Мы уже упоминали имя Тиберия Александра в прошлой книге. Теперь пришла пора подольше задержаться на биографии этого удивительного персонажа и одного из ключевых лиц разыгрывавшейся в Иудее драмы.

Прокуратор Иудеи Тиберий Александр был не римлянин и не грек. Он был иудей. Дядей его был знаменитый философ Филон Александрийский, которого мы уже тут цитировали в связи с его учением о втором Боге, Логосе, посреднике между трансцендентным Творцом и вещным творением.

Отец Тиберия Александра, по имени Александр, был назначен римлянами алабархом Александрии, или, по-простому, ее главным таможенником. На этой должности Александр скопил столько добра, что пожертвовал для Храма девять дверей, роскошно обложенных золотом и серебром. Царю Агриппе он ссудил 200 тыс. драхм в обмен на женитьбу своего сына (не Тиберия Александра, а его брата) на принцессе Беренике. Инвестиция вышла неудачной: сын вскоре скончался, а Береника впоследствии стала любовницей Тита.

Калигула, нуждавшийся в деньгах, вызвал алабарха Александра в Рим и там посадил его в тюрьму, вероятно, по той же причине, по которой Людовик XIV арестовал суперинтенданта Фуке. С воцарением Клавдия алабарх тут же вышел на свободу: они с Клавдием были старые приятели.

Вряд ли назначение Тиберия Александра на пост прокуратора Иудеи обошлось его отцу дешевле, чем сватовство к Беренике. Однако это назначение не сводилось к простой коррупции. Административно оно было очень удачным: во главе Иудеи оказался, с одной стороны, чистокровный еврей, а с другой – просвещенный правитель, верный Риму и не склонный, в отличие от представителей династии Ирода, к собственному обожествлению.

Тиберий Александр полностью оправдал высочайшее доверие. В 66 г. он был назначен префектом Египта: ключевая должность, с учетом того, что египетское зерно было тем топливом, на котором работала римская армия и которое обеспечивало в столице раздачи хлеба народу, обожавшему императора.

На этой должности он совершил два исторических поступка: во-первых, в самом начале Иудейской войны он без всякой жалости перебил с помощью римских войск множество своих соотечественников, что, вероятно, и спасло Александрию от превращения во второй Иерусалим. (Иосиф Флавий, не склонный к точности в цифрах, исчисляет количество зарубленных аж в 50 тыс.)

Во-вторых, именно Тиберий Александр был тем серым кардиналом, который сделал все, чтобы помочь Веспасиану стать императором. Не исключено, что он был назначен за это префектом претория, то есть премьер-министром: пост, еще недавно немыслимый в республиканском Риме для человека, отягощенного двойной стигмой египетского и иудейского происхождения.

Когда Веспасиан вступил в Александрию, рассказывает нам Дион Кассий, он исцелил двоих, слепого и сухорукого. «Первому он поплевал в глаза, а второму наступил на руку». Нетрудно предположить, что эти два счастливых происшествия были организованы префектом Египта, набившим руку в такого рода вещах за долгие годы административной практики на милленаристском Востоке.

Происшествие это, с исцелением слепых и хромых, бросает важный свет на известную только со слов Иосифа историю со сдачей нашего героя в плен, с последующим бесстрашным провозглашением Веспасиану господства над миром.

Несложно заметить, что картина, которую рисует Иосиф, не просто неправдоподобна – она невозможна. Непрошеное предсказание императорской власти – это была самая медвежья услуга, которую только можно было оказать полководцу в это бурное время, когда головы неудачливых претендентов на эту власть летели с плеч одна за другой. Такое предсказание автоматически превращало Веспасиана в мятежника, и единственным его результатом могла быть поспешная и мучительная казнь иудейского политкомиссара, навязывающего Веспасиану услуги, в которых тот меньше всего нуждался со стороны фанатика и предателя.

Иначе говоря, если эта история хоть в чем-то похожа на правду, то между удачливым предсказателем Иосифом и второй договаривающейся стороной должны были существовать предварительные договоренности на эту тему, и тем человеком, с которым Иосиф вел переговоры, был, скорее всего, не римлянин, а именно что Тиберий Александр, находившийся в это время при Веспасиане и ко времени взятия Иерусалима выполнявший при Тите роль главы генштаба.

И вот этому-то человеку – палачу собственного народа, правой руке Тита, будущему премьеру Римской империи, сыгравшему ключевую роль в его, Иосифа, судьбе, Иосиф Флавий – если верить каноническому тексту «Иудейской войны» – посвящает аж пол-абзаца, упоминая его скороговоркой вместе с предшественником.

Итак, подытожим. В современном тексте «Иудейской войны» отсутствует слово «Мессия», то есть Помазанник, по-гречески – Христос. В нем не разъясняется, кто такие зилоты. В нем не говорится, что иудейские милленаристы верили в Мессию из рода Давидова и считали его воплощением Господа и Сыном Бога. В нем вообще отсутствует какое-либо упоминание о роде Давидовом.

Чудесным образом в нем отсутствует упоминание о мятеже иудеев во время Калигулы, о высылках иудеев из Рима при Тиберии и Клавдии, о пожаре при Нероне и, наконец, о событиях в Иудее в переломный момент, связанный с заменой царя Агриппы на будущего делателя императоров Тиберия Александра.

Некоторые из этих упущений, несомненно, связаны с пропагандистским лукавством Иосифа. Другие могут быть вызваны требованиями политического момента или личной неприязнью (к примеру, Иосиф мог рассориться с Тиберием Александром). Но все-таки их объем кратно превышает ту долю недосказанности и вранья, которая была приемлема для тогдашней римской историографии.

По правде говоря, эти искажения таковы, что самый объем их превратил бы любой текст в бездарный и бессмысленный рассказ, не передающий сути событий – а текст Иосифа является чем угодно, но не бездарным и не бессмысленным.

Как же объяснить этот феномен?

Уже упомянутый нами Роберт Айслер объясняет его изящно и просто: существующий текст «Иудейской войны» является результатом полутора тысяч лет христианской цензуры. Простая и плодотворная идея Роберта Айслера заключалась в том, что христиане правили Иосифа Флавия так же, как и Библию, и что вслед за библейской критикой наступила пора критики Флавиевой.

Айслер написал свою опередившую время книгу «Иисус Мессия и Иоанн Креститель» в 1920-х гг., в разоренной Австрии после Первой мировой. После гитлеровского аншлюса Айслер попал в концлагерь. Здоровье его было подорвано, и он умер в 1949 г., – не увидев ни свитков Мертвого моря, ни кодексов Наг-Хаммади, ни Кельнского Манихейского Кодекса, ни «Деяний Филиппа», найденных Франсуа Бовоном в монастыре Ксенофонтос, ни многих других текстов, на которые мы тут ссылались.

Однако в его распоряжении был не менее важный источник, на который Айслер первым обратил внимание: древнерусские кодексы, содержавшие текст Иосифа Флавия, сильно отличавшийся от того, который сохранился в Европе: так называемый «славянский Иосиф».