Глава 20
– Эми.
Гладкое стекло под ее ладонью было прохладным. Но Эми уже не видела ни алтарь за ним, ни сам шинтай, а видела комнату позади – темные стены и деревянный пол, открытую дверь и двор за ней – и свое отражение, испуганное и бледное.
– Эми, – снова произнесло оно. Мягкий голос казался знакомым, но принадлежал не ей. Нежные интонации Аматэрасу одновременно доносились из глубин зеркала и звучали в ее голове.
Эми уставилась на свои пальцы, касающиеся пальцев отражения. По ее щеке скатилась слеза, но отражение осталось неизменным.
– Я не сумею долго удерживать связь, – проговорило отражение голосом Аматэрасу. – Не убирай ладонь.
Эми вжала руку в холодное, но невидимое стекло.
– Ты низойдешь?
Отражение печально улыбнулось.
– Мое милое храброе дитя! Ты готова отдать мне свою жизнь, но я не готова ее принять. Прежде, чем наступит солнцестояние, ты должна еще многое сделать в своем мире, как и я в своем.
– Но онэнджу…
– Инари сможет еще немного подождать.
Эми вытерла слезу свободной рукой, смутно удивившись, что отражение не повторило действие за ней.
– Почему ты не сказала мне, кто он такой, когда мы спасли его от Изанами?
– Он не был готов узнать это, как не была готова и ты. Однако теперь я должна поведать тебе все то, что не успела ранее. – Лицо отражения помрачнело. – Мне не известно, что и когда послужило началом, но Изанами десятилетиями, веками готовилась осуществить задуманное. То, что мы должны предотвратить любой ценой.
Все преступления Изанами служат единственной цели. В день солнцестояния она намерена открыть Небесный мост. Эми, ты знаешь, почему в земном царстве у ками нет своего воплощения, и мы вынуждены использовать камигакари?
– Потому что ками не могут покидать Такамахару, – ответила Эми.
– Верно. Небесный мост, однако, служит прямым переходом между Такамахарой и твоим миром. Единственным переходом. Его создали на заре времен древние боги, и лишь в редких случаях ками его открывали. И никогда не использовали для того, чтобы ступить в мир смертных. – Лицо отражения посуровело. – Именно это Изанами задумала проделать в день солнцестояния.
– Она… она хочет открыть Мост, – медленно произнесла Эми, – и спуститься сюда? Но зачем?
– Она твердит, будто связана долгом, но пойми, Эми. – В глазах ее отражения мелькнуло нечто темное, пугающее. – Если Изанами ступит в ваш мир во всем великолепии ками, жизнь там навеки изменится. Когда дух ками занимает сосуд, нас ограничивает смертная плоть, которая нас принимает. Истинные воплощения ками ничем не связаны. На Земле Изанами станет всемогущей настолько, что ты даже не можешь себе представить. Ее власть будет безбрежной, тело – несокрушимым, а воля – неоспоримой. Она уничтожит куницуками – полностью, навсегда. Она наверняка сотрет с лица земли всех ёкаев и лишит Цучи его якорей в этом мире, навеки разделит царства. Она станет божеством, какого смертные еще не знали, и ее абсолютная власть затронет каждую сторону вашего существования.
Отражение наклонилось ближе.
– Амацуками во плоти ознаменует конец свободной воли для всего человечества. Изанами нельзя открывать Мост. Ей нельзя ступать на землю. Вот что должны предотвратить куницуками. Они должны остановить ее в день солнцестояния.
Эми стиснула край кимоно свободной рукой, продолжая держать на зеркале вторую ладонь.
– Тогда ты должна низойти, Аматэрасу, снять онэнджу…
– Эми, я не могу…
Ее отражение затрепетало, пошло рябью, словно в спокойную воду бросили камень. Вспыхнул свет, и все успокоилось.
– Один из моих подданных пал, – коротко произнесла Аматэрасу, ее дыхание стало неровным. – Мы не удержим чары долго. Эми, послушай внимательно. Я не могу взять твою ношу на себя. Ты должна… – Отражение вновь колыхнулось, голос исказился.
– Аматэрасу, я не слышу!
– …магия онэнджу отвечает твоей воле. Ты не сумеешь… – Снова рябь. – …если твое намерение не… ждет провал.
– Аматэрасу! – вскрикнула Эми. – Я тебя не слышу!
Отражение опять стало четким, но теперь на лице читались боль и напряжение.
– Даже если снять онэнджу сейчас, – продолжала амацуками так быстро, что Эми едва разбирала слова, – Инари не вспомнит всего. У меня нет силы, дабы… – Отражение померкло, но затем вновь появилось. – …оставлю тебе воспоминание. Это пока все.
Отражение протянуло ладонь и коснулось стекла с другой стороны.
– Я не сумею больше связаться с тобой подобным способом, но помогу всем, чем могу. Дай мне вторую руку.
В ладони отражения загорелась яркая, пульсирующая точка света. Эми прижала к прохладной глади вторую руку. Свет вспыхнул, ослепляя, и вскоре вокруг осталась лишь белизна.
Свет угас, и Эми в смятении – и в растущем ужасе – вытаращила глаза.
Святилище пропало, она больше не сидела на коленях перед шинтаем. Она стояла на краю утеса и смотрела вниз. Там, у извилистой реки, сгрудилась сотня деревянных домов; долина и поля меж лесистых гор тонули в зелени, которой еще не коснулась осень.
Мирная, казалось бы, уютная деревушка… но увы.
От разрушенных домов валил дым, пламя бушевало на руинах, расползалось по полям. В земле зияли дыры, и даже издали Эми видела множество крошечных неподвижных силуэтов, слишком уж похожих на обгоревшие, изуродованные тела. По деревне словно прошел чудовищный великан, который уничтожил все на своем пути и оставил после себя лишь огненный ад.
Эми невольно, даже не подумав об этом, обернулась. И, стоило ей увидеть стоящую рядом женщину, вскрикнула – вернее, попыталась. Тело не поддалось вспышке ее страха, и Эми вдруг поняла, что не способна им управлять.
– Я же говорила, – тихо произнесла Изанами с неожиданной тревогой на красивом лице. – Я не преувеличила.
– Я вижу, – ответила Эми – вернее, ее тело, над которым она сейчас не властвовала. – Я прошу твоего прощения, сестрица, но я не хотела верить…
– Ты ведь, несомненно, чуешь следы мощи, которую он обрушил на это место, его ки, которую ни с чем не перепутать, верно? – настаивала Изанами. – Аматэрасу, подобное нельзя прощать. Я знаю, ты не хочешь смириться, но хватит нам уже закрывать глаза на его поступки. Сарутахико отказывается его усмирять. Мы должны вмешаться.
Аматэрасу вновь взглянула на пылающую долину. Эми лихорадочно пыталась понять, что происходит. Должно быть, это видение из прошлого Аматэрасу, воспоминание столетней давности.
– Не нам здесь вмешиваться, – отозвалась амацуками ветра, как будто неуверенно.
Изанами тоже обратилась к долине.
– Ты позволишь ему и дальше забавы ради чинить расправу над бессильными людьми? Твоя привязанность к нему затмевает разум.
– Я могу поговорить с Сарутахико…
– И он ничего не сделает. Ты ведь знаешь. Он никогда не пытался усмирить своего собрата-куницуками. И не станет делать этого теперь.
– Быть может, он не понимает…
– Он осведомлен достаточно, я уверена. – Изанами вскинула руку, взмахнув длинным рукавом насыщенно-винного кимоно. – Как ты это объяснишь, Аматэрасу? Разрушен твой храм, убиты твои слуги. И ты сидишь сложа руки?
Эми ощутила, как Аматэрасу сжала губы.
– Ты знаешь правду, – продолжила Изанами, не дождавшись ответа. – Ты знаешь, что Инари безумен.
– Он не таков.
– Таков. Ты это знаешь. Он всегда был непредсказуем, даже сумасброден. Теперь же он дошел до необузданной жестокости.
– Это лишь единичный случай…
– А тебе мало одного случая бессмысленной резни, сестрица? – резко осведомилась Изанами. Ее голос вновь смягчился: – Аматэрасу, ты ведь понимаешь? Бессмертная жизнь не для того, чтобы влачить одинокое существование. Сусаноо тоже проявляет признаки безумия – чего стоят его неприязнь к самым простым беседам, уход от прочих куницуками. И все же он не срывается на беззащитных.
Изанами коснулась плеча Аматэрасу.
– Мы с Изанаги всегда были вместе, как и вы с Цукиёми. Сарутахико и Узумэ давным-давно обрели друг друга, но Инари тысячелетиями один. А против бремени столь бесконечного одиночества бессилен разум даже куницуками.
– Он не был совсем один, – тихо произнесла Аматэрасу.
– Кратковременные связи не в счет, – негромко ответила Изанами. – Ты ведь знаешь.
Аматэрасу тяжело вздохнула.
– Но что мы можем сделать?
– Его силу нужно усмирить. И эта безрадостная ноша должна лечь на твои плечи. Из амацуками он доверяет лишь тебе.
– Ты хочешь, чтобы я его сковала?
– Да, и сковала его надежно, Аматэрасу. Если узы окажутся недостаточно крепки, он их порвет и убьет тебя.
– Я ни за что не…
– Ты должна.
– Ни одни оковы не держатся вечно, Изанами. Спустя несколько веков они ослабеют, и он освободится. Что же тогда?
– Они и не должны быть вечными. Пока его сила будет усмирена, возможно, ты или Узумэ сумеете ему помочь… исцелить то, что его терзает.
– Как же нам исцелить вечность одиночества?
– Я не знаю. Но мы должны действовать уже сейчас, прежде чем он снова впадет в буйство. Прежде чем он вновь начнет убивать. – Изанами обвела долину рукой. – Защищать людей этого мира – твой долг.
Когда Аматэрасу вновь посмотрела на тлеющие руины деревушки, зрение Эми вдруг затуманилось. Все вокруг завертелось, словно она воспарила в пустоте.
Со вспышкой света воспоминание переменилось. Теперь она брела среди деревьев, их листья тихо шелестели на ветру. Землю устилали алые паучьи лилии, их яркие цветы покачивались на уровне коленей. Впереди в свете полуденного солнца мерцал пруд. В лесной тишине пели птицы. Вокруг царили красота и спокойствие.
Аматэрасу подошла к краю пруда и остановилась, глядя на подернутую рябью поверхность с отражением ярко-голубого неба.
– Что ж тебя так манит в это место, Аматэрасу?
Эми невесомо вздрогнула, пораженная звучанием знакомого голоса.
Амацуками подняла голову. Он сидел среди ветвей, спиной к стволу, упираясь одной ногой в толстый сук, а другой болтая в воздухе. Глядя на Аматэрасу яркими рубиновыми глазами, он поднес ко рту наполовину съеденную крупную сливу и откусил.
Будь Эми в собственном теле, ее сердце бы бешено колотилось. Ёкай, сидящий на дереве, выглядел в точности как Широ. Его белые волосы трепал ветерок, лисьи уши были повернуты к Аматэрасу, и он смотрел на нее, насмешливо приподняв бровь.
И, несмотря на это сходство, Эми вдруг охватило желание ускользнуть, спрятаться от его внимания. То самое древнее лукавство, которое она изредка замечала у Широ, горело пламенем в его глазах. Мужчина перед ней не был ее кицунэ.
Это был Инари, куницуками огня, и он излучал смертоносную, расчетливую силу.
– Порой, – продолжил он слишком знакомым голосом, в котором звучали чуждые нотки, – я начинаю думать, что ты приходишь ко мне лишь задумчиво поглядеть на пруд. Это ранит мою гордость.
– А мне-то казалось, твоя гордость неуязвима, – отозвалась Аматэрасу, поддразнивая его. – В отличие от остального.
Инари усмехнулся, но его усмешка, в отличие от лукавой улыбки Широ, была более холодной, жесткой. Он оттолкнулся от ветки и легко спрыгнул на землю. Левая сторона его белого косодэ вымокла в подсыхающей крови, ткань была изорвана и липла к плечу. В дырах были видны глубокие раны.
– Вчерашний день выдался на удивление неприятным, – небрежно произнес Инари и снова откусил от сливы. Его голова склонилась, лисьи уши дрогнули. – Что привело тебя в мои владения, госпожа ветра?
– Мне нужно с тобой поговорить, – произнесла Аматэрасу, посерьезнев. – О… о деревне.
– Деревне?
– Вчерашней деревне.
В глазах Инари сгустились тени.
– Той самой деревне? Что ты о ней знаешь?
– Многие люди умерли, – пробормотала Аматэрасу.
– Знаю. – Выражение его лица стало холодным, он отбросил недоеденную сливу в сторону. Она с плеском упала в пруд, посылая по воде круги. – Пришла надо мной посмеяться, Аматэрасу?
– Посмеяться? Нет, я…
– Мои битвы— не твое дело.
– Битвы? Тех несчастных вырезали как скот.
– Я не…
В голосе Аматэрасу зазвенел гнев.
– Долина сочилась твоей ки, Инари. Не отрицай, что дал волю своей мощи.
– И с чего мне это отрицать?
– Ты даже не стыдишься? – прошептала Аматэрасу, ее гнев угас, оставив после себя лишь печаль.
– Так ты пришла посмеяться. – Инари с отвращением фыркнул. – Что еще ждать от амацуками. А я-то думал, ты отличаешься от остальных, но, похоже, так не бывает, м-м? Все мы такие, какие есть.
– Все мы такие, какие есть, – повторила Аматэрасу с тихим сожалением. – Инари…
Имя сорвалось с ее губ нежной мольбой, амацуками протянула к нему ладонь. На его лице мелькнуло смятение, и он замешкался – ровно настолько, чтобы Аматэрасу успела обхватить его правое запястье обеими руками. Как только она его коснулась, с языка слетело заклинание.
На единое мгновение вспыхнул яркий свет, и десятки крошечных сфер, явившись из ниоткуда, ринулись к руке Инари. Его лицо исказилось гневом и неверием. Вокруг Аматэрасу взвился ветер, призванный ее защитить, но Инари оказался быстрее. Он вскинул вторую руку, окутанный яростным пламенем.
Аматэрасу пронзила боль. Эми тоже ее ощутила, но отдаленно, отголоском. Ее зрение затуманилось, и она упала на спину. Ветер окружил ее вихрем, взметая тысячи алых лепестков.
Амацуками опустила взгляд, и Эми мельком увидела страшную рану, которую Инари нанес одним быстрым ударом. Тяжело дыша, Аматэрасу прижала ладони к животу. Из них полился белый свет. Глубокие раны в почерневшей плоти начали затягиваться. Аматэрасу, не двигаясь, спасала тело своего смертного сосуда прежде, чем тот окончательно умер бы.
Боль угасла, и амацуками поднялась на ноги. Ветер утих, и лепестки алыми снежинками осыпались на землю.
Инари стоял на коленях, склонив голову, и стискивал свою руку, на которой возникли блестящие красные бусины онэнджу. Четыре витка вокруг его правого предплечья налились силой. Он тяжело дышал, содрогаясь всем телом.
– Что ты натворила? – хрипло прорычал Инари.
Он поднял голову. В его глазах пылала такая ярость, что Эми бы отшатнулась. Аматэрасу не отступила.
– Что ты натворила?! – проревел он, вскакивая с земли, но пошатнулся и едва удержал равновесие. Его грудь натужно вздымалась.
– Я сковала твою силу, – произнесла Аматэрасу, поразительно спокойная перед лицом его безудержной ярости. – Ты не в себе, Инари. Мы не позволим тебе вырезать людей ради прихоти.
– Вырезать людей? – прорычал он. – Смейся надо мной, что я проиграл тому дракону, будь он неладен, если хочешь, но не смей звать меня убийцей людей.
– Тогда как же ты назовешь резню в той деревне?
– Откуда мне было знать, что на меня охотится Орочи? Я не знал даже того, что он возродился, а ты винишь меня в том, что он убил…
– Орочи? – потрясенно переспросила Аматэрасу. – О чем ты?
Инари силился выпрямиться, все еще держась за руку и задыхаясь.
– Думаешь, эти раны мне нанесли какие-то люди?! Когда я нашел деревню, они уже были мертвы.
– Уже мертвы? – прошептала Аматэрасу.
– Ты всегда думаешь обо мне худшее! Орочи убил их и скрылся, а потом напал из засады, когда я остановился разобраться, что же там стряслось.
– Но… я не ощутила Орочи…
– Как и я, пока он не вспорол мне бок.
– Я… я не понимаю…
– Что тут понимать? Орочи хотел Муракумо и…
– Муракумо? Клинок Сусаноо?
– Да, я его одолжил. Без разрешения. – На губах Инари мелькнул призрак невеселой улыбки. Он все так же держался за руку, словно она причиняла ему мучительную боль. – И теперь я должен вернуть Муракумо, пока Сусаноо не понял, что я потерял его драгоценный клинок в схватке с его заклятым врагом.
– Инари…
Его лицо вновь исказилось от гнева.
– Сними это с меня, Аматэрасу.
Она сцепила руки.
– Прости меня, Инари. Меня… меня обманули. Как только печать станет целой, я смогу ее снять.
Инари фыркнул. Его жгучий гнев притупился, а свет онэнджу, напротив, стал ярче. А затем сияние наконец начало угасать. Аматэрасу протянула руку, и Инари застыл, стиснув зубы.
Ее ладонь зависла над его запястьем.
– Инари… как же мне вновь заслужить твое доверие?
Он посмотрел ей в глаза, в глаза Эми, и в его собственных она увидела древнее, горькое одиночество, уходившее корнями так далеко, что ему не было конца.
– Никак.
Аматэрасу потянулась к онэнджу.
И земля вдруг задрожала.
Под ногами Инари с грохотом разверзлась трещина. Аматэрасу не успела ни отреагировать, ни сдвинуться, ни даже отвести взгляд. Инари потрясенно распахнул глаза и содрогнулся. Брызнула кровь, и на его лице вспыхнул гнев.
А затем свет в его глазах померк, и голова запрокинулась.
Аматэрасу отпрянула на шаг, не отрывая взгляда от острого корня, торчащего из груди Инари. Он безжизненно висел, пронзенный в самое сердце. А затем ее взгляд упал на ярко сияющие на его руке онэнджу.
– Нет! – в ужасе шепнула Аматэрасу.
Ветер коснулся ее кожи, безмолвно предупреждая. Аматэрасу рывком развернулась.
Среди деревьев, улыбаясь сдержанно и в то же время торжествующе, стояла Изанами – и ее рука уже была поднята в приказе. По телу Аматэрасу растеклась мучительная боль. Ее грудь пронзил точно такой же корень. В глазах вновь помутнело, и мир поглотило серебро.