Пока Антихрист был жив, он пас ненавидевший его народ железным жезлом. После его смерти страна взорвалась.

В Иерусалиме хорошо организованные толпы паломников захватили храм, в Иерихоне и Вифарамате сожгли дворцы Ирода. Но самое крупное восстание случилось в Галилее – базе операций тех самых «разбойников», которые убивали жен и детей, лишь бы не сдаться Ироду в плен. Там Иуда, потомок «того самого Иезекии, который некогда во главе разбойничьей шайки разорял страну, но был побежден царем Иродом», поднял восстание в столице Галилеи – Сепфорисе. Он захватил царский арсенал и вооружил множество сторонников.

Конечным бенефициаром всех этих восстаний стали римляне. В страну были введены легионы, Сепфорис был взят и предан огню, а жители его обращены в рабство.

Воспользовавшись моментом, Октавиан Август разделил слишком большую, на взгляд римлян, державу Ирода между тремя из его оставшихся в живых сыновей, а спустя десять лет забрал у одного из них, по имени Архелай, собственно Иудею и переподчинил ее непосредственно наместнику Сирии Квирину.

Этот переход Иудеи непосредственно в руки киттим и сопутствовавшая ему налоговая перепись вызвали новое восстание некоего Иуды Галилеянина. Именно после подчинения Иудеи наместнику Сирии Квирину «Один именитый (ὄνομα) галилеянин по имени Иуда объявил позором то, что иудеи мирятся с положением римских данников и признают своими владыками, кроме Бога, еще и смертных людей. Он побуждал своих соотечественников к отпадению и основал особую секту, которая ничего общего не имела с остальными».

Эта «особая секта» и были та самая «четвертая секта», которая потом вызвала Иудейскую войну.

Это короткое сообщение Иосифа ставит нас совершенно в тупик. Для начала: знатный Иуда Галилеянин, основавший «особую секту» в 6 г. н. э., – это, с большой вероятностью, тот же самый Иуда бен Иезекия, который поднял восстание после смерти Ирода за десять лет до этого. Таким образом, утверждение Иосифа о совершенной новизне ужасной «четвертой секты» несколько преувеличено. Оно связано скорее с желанием отмести от нее всякие подозрения в родстве с «мирными ессеями», которые существуют издревле, нежели с действительным положением дел.

Но самое главное другое. Дело в том, что в «Иудейских древностях» Иосиф Флавий рассказывает о генезисе «четвертой секты» несколько иначе. По его словам, основателем секты был не только именитый Иуда. Другим ее основателем был фарисей Цадок.

Согласимся, что такое разногласие более чем странно. Ведь вся «Иудейская война» написана затем, чтобы возложить ответственность за резню на «особую секту», которая «ничего общего не имела с остальными».

Это в «Древностях» фарисея Цадока можно было упомянуть мимоходом, а в «Войне» он должен был удостоиться как минимум отдельной главы! Как же получилось, что Иосиф Флавий не упоминает в «Войне» о Цадоке? А если сведения о фарисее Цадоке в «Войне» были, то кто их вычеркнул?

И если это сделали христиане – то какое им дело было до биографии ужасного основателя иудейской «четвертой секты»? С какой стати им подвергать цензуре сведения о пророке Цадоке?

Славянский Иосиф позволяет нам ответить на этот вопрос.

Дело в том, что он содержит подробную биографию пророка Цадока, основателя страшной «четвертой секты», начавшего свою плодотворную трудовую деятельность в конце царствования Архелая. Правда, Иосиф не называет нашего пророка по имени, но усомниться в том, что это Цадок – довольно трудно. Он проповедут то же, что Цадок, и делает это в то же время, в которое это делал Цадок.

Иосиф пишет:

«Тогда же ходил некий муж по Иудее в чудной одежде. Он носил одну власяницу, а лицом был как дикарь. Придя к иудеям, он призвал их к свободе, говоря, что Бог послал меня, дабы показать вам путь закона, которым избавитесь от многих властителей. И не будет никто владеть смертными, кроме Всевышнего, пославшего меня».

Этот муж, которого Иосиф не называет по имени, крестил людей в Иордане и «отпуская, наказывал им, чтоб отреклись от злых дел своих, и дастся им Царь, Который избавит их и покорит всех непокорных, Сам же не будет никем покорен».

«Дикого мужа» привели к Архелаю. На вопрос: «Кто ты и откуда?» – он ответил: «Есмь Человек, а был там, где водил меня Дух Божий, питаясь тростным корением и щепками древяными» (т. е. тростниковыми кореньями и молодыми побегами»).

Ответ этот привел в негодование собравшихся священников, среди которых был Симон из секты ессеев. «Мы всякий день читаем божественные книги, сказал Симон Ессей, а ты ныне вышел из леса, как зверь, и смеешь учить нас и прельщать народ непотребными своими речами? И бросились растерзать его. Он же, укоряя их, говорил: не откроется вам тайна, ибо вы не познали ее. Тем приидет на вас пагуба неизреченная, а из-за вас и на всех людей».

Попытка Архелая осудить грозного пророка (видимо, с помощью Синедриона) окончилась неудачей. Он «отошел на другую сторону Иордана. И никто не смел воспрепятствовать ему творить то, что и прежде».

Длинный рассказ об «диком муже», который питался кореньями, крестил людей в Иордане и призывал их к свободе еще в конце царствования Архелая, – не единственное упоминание о нашем могущественном пророке, которого даже Синедрион не осмелился – или не захотел – приговорить к смерти.

Рассказав о том, как тетрарх Архелай был уволен в 6 г. н. э. за профнепригодность и как подведомственная ему Иудея перешла непосредственно под власть римлян, Иосиф Флавий переходит к долгому рассказу о мирной и исполненной любви секте ессеев.

Затем он снова возвращается к «дикому мужу». Действие уже происходит в 30-х гг., и из всего потомства Ирода в Палестине к этому времени правят только двое. Это братья Ирод Антипа и Филипп. Ирод Антипа правит Галилеей и Переей, а Филипп – Голанитидой, Трахонитидой и Батанеей, то есть Голанами и частью прилегающей к ним Иордании.

Вот этому-то тетрарху Филиппу и снится вещий сон, которые, как знает любой читатель Ветхого Завета, в изобилии снились неправедным царям. Во сне орел выклевывает ему оба глаза.

Истолковал этот сон явившийся к Филиппу «дикий муж». Он «пришел к Филиппу незваным и сказал: слушай слово Господне! Сон, который ты видел, вот что означает: орел есть твоя кончина, ибо та птица – насильник и хищник. Также это и грех твой: изымет очи твои, которые есть власть твоя и жена твоя!»

Предсказание «дикого мужа» было точным: Филипп умер еще до вечера, а его власть и его жена Иродиада достались Ироду Антипе.

Это снова вызвало негодование «дикого мужа»: ведь женитьба на имеющей детей вдове брата была запрещена Торой. «Дикий муж» обличил Антипу, и в результате взбешенный тетрарх предал его смерти.

«И был его нрав чуден и житие нечеловеческое; он был как дух бесплотный. Он не ел хлеба и даже не вкушал опресноков на Пасху, говоря: в память Господа, избавившего людей от рабства, дана эта еда, и на время бегства, поскольку времени не было. Ни вина, ни сильных напитков он не позволял даже приносить к нему, и гнушался есть любого животного. Он обличал неправду и ел только древяные щепки (т. е. побеги деревьев)».

В этом без преувеличения поразительном рассказе есть несколько важных моментов, самый главный и спорный из которых мы отложим на потом, а пока поговорим о других.

Во-первых, из славянского Иосифа следует, что пророк Цадок, страшный основатель «четвертой секты», очень хорошо знаком христианам.

Правда, он фигурирует в Евангелиях под другим именем.

Он называется в них Иоанн Предтеча.

Это тот самый человек, который, согласно Новому Завету, крестил Иисуса и признал его Мессией.

Наш «дикий муж» ведет себя в точности как Иоанн Предтеча. Он носит власяницу и крестит людей в реке Иордан. А вот проповедует он то же, что основатель «четвертой секты» фарисей Цадок. Он призывает иудеев к свободе.

Более того. Он проповедует, что иудеям не следует подчиняться никому, кроме самого Господа, и тут же объясняет им, что у них будет «Царь, который избавит их и покорит всех непокорных».

Это ровно то же самое, что канонический Иосиф говорит о «четвертой секте».

«Вождем (ἡγεμών) четвертой философской школы стал галилеянин Иуда, – сообщает нам Иосиф Флавий. – Приверженцы этой секты во всем прочем вполне примыкают к учению фарисеев. Зато у них замечается ничем не сдерживаемая любовь к свободе. Единственным вождем (ἡγεμών) и владыкою своим они считают Господа Бога».

На первый взгляд текст Иосифа содержит существенное противоречие. Иосиф сообщает, что секта, считавшая своим единственным гегемоном Господа, считала гегемоном Иуду из Гамлы.

Это противоречие легко устранить, если представить себе, что «четвертая секта», точно так, как это делали кумраниты, и точно так, как это делали христиане, считала своего гегемона Иуду не просто человеком, а аватаром Господа. Именно это и позволяло ей сочетать страстное стремление к свободе с жесткой тоталитарной иерархией. «Идти на смерть они считают за ничто, равно как презирают смерть друзей и родственников, лишь бы не признавать над собою главенства человека».

Во-вторых, в этом тексте Иосифа Флавия Цадок/Иоанн обладает огромным влиянием.

Перед нами – отнюдь не маргинальный гоис, не замеченный большинством иудеев. Перед нами – могущественный пророк, перед которым заискивают и Архелай, и Филипп. Это новый Илия, бестрепетно обличающий Ахава, новый Самуил, снимающий и назначающий царей.

В-третьих, славянский Иосиф приписывает именно этому пророку изобретение практики крещения в Иордане с целью смывания с себя грехов. Эта практика ежедневного омовения впоследствии была отличительным признаком всех последующих потомков «четвертой секты» – масбофеев, ессеев, оссеев, сампсеев, сабеев, эльхасаитов – вплоть до мандеев, до сих пор живущих в песках Ирака, и мусульман, практикующих пятикратное ежедневное омовение.

В-четвертых, славянский Иосиф и Новый Завет разительно расходятся в вопросе о диете «дикого мужа». Новый Завет считает, что Иоанн питался акридами, то есть саранчой, а славянский Иосиф несколько раз повторяет, что он питался тем, что рожают деревья.

Как мы уже видели выше, большая часть назорейских сект запрещала есть животную пищу, а некоторые, например, эльхасаиты, не ели хлеба, питаясь одними овощами. Именно веганской диеты придерживались священники, за которых Иосиф Флавий поехал заступать в Рим: эти превосходные люди питались финиками и плодами. Ее придерживался апостол Филипп, который ел только овощи и пил только воду. Ее придерживался апостол Фома, который «не ел и не пил», то есть не ел мяса и не пил вина, и ту же самую формулировку «Деяния апостолов» используют, когда говорят о сорока сикариях, преследовавших Павла: они поклялись «ни есть, ни пить», то есть не есть мяса и не пить вина, пока не убьют Лжеца.

Этот отказ от мяса и даже от зерна имел глубокую религиозную нагрузку. Дело в том, что все сектанты ели то, что Адам и Ева ели в Раю до грехопадения. Именно тогда Господь дал людям «плод древесный, сеющий семя» (Быт. 1:29), а мяса еще не дал и хлеб выращивать не заставил. Кроме этого наш «дикий муж» носит власяницу, то есть опять-таки ту самую одежду, которую сделал Господь Адаму и Еве (Быт. 3:21).

Иначе говоря, «дикий муж» питался тем, чем люди питались в Раю, и носил то, что они надели перед изгнанием из Рая. Он учил полному возвращению к диете, прописанной Господом человеку перед грехопадением.

То, что пишет славянский Иосиф, превосходно согласуется со всем, что мы знаем о пищевых табу аутентичных иудейских последователей Иисуса и вообще еврейских милленаристов.

У нас есть масса прямых и косвенных свидетельств о многочисленных иудейских сектах «крестителей», которые придерживались вегетарианской и даже веганской диеты. Напротив, у нас нет никаких свидетельств о еврейских пророках, питавшихся «саранчой».

Иначе говоря, славянский Иосиф сообщает нам правильные сведения о диете Иоанна Крестителя, а вот Новый Завет – ошибается. По мнению Айслера, плоды деревьев превратились в «саранчу» именно в переводе с арамейского на греческий. Переводчик мог спутать семитское «харубим» (саранча) с одноименным «харубим» (плоды дерева кэроб), или греческое «акридес» (саранча) с греческим «акродра» (молодые ростки растений).

Вряд ли эта путаница случайна. Евангелист Марк при переводе постоянно ошибался в свою пользу, и ему было, вероятно, важно пресечь всякие слухи о родстве Иоанна Крестителя с фанатическими веганскими сектами.

Так или иначе, ортодоксы, как и всегда, когда они отступили от оригинального иудейского учения, возводили свою ошибку в символ веры и отстаивали с фанатизмом, не останавливавшимся даже перед намеренным искажением точки зрения противника. Эбиониты, то есть иудействующие христиане, жаловался неистовый борец с ересью Епифаний, говорят, что Иоанн питался «диким медом, чей вкус был как вкус манны, и эукридами (т. е. жаренными в масле пончиками)». «Вот так-то они, как вам это понравится, превращают истинное повествование в ложь, и заменяют саранчу «пончиками»!» – восклицает негодующий Епифаний.

Иными словами, упоминание того, что дикий муж питался плодами деревьев, свидетельствует в пользу принадлежности этих сведений Иосифу Флавию. Очень сложно себе представить, чтобы христианский переписчик решил ни с того ни с сего заменить священные для него «акриды» «плодами деревьев». Ровно наоборот: он скорее заменил бы «плоды» на «акрид».

Именно это и произошло во многих списках «славянского Иосифа». «Акрид» нет в шести из тридцати имеющихся списков, но в большинстве списков переписчик, верный наследник Епифания, ничтоже сумняшеся, в одном из мест, не выдержав, приписал: «И всякого животного гнушаться ясти. И всяку неправду обличаше. И на потребу ему быша древяные щеполъкы, и акриды и мед дивии».

Наш бедный переводчик даже не заметил, что акриды не только противоречат духу текста, который несколько раз повторяет, что «дикий муж» питался только побегами деревьев, но и прямо противоречат информации, сообщенной ровно строчкой выше: а именно, что «дикий муж» гнушался есть животного.

Точно так же трудно представить себе, что такой переписчик выдумает эпизод с Симоном Ессеем, который обличил «дикого мужа».

Дело в том, что «ессеи» отсутствуют среди действующих лиц Нового Завета, там есть только иродиане, книжники и фарисеи. Поздний христианский переписчик не будет выдумывать «ессея». В его картине мира такой персонаж отсутствует. Он или вовсе незнаком с этим словом, или, если он учен и многоязычен, знаком с ним только в изложении отцов церкви, для которых «ессеи» являются еретической сектой, соблюдающей иудейский закон и веровавшей в Иисуса Христа, ветвь Давидову, отрасль Иессееву, откуда, собственно, и происходит ее название. Эти «ессеи» также когда-то являлись весьма воинственными и резали в переулках всех тех христиан, которые не соблюдали иудейский закон, «от этого-то они и получили свои названия, будучи прозваны одними зилотами, а другими – сикариями».

Иначе говоря, христианский переписчик не будет выдумывать сцены с участием непонятного ему «ессея», он лучше возьмет фигуру из стандартного репертуара Нового Завета – фарисея или иродианина.

«Мирные ессеи» – это специфическая примета пропаганды Иосифа Флавия, фейковый конструкт, созданный им по тому же рецепту, по которому потом христианская пропаганда создала ранних «мирных христиан». Эпизод противостояния некоего Симона Ессея и «дикого мужа» – это классический образец пропаганды Иосифа Флавия, призванный отмести всякие подозрения о родстве ессеев и «дикого мужа» драматическим и наглядным способом.

Но самой драматической частью нашей истории является, безусловно, предсказание Иоанна Крестителя о том, что тетрарх Филипп потеряет и жену, и владения и что они перейдут его брату Ироду Антипе.

Дело в том, что это поразительное по своей силе прорицание в корне неверно.

Из текста славянского Иосифа можно заключить, что тетрарх Галилеи Ирод Антипа по смерти своего брата Филиппа в 34 г. женился на его супруге Иродиаде (которой на тот момент стукнул 51 год) и унаследовал его владения.

Это – совершеннейшая неправда. Легенда о прорицании попросту путает двух сыновей Иродов: тетрарха Филиппа, который правил Трахонеей и Голанитами и который умер около 34 г. н. э., и другого Ирода, сводного брата Антипы от дочери первосвященника Симона Боэта. В «Иудейской войне» Иосиф ничего не рассказывает об этих Иродах, но спустя двадцать лет в «Иудейских древностях» он рассказывает эту историю с деталями, которые не оставляют сомнений в ее достоверности.

Иосиф пишет следующее: «Во время одного путешествия в Рим он [Ирод Антипа] заехал к своему сводному брату Ироду, который родился от дочери первосвященника Симона. Влюбившись в жену брата, Иродиаду (она была дочерью их общего брата Аристобула и сестрою Агриппы Великого), он рискнул предложить ей выйти за него замуж. Иродиада согласилась и сговорилась с ним войти в его дом, когда он возвратится из Рима. При этом было условлено, что Ирод прогонит дочь Ареты».

Дальше Иосиф сообщает, что когда дочь Ареты, царя набатейского, узнала об этой истории, она сбежала к отцу, который и пошел в отместку на Антипу войной. Эту войну Антипа проиграл из-за казни им Иоанна Крестителя.

Точно так же автор предсказания ошибается и насчет наследства. После смерти Филиппа его владения отошли не брату Антипе, а императору Тиберию. Впрочем, Тиберий скоро умер, и новый император, Гай Калигула, передал их еще одному представителю дома Ирода – своему любимцу Ироду Агриппе, который до этого момента жил в Риме, не владел ничем и был в долгах как в шелках, что не мешало ему ссужать Калигуле огромные суммы.

Таким образом, легенда о предсказании «дикого мужа» не только сложена, как обычно, задним числом, но и путает все, что можно. Тетрарха Филиппа она путает с частным римским гражданином Иродом, а тетрарха Ирода Антипу – с фаворитом Калигулы Иродом Агриппой.

Откуда же взялось это изумительное по своей неточности предсказание?

Мы можем сделать простое предположение: из рассказов пророка Бануса. Стажируясь у мирных ессеев, Иосиф Флавий слышал от них большое количество фольклорных рассказов о мудрости «дикого мужа». Разобраться в хитросплетениях относительно различных Иродов нелегко нам и сейчас, а уж сектантам в иудейской пустыне спустя 20 лет после описываемых событий – и подавно.

Они знали, что Ирод Антипа был женат на жене своего брата, что он развелся с дочерью набатейского царя. Они знали, что царь этот начал против него в 36 г. войну, которую он проиграл из-за казни Иоанна Крестителя.

Все эти события слились для сектантов в одну и ту же историю, которую и воспроизвел в наспех сметанном на живую нитку арамейском варианте «Иудейской войны» Иосиф Флавий.

Впоследствии, когда он писал «Иудейские древности», он много общался с проживавшим на правах частного гражданина в Риме Иродом Агриппой II, что сильно улучшило его познания в генеалогии бесчисленных Иродов. Ирод Агриппа, без сомнения, и указал ему на ошибку.

Сама по себе эта история с ошибочным предсказанием была бы не так важна, если бы не одно «но». Ессеи, рассказавшие Иосифу эту историю, перепутали все детали.

Но они перепутали их именно потому, что Иоанн Креститель был казнен после смерти Филиппа и накануне войны Антипы с набатеями, – иначе говоря, около 36 г. Именно эту дату смерти Иоанна Крестителя косвенно подтверждают и «Иудейские древности», в которых говорится, что Ирод Антипа вступил в войну с набатейским царем Аретой в 36 г. н. э. и что, по общему убеждению, он проиграл ее из-за смерти Иоанна. «Иудеи же были убеждены, что войско Ирода погибло лишь в наказание за эту казнь, так как Предвечный желал проучить Ирода».

Таким образом – и это еще один наш важнейший вывод, – хронология славянского Иосифа радикально расходится с евангельской. Согласно «Евангелию от Луки» Иоанн Креститель был современником Иисуса и был казнен за год до него. Согласно славянскому Иосифу Иоанн начал проповедь за поколение до Иисуса, а казнен был в 36 г. н. э. – примерно в то время, напомним, в которое был отправлен с позором в отставку прокуратор Иудеи Понтий Пилат и в которое, как мы предполагаем, и был принят Сенатусконсульт против христиан.

Итак, подытожим.

В тексте «Иудейских древностей» Иосиф называет основателями «четвертой секты» Иуду Галилеянина и фарисея по прозвищу Цадок, то есть Праведник. Приверженцев этой секты, по Флавию, отличает «ничем не сдерживаемая любовь к свободе. Единственным руководителем и владыкою своим они считают Господа Бога».

Славянский Иосиф говорит о «диком муже», который начал свою проповедь в то же время, что и Цадок. Он, «прийдя к иудеям, призвал их к свободе» и пообещал, что «никто не будет владычествовать над смертными, кроме пославшего его Господа Бога».

Кроме этого славянский Иосиф сообщает нам подробности поведения «дикого мужа»: он носил власяницу, крестил людей в Иордане и придерживался веганской диеты. Эти подробности не оставляют сомнений, что речь идет о человеке, которого Евангелия знают как Иоанна Крестителя.

Славянский Иосиф не называет «дикого мужа» по имени. Это не случайно. В «Иудейской войне» безымянны все главные прельстители иудейского народа. Иосиф не называет по имени ни «египтянина», увлекшего народ в пустыню при прокураторе Феликсе, ни «самаритянина», изрубленного Пилатом на горе Геризим.

Первое и очевидное предположение заключается в том, что Иосиф знает эти имена, но не хочет их увековечивать. Если бы речь шла об эллине или римлянине, это было бы справедливое предположение. Но речь идет об иудее.

Одной из важнейших черт иудейской традиции была запретность божественных имен. Прежде всего это касалось имени Бога евреев; при произношении оно заменялось на «Адонай» (Господь), а настоящее имя, Тетраграмматон, יהוה (YHWH), никто не имел права произносить вслух, кроме Первосвященника, да и тот делал это раз в год, ритуально очистившись и прийдя в Святая Святых. Любой другой человек, возгласивший имя Бога, карался смертью за святотатство.

Имя Иисуса и, возможно, имена некоторых других могущественных «колдунов» из «четвертой секты» также обладали сакральной силой и также находились под запретом. Под запретом, к примеру, впоследствии находилось имя рабби-еретика Элиши бен Абуйи, который был известен просто как «Ахер», то есть «другой». Дело было не в том, что иудеи сомневались в могуществе этих имен – они сомневались в последствиях этого могущества для души.

Так, в Тосефте содержится следующий рассказ: «Рабби Елеазар бен Дама был укушен змеей. Иаков из Кфар Самы пришел излечить его во имя Иисуса сына Пантеры. Но Рабби Ишмаэль не позволил ему. Они сказали ему [Елеазару бен Даме]: «Тебе не позволено [принимать лечение от Иакова], бен Дама!»

Он [Елеазар бен Дама] сказал ему [Ишмаэлю]: «Я принесу тебе доказательство, что он может лечить меня!» Но у него не было времени принести доказательство раньше, чем он умер.

Рабби Ишмаэль сказал: «Счастлив ты, бен Дама, ибо ты почил в мире и не нарушил запрета, установленного Мудрецами!» Ибо того, кто ломает изгородь, возведенную Мудрецами, в конце концов постигает кара, и сказано: “Кто разрушает ограду, того ужалит змей”».

В Палестинском Талмуде в трактате Авода Зара есть очень похожая история, только с несчастным концом.

«У него [рабби Иешуа бен Леви] был внук, который проглотил [что-то вредное]. Некто пришел и прошептал над ним имя Иисуса бен Пантеры, и он излечился». Когда [колдун] ушел, он [рав. Иешуа] спросил у него: “Что ты сказал над ним?”

Он ответил: “Такое-то и такое-то слово”.

Он [рав. Иешуа] сказал ему [волхву]: “Насколько лучше было бы для него, если бы он умер и не слышал этого слова!”»

Во всех этих историях, как мы видим, имя Иисуса, так же как и имя Бога, обладает целительной силой. На первый взгляд нам не совсем понятны чувства рабби Иешуа бен Леви, горюющего при виде излеченного внука, но суть этих историй в том, что исцеление, которое приносит имя Иешуа, есть дьявольское искушение. Нам проще было бы понять смысл этих историй, если бы на месте имени «Иисус» стояло имя «Сатана».

Рабби Элеазан бен Дама был укушен змеей и умер, но попал в Рай, потому что не успел услышать имени Иисуса. Внук рабби Иешуа был излечен именем Иисуса, но после смерти он будет обречен на вечные муки. Поэтому рабби не хочет, чтобы его внук был спасен именем Иисуса.

Точно так же еврей Фортунат в «Деяниях Иоанна» и первосвященник Анания в «Деяниях Филиппа» категорически отказываются быть спасенными именем проклятого гоиса.

С большой вероятностью Иосиф Флавий, не называющий имени «дикого мужа» в тексте, адресованном иудейской диаспоре, руководствуется тем же принципом. Если не он сам, то его читатели считают это имя запретным. Даже в «Иудейских древностях» он называет не имя, а прозвище – Цадок, то есть Праведник.

Итак, из славянского Иосифа следует, что Иоанн Креститель – это и есть основатель «четвертой секты» Цадок. Он «призывал к свободе» и обещал иудеям «Царя, который избавит их и покорит всех непокорных». Он питался только древесными плодами, то есть сидел на той же диете, что и Адам в Раю.

Он проповедовал по меньшей мере тридцать лет, бесстрашно обличая римских марионеток. Он ввел практику ежедневного крещения, основал «четвертую секту» и благословил Иуду Галилеянина на восстание против киттим.

После провала восстания он «перешел на другую сторону Иордана» и вновь появился в Галилее в 30-х гг. Его казнь так впечатлила современников, что они объяснили проигрыш войны с набатеями карой за смерть Иоанна.

Все эти сведения очень хорошо согласуются со сведениями «Псевдоклиментин» о секте поклонников Иоанна Крестителя, считавших, что воскрес именно он, и со сведениями Оригена о верующих в бессмертие Досифея, преемника Иоанна Крестителя.

Они также превосходно согласуются с текстами мандеев, полагавших, что Иоанн Креститель пришел на поколение раньше Иисуса и что проповедь его продолжалась сорок два года.

Но они совершенно противоречат евангельской хронологии, или, точнее, евангелисту Луке, который один сообщает нам временны́е рамки проповеди Иоанна Крестителя. Лука сообщает нам, что Иоанн начал проповедь «в пятнадцатый год правления Тиверия цесаря» (Лк. 3:1), проповедовал полгода и был казнен, а за ним начал проповедовать и тоже через год был казнен его двоюродный брат Иисус.

Может ли такая хронология являться фантазией христианского переписчика?

Вряд ли.

Христианский переписчик мог (и вставил) в текст строки, которые подтверждают Новый Завет. В частности, как легко заметить, он с удовольствием вставил «акрид». Но с какой стати ему было рассказывать, что Иоанн Креститель появился за поколение до Иисуса, был казнен после него и являлся не кем иным, как страшным пророком Цадоком, основателем «четвертой секты»?

Ровно наоборот – сведения славянского Иосифа объясняют нам, почему христианская цензура изъяла из канонического текста «Иудейской войны» все упоминания об основателе «четвертой секты».