— Давай спать, — сказала Нина, когда они вернулись в квартиру Бронюса. — Я могу лечь на диване в гостиной.

— Это с какой такой радости? — удивился Никита. — Тебе мало места в спальне?

— Я устала. Мне хочется выспаться. У нас был длинный день.

— Ясно, — кивнул он мрачно. — Я лягу на диване в гостиной.

— Тебе будет неудобно.

— А тебе?

— Нормально. Я маленькая, я помещусь на диване.

— Он раскладной, — буркнул Никита. — Я тоже помещусь.

— Только не обижайся, хорошо?

— Да я не обижаюсь, — проворчал он. — Просто не понимаю, чего ты так боишься.

— Ой, только не надо заводить эту песню! — поморщилась Нина. — Как-нибудь в другой раз, хорошо?

— И с тем же результатом, — заметил он с горечью. — Ладно, не будем портить такой хороший вечер. Иди в ванную первая. А завтра с утра, чур, я первый.

— Нет, давай наоборот. Я не буду долго возиться утром. Я быстро умоюсь и приготовлю тебе завтрак, пока ты будешь наводить красоту.

— Я буду наводить красоту? — Никита рассмеялся. Она все-таки сумела его рассмешить, эта женщина-сфинкс. — Ладно, договорились. Иди ты первая. И сегодня, и завтра.

— Я быстро, — повторила Нина и скрылась в ванной.

На следующее утро она поднялась раньше его и, как обещала, приготовила завтрак.

— Какие у нас планы?

— Погуляем по городу, — предложил Никита. — Ты же хотела еще раз увидеть ту готическую церковку. Тут есть и другие красивые места. И все, как говорится, «в шаговой доступности».

— Отлично. Но Кузю я возьму с собой.

— Тогда тебя в костел не пустят, — предупредил Никита.

— А я не хочу входить внутрь. Наверняка внутри не так красиво, как снаружи.

— Здесь и музеи есть.

— Не хочется мне оставлять его одного, — призналась Нина. Кузя бросил свою миску и подбежал к ней, словно понимая, что его хотят оставить дома.

Тут позвонил Бронюс, положив конец дискуссии.

— Я вас не разбудил?

— Нет, мы уже позавтракали, — ответил ему Никита.

— Уже? А я хотел пригласить вас в кафе на кофе с круассанами.

— А мы не откажемся. Как ты насчет кофе с круассанами? — повернулся Никита к Нине и, не дожидаясь ответа, заговорил в трубку: — А мы можем взять с собой пса?

— Мы уладим эту проблему, — весело засмеялся Бронюс. — Я сейчас подъеду.

Он подъехал на машине и повез их в какое-то необыкновенное кафе, где подавали необыкновенный кофе со свежевыпеченными круассанами. В кафе Бронюс явно был «своим»: переговорил, с кем нужно, и их пустили с собакой. Кузя вел себя как ангел: свернулся клубочком под столом у Нининых ног и голоса не подавал.

В кафе их уже ждала Нийоле. Она с готовностью согласилась побыть с Кузей, пока они пойдут осматривать церкви и музеи.

— А потом, — предложила она Нине, — мы можем пойти по магазинам, а мужики пусть сторожат собаку. Хорошо?

— Сегодня воскресенье, — возразила Нина. — Магазины закрыты.

— Нет, но кто хочет заработать, тот работает, — проговорила Нийоле с характерным литовским акцентом.

— Мне очень хотелось бы пройтись по магазинам, — призналась Нина. — Посмотреть, что тут и как.

— Значит, договорились.

 

Этот день прошел весело, дружно, без споров и ссор. После обеда женщины оставили мужчин пить пиво в открытом кафе у башни Гедимина и доверили им Кузю, а сами сели в крохотную двухместную машинку Нийоле и отправились по магазинам.

И тут, как рассказывала потом Нийоле, Нина «дала мастер-класс». Она почти ничего не купила себе, зато Нийоле под ее чутким руководством обзавелась несколькими новыми нарядами. В одном магазине Нина приглядела свитер из льняного трикотажа с огромным воротником-хомутом, попросила Нийоле его примерить и принялась экспериментировать. Она стянула связанный в резинку воротник до середины плеч, и оказалось, что это выглядит очень стильно. Продавщица что-то пискнула протестующее, но тут же смолкла.

— Тебе идет стиль Мэг Райан, — объявила Нина, окидывая взглядом дело своих рук. — Смелый, дерзкий, чуть небрежный, немного даже вызывающий, но не оголтелый.

— Я же не блондинка, — робко возразила Нийоле.

— Думаешь, она блондинка? Вот тут, — Нина присобрала свитер, превращенный в платье, на талии, — можно перетянуть тонким пояском. А можно и с напуском, — она передвинула пальцы ниже, — только тогда с широким кожаным поясом.

— У меня есть широкий кожаный пояс, — откликнулась Нийоле. — И тонкий тоже есть.

Потом Нина вновь подтянула воротник на шею смирно стоявшей Нийоле, попросила у продавщицы бижутерийную булавку, скреплявшую полу какой-то юбки (на этот раз продавщица выполнила просьбу беспрекословно), и, драпируя мягкий трикотаж то так, то этак, сделала несколько эффектных комбинаций с закалыванием. Булавку девушки вернули, но Нийоле ушла из магазина со свитером, а в лавке бижутерии они подобрали крупную декоративную брошь.

В других магазинах их уже встречали как родных: похоже, у продавцов было свое «сарафанное радио». Нина посоветовала Нийоле светлую блузку навыпуск под более короткий темный пиджачок, и опять они ушли с покупкой.

— А ты почему ничего не покупаешь? — спросила Нийоле.

— Я привыкла все шить себе сама, — рассеянно отозвалась Нина. — Вот, примерь эти льняные брючки. Мне нравится, что черные. Очень практично.

— А ты не хочешь купить такие же?

— Ну ладно, попробую.

Но брюк подходящего размера не нашлось: на Нине все висело мешком.

— Я сошью, — успокоила Нина новую подругу. — Покрашу в черный цвет и сошью. Мне идея понравилась.

— Зачем красить в черный цвет? Заедем в магазин тканей и купим отрез.

Сказано — сделано. Кроме отреза черного льна, Нина купила только мокасины из белой, мягкой, как лайка, кожи и тут же спросила у продавца, нет ли такой же пары сорокового размера.

Продавец ответил в точности как Нийоле, только с еще более заметным акцентом:

— Нет, но у нас много высоких девушек. Им же надо что-то носить! Момент!

Он ушел на склад и вынес коробку с парой сорокового номера.

— Подарок подруге, — сказала Нина.

Продавец продал ей туфли со скидкой, хотя она и не просила.

Еще Нина купила несколько разнообразно украшенных поясов и кое-что из бижутерии. Ее совершенно не волновало, престижный это бутик или дешевая распродажа.

— «Свою» вещь можно найти где угодно, — объяснила она Нийоле. — Хоть на рынке. Главное, как ее преподнести, с чем скомбинировать.

— У нас тут есть блошиный рынок, — оживилась Нийоле. — Хочешь?

— Конечно, хочу! — воскликнула Нина. — Никогда в жизни не была на блошином рынке. Я вообще нигде не была. Я первый раз за границей.

Оказалось, что Нийоле на своей малолитражке величиной с наперсток уже успела объездить всю Европу.

— А кем ты работаешь? — спросила Нина.

— Я… как это по-русски называется? Не знаю. Я — паралигал.

Нине это незнакомое слово показалось ужасным, напоминающим не то паралич, не то олигофрению, но Нийоле ее успокоила. Оказалось, что паралигал — это юридический помощник без степени, который подбирает и готовит материалы настоящему адвокату.

— Значит, вы с Бронюсом работаете вместе?

— Нет, я против служебных романов, — усмехнулась Нийоле. — Я работаю в другой конторе. Мы с ним на процессе познакомились.

— И вы представляли разные стороны? — удивилась Нина.

— Конечно.

— Интересно, кто выиграл.

— Он выиграл.

На блошином рынке Нина опять удивила свою новую подругу. Бродя между рядами, она остановилась возле одного подноса с табличкой «Любой предмет за 3 лита».

Нийоле перевела надпись.

— Это примерно один евро, — добавила она.

Нина оглядела поднос и в один миг выбрала в куче дешевых пластмассовых побрякушек единственный ценный предмет: китайскую коралловую брошь с тонкой резьбой. Расплатившись, она подарила брошь Нийоле.

— Будет тебе еще одна заколка к твоему новому свитеру.

Себе Нина купила вещь удивительную и экстравагантную: старинную испанскую мантилью черного кружева.

— Как тебе идет! — восхитилась Нийоле, когда Нина завернулась в мантилью, достававшую ей до пят.

В кружеве местами зияли разрывы, но Нина сказала, что она это исправит.

— Ну что, подводим черту? — спросила она.

— Ты гостья, тебе решать, — улыбнулась в ответ Нийоле.

— Давай возвращаться, — решила Нина. — Уже седьмой час. У нас сегодня торжественный ужин.

— Торжественный ужин начнется поздно. Время есть.

— Мне надо подкупить собачьего корма.

— Без проблем.

Они купили собачий корм и поехали к Бронюсу. По дороге Нийоле позвонила ему по сотовому и выяснила, что мужчины уже ждут их дома. Подкатив к дому Бронюса, она помогла Нине занести наверх ее покупки, забрала Бронюса и уехала. Договорились встретиться в девять.

— Мне нужно немного отдохнуть, — сказала Нина, приласкав Кузю.

— Валяй, — отозвался Никита. — Спальня в твоем распоряжении.

— А мы потом успеем еще разок погулять с Кузей?

Услышав любимое слово «гулять», Кузя подал голос и радостно завилял хвостом.

— Старик, — удивился Никита, — ты же только что три часа провел на воздухе! И опять хочешь? А вроде пива не пил…

— Не морочь голову псу. Кузя, не слушай его.

Нина приняла душ, легла и проспала час с небольшим. Поднявшись, бодрая и освеженная, она объявила, что выведет Кузю, а потом будет наводить, как она выразилась, «боевую раскраску».

Никита вышел вместе с ней.

— Что ты наденешь? — спросил он.

— То же, что вчера. У меня ничего другого нет.

— А то белое платье на пуговичках?

— Слишком простенькое для званого ужина. А что ты имеешь против черного платья? Вчера оно тебе вроде бы нравилось.

— Оно мне и сегодня нравится. Но у меня-то тем более никаких нарядов нет. Опять придется щеголять в джинсах.

— Боишься, что тебя не пустят в ресторан? — засмеялась Нина. — Вчера ты выглядел прекрасно. Все остальные рядом с тобой казались расфуфыренными.

— Правда? — спросил польщенный Никита. — Ты серьезно?

— Как говорили у нас в институте, «по чесноку». Нет, серьезно, я обожаю стиль кэжьюэл. Будь у меня собственное ателье, я бы сделала его своим основным направлением.

— А как ты понимаешь слово «кэжьюэл»? Что ты в него вкладываешь?

— Применительно к одежде? — Нина глубоко задумалась. — Я в языках не очень, — призналась она, — но я даже в словаре специально посмотрела. Там сказано «спортивный стиль», но, по-моему, это не совсем верно. Если и спортивный, то разве что в самом общем смысле.

— Небрежный? — подсказал Никита.

— Нет, не то… Я над этим долго думала… Я сказала бы, непринужденный. Вот представь, что ты женщина…

— Трудновато, — засмеялся Никита.

— Отставить мужской шовинизм, — скомандовала Нина. — Ну хорошо, просто представь себе работающую женщину. Ей некогда заезжать домой после работы и переодеваться. Допустим, ее пригласили на свидание, или она вечером после работы идет на концерт или в театр. Я хотела бы шить такие платья, чтобы на работе сослуживицы не мучили женщину расспросами, куда это она так выпендрилась. И в то же время она должна выглядеть отлично, зная, что ей предстоит. Или, допустим, наоборот, она в последний момент после работы неожиданно попала на какую-нибудь «пати». В моем платье она не будет чувствовать себя Золушкой. Вот что я называю стилем кэжьюэл.

— Очень интересно. — Никита взял ее под руку и мягко повернул назад. — Нам пора наводить марафет. И что же тебе мешает открыть такое ателье?

— Это долгий разговор. Нам действительно пора наводить марафет.

Они вернулись в квартиру Бронюса и начали готовиться к выходу. Когда Бронюс позвонил снизу, они были уже готовы. Нина в своем маленьком черном платье «а-ля Шанель» казалась Никите ослепительной. Она умела так накладывать макияж, что «боевая раскраска», не бросаясь в глаза, совершенно преображала ее. Спустившись на улицу, они увидели, как Бронюс вылезает из ореховой скорлупки Нийоле.

— Мы же все сюда не поместимся! — заметила Нина.

— А мы пешком пойдем, — отозвался Бронюс. — Сейчас Нийоле машину запаркует, и пойдем. Тут недалеко. В Вильнюсе все близко.

— Кроме Лаздиная, где я живу, — вставила Нийоле. — Это новый район, — сказала она Нине. — Там ничего интересного нет.

— Есть, раз ты там живешь.

Нийоле улыбнулась ей в ответ, лихо развернулась и укатила. Очень скоро она вернулась пешком — хорошенькая, в том самом свитере, который они с Ниной купили несколько часов назад. Свитер, стянутый вниз до середины плеча, составлял все ее одеяние. Получилось ультра миниплатье, открывавшее стройные ножки в лодочках. На груди сбоку была приколота коралловая брошь, купленная на блошином рынке.

— Подожди! — воскликнула Нина. — Подождите меня одну минутку! — обратилась она уже ко всем. — Можно мне ключи?

Удивленный и заинтригованный, Никита протянул ей ключи от квартиры. Нина скрылась в подъезде и через минуту вернулась со своим роскошным палантином «Перо жар-птицы». Она набросила палантин на голые плечи Нийоле.

— Вот. Это тебе.

— Насовсем? — прошептала потрясенная Нийоле. — А как же ты?

— А я себе другой нарисую, — беспечно отмахнулась Нина. — Носи на здоровье.

По дороге Нийоле принялась с жаром расписывать, как Нина всех «построила» в вильнюсских бутиках.

— Зато ты машину водишь прямо как Шумахер.

— Ты тоже умеешь водить машину, — ревниво, вставил Никита. — Я же тебя учил!

— Да, но у меня прав нет, а машины — тем более.

— Машина — дело наживное, права — тем более, — философски заметил Бронюс.

Никита вдруг вспомнил Оленьку. Давно он ее не вспоминал, ну, разве что когда Нина рассказала ему историю с платьем в стиле Уорта, но тогда повод был. А тут вдруг сам вспомнил. Оленька так и не научилась водить машину, хотя ей очень хотелось шикарно выглядеть за рулем шикарной тачки. Но она была не способна выучить правила дорожного движения, а развернуться без угрозы для жизни окружающих смогла бы разве что в казахской степи. Пришлось примириться с присутствием шофера.

Дело было не только в умении водить машину. Никиту поражало, как Нина, жившая в коммуналке с матерью-алкоголичкой, сумела сделать себя сама. Впитывала культуру прямо из воздуха.

А вот Оленька, выросшая в семье, где все много читали и всерьез занимались наукой, так и осталась темным валенком. Атмосфера учености, окружавшая ее с детства, никак на ней не сказалась.

Никита усилием воли стряхнул наваждение и прислушался к словам Нийоле, которая рассказывала, как Нина моментально выбрала ценную вещицу среди кучи барахла на блошином рынке.

— Орлиный глаз! — с восторгом заключила Нийоле.

— Быстрая Нога, — шепнул Никита, и они с Ниной впервые переглянулись как любовники и рассмеялись шутке, понятной только им одним.

Ресторан, до которого они добрались в пять минут, производил странное впечатление, по крайней мере снаружи. Маленькая железная дверь в глухой стене, вывеска не неоновая, а латунная, неярко подсвеченная.

А внутри было так темно, что Нина невольно схватила Никиту за руку.

— Куда вы меня привели? Что это за вертеп?

— Погоди, сейчас привыкнешь.

Столы в полутемном зале, расставленные отдельными островками, были окружены креслами с высокими закругленными внутрь спинками и такими низкими «утопленными» сиденьями, что на них страшно было сесть. Нина села и «утонула». Но кресло оказалось на удивление удобным.

На каждом столе помещалась кованая железная лампа с прорезями, бросавшая тусклый отсвет на лица сотрапезников. Более или менее ярко была освещена только поверхность стола. Но скоро глаза привыкли к полутьме, и атмосфера показалась Нине приятной, даже романтичной. Где-то тихо, как и обещал Никита, играла музыка — джазовые вариации на фортепьяно. Ей даже почудилось, что это играет кто-то из великих: Оскар Питерсон или Каунт Бейси…

Нина улыбнулась своей нелепой фантазии. Разве этих титанов могло занести в литовский ресторанчик? Не говоря уж о том, что Каунт Бейси двадцать лет как в могиле. Но все равно кто-то играл классно.

Официант принес меню. Они долго выбирали, советовались, решали, перерешали и наконец заказали.

— Теперь смотри, — предупредил Бронюс.

Официант вернулся и, ни о чем не спрашивая, ничего не уточняя, расставил закуски и напитки именно так, как они заказывали. Позже он то же самое проделал и с основными блюдами. Он возникал у стола бесшумно, совершенно незаметно, это было даже немного жутко.

— Как он это делает? — спросила Нина.

— Пятрас — великий профессионал.

Нина заказала форель, и Пятрас посоветовал ей взять шабли. Нина бросила испуганный взгляд на Никиту: она знала, что это очень дорогое вино. Но он лишь улыбнулся и одобрил заказ, не дав ей заглянуть в карту вин. Вино оказалось чудесным, форель тоже.

Невидимый пианист перешел на Вила-Лобоса.

— Кто это так замечательно играет? Я и не знала, что в Литве есть такие блестящие пианисты.

— Да это как раз один из ваших, — весело откликнулся Бронюс. — Классный парень. Мы потом к нему подойдем.

— Хорошо. Я думала, после развала Союза все культурные связи между нашими странами оборвались.

— Как это оборвались, когда наш Карбаускис считается чуть ли не первым режиссером у вас в Москве! — возмутился Бронюс.

— И Кама Гинкас! И наш Някрошус часто к вам приезжает, — подхватила Нийоле.

— А наш Будрайтис вообще советник по культуре при посольстве в Москве. И наша Дапкунайте все время у вас в кино звездит.

— Все, сдаюсь, сдаюсь! — Нина со смехом вскинула руки вверх.

— А у нас в прошлом году гастролировал ваш Басков, — добавила Нийоле.

— Ну, это неравноценный обмен, — возразила Нина.

— Она в него влюблена, — вставил Бронюс, кивнув на Нийоле.

— Ни в кого я не влюблена, — возмутилась Нийоле и даже стукнула его кулачком. — Тем более в какого-то глупого Баскова.

— Я даже не знаю, как он поет, — призналась Нина. — Как увижу его по телевизору, сразу переключаю. Боюсь подхватить сахарный диабет.

— Почему сахарный диабет? — не понял Бронюс.

— Ну, он такой сладкий…

На этот раз все рассмеялись. Все, кроме Никиты.

Он опять вспомнил Оленьку. Она обожала певца Баскова. Однажды прямо призналась, что считает его идеалом мужчины. «Такой гламурный!» — восклицала она.

Как он мог на ней жениться? Никита задавал себе этот вопрос бессчетное число раз и ответа не находил. Ей было чуждо все, что любил он. Природа, музыка, поэзия — всего этого для нее не существовало. И в этом ресторане ей понравилась бы разве что цена шабли: сто пятьдесят евро за бутылку. Оленька любила все дорогое, шикарное, гламурное… Но с ней было хорошо в постели… по крайней мере, поначалу. Никита так и не узнал наверняка, была она искренна хотя бы в постели или нет. Ему уже было все равно. Когда отношения испортились окончательно, Оленька довольно цинично призналась ему, что их встреча на автосалоне была неслучайной, что она хотела поймать мужа. И поймала. Но секс — пока они не потеряли интерес друг к другу — был бурный, откровенный, насыщающий.

А сейчас рядом с ним сидела женщина, с которой он мог поговорить о чем угодно. Они читали одни книги, любили одну музыку, говорили на одном языке. Но она держалась отчужденно, и не было между ними никакой близости, хотя они и проводили вместе каждую ночь. Нина никогда не стукнула бы его кулачком, как только что Нийоле стукнула Бронюса.

Особенно тяжелое впечатление произвело на Никиту то, что произошло всего несколько часов назад. Собственно, ничего не произошло. Они с Бронюсом, напившись пива и налюбовавшись на башню Гедимина, вернулись на улицу Лиейклос и поднялись в квартиру. Никита пошел на кухню кормить Кузю, а Бронюс, лучше ориентирующийся в литовском Интернете, нашел для друга хороший мотель близ Тракая. Он даже специально позвонил туда и удостоверился, что пускают с собаками. Когда Никита вернулся в кабинет, Бронюс все это ему изложил и спросил, заказывать ли коттедж. К счастью, в эту самую минуту Нийоле позвонила ему на сотовый, он ответил, а Никита тем временем забронировал места сам и положил трубку стационарного телефона. Не мог же он объяснять другу, что ему нужно два коттеджа! Но положение вышло щекотливое. А если бы Нийоле не позвонила в эту самую минуту? Мысль о ненатуральности их отношений с Ниной мучила его всю дорогу.

Тут Нина оглянулась и, словно почуяв неладное, незаметно взяла его за руку под столом.

— Что-то не так? — спросила она шепотом, придвинувшись к нему.

У Никиты так сильно стукнуло сердце, что он едва справился с собой.

— Порядок, — шепнул он в ответ, а вслух спросил громко: — Ну что, все поели? Кто-нибудь еще чего-нибудь хочет? Как насчет десерта?

— Здесь подают чудное мороженое, — возбужденно заговорила Нийоле, наклонившись к Нине через стол. — Фирменное, они сами его делают. Давай?

— Давай, — радостно согласилась Нина. — И кофе.

Пятрас материализовался, словно почувствовал, что он нужен. Опять все четверо заказали разное, и опять он точно поставил перед каждым именно то, что было заказано.

Нина заказала пломбир с горячим шоколадом, и он оказался изумительным. Она с улыбкой посмотрела на Никиту, и он глазами показал ей, что у нее на губах остались следы шоколада. Она отерла губы салфеткой, вытащила помаду и зеркальце и быстро, незаметно подкрасилась.

— Ну, теперь пойдем знакомиться с Мишей, — провозгласил Бронюс, когда с десертом было покончено.

Они встали из-за стола и, попетляв между «островками», нашли невидимого доселе пианиста. Он оказался русским, а точнее, еврейским парнем по имени Миша Портной. И Бронюс, и Никита его хорошо знали. Час был уже поздний, и Миша начал играть «для друзей». У него были потрясающие музыкальные пародии, он выделывал на фортепьяно немыслимые фокусы, играл на черных клавишах костяшками сжатых в кулаки пальцев нечто похожее на китайскую музыку, заставляя своих слушателей смеяться до слез. Подтянулись и другие посетители ресторана, ему стали давать деньги, просили сыграть или повторить какой-нибудь номер. Он играл и повторял.

Нине стало немного грустно.

— Какой талантливый парень, — сказала она. — И ему приходится пробавляться игрой в ресторане.

Никто ее не поддержал.

— Ну и что? — спросил Никита. — Все великие так начинали. И Армстронг, и Эдит Пиаф, и Глен Миллер. Никто этим не гнушался. Синатра пел в ночных клубах Лас-Вегаса чуть ли не до самой смерти.

— А даром, как говорил Шаляпин, только птички поют, — подхватил Бронюс.

— Он достоин того, чтобы выступать с концертами на эстраде, — не сдавалась Нина.

— Он выступал с концертами, — сказал Никита. — Был аккомпаниатором у… — Он назвал имя известной эстрадной певицы. — Ничего хорошего из этого не вышло.

— Ну что вы оба на нее накинулись? — вступилась Нийоле. — Он еще будет выступать с концертами, — повернулась она к Нине.

— Я забронировал места в мотеле, — сменил тему Никита.

— Вот и хорошо, — отозвалась Нина. — Мы можем поехать прямо завтра?

— Вы можете оставаться у меня сколько угодно, — вставил Бронюс.

— Нет, это неудобно, — отказалась Нина. — Завтра — то есть уже сегодня! — понедельник, рабочий день. Мы поедем? — полувопросительно обратилась она к Никите.

— Поедем, — кивнул он.

Они дошли до дома Бронюса и стали прощаться. Мужчины обменялись рукопожатиями, девушки расцеловались. Нина поцеловала Бронюса. Никита обещал завезти ключи от квартиры ему на работу.

— Слушай, а ты заплатил за ужин? — спохватилась Нина, когда они уже поднялись в квартиру.

— Конечно, заплатил, — усмехнулся Никита. — А то нас не выпустили бы из ресторана.

— От меня этот момент как-то ускользнул, — призналась Нина, успокаивая немедленно проснувшегося Кузю.

— Так и было задумано. Дамы о прозе жизни ничего знать не должны.

Нина нахмурилась:

— Кстати, о прозе жизни. Я хочу внести свою половину.

— Чего? — решил сыграть под дурачка Никита.

— Ну, мы же вместе их приглашали. Я хочу…

— Я понял, — перебил ее Никита. — Выбрось эту мысль из головы.

— Послушай, я, с тех пор, как приехала на море, не истратила ни лита. За все платишь ты.

— Так и было задумано, — повторил Никита и обнял ее.

Он чувствовал себя, как в тот первый вечер, когда ужинал у нее в коттедже Павла Понизовского.

— Дай хоть «боевую раскраску» смыть! — смеялась Нина.

Никита, ничего не слушая, повалил ее на постель. Опять все вышло, как в тот первый раз: бурно и быстро. Опять она его одолела. Потом она встала и ушла в ванную смывать «боевую раскраску», а вернувшись, сказала, что хочет остаться одна.

Он молча ушел в гостиную на диван. Нина вошла за ним следом.

— Ну, не обижайся, — попросила она. — Сегодня был такой чудесный день… Давай не будем его портить.

— Давай не будем, — тяжело согласился Никита. — Уже поздно. Вернее, рано. Можем завтра поспать подольше.

Нина поцеловала его в щеку.

— Не сердись, — сказала она и ушла.