
– Не о том я, – перебил его Витя. – Странный он, знает слишком много для простого человека, а как для деревенского мальчишки, так и вовсе тут говорить не о чем. А слова эти его? Ты вот знаешь, что такое «антибиотики»? Вот то-то. И я не знал. Понимаешь теперь? И еще, к примеру, ты вот, бывший гвардеец, начнешь махаться с таким же гвардейцем, выучку одинаковую заметишь?
– Еще бы, – тут же ответил Гриня.
– Ну, вот и я замечаю раз за разом, что этого пацана учил наемный убийца. И, Лаки, ты уж прости, но я не удивлюсь, если этот сопляк не просто так к нам прицепился, и не ты его наколол, а он тебя. Думаю, что тут мы оказались не волею случая, а по четко спланированному умыслу. Короче, я предлагаю, пока этот глотов отпрыск спит, спеленать его и допросить, как следует, а после…
Калин услышал характерный щелчок языком.
– Не торопись с выводами, – начал Лаки. – Зачем ему было тащить нас в эту дыру, если его цель – я? Я правильно тебя понял?
– Возможно, не только ты, а все мы, – ответил Витя. – Брать нас приказано живьем. А до Николота отсюда рукой подать.
– Так все же ему нужно в Николот? – спросил Нушик.
– Нужно, – продолжил излагать свои подозрения и наблюдения Витька, – но после нашей поимки. Вспомни, когда в последний раз на Перешейке проводили зачистку? Лет семь назад. И тогда действительно чистили все трущобы, весь сброд, больных и отъявленных нарушителей, а вчера что было? Это не зачистка, Лаки, это самый натуральный отлов конкретных людей, а именно нас и тех, кто так или иначе участвовал в играх. И еще мар этот чертов. Он же так и стоит у дверей, и не отогнать. А за кем ночной мар пойдет, кроме своего хозяина?
– Только за тем, кто подобен его хозяину – за имперским воином, – глухо, как бы нехотя, признал Гриня. – Твоя правда, Витька, я тоже удивился, когда этого зверя у наших дверей увидал, но есть у меня другой подозреваемый в наших бедах. Нушик, ты помнишь, когда мы к Главе уговариваться о проведении игр пожаловали, как он потел и трясся весь?
– Ну, так лихорадило его, – ответил Нушик, – сам же он нам сказал, что болен. Потому и от приглашения отказался, хотя обычно завсегдатаем сидел.
– А мне вот кажется, что не лихорадка тому виной, а обычный страх, – вновь заговорил Гриня, припоминая все детали того дня. – Глаза у него сильно бегали, и все на занавеси свои поглядывал, словно ожидал оттуда чудища кошмарного. А нас спровадил как лихо, припомни? И торговаться, как обычно, не стал, взял сразу то, что первое предложили, и в двери нас пихать, мол, устал он очень. Покой лекарь прописал, уходите, гости дорогие.
– Хм… и верно, – начал вспоминать и Нушик. – Вот сейчас только понял, что меня так напрягало. Там еще кто-то был, точно тебе говорю, и я это почувствовал, но не понял тогда. Вот же, болван я.
Лаки, тяжело вздохнув, удрученно произнес:
– Эх, Бадр, Бадр… Продал, значит, нас, старый прощелыга. Ну, что ж, вот тебе и задание нарисовалось, Витенька. Сходи-ка ты к другу нашему ненасытному, да порасспрашивай его со всем своим умением, кому и зачем мы так сильно понадобились, но только после, когда Крона выходишь. В Николоте ждать вас будем. Думаю, дней через десять загляни к нему на огонек, Крон к тому времени на ноги подымется, уходить проще будет. А про мальчонку ты правильно заметил, я тоже эту выучку вижу, но не мы его цель. Тот несчастный находится в столице, вот парень и рвется туда. И да, Гриня, ты верно подметил, благоволят ему Боги. И нам заодно, покуда мы с ним рядом будем. Так что, советую тебе, Витя, еще раз все обдумать и более внимательно глядеть впредь на происходящее.
И тут раздался стук, торопливый и громкий. Словно стучащий очень спешил войти.
– Кто там? – вежливо спросила служанка.
– Это я – Гобла! Открывай же скорее эту проклятую дверь.
Судя по голосу, Гриня, посмеиваясь, хрюкнул и предположил, что проголодавшийся за сутки мар, видимо, примеривается, с какой части тела несчастного Гоблы начать свой долгожданный обед. Дверь открылась и тут же с грохотом захлопнулась.
– Уберите эту тварь с улицы! – заявил ворвавшийся гость вместо приветствия. – Он мне чуть руку не отъел!
Недавние собеседники заржали все хором. Калин, пользуясь удачным моментом, сделал вид, что проснулся от шума. Поднявшись, он увидел, что у дверей, прислонившись к ним спиной, стоит тот самый ночной незнакомец и испуганно, с примесью злобы таращится на от души веселящуюся компашку.
– Проходи, проходи, – махнул рукой Лаки, приглашая гостя к столу.
Калин сначала забеспокоился, что, пока он спал, эти идиоты все же переложили раненого. Но увидел, что Крон спокойно лежит все на том же столе, только сам предмет мебели перенесли в дальний угол просторной комнаты, а больного заботливо укрыли там одеялом. Мальчик облегченно выдохнул. Себе же они поставили другой стол, точнее, столик – нечто среднее между обеденным и журнальным, и, нагрузив его различной едой, обедали.
– Как он? – первое, что спросил Калин, кивнув в сторону Крона.
– Спит, – ответил Нюша. – Ты молодец, все сделал как надо. Мне все же удалось притащить лекаря, и тот только развел руками, сказав, что так мастерски даже он бы не справился. Настойки вон дал, – взглядом указал на несколько темных пузатых бутылочек, кучно стоящих на табурете у стола с больным. – И просил сказать имя того человека, кто проводил лечение.
– А вы не сказали, что это я сделал?
– Нет, конечно. Тебе нужна эта огласка?
Калин отрицательно махнул головой. Зевнул.
– Я есть хочу.
– Ну, так иди, пока эти ворлы все не пожрали, – и, повернувшись к остальным, Нушик поинтересовался: – Ну, так что мы с маром делать будем?
– Я разберусь с ним, – тут же, не задумываясь, предложил Калин. – Мне все равно еще Полкана искать. Он же не прилетел?
Гриня отрицательно махнул головой.
– Не, не было, – сказал он и продолжил жевать. – Видать, след твой потерял, ищет, а найти не может. Людей много, и воняет тут жутко. И как ты его теперь сыщешь?
– Свистом позову. На крышу только влезть надо, повыше, или за стену выйти. Но я стражу боюсь, вдруг арестуют или не выпустят, или еще чего хуже, обратно не впустят. Вот думаю сейчас, чего делать, как быть. А ночного мара я выведу к стражникам и привяжу. Они найдут его и заберут.
Мужчины переглянулись.
– Ну, Калин, если справишься, хорошо будет, – кивнул Лаки. – А то нервирует он всех тут, внимание привлекает. А оно нам не нужно сейчас.
До этого молчавший Гобла, кашлянув, спросил:
– Э… А вы не боитесь мальца одного отпускать? Трущобы – не место для прогулок таких вот детишек, как бы не обидели.
– Не обидят, – вместо Калина ответил Норг.
– Кстати, – вдруг вспомнил Калин, что он после вчерашних событий одного бойца из их команды так до сих пор и не видел, – а Лазарь что, не появился до сих пор?
В комнате повисла гробовая тишина. Мужчины переглянулись.
– И не явится, – вмиг посерел лицом Лаки. – Нет его больше…
Нушик молча разлил мутную, неприятно пахнущую жидкость по кружкам. Все, кроме Лаки, встали со своих мест.
– За упокой, – произнес вожак и опрокинул в себя содержимое посудины.
– За упокой, – повторили собравшиеся один за другим.
– Славно бился, – кивнув, добавил Нушик.
Выпив, вновь сели и принялись закусывать, а Калин так и остался стоять столбом у стола – оторопел.