Книга: Воображаемый друг
Назад: Глава 35
Дальше: Глава 37

Глава 36

– Что у тебя с пальцами? – спросила мама, заехав за Кристофером.
На парковке у поля для мини-гольфа стояли его приятели с матерями. Солнце зашло. Воздух был хрупок и холоден. Как чувствительный зуб.
– Ничего особенного. Занозы какие-то, – ответил Кристофер.
– От пластмассовых салазок?
– У одного мальчика из нашей школы – деревянные. Он мне дал покататься.
Мать Кристофера немного помолчала. У нее во взгляде читалось нечто сходное с подозрением. Не совсем, но очень близко.
– Что за мальчик? – уточнила она.
– Кевин Дорварт. Из нашего класса, – не моргнув глазом ответил Кристофер.
На этом вопросы временно иссякли. А он и не сомневался, что так будет. Потому что из воображаемого мира Кристофер вынес не только занозы и воспоминания о разговорах, которые его телесная оболочка вела с троицей друзей в штабе на дереве. Рассудок его пробыл на воображаемой стороне всего лишь час, но по возвращении у него никак не проходил этот…
Зуд.
Зудело в носу, который оказалось невозможным почесать, ведь на самом-то деле зуд был не в носу, а в мозгу. Даже само слово «зуд» не подходило по смыслу. Потому что зуд не щекочет, не шепчет и сам себя не расчесывает. Зуд не вызывает мыслей. А тут мысли сменяли одна другую, как старые дидактические карточки Кристофера – счетные и прочие.
2 + 2 = 4
Столица штата Пенсильвания… Гаррисберг.
Вот только темы были совсем иными. Пока он смотрел на своих приятелей и их матерей, этот зуд бойко открывал карточки одну за другой – Кристофер видел такую же ловкость рук у картежника, предлагавшего прохожим сыграть в «три листика».

 

Мать Тормоза Эда…
Мать Тормоза Эда… пьянчужка.
Матери Майка и Мэтта…
Матери Майка и Мэтта… посещают семейного психолога.

 

– Кристофер, что с тобой?
Он оглянулся. Все матери смотрели на него в упор. С тревогой. Кристофер ободряюще улыбнулся.
– Ничего страшного. Просто голова немного побаливает, – ответил он. – Мне бы еще покататься.
– Ага. Можно нам тоже? – поддержали остальные.
– Очень жаль, но время позднее, – сказала мама Кристофера.
– Вот-вот. Прощайтесь, ребятки. У меня дома бутылка «Зинфанделя» выдыхается, – добавила Бетти.
Все распрощались, и Кристофер сел в машину к маме. Он подрегулировал клапаны вентилятора, направив потоки горячего воздуха на свои холодные яблочно-красные щеки, и заметил, что мама хмурится.
– Мам, а мам. О чем ты думаешь? – спросил он.
– Ни о чем, – только и сказала она.

 

Мама думает…
Мама думает… о моих занозах.

 

Когда мама свернула на их улицу, Кристофер содрогнулся. Ему вспомнились сцены, увиденные на воображаемой стороне. Можно подумать, он там смотрел в одностороннее зеркало, позволявшее шпионить за другими.
И кое-что узнавать.
Чтобы отвлечься от этих мыслей, он стал разглядывать дома, но зуд заявлял о себе все громче. Они миновали старую бревенчатую постройку на углу. Мама рассказывала Кристоферу, что туда вселились молодожены. Сейчас жена закрашивала алую входную дверь.

 

Угловой дом – это…
Угловой дом – это…

 

Его как заколодило. В голове было пусто. Ответ не приходил. Кристофер только ощущал, как что-то зудит и скребется. Мама подъехала к дому. Нажав на пульте кнопку автоматического открывания гаражной двери, она через силу изобразила улыбку.

 

Моя мама…
Моя мама… за меня боится.

 

Кристофер смотрел, как мама разогревает суп. Его любимый – куриный, с тонкой вермишелькой. И готовит в ростере горячие сэндвичи с сыром. Точно такие же она готовила для покойного мужа.

 

Мой отец…
Мой отец… слышал голоса. Как я.

 

Шепот еще поскребся, потом замер, оставив Кристоферу легкую головную боль и небольшой озноб. Но это терпимо. В конце-то концов, ему было уютно в этой кухне, по которой плыли ароматы супа и расплавленного сыра. Когда мама предложила поставить «Мстителей» или «Плохого Кота», Кристофер отказался. У него не возникло ни малейшего желания смотреть видео. Да и телевизор тоже.
– А чем тогда займемся? – спросила мама.
– Давай вместе полистаем мой детский альбом, а?
Мама Кристофера улыбнулась от такого неожиданного предложения. Этот альбом годами не извлекался на свет. Но сегодня вечером он, похоже, мог оказаться очень кстати. Когда дом по крышу завалило снегом, а на плите благоухает горячий суп.
– Конечно. А с чего тебя вдруг потянуло в младенческие годы, солнце мое?
– Сам не знаю.
На сей раз он действительно не знал. Даже не представлял, с чего вдруг заинтересовался старыми фотографиями. Просто решил посмотреть – вот и все. Когда суп дошел до кипения, а размягченный сыр приобрел аппетитный золотистый оттенок, мама достала откуда-то с верхней полки альбом «Наш ребенок».

 

Мать знает…
Мать знает… что я теперь другой.

 

И они устроились рядышком на новом диване.

 

Мать знает…
Мать знает… что я умнее сверстников.

 

В камине потрескивал огонь.

 

Мать знает…
Мать знает… что у меня есть от нее секреты.

 

– Сыр запекся просто отлично, мам, – сказал Кристофер, чтобы только она улыбнулась.
– Спасибо, солнце. – Мама сделала вид, что улыбается.
Кристофер сожалел об одном: что не может наделить маму теми способностями, которые приобрел на воображаемой стороне. Умей она читать мысли, которые играют в прятки с людскими словами, ей бы не составило труда понять, что творится у него в уме.

 

Я не могу рассказать…
Я не могу рассказать… что происходит, мам.

 

Это тебя…
Это тебя… испугает.

 

Славный человек предупреждал о необходимости соблюдать осторожность. Чем больше времени проводишь на воображаемой стороне, тем лучше понимаешь всамделишную, реальную. Но за эту способность надо расплачиваться. Сначала – головной болью. И ознобом. А потом – кое-чем похуже. Он взял с Кристофера слово несколько дней не приближаться к дому на дереве, чтобы восстановить силы.
В учении спешка ни к чему.
Положив голову маме на плечо, Кристофер пытался забыть, что видел на той, воображаемой стороне. Как человек, одетый в девичью скаутскую форму, хоронился в тупике у зарослей кустарника. Как другой человек катался по земле в выдолбленном бревне возле козьего мостика. К счастью, происходило это средь бела дня, когда воображаемый народец еще спал. Славный человек объяснил, что воображаемый мир просыпается ночью.
Тогда-то и начинается страшное.
– Никогда не приходи сюда без меня, слышишь? Никогда не приходи сюда по ночам. Обещай.
– Обещаю.
Кристофер опустил взгляд на альбом, но мысли сами собой вернулись к закату. Дело было два часа назад, но сейчас казалось, что до минувшего заката уже далеко, как до Мичигана. Когда солнце село, славный человек привел Кристофера обратно, в домик на дереве. Извинился, что долго не отвечал на его зов – просто не мог рисковать, поскольку воображаемый народ заподозрил неладное. Предупредил, чтобы Кристофер соблюдал крайнюю осторожность, если увидит дурной сон, поскольку дурные сны означают, что поблизости рыскают воображаемые людишки – хотят дознаться, известно ли тебе про их сторону. А потому, если сон окажется по-настоящему страшным, надо тотчас же выскакивать из кровати и бежать на улицу.
На асфальте она тебя не тронет.
– Кто?
– Лучше тебе не знать. Не хочу, чтобы она тебя разыскала.
Тогда Кристофер позвал славного человека с собой на эту, реальную сторону, но тот сказал, что пойти не сможет. Дела не пускают. Напоследок славный человек взъерошил ему волосы и затворил дверь.
В тот же миг холодный воздух опять наполнился запахом сахарной ваты. Кристофер вернулся в свое тело, поджидавшее на реальной стороне. Тормоз Эд придерживал открытую дверь штаба.
– Пошевеливайся, Крис, – сказал он. – Время уже к шести. Мы опаздываем.
– Точно, – подтвердил Майк. – Нужно бежать на площадку.
– А то снова под домашний арест посадят, – добавил Мэтт.
Вместе с ребятами Кристофер вышел из домика. Последним. Захлопнул дверь, словно крышку гроба над воображаемым миром. А потом спустился на землю по небольшим брускам, похожим на молочные зубы. На нижней ветке белел пластиковый пакет.
И улыбался.
Потому что был не один.
– Кристофер, идти сможешь? – забеспокоился Мэтт.
– В каком смысле?
– У тебя кровь из носа идет.
Кристофер утер нос рукой. Подержал в поле зрения вздернутые пальцы, как заячьи уши, и увидел на них кровь.
За эту способность…
За эту способность… надо расплачиваться.
– Ерунда. Все нормально. Вперед.
А сам опустился на колени, чтобы чистейшим белым снегом смыть с лица кровь.
– Кристофер, да ты никак уснул? – спросила мама.
Ее голос вернул сына к настоящему. Сколько прошло времени, Кристофер не знал, но мама уже долистала детский альбом до самого конца.
– Ничего подобного, – запротестовал он.
И попросил маму вернуться к началу, чтобы еще разок просмотреть старые фотографии. Только они могли унять зуд у него в голове.
А каким образом – непонятно.
Назад: Глава 35
Дальше: Глава 37