Глава 10
Когда мы выбрались на поверхность, то оба облегченно выдохнули. Всё-таки толща земли над головой, как оказалось, давит, заставляет ощущать себя не в своей тарелке. Когда ты там, внизу, то словно бы и не замечаешь этого, но стоит подняться, вдохнуть свежий, пахнущий лесом и влагой воздух, как все встает на свои места.
Вышли мы совсем в другом месте. Впрочем, это нас совсем не расстроило. Вряд ли лошадь дожидалась нас около лесного дома в течение месяца. Да и телегу, скорее всего, уже увели.
Поймав Дрого зайца, оставил его священнодействовать над котлом, а сам забрался на ближайшее дерево, намереваясь немного помедитировать. Развернув ауру по максимуму, выдохнул. Странно, раньше все ощущалось как-то иначе, что ли. Мне казалось, что все вокруг буквально пульсирует от переполняющей мир жизни. И мне нравилось ощущать это. Хотелось почувствовать больше, именно поэтому я протянул ауру дальше.
Думаю, чтобы понять, как я ощущал себя в этот момент, то нужно вспомнить то чувство, которое возникает утром, во время потягивания. Мне казалось, словно я после длительного бездействия расправлял свое тело.
Вздохнув, медленно погрузился в дерево, сливая наши ауры. Шелест листвы, ощущение редких капель дождя, прохлада земли – все это умиротворяло и погружало в сон.
Если бы у меня был рот, то я обязательно зевнул им.
«Поспи», – сказал Арагур, вот только голос его был столь тих, что я вполне мог бы спутать его с шелестом листвы. Впрочем, сопротивляться совету я не стал, полностью расслабляясь.
В этот раз мой сон был похож именно на сон, а не на временное замирание сознания. Мне ничего не снилось, но я точно знал, что спал. В это время я ничего не слышал и не видел. И это меня совсем не устроило. Да, я набрался сил и точно мог сказать, что в ближайшие месяцы ничего подобного мне не понадобится, но я как-то уже привык постоянно находиться в сознании. Видимо, я всё-таки отвык от простого полноценного сна.
Вернувшись в реальность, разделил себя и дерево, первым делом проверяя, как там Дрого. Мальчишка спал у потухшего костра, завернувшись в плащ с головой и подтянув к себе ноги.
Хмыкнув, я прикрыл глаза и снова прислушался к миру вокруг. Пока еще я не мог разворачивать ауру на слишком большую площадь, но даже тех километров мне вполне хватало, чтобы ощутить себя частью чего-то большего.
Я до сих пор не знал, как воздействовать на местную энергию, как заставить ее сделать нечто необходимое мне, но даже без этого мир казался мне если не волшебным, то необычным точно. Черт возьми, да я даже просто светового заклинания или плетения не могу сотворить, но почему-то это меня мало волновало.
Тряхнув головой, нахмурился. Нельзя останавливаться на достигнутом. Отсутствие движения – отсутствие жизни. Умереть мне в ближайшее время точно не грозит, зато можно загнуться от скуки. А раз так, значит, учимся дальше.
Насколько я понял, наш дальнейший путь лежит в болота. Находятся они в Холикалоне – стране по другую сторону гор. Страна эта маленькая, полностью попавшая под власть черных жрецов. Жертвоприношения здесь поставлены на поток, к тому же полностью законны.
Дважды в год здесь проводят праздник почитания Лодара. Конечно, во время этих праздников приносят жертвы. Простые люди обязаны зарезать на домашнем алтаре любого пойманного зверька. Жрецы в главных храмах, коих четыре на всю страну, режут людей.
Именно поэтому в этой стране очень любят определенные категории людей: рабов, должников, преступников, калек, немощных стариков и, конечно же, чужаков.
Рабство в Холикалоне давно узаконено. В него можно попасть очень просто. Например, любой путешественник в этой стране не имеет никаких прав и автоматически приравнивается к рабу. Любой гражданин страны может схватить чужака и пленить его, нацепив рабский ошейник. Кроме этого, рабами часто становятся сироты, за которых некому заступиться.
Какие-либо займы брать в Холикалоне тоже не стоит. Проценты здесь такие, что человек, взявший деньги в долг, почти со стопроцентной вероятностью становится рабом. Исключения бывают, но редко. В основном все направлено на то, чтобы лишить человека свободы.
С преступниками здесь не церемонятся. Убийство, кража, изнасилование, оскорбление знатного человека – из-за любого преступного деяния человека сразу же отправляют в храмы к жрецам. После этого его ждет только одна участь – стать жертвой.
Если человек стал калекой, но при этом он еще может работать, то чаще всего он становится рабом. Если он приносит пользу своему хозяину, то его кормят. Если же пользы от калеки нет никакой, то дорога ему опять же только в храм.
То же самое происходит и со стариками. Пока они еще могут ходить и работать, их никто не трогает. Но стоит им слечь, как их свои же родственники отправляют к жрецам.
Жестоко? Может быть, но здесь законы устанавливали жрецы, которым необходимы жертвы. И поэтому они все вывернули так, чтобы постоянно получать то, что им требуется. Не станут же они резать на алтаре друг друга.
Арагур рассказал, что еще совсем недавно законы в Холикалоне было намного строже. Больше всего меня поразило то, что каждая семья обязана была отдавать в храм своего первенца. Что с ними дальше там происходило, никто не знал. Конечно, это не касается Арагура. Он знал все отлично.
Судьба у таких первенцев была разной. Всех детей поначалу воспитывали одинаково, пытаясь понять, кто есть кто. В итоге позже их разделяли. Тех, кто по характеру мог стать жрецом в будущем, в дальнейшем воспитывали именно в этом ключе. Красивые грели постели жрецам. Если к красоте прилагался еще и ум, то позже они могли и сами стать жрецами. Обделенные умом дети отправлялись на алтарь. То же самое происходило и с теми, кто часто болел.
Работал этот закон недолго. Отдавать своих детей жрецам людям совсем не понравилось. Вспыхнул бунт. Жрецы не были дураками, бунт подавили, а закон отменили, решив, что не стоит слишком уж давить на людей.
А то, что в храмах до сих пор резали калек да стариков, людей мало трогало. Кого они вообще могут волновать? Тем более что жрецы, наученные опытом, старались забирать только одиноких.
Судя по всему, нечто подобное в скором времени будет и в Ротеберне. Сейчас еще они там действуют вроде как скрытно, но пройдет немного времени и подобные действия приобретут законность.
Именно после этого рассказа я передумал показываться на глаза людям Холикалона. Со мной вряд ли справятся, ведь я могу попросту исчезнуть, слившись с любым предметом, а вот Дрого делать этого не умеет. На дорогу выходить я тоже не собирался. Ни к чему это. До нужного места можно дойти и по лесу.
«Недалеко есть деревня. Там можно раздобыть лошадей, – подсказал Арагур. – На них быстрее будет».
По лесу на лошадях? Я огляделся внимательно. Ну, в принципе, вполне можно, главное, не галопом.
За лошадьми идти я планировал сам, оставив Дрого в глубине леса, подальше от деревни. Мальчишка с этим моим решением не согласился.
– Меня злыдни сожрут, пока вас не будет, – сказал он, складывая руки на груди и смотря на меня исподлобья.
– А ты на дерево залезь и подожди меня там, – ответил я, мысленно соглашаясь с ним. Действительно ведь сожрут, а я добежать обратно не успею. У него карма, видать, такая. Как только дожил до этого дня, непонятно.
– Пф, – фыркнул мальчишка. – Можно подумать, меня это спасет. Когда злыдни придут сюда, я точно свалюсь с дерева, и они меня сожрут. Или вообще придет бочехвост.
– Кто? – переспросил я, пытаясь из головы Дрого выцепить образ этого бочехвоста. Когда нашел, о чем он говорит, то понял, что животное больше всего напоминает медведя, только с хвостом, похожим на толстую трубу. – А, понял. И что?
– А то, что он заметит меня и полезет на дерево. А потом сожрет.
– Я смотрю, у тебя на все один ответ – сожрет.
– Конечно, – Дрого кивнул, а потом поежился. – С моей удачей меня точно кто-нибудь или задерет, или сожрет, – произнес он, жалобно глянув на меня.
– Хорошо, – выдохнул я, сдаваясь. – Но под руку не лезть. Останешься за пределами деревни. Будешь сидеть тихо, как мышь. И не дай все боги этого мира начнешь шуметь.
– Договорились, – Дрого широко улыбнулся и закинул на спину тощий мешок, в котором не осталось продуктов.
Вот еще и о пропитании для него надо позаботиться. После того, как перестал ощущать голод, я с некоторым удивлением наблюдал за тем, сколько ест Дрого. Нет, в принципе, он питался не сказать что плотно, но даже так количество пищи, потребляемой человеческим организмом, меня удивляло. А ведь ее еще и приготовить надо.
К деревне мы подобрались ближе к вечеру. Обойдя её по кругу, я скомандовал отдых. Пока Дрого вздыхал и потирал голодный живот, сидя около дерева, я размышлял над тем, как мне лучше всего проникнуть в деревню. При этом сделать так, чтобы меня, во-первых, не заметили, а во-вторых, не услышали.
В прошлой жизни я просто бы всех усыпил с помощью подходящего сонного плетения. Здесь сделать этого я не мог. Хотя…
«Как ты там навеваешь нужные мысли?» – спросил я у Арагура.
«Неужели ты думаешь, что можешь воспользоваться этим умением без предварительных тренировок?» – Арагур явно удивился моему вопросу.
«А вдруг получится».
«Мне казалось, ты хотел сам преодолевать возникающие у тебя на пути трудности».
«Так я и преодолеваю. Именно в таких ситуациях проявляют себя различные умения, а то, что не выходило ранее, получается».
«Не знаю, не знаю, но попробуй, мне не жалко».
После этого Арагур объяснил мне, как именно нужно вкладывать людям нужные мысли. Если объяснять кратко, то необходимо было представить в голове нужный образ, потом зафиксировать его, чтобы он не распался при малейшем движении, а затем поместить этот образ в голову человека, удерживая его постоянно на поверхности мыслей.
С одной стороны, казалось, что ничего сложного в этом нет. А вот с другой стороны, сложностей хватало, начиная от создания образа и заканчивая удержанием его на поверхности – человек постоянно о чем-нибудь думал и мысли его в голове двигались в хаотичном порядке.
На усыпление одного жителя деревни у меня ушло минут тридцать. При этом я ощутил себя так, будто на самом деле весь взмок.
Плюнув на это дело, велел Дрого сидеть и даже не дышать, пошел в сторону деревни. При этом силестин на себе я воплотил в полностью прозрачный плащ.
Оглядев закрытые деревянные ворота, прошел сквозь них, после не забыв убедиться, что силестин до сих пор изображает из себя целлофановый дождевик.
Насколько я успел узнать, лошади в этой деревне водились у двух семей. Обе они мне не нравились по совершенно определенным причинам.
У старосты Дартона когда-то было не трое сыновей, а четверо. Вот только второй сын как-то пошел на охоту и не вернулся. Дартон собрал деревенских жителей и пошел искать сына. Нашел около того самого бочехвоста. Животное юноше убить удалось, но тот успел его хорошо подрать. Вместо того, чтобы лечить сына, тратить на это деньги и время, Дартон отдал его жрецам.
Я подивился такой жестокости, но все оказалось гораздо проще. Парень не был родным сыном Дартона. Жена нагуляла его с соседом, поэтому староста и не любил юношу и при первой же возможности избавился.
Вторая семья отдала жрецам своих стариков, посчитав, что те отжили свое. К тому же им не хотелось кормить их просто так. Отдали своих же родителей. По мне, так за такое их самих можно было резать на алтаре.
Честно говоря, я был очень сильно удивлен, услышав от Арагура о подобной жестокости людей. Мне казалось, что дети и родители это именно те люди, ради которых большинство разумных существ сделает все, что угодно. Но здесь будто все забыли о связях, привязанностях, семейных узах и прочем.
Все оказалось просто. Жрецы постоянно внушали людям, что в смерти нет ничего ужасного, и нет лучше конца для человека, чем умереть на алтаре во славу Лодара. Людям постоянно говорят, что они не должны себя мучить, не должны заботиться о тех, кто мешает им жить, не должны жертвовать своими деньгами, временем, свободой, силами ради тех, кого Лодар с радостью примет в свои темные объятия.
Века пропаганды сделали свое дело. Сейчас жизнь человека в Холикалоне не стоит ровным счетом ничего. Люди боятся боли потери, поэтому привыкли не привязываться к другим, даже к тем, к кому вроде как должны. Родители и дети воспринимаются как соседи, практически чужие люди.
Нет, кто-то продолжает любить, но большинство старается не поддаваться различным чувствам, ведь в случае чего, пережить потерю, например, ребенка будет очень и очень тяжело.
Самое интересное, что, несмотря на все, люди здесь крайне боялись за собственную жизнь. Ведь иначе они давно бы подняли восстание и стерли бы жрецов с лица земли, но, судя по тому, что этого не произошло, местных жителей либо все устраивало, либо они просто боялись проиграть. Не думаю, что жрецы простили бы восставшим проигрыш.
Меня удивляет, что они возмутились, когда у них забирали первенцев. Скорее всего, дело было не столько в любви к собственным детям, сколько в потере рабочей силы, которой должен был стать ребенок. Всё-таки, чтобы родить, тоже нужно приложить некие усилия.
Пошедший дождь приподнял мне настроение. Если он еще усилится, то скроет лошадиные следы.
Подойдя к дому старосты, замер, думая, что делать дальше. Самого главу я усыпил, но остались еще домашние. Я бы обошелся и без этого, вот только здесь скотину держали в доме, лошадей тоже. Забрать их из-под носа хозяев так, чтобы те не заметили, было просто нереально.
Вздохнув, пришел к выводу, что придется усыплять всех. Арагура просить не хотелось, поэтому я сосредоточил все свое внимание на задаче, стараясь погрузить в сон людей как можно скорее. С каждым разом получалось все лучше и лучше.
Вскоре я выдохнул и прошел внутрь. Опасаясь, что невидимый человек может напугать лошадь, я придал себе материальности, и подошел к стойлу. Накинув на животное узды, подхватил то, что здесь заменяло людям седла, поторопился к выходу.
Выйдя на улицу, вывел лошадь за пределы деревни.
– Дрого, – позвал я уснувшего мальчишку, снова свернувшегося калачиком в своем плаще.
– А? – Дрого высунул голову наружу и зевнул. – Уже вернулись?
– Держи, – передав узды, я развернулся. – Скоро вернусь.
– Хорошо, – прошептал мальчишка, принимаясь успокаивать чуть нервничающую лошадь. – Ну, ну, все хорошо, все хорошо.
Со второй лошадью получилось еще проще. Когда я уже покидал деревню, то подумал, что во всем этом была некая странность. Сначала даже не понял, что именно мне не понравилось, но потом до меня дошло. Куда делись все собаки?
В этом мире были такие животные. Я встречал их и в деревнях и в городах. А тут как будто вымерли все. Не поверю, что деревенские жители решили обойтись без этих полезных зверей.
«Ты помог?» – спросил я у Арагура.
«Немного», – признался он.
«Зачем?» – спросил хмуро.
«Я просто хочу, чтобы ты как можно скорее добрался до меня».
Дождь под утро разошелся так, что если какие-то следы и были, то их смыло напрочь. Не сказать, что я сильно боялся преследования, но зачем драться, когда можно избежать конфликта?
С лошадьми наше передвижение ускорилось. Не надо было больше ловить постоянно спотыкающегося мальчишку или останавливаться, дожидаясь, пока он встанет и проверит ушибленные места. Он теперь спокойно сидел верхом, лишь изредка ворчал, когда не успевал увернуться от какой-нибудь ветки.
Впрочем, привалы все равно пришлось делать. Отдых требовался не только Дрого, но и лошадям.
– Зерна бы им, – сказал через пару дней Дрого.
Мы как раз остановились на очередной привал. Я успел уже поймать мелкого зверька, похожего на хомяка-переростка, которого мальчишка сейчас жарил себе на костре. Лошади в это время паслись рядом, совершенно не волнуясь о том, что у них поменялись хозяева.
– Обойдутся как-нибудь и без него, – отозвался я, подумав, что воровать еще и зерно я не собираюсь.
Дрого на это безразлично пожал плечами и продолжил переворачивать свой будущий ужин, зорко следя, чтобы тот не пригорел, но в то же время хорошо прожарился.
Деревень мы избегали, забравшись в такую глушь, в которой встретить человека было просто нереально. Арагур признался, что на сотни километров вокруг нас никого больше нет. Меня, честно говоря, это мало волновало, так как сюда я пришел не для того, чтобы заводить новые знакомства.
Спустя какое-то время мы добрались до болот. Где-то там в них нас ждал еще один лист из Арагуровой книги.
«Ты уверен, что нам нужно именно сюда?» – спросил я, с подозрением поглядывая по сторонам. Болота начались как-то уж больно резко, к тому же лошади начали вести себя беспокойно и ни в какую не желали двигаться дальше.
«Конечно, – отозвался наставник. – Поверь мне, я знаю, где мои листы», – добавил он с нотой снисходительности в голосе.
– Не хотят идти. – Дрого выглядел удрученным. Ему явно не хотелось снова переходить на пеший ход. Тем более идти по болоту с его проблемой становилось смертельно опасно.
– Тогда отпустим, – решил я. – Не собираюсь тащить за собой упирающуюся скотину. – Вот и отлично, – произнес тихо я, наблюдая, как лошади возвращаются в лес, стремясь оказаться от болот как можно дальше.
– Не нравится мне это, – хмуро пробормотал Дрого, переводя взгляд с леса в сторону болот. – Чего это они так испугались? Как вы думаете?
– Понятия не имею, – я и сам присмотрелся к едва заметному зеленовато-серому туману, поднимающемуся над водой.
«Эти испарения – ядовиты?» – задал вопрос Арагуру.
«Если не дышать ими долго, то ничего страшного не произойдет».
«Долго? Это сколько?»
«Если вдруг Дрого захочется пожить тут, например, полгода, и ты каким-то образом не сможешь его отговорить, то это будут его последние полгода».
– Полгода жить мы тут точно не собираемся, – проворчал я себе под нос.
– Что? – Дрого с любопытством глянул на меня.
– Я говорю, что хватит стоять. Идем.
Найдя себе палку, удобную для того, чтобы проверять твердость почвы перед собой, я уверенно зашагал в болота.
Арагур на этот раз почти не замолкал, постоянно советуя, куда именно нужно идти. Возможно, кому-то другому по глупости постоянный бубнеж в голове осточертел бы, но я не собирался проверять, что такое интересное находится в глубине этой вонючей воды, поэтому с точностью до сантиметра выполнял советы мага.
С Дрого конечно же были проблемы. Сначала я решил, что он будет идти позади меня. После пятого вылавливания его из воды мне надоело, и я велел ему идти впереди. Теперь все, что говорил Арагур, мне приходилось озвучивать, но даже так мальчишка умудрялся наступить мимо и рухнуть.
После пары часов мучения я просто положил руку ему на плечо и буквально вел перед собой, мысленно ругая себя за то, что такой мягкотелый, жалостливый и терпеливый. Надо было не слушать Арагура и оставить мальчишку сразу после спасения.
Наставник посмеивался надо мной, время от времени пускаясь в долгие объяснения, что повозиться со столь невезучим человеком мне будет полезно. Во-первых, я стану еще более внимательным. Во-вторых, мое терпение сможет побить все рекорды и поднимется на недосягаемый для простых смертных уровень.
«К тому же, благодаря Дрого, ты набираешься опыта, как будущий учитель», – сказал как-то маг.
«Учитель? – удивился я. – Но я ничему его не учу».
«Это тебе так кажется, – хмыкнул маг. – Мальчик внимательно за тобой наблюдает и старается перенять все, что ты делаешь. Да еще многим вещам ты обучаешь его неосознанно, мимоходом. Это нормальная и обычная ситуация».
«Но я как-то не собираюсь быть учителем в будущем. Зачем мне развивать этот навык?» – спросил я, вспоминая, что наставник когда-то говорил, что спустя какое-то время я и сам захочу отыскать себе ученика.
«Никогда не знаешь, что тебя ждет впереди. Любое умение может быть полезным», – ответил Арагур спустя некоторое время.
Через неделю нашего передвижения Дрого начал кашлять.
«Ты ведь сказал, что в этих болотах можно жить полгода и ни о чем не волноваться», – произнес я мысленно, с легкой тревогой поглядывая на закутавшегося в плащ пацана, лежащего недалеко от костра.
«Я не говорил, что волноваться не о чем, – возразил маг. – Я сказал, что через полгода, проведенных в этих болотах, почти любой нормальный человек умрет. Эти испарения – отрава для организма. Она не убивает моментально, для этого требуется время. Как я и говорил – полгода. Правда, последние три месяца он вряд ли сможет ходить и разговаривать. На последнем месяце его внутренние органы начнут отказывать. В самом конце его легкие перестанут работать, так же как и сердце. Он умрет».
«Веселая перспектива, – проворчал я недовольно. – Надеюсь, нам не надо будет искать твой лист несколько месяцев?»
«Конечно нет, – обрадовал меня Арагур. – Через неделю вы выйдете к жилищу человека, который хранит лист сейчас».
«Человека?» – изумился я.
«А что тебя так изумляет? В любом правиле есть исключения. Некоторые люди отлично могут жить в этом месте. Правда, такие люди встречаются редко, примерно один на десять тысяч, но они всё-таки есть».
Я ненадолго задумался, а потом снова заговорил.
«Слушай, а у двух людей с такими особенностями ребенок родится похожим на них или нет? Сопротивление этому яду передается по наследству или нет?»
Теперь задумался Арагур. Иногда он напоминал мне компьютер, который обрабатывает на большой скорости информацию, но для выдачи результата ему все равно требуется какое-то время.
«Передается, – заговорил он через десяток секунд, – но как-то хаотично и странно. А зачем тебе это?»
«Ну посуди сам, – начал я воодушевленно. – А вдруг так можно вывести особый вид человека?»
«И какая от них польза? – засомневался маг. – К тому же болота не вечны. Спустя какое-то время они пересыхают. И что прикажешь потом делать таким людям?»
«Не давать пересыхать своим болотам? – предположил я. – Эмигрировать? Создавать новые болота? А вдруг у них со временем появятся какие-нибудь новые особенности? Как у тех, что мы встретили под землей, – сказав это, я поморщился, вспоминая подземных существ. – Если бы у новых жителей подземного города остался разум, то было бы интересно. Получилась бы новая раса».
«Это все равно были бы люди, только с небольшими особенностями», – менторским тоном произнес Арагур.
И я впервые задумался о том, что маг не ограниченный, нет, а скучный, что ли. У него такие возможности, а он, по его словам, ничего не делает. Я бы так точно не смог. Столько лет сидеть взаперти и не попробовать что-то новое? Это надо иметь либо громадное терпение, либо титаническую лень. Те же подземные жители. Почему он не попробовал вмешаться в их эволюцию и не сохранил им разум? Нельзя? Запрещено? Или просто не захотел? Почему-то задавать все эти вопросы сейчас я не стал. Возможно, узнаю обо всем позже.
«Хорошо, но я бы точно не удержался и попробовал».
«У каждого свой путь», – туманно высказался Арагур, явно на что-то намекая.
Как и сказал маг, через неделю мы вышли к большому острову посреди болот. Нас уже ждали. Мужчина, ждущий нас на берегу и опирающийся на кривую палку, был очень стар. Седые космы закрывали шею и плечи. Заплетенная в неаккуратную косу борода свисала едва ли не до колен. Одежда выглядела так, словно ее не стирали лет пять.
– Добрый день, – поздоровался я, замирая. – Мы за листом, – добавил, ожидая хоть какой-нибудь реакции на свои слова.
Старик спустя несколько мгновений отмер и поднял голову. Его белые глаза выглядели совершенно слепыми, но при этом я отчетливо ощущал его взгляд.
– А, – проскрежетал он, – пришли? Наконец-то.
На этих словах он развернулся и медленно поковылял в сторону каменного дома, покрытого серо-коричневым мхом и какими-то темно-зелеными водорослями, что ли. Вид у дома был такой, словно он только что вынырнул откуда-то из глубин болот, собирая всю зелень по пути.
– Что это такое? – спросил шепотом Дрого, рассматривая растущий, казалось, прямо из камня стебель растения. Судя по голосу, мальчишка был крайне удивлен.
Присмотревшись, я понял, что корни растения обосновались в щелях между камнями.
– Лучше не трогай, – предупредил я. – Мало ли что это за дрянь. В этих болотах, как мне кажется, все ядовито.
Дрого кивнул и с подозрением покосился на входящего в дом старика. Я же в это время осматривался более внимательно. Старик напоминал мне какого-то болотного лешего (такие бывают, вообще?), и дом его вполне соответствовал.
Входить следом мы не стали. Для начала нас не приглашали, да и что нам втроем делать в столь тесном помещении. К тому же я торопился убраться отсюда, так как мальчишке с каждым днем становилось все хуже.
– Вот, – проскрипел дед, выходя из дома.
Мне в руки он сунул грязный сверток. Развернув темную, пахнущую почему-то мазутом ткань, я с облечением увидел лист. Золотые буквы немедленно засветились, лист поднялся в воздух, поплыл, меняя формы. Секунду спустя он уже выглядел как браслет. Я протянул руку, и бывший еще недавно листом браслет с готовностью обхватил мое запястье.
– Теперь и помереть можно, – пробормотал старик, возвращаясь в дом. При этом он обращал на нас внимания не больше, чем на остальной окружающий его мир.
– Идем, – позвал я Дрого, который с любопытством и легкой жалостью глядел на закрывшуюся дверь.
– Мы так и оставим его здесь? – спросил он, догоняя меня.
– Ты предлагаешь забрать его с собой? – Я глянул на него вопросительно. – Давай подумаем вместе, – начал я, так и не дождавшись внятного ответа. – Этот человек прожил здесь всю жизнь. У него нет близких людей, на которых его можно будет оставить. Да и кто бы его взял в Холикалоне? В этой стране одиноких стариков отправляют на алтарь жрецам. К тому же он слишком стар, чтобы удерживать наш темп передвижения. Взяв его с собой, мы просто измучаем его и себя. Думаю, здесь у него больше шансов прожить еще немного.
– Вы правы, – Дрого вздохнул и напоследок оглянулся на дом. – Эти болота нагоняют на меня какую-то тоску.
– Ничего, – я хмыкнул. – Скоро мы их покинем. А сейчас шевели ногами.
Через две недели мы выбрались, наконец, из болот. Дрого к тому времени начал отхаркивать какую-то зеленую слизь. При этом мальчишка выглядел бледным, похудевшим и его шатало так, что падал он чаще обычного. По мне, так ему и полугода не требовалось, чтобы помереть.
Естественно, в таком состоянии он не мог идти дальше.
«Нужно отойти подальше от болот, чтобы он не мог больше дышать испарениями. Через некоторое время его организм должен избавиться от отравы», – советовал Арагур тревожным и озабоченным голосом. Видимо, на Дрого яд болот действует более сильно, чем на всех остальных.
Так мы и поступили – отошли от болот на несколько десятков километров и встали длительным лагерем. Дрого, когда я скомандовал привал, попросту рухнул на землю, скручиваясь в калач.
Трогать его я не стал. Развел костер, воплотил плащ потолще и переложил уснувшего мальчишку на него. Несколько дней Дрого провел в беспамятстве. Он весь горел, кашлял и шептал что-то в бреду. Что именно он там бормотал, я не слушал, просто время от времени поил его заваренными по совету Арагура травами и обтирал от пота.
– Не помрет? – спросил я на третий день, тревожно наблюдая за метущимся мальчишкой.
– Не должен, – неуверенно ответил Арагур. – Я не рассчитывал, что яд настолько сильно и быстро на него подействует.
– Возможно ли, что это из-за его силы? – предположил я.
– Вполне, – нехотя согласился маг. – Думаю, что все именно из-за нее. Надо было подумать заранее, – вздохнул он.
– Кто ж знал, – успокоил я его. – Будем надеяться, что выкарабкается.
Странно, но за все это время я успел немного привязаться к мальчишке. Сам не заметил, когда это случилось. Мне будет жаль, если он погибнет. Из-за всего этого у меня даже тренироваться не получалось. Концентрация постоянно сбивалась, отчего аура мгновенно сворачивалась.
На четвертую ночь мальчишка горел так, словно ему внутрь натолкали раскаленных углей. Он уже не бормотал, а просто мычал что-то, то и дело хватаясь скрюченными пальцами за мой плащ. А потом его тошнило серо-зеленой слизью. Он кашлял, захлебываясь воздухом и содрогаясь от болезненных спазмов всем телом.
Часов в пять утра он хрипло задышал, а потом весь обмяк. Выглядело это так, будто из него вытащили все кости разом. Думал, всё, умирает, но нет, с того момента Дрого пошел на поправку. Утром он даже смог на пару минут открыть глаза и самостоятельно попить приготовленный отвар.
На второй день после той ночи он уже мог вставать. Мы с Арагуром выдохнули облегченно. А я с удивлением понял, что не только мне удалось привязаться к мальчишке.
Еще через неделю мы продолжили путь. После всей этой истории Арагур решил сразу меня предупредить, что вскоре наши пути с Дрого разойдутся. Впереди нас ждал будущий учитель мальчишки – мастер смерти.