Часть. V Во сне

– С возвращением, Кристофер, – проговорил голос.

Кристофер открыл глаза. Он лежал на больничной каталке. Над ним склонилась медсестра. Напевая себе под нос какой-то мотив, она готовила все необходимое для обтирания губкой. Женское лицо закрывала белая хирургическая маска, но в глазах чудилось что-то знакомое.

Тот же невозмутимый голос заговорил опять:

– Ну вот, все готово. Не дрейфь.

Откуда доносится голос, Кристофер не понимал. Он обвел глазами палату. Дверь в санузел была закрыта. Он прислушался, но так и не смог определить наверняка, откуда долетают слова. Или дыхание? Или царапанье?

– Да ты что, я ж не в клозете. Я тут, чувачок, где повыше.

Кристофер поднял глаза и увидел, что с телеэкрана его сверлит взглядом Плохой Кот. Показывали одну из любимейших серий Кристофера. Ту, в которой Плохой кот из пожарного шланга заливает соседнюю улицу, чтобы устроить там аквапарк. Только показывали все неправильно. Из шланга хлестала не вода.

Из шланга хлестала кровь.

– Здорово, Кристофер, – сказал Плохой Кот. – Давненько не видались, ей-богу. Я по тебе соскучился. Как сам, чувачок?

Плохой Кот улыбался. Зубы у него были острыми как бритва. С прилипшими объедками мяса. Кристофер попытался сесть, но оказалось, его связали по рукам и ногам. Стянули лодыжки и запястья веревками от воздушных шаров, а потом крепко-накрепко примотали к больничной койке на колесиках.

– Не рыпайся, Кристофер. Мы тебе помочь хотим. Нам только нужно узнать, чувачок, где он хоронится.

Кристофер запаниковал. Он стал искать, как бы отсюда выбраться. На окнах решетки. Это воображаемая сторона? Или страшный сон? Где он вообще находится? И как его сюда занесло?

– Извиняй, Кристофер. Никому не охота тебя удерживать силой, а дай тебе потачку – ты снова сделаешь ноги. Но этого, ей-богу, допускать нельзя, покуда мы его не найдем. Никак нельзя.

Кристофер посмотрел вниз. На полу остались кровавые следы. Всевозможных форм. И размеров. Мужские. Женские. Но в основном детские. Вероятно, любопытные шли сюда вместо зоопарка – чтобы только на него поглазеть, как на зверушку.

– Выкладывай, Кристофер, где он отсиживается, и пойдешь на все четыре стороны.

Взгляд Кристофера вернулся к телеэкрану. Плохой Кот щелкал языком, будто щелкает игральная карта, примотанная к велосипедной раме. Цок-цок. Цок-цок. И вдруг каким-то манером высунул лапы за пределы телевизора и переключил канал. Теперь Кристофер видел на экране себя. Привязанного к больничной каталке. А рядом – медсестру, которая макала губку в ведро. Но когда она губку вытащила и принялась отжимать, в ведро закапала кровь, как из кровоточащего сердца. На экране распахнулась дверь палаты. В сторону Кристофера направлялся Плохой Кот.

– Привет, чувачок. – Кот склонился над Кристофером. – Дошло до тебя наконец, где ты завис? И где же? Как тебе видится?

Кристоферу виделась воображаемая сторона. А что? Он ведь там уже бывал. Но сейчас-то как его туда могло занести? Или это все же сон? Или первое и второе разом? Или ни то ни другое?

– «Где я?» – вот о чем ты задумался, дружочек. Я носом чую. Ты не задрых, а стало быть, это не сон. Нет-нет-нет. И в свою хибарку на дереве не залезал. А вот поди ж ты – занесло тебя в такое место. Да-да-да. Четыре входа. Три выхода. Тебе известны два. Нам – больше. Ключ у нее. А где же дверь?

Протянув лапу, Плохой Кот стал почесывать Кристоферу темя, как будто из них двоих Кристофер – домашний кот. И никак иначе.

– Так и быть, чувачок, подскажу тебе, как отсюда выбраться. Но сперва ты мне ответишь, где его искать, – мурлыкал он. – Четыре входа. Три выхода.

Мысли у Кристофера заметались. Домик на дереве и страшный сон – вот две дороги из четырех, ведущих на воображаемую сторону. А где еще две? Он хотел припомнить, как сюда попал. Но вспоминался только яркий свет. И крик.

– Это для тебя последний шанс, дружочек. Мы тебе зла не желаем. Ей-богу, ни-ни. Но если вздумаешь утаивать, где он прячется, мы сами правду из тебя вырежем.

– Да не знаю я.

– Сдается мне, все ты знаешь, чувачок.

– Откуда мне знать?! Он ведь сбежал! – взмолился Кристофер.

– Так, да не так. Это ты помог ему сбежать. Почувствуй разницу. Он куда-то намылился. И наверняка тебе рассказал, в какие края.

– Не знаю.

– А ты подумай хорошенько, Кристофер. Вы как пить дать назначили место встречи. Где и когда ты с ним увидишься, дружочек?

О встрече они не договаривались. Но соображать требовалось быстро. И он солгал.

– У школы.

– Не умеешь ты врать, чувачок.

– Я не вру.

Плохой Кот больше не улыбался. Он глубоко и отрешенно вздохнул.

– Сестра, готовьте этого к операции.

Изображение на телеэкране исчезло; вместе с ним исчез и Плохой Кот. Медсестра взяла кровавую губку и принялась обтирать Кристоферу грудь и руки.

– Очень прошу, мэм. Помогите мне, – зашептал он.

Женщина его не услышала. Она знай напевала себе под нос. Завершив кровавое обтирание, она сняла каталку с тормоза и вывезла Кристофера в коридор.

– Куда вы меня везете? – взвился он. – Где я?! На воображаемой стороне?!

Сестра не ответила. Знай себе напевала ту же мелодию. «Голубая луна». И толкала перед собой каталку. Колеса проворачивались со скрипом. Одно – кривое, будто косолапое. Скрип-скрип-скрип.

В одной из палат находился мистер Хендерсон. Он сидел в койке, сжимал руками окровавленное горло и пытался звать на помощь. Но не мог произнести ни звука. Изо рта вырывалась только кровь. Она пузырилась, и пузырьки эти взмывали кверху, а потом лопались, будто махонькие воздушные шарики, и каждый приглушенно вскрикивал. Внезапно проснулся больничный репродуктор, как старая радиоточка, включенная в розетку. Настал жуткий миг ожидания, а потом коридор огласился гулкими звуками.

– Цок-цок, чувачок. Почти приехали, – объявил Плохой Кот.

Медсестра толкала перед собой каталку. Скрип-скрип-скрип.

– Это для тебя последний шанс, дружочек. Ей-богу, самый распоследний. Скажешь, где он прячется, тогда не будем заезжать в следующую дверь.

– Куда меня везут?!

– Ой, лучше тебе этого не видеть, дружочек. Считаю до трех. Готов? Раз. Два.

Медсестра направила каталку к двери. Скрип-скрип-скрип.

– Три!

Дверь отворилась. Кристофера на миг ослепило. Приглядевшись, он различил искаженные стонами и рыданиями лица. Когда глаза немного привыкли к яркому свету, Кристофер понял, что почти все лица – детские. Все – беззубые. Детей посадили в круг, словно для игры. В центре круга, под ярким рефлектором, свисающим с потолка, стоял холодный металлический стол с многочисленными инструментами.

Это была операционная.

Наготове стоял врач в полном хирургическом костюме и белой маске. Глаз его Кристофер не видел. Медсестра втолкнула в детский круг каталку с Кристофером: его тут же облепили дети. У них сверкали глаза.

Кристофер в ужасе отворачивался. Дети с воем запрыгали, как мартышки в зверинце. Каждый хотел выкрикнуть: «Скажи, Кристофер, куда за ним бежать!», но без зубов несли какую-то несуразицу:

– Шкашшши крииишшштошшер кудасссаним бишшшать!

В центре операционной медсестра поставила каталку на тормоз вплотную к металлическому столу. Хирург, требуя тишины, поднял руку. Дети повиновались. К каталке медленно подошел врач. Каждый его шаг отдавался гулким эхом. Хирург занес скальпель, серебристый, поблескивающий. И заговорил голосом Плохого Кота:

– Кристофер, мы не желаем тебе зла, дружочек, но чтобы выудить рыбу, нам потребуется наживка. Просто скажи, где он прячется, – и дело с концом. Ой, как не хочется нам этим заниматься, но ничего не попишешь. Ей-богу, ничего не попишешь.

Покосившись на холодный металлический стол, Кристофер вдруг увидел там Дэвида Олсона. Дэвид лежал с закрытыми глазами. Уснувший? Мертвый? Неужели она пронюхала, что Дэвид помог славному человеку бежать? И за это его покарала? Неужели Дэвида пытали?

– Часики-то тикают, Кристофер. Если не ответишь, мы вырежем тебе язык. Может, без тебя он разговорится, дружочек.

Кристофер вгляделся в толпу, надеясь увидеть кого-нибудь из своих. Друзей. Маму. Славного человека, примчавшегося на помощь. Но кругом были только чужие.

– Ой, да никто тебя не спасет, – фыркнул доктор. – Разве что откроешь нам, где его искать. – Белки докторовых глаз начали темнеть, как будто их заливали черной краской. – Так что развяжи язык – или прощайся с ним.

– Не знаю я, где его искать! Клянусь! – вскричал Кристофер.

Хирург вздохнул.

– Ладно. Сестра… наркоз, будьте добреньки.

Кивнув, сестра подкатила баллон с газом. Взяла пластмассовую маску и открыла клапан; из-под него с протяжным, неровным шипением – «хссссссссссссс» – вырвался газ. Она поднесла маску к губам Кристофера. Тот увернулся.

– НЕТ! Вы не посмеете меня усыпить! – пронзительно выкрикнул он.

– Этот газ не усыпляет, Кристофер. Напротив, он отменно бодрит. Вот испробуй.

Медсестра шлепнула маску поверх его рта и носа. Дети с воем запрыгали. Кристофер задержал дыхание и попытался сбросить маску. Хирург терпеливо ждал. У Кристофера побагровело лицо. Чуть не лопнули легкие. Терпеть дальше не было сил.

Кристофер сделал глубокий вдох.

Газ хлынул в легкие. Через пару мгновений Кристофер испытал небывалую БОДРОСТЬ! Глаза широко распахнулись, будто при виде миллиона леденцов-тросточек. Он пытался сдерживаться, но глотал все больше и больше этого газа, отчего сердце уже готово было взорваться. Однако этот газ таил в себе и что-то другое… О чем-то напоминал… От него исходил… исходил…

Запах бейсбольных перчаток.

Кристофер снова огляделся – и тут увидел ее.

Свою мать.

На ней была та же одежда, что и в машине. Да. В машине. Вот где я находился. Ее лоб исполосовали порезы. В волосах запутались осколки лобового стекла. После аварии. Сейчас она ползла по-пластунски, как солдат. Мимо детей с обезьяньими повадками. Чтобы в тени их ватаги скрываться от света.

Стоило хирургу поднести скальпель к языку Кристофера, как она вскочила с пола и загородила собой сына.

– Руки прочь! – вскричала она.

А потом всем телом навалилась на медсестру, одновременно выхватив у врача скальпель. И вонзила острие ему в плечо. Врач заверещал; хирургический костюм окрасился густым кроваво-красным цветом. Мать Кристофера сняла каталку с тормоза. Ей наперерез всей гурьбой бросились дети, но мать Кристофера их опередила. Она успела вытолкнуть каталку из операционного зала.

– Ты цел, солнце? Тебя не поранили? – спросила мать.

– Я в порядке, – зачастил он. – Быстрей на улицу!

– Что тут стряслось? Чего они от тебя хотели?

– Хотели узнать, где сейчас славный человек.

– И где же он?

По стрелке, указывающей в сторону выхода, мать Кристофера свернула за угол. Круто взяв вправо, она промчалась через приемное отделение. Кристофер заметил, как на реальной стороне прямо с парковки в сторону реанимации катят Мэри Кэтрин. Всю в крови.

– Где твой славный человек? – повторила свой вопрос мать.

– Не знаю. Он сбежал.

Кристофер посмотрел на следующую каталку, направлявшуюся в отделение реанимации. И увидел себя, лежащего без сознания. С пропоротой рукой. Со ссадиной на виске.

– Где у вас назначена встреча? – не унималась мать.

– Не знаю! – отрезал он.

– КРИСТОФЕР! ГДЕ НАМ НАЙТИ СЛАВНОГО ЧЕЛОВЕКА?!

На глазах у Кристофера из машины экстренной медицинской помощи в здание больницы завезли последнюю каталку. От увиденного он растерялся. На каталке лежала его мать. В той же самой одежде, в которой сидела за рулем. На лбу рана. В волосах осколки лобового стекла. Тут на Кристофера нахлынули воспоминания об автокатастрофе. Как разлетелось стекло. Как со скрежетом сложился гармошкой металл. Как закричала его мать, а сам он провалился в небытие.

Перед отъездом Кристофер не спал. И не залезал в дом на дереве. Значит, шептунья использовала третий способ перетащить его на воображаемую сторону. Да еще прихватила с собой его мать. В машине они ехали вдвоем. Вдвоем разбились. Вдвоем оказались в больнице. Но если это так…

Он же видел ее своими глазами. Без сил. В крови. Она тянулась к Кристоферу всем своим искалеченным телом. И когда от боли у нее отключилось сознание, Кристофер задал себе кошмарный вопрос, от которого кровь стыла в жилах. Если мать на реальной стороне способна бодрствовать, то кто сейчас шагает позади на воображаемой стороне?

– Мам? – позвал Кристофер и от страха покрылся гусиной кожей. – Как ты сюда проникла?

Выгнув шею, он оглянулся и увидел ее.

Шептунью. С насмешливым оскалом.

– Язык-то, как пить дать, придется отчекрыжить, – изрекла она.