Размышления о природе радости

Думаю, не будет дерзостью и лукавством по отношению к самим себе и ко всему остальному миру сказать, что нет в мире человека богаче и счастливее христианина. Быть может, звучит пафосно, но ведь в той или иной мере каждый из нас это испытал, и маловероятно, что откажется так обозначить личный опыт соприкосновения с таинственным миром вечности.

Конечно, разговоры о духовном несут в себе большой риск. Проповедь или уроки о православной вере могут надолго оттолкнуть от веры и Христа, разговоры о радости могут навеять еще большую безрадостность и тоску. Поэтому наша тема не так проста и очевидна.

Сокровище, которое предлагает Господь Иисус Христос, необычно для человеческого опыта. Оно дается каждому в полной мере и остается неисчерпаемым. Вмещает человек в меру своих сил, но награда равная – возможность войти в радость Господина своего (Мф. 25: 21). Этой радостью жили святые всех времен, начиная с первых учеников Иисуса Христа.

И на самом деле, любое слово Господа, проникшее в глубины сердца, рождает мгновения этого чувства. Память о его реальности периодически возвращает нас к обновлению наших отношений со Христом. У каждого есть свой сокровенный опыт, который ведет его вновь и вновь к поиску и постижению истины. Как любому Божественному духовному дару, радости присуща свобода, которая является неотъемлемой сущностью Христа.

Такой радости невозможно научить.

Она посещает тех, кто ищет ее источник, ищет Того, Кто принес ее на землю, как внутренний мир в сердце, заполненное суетой, как свет во тьму.

Казалось бы, такое естественное состояние – радость – для верующего в Радостную весть и во Христа. Ведь это Он всем сказал через апостолов: «Радуйтесь!» Сын Божий Сам пришел протянуть руку каждому, кто, как апостол Петр, начинает понимать, что погибает в лабиринте иллюзий и подмен. Обрати к Нему взор, как Закхей, встречай, радуйся, вступай на путь спасения.

Но почему-то верующим с трудом дается и радость, и ее плоды. К этой стороне нашей веры особенно много претензий и от нас самих, и от взирающих на нас.

Недоуменный вопрос, обращенный к верующим, уже стал классикой: почему вы, христиане, в массе своей мрачны и безрадостны, неужели в такое состояние вас ввергает Радостная весть о спасении? Я думаю, что это обоснованное наблюдение касается не только обрядо- и требопотребителей, но даже и очень просвещенных, потому что радость даруется сердцу, способному ее принять. А уверенность в своем совершенстве часто не понижает «горы и холмы», а, наоборот, их взращивает.

Не сияет на нашем лице радостный мирный свет, как знак вечности. Этот свет нельзя ни изобразить, ни подменить никакими сладкими словами и масками. У каждого человека есть безошибочное чутье, способное отличить настоящий свет от искусственного.

Известно, что призыв апостола: Всегда радуйтесь. Непрестанно молитесь. За все благодарите (1 Сол. 5: 16–18) является ключом к духовному движению. Но если еще можно себя понудить молиться и благодарить, поскольку здесь велика роль воли и разума, то как повелеть сердцу радоваться, не совсем понятно. Хотя некоторые слова апостолов наводят на мысль о том, каким путем может родиться в сердце радость: Смотрите, чтобы кто кому не воздавал злом за зло, но всегда ищите добра и друг другу и всем (1 Сол. 5: 15). Или ангельская весть пастухам: Я возвещаю вам великую радость, которая будет всем людям: ибо ныне родился вам… Спаситель, который есть Христос Господь (Лк. 2: 10–11). Ясно, что радость не самоцель, а следствие. Главные слова именно: стучите, просите, ищите, ибо это означает целеустремленное желание и свободный выбор жизни в следовании за Христом и в делании добра. И тогда это приносит радость. Есть у апостола Павла еще одно наставление для нас. Оно фактически о цели веры, и, как следствие, оно неизбежно наполнит человека радостью: Не заботьтесь ни о чем, но всегда в молитве и прошении с благодарением открывайте свои желания пред Богом, и мир Божий, который превыше всякого ума, соблюдет сердца ваши и помышления ваши во Христе Иисусе (Флп. 4: 6–7). А мир Божий – не что иное, как неведомая в обиходе радость, которой исполнились апостолы, увидев воскресшего Иисуса Христа.

Но наше сознание и мировосприятие обычно находится под спудом тревог мира, утратившего Бога, непростых обстоятельств, искаженной самооценки, неисцеленной закрытости, что никак не способствует евангельской радости. К сожалению, не только святым и апостолам, но и Христу Спасителю не удается переменить отношение человека к себе, к миру и внести в него «Свет разума» и пасхальное «блистание Божества». Казалось бы, этому должны помочь многотысячные тиражи духовной литературы, которая сейчас есть на каждом церковном прилавке. В книгах написано о грехе, о суде, покаянии, посте, о чудесах, о бесах, о смерти, реже о любви. Но любовь от этих строк не загорается. Есть труды о том, как радость важна и что с ней лучше, чем без нее. И даже многочисленные акафисты с повторяющимся «радуйся» не меняют общую картину безрадостности в глубине нашего сознания.

Хотелось бы понять, почему слова Господа Не оставлю вас сиротами; приду к вам. …и возрадуется сердце ваше, и радости вашей никто не отнимет у вас (Ин. 14: 18; 16: 22) не достигают своей цели? Где и в чем коренятся преграды на пути этих слов в сердце каждого человека, и в первую очередь верующего в Радостную весть?

Что-то лишает действенной силы все наши прекрасные знания о радости и ее пользе. Даже дети знают, как отвечать на вопрос: «Что может научить человека радости в трудной жизни?» Конечно, вера в Бога, молитва, Причастие… Но с детьми будет то же, что и с нами, если они не увидят, что нам радостно в этой системе ценностей. Все, перед кем мы свидетельствуем вольно или невольно о нашем спасении, верят не словам и храмовым поцелуям, не цитатам из Евангелия о любви и радости, которые так легко и повсеместно стали звучать, что к ним уже привыкли и не слышат. Напротив, слова и призывы оставляют горечь и неверие. Верят тому, что на самом деле, тому, что за этим стоит.

Радость духовной свободы и обретения себя как творения Божия невозможна без поиска и стремления вырваться из темницы приземленного и бессмысленного бытия. Разумеется, я не умаляю способность жить радостями так называемыми обыкновенными и естественными – работой, отдыхом, детьми, книгами, музыкой и т. п. Счастлив, кто имеет такой жизнерадостный и жизнеутверждающий характер. Но все же речь идет о другой радости.

Радость, которую обещает Спаситель Своим ученикам и по Воскресении дает ее им, – это не преходящее чувство, а состояние, жизнь в новой реальности, обновление всего мироощущения. Это не приветствие и даже не призыв, а объявление о победе света над тьмой, жизни над смертью, духа над плотью. Война со злом продолжается, но главная победа состоялась. Более того, Победитель передает свое оружие каждому, кто будет противостоять злу, и Сам будет рядом. Господь Иисус Христос сошел в ад и вернулся непобежденным и возвещает всем, что отныне Он с нами во все дни до скончания века.

Человек, несогласный быть высокоорганизованным животным, чьей родиной и средой обитания является только земля, пусть и очень плодородная, рано или поздно найдет свою первую отчизну – небесную. Мы к ней стремимся на литургии при возгласе «Горе имеим сердца», о ней говорит апостол: О горнем помышляйте. Духом пламенейте (Кол. 3: 2; Рим. 12: 11).

Быть может, радость должна начаться с печали об утраченном рае? Это печаль, а можно сказать, жажда Бога, из которой рождается радость встречи и начало новой жизни. О ней говорит псалмопевец: Боже! Ты Бог мой, Тебя от ранней зари ищу я… по Тебе томится плоть моя (Пс. 62: 2).

О печали, предшествующей радости, говорит Иисус Христос: Вскоре вы не увидите Меня и… печальны будете, но печаль ваша в радость будет (Ин. 16: 19–20).

Казалось бы, союз печали и радости парадоксален, но об этом говорит и Евангелие, и опыт святых, и рядового христианина. Господь обозначает основу богословия радости: Блаженны плачущие, ибо они утешатся, блаженны алчущие и жаждущие правды, ибо они насытятся… радуйтесь и веселитесь, ибо велика ваша награда на небесах (Мф. 5: 4–12).

Говоря о богословии радости нельзя пройти мимо главного знака и смысла нашей веры – креста, из которого не со всей очевидностью и не сразу следует состояние радости. Нельзя забывать, что вскоре после Архангельского гласа, обращенного к Деве Марии, прозвучат слова старца Симеона: Тебе самой оружие пройдет душу (Лк. 2: 35). Божия Матерь вместила в себя благую весть Архангела и пронзающее пророчество Симеона. Сам Иисус Христос неоднократно говорит, что путь Его учеников не будет прост: В мире будете иметь скорбь… Если Меня гнали, будут гнать и вас (Ин. 16: 33; 15: 20).

Каждый раз, когда человек преодолевает внутренние и внешние преграды, следуя призыву Христа, внутреннему голосу совести или отстаивая свое человеческое достоинство, образ Божий в себе, он берет крест. Точно говорит об этом протоиерей Александр Шмеман: «Смысл креста – суд над злом, еще вернее, над псевдодобром, в которое в мире сем вечно рядится зло и которое обеспечивает злу его страшную победу на земле».

Вопрос о радости затрагивает разные уровни жизни. Личный, когда человек перед собой или другими лукавит, говоря, что он радуется болезням, страданиям, свалившимся неприятностям. Социальный, когда верующий, а часто и священник, пытаясь «по-православному» поддержать другого в горе и одновременно научить его вере, говорит, чтобы тот радовался и благодарил Бога за испытания. Церковный, когда священники с амвона или в любом другом месте, куда их приглашает гражданский мир, начинают учить людей уму-разуму по заученным формулам.

Отец Александр Шмеман говорит: «В самом деле, как можно радоваться, когда вокруг так много страданий, несправедливости, жестокости, злобы. Не есть ли радость и вправду признак легкомыслия и средство забвения от слишком тяжелого бремени забот и страданий? Если все, что мы имеем в Церкви, не отнесено к присутствию Христа, если все это не средство видеть и слышать, любить Его, то тогда оно страшный и бессмысленный обман».

Да, крест Христов соединяет собой и страдание, и радость христианина. Но чтобы эта связь не была непосильным искушением, нужно пережить добровольный опыт жертвенного служения или выпавшего страдания и понять его как единение со Христом. Только в том случае, если человек воспринял собственные испытания как благо, он имеет внутреннее право говорить себе и только себе о пользе и радости креста. Если же Господь по Промыслу и милости до времени проносит горькую чашу испытаний мимо нас, мы в сострадании можем, хоть отчасти, испытать благодарность к тому, кто достойно и мужественно принимает горькие испытания.

Дорогой ценой достигается высшая радость победы света над тьмой. Но даже один подвижник духа силой этой победы над злом во имя высших ценностей и тем более во имя Христа освобождает из плена страха и унижения многих.

Истинной радости неизменно сопутствует благодарность. Благодарность – путь к любви, выход из темницы эгоцентризма и жалости к себе, основание верности и внутреннего мира, фундамент счастья, победа над унынием, свойство, привлекающее друзей, и противоядие одиночеству. Человек, живущий духом благодарности, всегда богат, ибо, как говорит мудрость: «Человек с благодарным сердцем никогда ни в чем не нуждается».

Восхождение по тропе благодарности трудно.

Нужно иметь смелость и риск сказать себе, Богу и людям, что ты счастлив и благодарен за все, что имеешь, выбросив из головы все минусы, все «но» и «если бы». Важно увидеть в себе языческий и суеверный страх – что со словами благодарности ты якобы отказываешься и теряешь то, что хотел бы и мог иметь. Увидеть, улыбнуться этой нелепости и понять, что обладаешь всем во много раз большим, чем заслуживаешь, причем даром. И начнет пробиваться радость. А если позволить сердцу искренне пережить чувство благодарности и радости за успех, удачу, похвалу, славу другого человека, не только своего ребенка, то выздоровление собственного сердца пойдет еще быстрее.

Неблагодарность похожа на узкую, тесную одиночную камеру, в которой не видишь света, не дышишь чистым воздухом. Очень хороший пример как-то привел митрополит Антоний Сурожский. Он шел с пожилой русской женщиной, во всем недовольной своей жизнью. Она остановилась у куста колючек. И сказала: «Вот вся жизнь». А за кустом владыка видел весь простор южного берега Франции. Горы, широкое море, все облитое солнцем, все сияющее летним светом. И он сказал ей: «Вот так вы на жизнь и смотрите – только на этот колючий куст, и никогда вам не пришло в голову посмотреть через этот куст или мимо него на всю даль, в которой вы живете, на всю эту необозримую красоту… Если мы не видим уже теперь завершения всего в Боге, если мы видим только ряд событий, страдание, ужас, зло настоящего времени, мы не можем принести акт благодарения, совершать Евхаристию».

Да, через богослужение, понимаемое, как проповедь Радостной вести, мы можем дать возможность приобщиться к опыту благодарности и радости.

Как говорит отец Александр Шмеман: «У нас нет иного средства войти в эту радость, кроме того священнодействия, которое с самого начала Церкви было для нее как источником, так и исполнением радости, поистине самим таинством радости. Священнодействие это – Евхаристия, Божественная литургия. Церковь (а значит, и литургия) призвана действовать в мире по образу Христа, свидетельствовать о Нем и о Его Царстве, быть носительницей и раздаятельницей радости великой. В возвещении о даровании этой радости и состоит ее дело в мире сем».

Любое богослужение, в первую очередь литургия, должно быть выражением живой полноты, цельности, соборности Церкви, как завещания и устроения Христова.

Строй службы, ее смысл и назначение, направленность на благоговейное предстояние пред Богом затрагивает в человеке его лучшие, сокровенные глубины, ждущие своего пробуждения. В богослужении заложено такое уважение к личности человека, к ее свободе и ценности, которое может дать только Бог. Если вслушиваться и воспринимать его открытым и алчущим сердцем, то сердце рано или поздно узнает опыт радостного прикосновения к Живому Богу. Человек переживает вместе со всей Церковью в эти минуты красоту воспеваемой истины, надежду на милость Творца, познание правды о себе, свою ценность в очах Бога. Не случайно большинство людей, даже малоцерковных, после богослужения ощущают состояние незнакомой в быту радости, очищения и легкости, которого не испытывают ни при каких других обстоятельствах. У человека появляется надежда в безнадежных обстоятельствах, он ощущает свет, который пробивается в устоявшейся тьме, является уважение и доверие к самому себе. Радость такой личной встречи с Христом через благодать Святого Духа совершает чудо: в грешнике рождается очаг святости.

Уместно взглянуть на причины, которые мешают воспринимать и проживать эти радостные мгновения всем присутствующим в храме.

1. Смещение акцентов с предстояния перед воплотившимся Сыном Божиим, распятым и воскресшим Христом, на стояние перед совершающимся церковным действием, завораживающим своей величественностью и торжественностью. Богослужение становится самоценным как внешнее действие, в отрыве или в забвении его сути. Невольно многие в первую очередь обращают внимание не на смысл пения и чтения, а на их красоту и правильность, смотрят не внутрь себя, а на пышность происходящего. Сложился особый вид «престольных» верующих, которые путешествуют из храма в храм на каждый престольный праздник. Они являются искателями как раз той радости, которая приходит с массовостью и пышностью мероприятия. Такая радость растворяется вместе с погашенными свечами, опустевшим храмом, уехавшим священноначалием.

2. К сожалению, стало обыденностью, что одно из центральных мест богослужения – чтение Слова Божия – большинству не понятно. Либо из-за акустики, либо из-за невнятного чтения, либо из-за непонятных слов на церковнославянском языке.

3. Отношение к Причастию как к плате за усердное говение или свидетельству исполненного долга благочестия в установленные традицией дни. При этом богослужение превращается в ожидание положенного и заработанного Причастия, что не способствует переживанию радости от самого богослужения и от подготовки к этой встрече.

Нет никаких сомнений в том, что Христос присутствует в Евхаристии лично, Сам, Воскресший, в благословении даров. И хотя по чинопоследованию литургии нам понятно, когда происходит освящение, но случается это не по расписанию, а как неуловимое и нечаянное чудо. При всем старании никогда нельзя сказать, что ты к нему готов. В какой-то момент, внезапный и незаслуженный (а, собственно говоря, каждый момент незаслуженный – и священниками, и всеми молящимися), мир вокруг меняется и в мгновение вмещается вечность.

Поэтому, когда люди привыкают к Евхаристии, делают ее обиходом, традицией, они себя обедняют. Нет, саму суть Евхаристии не обеднишь, потому что Бог поругаем не бывает, но приступать к ней для эмоционального утешения или по принципу «так положено» – рискованно.

Вопрос о привыкании к Евхаристии весьма болезнен. Бывает, люди идут к Причастию, не вычитав всего «положенного», или, наоборот, человек всем своим видом, «бия себя в грудь», говорит, что он готов к Причастию и Бог обязан его дать. Однако такой самоуверенностью, мнением, что он «заработал» Евхаристию, человек показывает абсолютную неготовность. Главное здесь – не забывать, что ты предстоишь пред вечностью, в каком бы состоянии ни был, предстоишь перед не заслуженной ничем любовью и что Причастие – это всегда нечаянная радость.

Такая радость – только одна сторона Тайной Вечери. Невозможно описать всю полноту уникальной встречи. На ней все решает Господь. И не по нашей воле, а по Своей. Он имеет право быть «непредсказуемым», сокровенным для нашей логики – потому что Он наш Господин, Он распоряжается нашей судьбой и жизнью по нашему доверию Ему. Идя к Причастию, надо понимать, что ты идешь к любви, но ее не заслуживаешь. Идешь, но можешь быть остановлен и даже изгнан, если Господь посчитает это необходимым. Но это все равно будет любовь.

Не нужно думать о том, что вот сейчас наступит момент благодати, Господь придет, ты причастишься, получишь благодать и уйдешь, довольный собой. На самом деле все сложнее и проще. Каждый раз совершенно неизвестно, что будет. Многолетний опыт не дает гарантий. Все новое – и ты, и Господь. Как Он усмотрит, так и будет. Но, поскольку Евхаристия – это жизнь, и ты понимаешь, что другой жизни нет, идешь к Причастию не как «приговоренный» традицией, а потому, что хочешь прикоснуться настоящей жизни. Как говорит апостол Петр, к кому нам идти? Ты имеешь глаголы вечной жизни (Ин. 6: 68). Но при этом понимаешь, что ни от твоей воли, ни от твоей готовности ничего не зависит. Все в руках Его любви.

Иногда люди обращаются к священнику с вопросом: «Причащаться ли? Я вроде не готов, не знаю, нужно или нет?» Если человек не знает, нужна ли ему любовь и нужна ли ему жизнь, лучше в таком состоянии к Причастию не подходить.

Необходимо беречь себя от обыденности и привычки, как в жизни, так и в отношениях со Христом. Привыкнуть к любви невозможно. Ведь если супруги привыкли к любви – там любви уже нет. Если люди привыкли к красоте мира, то она уже не входит в их сознание и не действует на душу. Никогда не следует забывать, что Евхаристия – это тайна реального присутствия Живого Бога.

Причащаться нужно тогда, когда не можешь не причащаться. Важно искать живого чувства в сердце. А если этого не происходит, надо идти к Богу из доверия. Господь говорит: если не будете есть Плоти Сына Человеческого и пить Крови Его, то не будете иметь в себе жизни (Ин. 6: 53). А я хочу ее иметь, настоящую, нынешняя – это только некие намеки на жизнь. Любому из нас надо открыть для себя Его слово. Поскольку оно всегда живо, оно обязательно тебе скажет нечто.

4. Гипертрофированные ноты в священнической проповеди, говорящей о страхе, возмездии, наказании, погибели, грехах, поражающие воображение сказочные сюжеты о чудесах и знамениях, про которые Христос говорил, что они не дадутся тем, кто их ищет. Сквозь это присутствующим на богослужении трудно пробиться к пониманию Бога любви, милосердия, радости. И тогда отношение к Иисусу Христу как исполнителю треб, целителю, социальному деятелю может стать определяющим. Главной службой для большинства стала родительская поминальная суббота в атмосфере скорби, а не радости воскресения, на которую приходят только с приношениями и записками, без желания участия в таинствах.

Если не пытаться развить в человеке культуру настоящей духовной жизни и веры, то понимание богослужения как Радостной вести, как выражение самой сути нашей веры и проживания спасительного пути со Христом останется недоступным и нераскрытым. Тогда богослужение будет мертвым для слуха и сознания пришедших.

После Символа веры уже не остается ни времени, ни пространства – все заполняет вечность. И конечно, все пришедшие в храм должны быть захвачены огненным напряжением призывания Святого Духа, сердцами вознесенными «горе́» в едином порыве благодарения. Если бы не только «наемный» хор, а весь храм в свободном и единодушном порыве восклицал: «Достойно и праведно есть поклонятися Отцу и Сыну и Святому Духу, Троице единосущной и нераздельной», то сердца загорались бы вдохновением. И уже с истинным сердечным торжеством могли бы продолжить вместе со священником: «Достойно и праведно Тя пети, Тя благословити, Тя хвалити, Тя благодарити».

В евхаристических молитвах выражено предстояние пред всей историей Божией любви и Божия Промысла о человеке. В глубочайших по смыслу и красоте словах вся история человечества и его отношений с Богом. Молитвы пропитаны духом Божественного величия и милости, любви и премудрости. Они восхваляют Сына Божия, пришедшего в мир для спасения тех, кто не слышит об этом за литургией.

Литургические гимны рождены в душах святых, которые прочувствовали всю неземную радость оттого, что Бог «не бо отвратился еси создания Твоего в конец… но посетил еси многообразне, ради милосердия милости Твоея». Они пережили в полноте опыт познания Благой вести и, исполняя Божию волю, создали гармонию евхаристических молитв, призванных объединить всех желающих воссоединения с Богом, этим духом радостного откровения.

Отец Александр Шмеман говорит, что «именно радость, а не доводы и доказательства победили мир, приведя его к новой вере, несмотря на то что в центре ее стоял Крест и на нем распятый Христос. Не могли же христиане радоваться смерти Того, Кто пришел их спасти, Кто их любил. Мир можно победить не доказательствами и спорами, а только радостью, какую дает нам наша вера, которую никто и ничто не может отнять, кроме самого человека».